ПЕСОК ВРЕМЕНИ
Город дышал огнями. Алексей стоял на балконе своей съёмной однушки и безразлично смотрел на Москву. Столица, когда-то манившая огнями возможностей, теперь напоминала гигантский компьютерный чип — холодный, с бесконечными коридорами офисов. Даже ночью город не спал, а лишь перезагружался, мерцая синим светом экранов. Алексей щёлкнул крышкой ноутбука: очередной день растворился, не оставив ни воспоминаний, ни усталости а время текло нескончаемой струйкой песчаных часов: бесконечно, и впустую.
Алексей, молодой мужчина двадцати пяти лет жил в столице уже третий год. Был он не глупым и в меру предприимчивым, но личная жизнь и карьера как-то не складывались. Жизнь его напоминала плохой монтаж. В восемнадцать — диплом тракториста «Зачем? Да хз, пацаном казалось прикольно». Потом армия: год в войсках, где он управлял автобусом и учился спать под рёв сослуживцев. После — доставка пиццы на раздолбанных «Жигулях», где он и встретил свою будущую жену. Она была администратором, пахла жасминовой жвачкой и смеялась так, что у него сводило живот. Через три месяца расписались — романтика бедности, общая съёмная конура на окраине Москвы. Но скоро выяснилось, что мечты о счастливой жизни с любимой женщиной и проживание в съёмной однушке на окраине Москвы – вещи разные. Столица быстро расставила точки над i. Жена ушла искать более перспективного счастья , а Алексей устроился водителем в транспортную компанию, но через полгода фирма лопнула, оставив его с долгами.
Спас Игорь — друг детства, который теперь был «художником по свету» (читай: включал прожектора).
«Братан, у нас декоратор сломал руку. Можешь красить и клеить?»
«Могу», — ответил Алексей, хотя до этого клеил только поделки на уроках труда в школе.
Но и с этой работой тоже возникали проблемы, всё было нестабильно и приходилось перебиваться и экономить. Деньги утекали как песок, но он давно научился экономить: знает, где самый дешёвый кофе, а проездной покупает сразу на месяц, чтобы не переплачивать. В глубине души он всё ещё верит, что улыбнётся «тот самый шанс». Главное – не стоять на месте. Впрочем, двух вещей он боится еще со времени юности. Первое, это стать таким же как отец – разочарованным человеком, который тридцать лет ненавидел свою работу, но так и не решившийся сменить её. А во вторых, проснуться сорокалетним и понять, что жизнь проходит стороной.
На столе завибрировал телефон. Сообщение от коллеги-декоратора:
«Короче, завтра съёмки перенесли. Приходи в среду».
Он усмехнулся. «Нестабильно» — это было мягко сказано. Месяц назад их бригаду выгнали со студии из-за долгов, и теперь они скитались по заказам: то свадьбы богатых детей, то корпоративы с «атмосферой средневековья». Вчера он мастерил рыцарские доспехи из картона, а завтра... Завтра, возможно, придётся сидеть без работы.
Надо бы съездить домой подумал он , раз уж работа откладывается, всё лучше, чем в четырёх стенах сидеть.
Ранним утром он был на вокзале. Электричка ползла вдоль шоссе, будто нехотя выплывая из объятий столицы. Алексей прислонился лбом к стеклу, наблюдая, как за окном плывут рыжие от осени деревья. В наушниках трещала старая песня группы «Кино» — та самая, что играла в его первых «Жигулях. Машина давно продана и наверняка сгнила на свалке, а Цой…. «Цой всё ещё жив».
Родной город, был таким же, как и в тот летний день, когда он последний раз навещал своих близких, с то лишь разницей, что теперь дорожки покрывали осенние листья и пыль, которую никто не спешил убирать. Ничто не может заставить меняться это место, время словно замерло. В воздухе витал, какой-то знакомый с детства запах. Алексей шёл по знакомым улицам, где каждый уголок был знаком, и сердце покалывало от нахлынувших воспоминаний. Когда ему было двенадцать, родители его развелись, теперь у каждого из них была своя семья. Отец женился на хорошей женщине Марии и у них рос его младший братишка Иван, мальчишка смышленый и добрый. Прямо как я, с улыбкой подумал Алексей. Может бросить всё и вернуться, размышлял он, шагая в сторону мастерской, где работал его отец. Ну уж нет, чтобы так же сидеть сиднем всю жизнь на одном месте. Надо развиваться и успеть в этой жизни по максимуму.
Когда он зашёл в мастерскую, отец сидел за починкой очередной пары туфель. Обнявшись с отцом, он присел рядом и начал наблюдать за его работой. Неожиданно, словно прочитав его недавние мысли, отец сказал: «Знаешь, почему я не ушёл из мастерской?» — отец потянул шило через подошву. «Потому что трус», — вертелось на языке, но Алексей промолчал. «Потому что здесь я хоть что-то оставляю после себя. Вот эти туфли... — он ткнул в пару лакированных лодочек. — Их хозяйка умерла пять лет назад. А туфли носит