ГЛАВА 1
– Матушка, пощадите, да из ума вы, что ли, выжили на старости лет? Какой еще дракон?
Я в отчаянии сжимала в руках поднос, изо всех сил сдерживая возмущение, гнев… и страх. Расписные чашки тонко звякали, а с печенья осыпалась сахарная пудра.
После смерти отца мачеха совершенно озверела. Но я не могла поверить, что она дошла до такой крайности.
– Изволь-ка, милочка, сбавить тон. И не смей грубить единственному человеку в мире, который дает тебе крышу над головой и заботится о такой пропащей девчонке. Ну, что встала? Подавай-ка чай! Остыл уже, поди, пока ты здесь упражнялась в кабацкой брани.
Мачеха с видом умирающей лани грузно сидела в постели среди расшитых покрывал и пышных подушек. Дородная, светловолосая, несмотря на возраст, все еще красивая. В юности она была писаной красавицей, и такой же стала сейчас ее родная дочь Эола, сводная сестра моя, злющая, как три мегеры, и надменная, как утка.
Я стиснула зубы, опустила взгляд и поставила поднос на тумбочку у кровати. Налила в чашку свежий чай, добавила молоко, мед и осторожно размешала, чтобы ложечка ни разу не звякнула о края.
Мачеха сделала глоток и тут же поморщилась.
– Мед слишком приторный. Опять взяла на рынке гречишный, а не липовый? Ну что ты за безголовая… За что мне такое наказание!
– Это липовый, матушка…
– Не перечь, негодница! Никогда не можешь смолчать и признаться в ошибках. Куда только боги смотрели, когда посылали на мою голову такую зловредную девчонку?!
Я почти не слушала упреки мачехи. Мне было очень страшно. По-настоящему.
***
– Эрти! Не стой столбом, непутеха. Иди и приготовь то белое платье, которое Эола отдала тебе на той неделе. Посмотрим, что можно сделать с твоей ужасной фигурой и кошмарными лохмами.
– Матушка…
– Ну что еще?
– Вы же не всерьез хотите отдать меня дракону?
Мачеха в одно мгновение взбодрилась, подскочила на подушках и начала вопить так, что в окнах жалобно задребезжали стекла:
– Иди немедля! Прекрати препираться! Ты в могилу меня сведешь своим ужасным характером! И зачем я только вышла за твоего отца, теперь до самой смерти буду мучиться, и конца-края не будет моим страданиям из-за тебя, неблагодарной…
Я выскочила за дверь, прижалась спиной к стене и едва смогла утихомирить сердце. Если она всерьез решила послать меня на драконьи смотрины… Значит, жизни моей пришел конец.
Я рано потеряла маму. Мне едва исполнилось семь, когда она слегла от тяжелой болезни, которую ни один лекарь не смог унять. И сколько бы я ни проливала слез, сколько бы желаний ни загадывала у золотой ярмарочной птицы и сколько бы монеток ни носила в шатер гадалки, – маму было уже не вернуть.
Отец едва справлялся. Купеческое его крепкое дело требовало много сил и внимания: постоянные разъезды, торговые соглашения, долгие далекие ярмарки. И я семилеткой осталась расти как трын-трава. Убегала от незаботливых нянек, шастала с городскими мальчишками по улицам, читала все книги подряд, дралась, получала нагоняи за шалости, врала и егозила.
Но когда мне пошел тринадцатый год, отец снова женился. Он считал, что дому нужна хозяйка, а мне – мать, которая смогла бы удержать меня в узде.
И, в общем-то, на этом вольная жизнь моя закончилась. Мачеха вошла в дом, как злая королева. Осмотрела свои новые владения и заодно новую обузу на шее – падчерицу-подростка. Окатила надменным взглядом, словно ледяной водой. И я сразу поняла – добра не жди.
Вместе с собой мачеха привела в дом дочку-ехидну – Эолу. Противную и блистательную королевну. Мы оказались одногодками, даже имена наши начинались на одну букву. Эола и Эрти. Казалось бы, что может быть милее… Но на этом наше сходство заканчивалось. С первого дня, как Эола появилась в доме, она, не переставая, похвалялась передо мной своей красотой. Высоким ростом, белой кожей, голубыми ясными глазами и золотыми волосами. Колола меня и жалила беспощадно за то, что была я худой и мелкой, словно кошка. За то, что кудрявых ярко-рыжих моих волос не брал ни один гребешок. За ужасно строптивый и непокорный характер. А еще за то, что меня некому было защитить.
Мачеха со всей строгостью принялась за воспитание падчерицы. Лишала всех радостей в жизни и сваливала на меня всю домашнюю работу. А отцу говорила, что выбивается из сил, пытаясь сделать из непутевой девчонки пригожую девушку.
Он любил меня. В самом деле. Просто его никогда не бывало дома.
А два года назад, когда и отца не стало, мачеха окончательно перевела меня в прислужницы. Даже кухарку уволила. Всю работу, в том числе и самую тяжелую, я делала своими руками.
Сегодня мне семнадцать. Я повзрослела, расцвела и, кажется, стала еще рыжее. Самые добрые люди вокруг иной раз даже называли меня миленькой.
Я умела все, что должна уметь современная расторопная служанка, да к слову, даже многие соседи уже давно забыли, что я хозяйская дочь, а не прислуга. Ну а как иначе. Я бегала на рынок, готовила еду, драила котлы, вычищала печь, колола дрова и носила воду. Я шила и штопала, носила старенькие перешитые платья, которые видели еще рассвет мира. И в сравнении со своей блистательной «госпожой» Эолой – выглядела как храмовая побирушка.
Но теперь даже этому грустному житью настанет конец. Потому что мачеха решила сжить меня со свету и выдать замуж за дракона.
Я дрожащими руками достала из сундука белое платье Эолы. Она носила его два года назад, в пятнадцать лет. А теперь оно, легкое и светлое, богато украшенное жемчугом и лентами, было впору только мне. Неделю назад, когда мачеха с улыбкой доброй змеи подала мне это платье, я решила, что придется сделать невозможное и вновь перешить его для Эолы. Но мачеха сказала: «Это для тебя, Эрти. Эола уже давно из него выросла. А тебе нужно лишь обрезать подол и подшить рукава. Когда-нибудь будет повод надеть».
Еще в тот миг у меня кольнуло в сердце. Тревога, которую никак не объяснить. А вот теперь я совершенно точно поняла, что именно в этом платье меня поведут на Драконий Обрыв. На погибель.
Драконьи смотрины были чем-то вроде большого и очень редкого развлечения для жителей столицы. Словно старый и любимый памятный праздник. Кто-то из наших королей в далекой древности заключил с драконами договор о ненападении, и теперь каждые пятьдесят лет эти жуткие крылатые убийцы слетались в столицу на Драконий Обрыв, чтобы выбирать себе невест в уплату древнего пакта и безопасности нашей прекрасной страны.
Я слышала, что каждый раз это было настоящее торжество. Площадку перед обрывом украшали цветами и лентами. Горожане наряжались, ели, пили и веселились. А перед закатом выводили драконьих невест. И скажу я вам, кого там только не было! Некоторые девицы бежали к обрыву от злой судьбы. Другие шли с чистой и искренней верой в свое предназначение. В какие-то годы, говаривали, на площадку выводили даже приговоренных к смерти. Но каждый раз после драконьих смотрин о них судачили еще долгие годы. Потому что это был редкий, почти невозможный шанс увидеть так близко настоящее чудовище. Такое может случиться только раз в жизни, но и этого раза людям обычно хватало с лихвой. Драконы впечатляли и устрашали. Я читала все, что когда-то писали в книгах об этих крылатых страшилищах. И даже с бумажных страниц они пугали до дрожи.
«Громадные могучие ящеры, стремительные и кровожадные. Рык их заполняет небо до краев, а крылья затмевают солнце. Когда дракон приближается, все живое приникает к земле в вящем ужасе перед надвигающейся гибелью. Перед смертью, разящей с небес. Запах дракона напоминает более всего раскаленную смесь железа, угля и пороха. Раз почуяв этот запах, не забудешь его до конца своих дней. А за дев, которых драконы забирают себе в жены и утаскивают в свои далекие скальные замки, платят они всякий раз – чистым золотом».
И это было самой настоящей правдой. Ни одна девушка, выбранная драконами на смотринах, никогда больше не возвращалась домой. Жизнь ее среди людей была окончена в тот самый день. Но за каждую драконы платили золотом. Семья, отдавшая невесту, оставалась сказочно богатой на многие десятилетия.
И моя разлюбезная мачеха, стало быть, решила продать меня крылатому людоеду, а потом жить, как в сказке, на вырученные богатства. Это лучший план, который только можно выдумать. И драконье золото получит, и от зловредной падчерицы избавится…
Ну, вообще-то, тут и не поспоришь. План и правда отличный.
Только вот я не собиралась так просто сдаваться. Никто не заставит меня согласиться на это!
– Если ты продолжишь артачиться и вести себя как дикая бестия, милочка, то мне все же придется отправить письмо благочестивой сестре Олизет…
– Что? Нет!
Я стояла посреди солнечной гостиной, судорожно сжав кулаки и прикусив губы. Жемчужно-белое платье Эолы валялось на полу у ног своей бывшей хозяйки. Этим уверенным и резким жестом я пыталась постоять за себя. Хотела не дать мачехе уничтожить мою жизнь.
Минуту назад я влетела в комнату, швырнула несчастное платье на пол и уверенно сказала:
– Я не выйду замуж за дракона! Я вообще не хочу замуж!
И в тот же миг поняла, что у двух этих проклятых мегер уже был запасной план. Они лишь переглянулись. Эола молча кривила красивые губы в многозначительной улыбке. А мачеха даже не нахмурилась. Ей словно доставляло удовольствие загнать меня в угол. Наслаждаться моим отчаянием. Она очень ласково и нежно, с искренней любовью сообщила мне, что если я продолжу сопротивляться, она напишет письмо своей сестре – настоятельнице очень далекого захолустного храма на восточной окраине страны. И меня отдадут в послушницы. Навсегда.
– Так что одумайся, пока не поздно. И не заставляй меня принимать непростые решения. Ведь я хочу тебе только добра, Эрти. Даже если ты этого пока не понимаешь.
Улыбка мачехи стала такой ледяной, что на окнах едва не выступили морозные узоры.
– Иди в свою комнату и подшей платье. А завтра мы придумаем, как спрятать твои волосы. Если женихи увидят все твои недостатки сразу – тебя точно не выберут в жены.
Я в отчаянии подняла взгляд на свою мучительницу.
– И что будет тогда?
– Ну, тогда твои жуткие лохмы тебе уже никогда не помешают, милая. Их обреют, как и положено по уставу храмовых послушниц.
– Налысо… – голос Эолы всегда был мягким и бархатистым. Но сейчас даже сквозь этот бархат сочился яд.
Я подобрала платье, вышла за дверь и беззвучно заревела, уткнув лицо в белый жемчуг и атласные ленты.
Это происходило на самом деле. Меня вынуждали выбирать между судьбой невесты дикого зверя и вечным заточением в неустанных молитвах в одинокой келье. И некому было заступиться. Я осталась одна.
Следующий день прошел, как в тумане. Королевская стража появилась у наших дверей еще до зари. Такие солдаты стояли сегодня у каждого дома, где готовили к смотринам драконьих невест. Не сбежать!
Я своими руками подшила проклятое платье. В нем я сегодня взойду на Драконий Обрыв, словно на казнь. Мои буйные рыжие кудри безжалостно скрутили в тугие косы, покрыли белым шитым шелком и прижали серебряным венцом. Пальцы унизали перстнями, а в уши вдели тяжелые висячие серьги. В них было так много жемчуга, что я боялась лишний раз пошевелить головой, чтобы мои уши не оторвались и не упали на пол с грохотом и лязгом.
Щеки покрыли румянами, губы – алой помадой, сладкой и липкой. Медно-рыжие брови закрасили черными угольными карандашами. И я стала похожа на куклу, убранную для похорон.
– Улыбайся, милая. Мы-то уже привыкли к твоему хмурому лицу и колючим взглядам. Но женихи такого не терпят. Мужчинам нравятся добрые, веселые и ласковые девушки. Хотя бы раз в жизни притворись, что ты нормальный человек, а не дикий енот из дикого леса.
***
Не дикий енот, говорите? А вот это очень зря. Может быть, вы заставили меня плакать. Но и я не уйду со смирением.
Не знаю, что за буря накатывает на мою душу в такие моменты. Но я не могу усидеть на месте. Руки чешутся, голова в огне, сердце колотится как безумное. Я должна что-то сделать, чтобы стереть эти издевательские улыбки с блистательных лиц. И я сделала.
Словно зловредный зверь, тайком пробралась в спальню мачехи, пока она считала бесконечные винные бутылки в погребах. Я знала, где она хранит самые ценные документы. Это был старый тайник отца, и мачеха по привычке продолжала им пользоваться. Вытащив кипу писем и договоров, я схватила перо из чернильницы и принялась вдохновенно разрисовывать ценные бумаги. А важнейший договор – поставки вина на королевскую кухню – я украсила особенно старательно. Здесь на полях появились волшебные звери, уродливые рожицы и даже несколько совершенно неприличных слов. Другие бумаги я фигурно порезала ножницами на праздничные гирлянды и снежинки, а остальные просто заляпала чернилами. Красота получилась неописуемая. Мачеха будет мною гордиться.
А когда я приводила в порядок место преступления и укладывала обратно все свои творческие шедевры, мой взгляд натолкнулся на старую шкатулку отца в тайнике. В детстве я обожала ее. Тогда отец хранил в ней письма от моей мамы. На серебряной крышке были изображены прекрасные птицы в ветвях волшебного дерева. Там и тут на дереве висели яблочки, а хвосты и перья птиц были раскрашены разноцветной эмалью. Теперь в шкатулке лежали глупые драгоценные побрякушки мачехи. Но вот сама шкатулка была частью моего детства и хранила самые светлые воспоминания о родителях. Я с любовью и нежностью провела пальцами по ее поверхности и вдруг нащупала выпуклый глазок у одной из маленьких птичек. Не задумавшись, нажала на него, и в тот же миг с тихим щелчком в шкатулке открылся узкий потайной паз. И из него выпал плотный запечатанный конверт, подписанный рукой отца. Из-за выступивших внезапно слез я все никак не могла прочесть надпись. Просто смотрела на эти ровные, острые и уверенные буквы на конверте. Его почерк. Неважно, что он там писал и кому. Это письмо моего папы. И я не смогла оставить его мачехе. Может, этот небольшой конверт будет последней моей памятью об отце. Я зло и резко утерла выступившие слезы, сунула письмо в карман платья и тихонько покинула место преступления. Никто ничего не заметил.
День неумолимо клонился к закату. Наступил вечер. Город бурлил и ликовал. Всюду горели огни, со всех сторон слышались радостные крики, песни, гомон и смех. Люди праздновали, наслаждались жизнью. Вся столица сияла яркими флагами, лентами и цветочными гирляндами.
Еще два дня назад я сама планировала улизнуть от домашних дел и сбежать на праздник. Хотела послушать уличных певцов, посмотреть на балаганы с веселыми жонглерами и ловкими гимнастами. Хотела вдоволь наесться пряников, баранок и пирожков с ягодами. Хотела танцевать, петь и веселиться. А вечером я должна была пробраться к Драконьему Обрыву. Мне хотелось поглазеть на чудовищ.
Что ж. Кто мог подумать, что я увижу этот обрыв слишком близко…
Я шла по улице под конвоем мачехи и сестры. Не помню даже, когда в последний раз на мне было такое красивое платье. Может, в детстве. Люди смотрели на меня со всех сторон. Я видела непонимание и праздное любопытство в глазах соседей. Но не видела узнавания. Никто не разглядел под этим белым шелком, под этим жемчугом и серебром – меня. Маленькую веселую и ехидную Эрти, которая хохотала до упаду и никогда не лезла за словом в карман.
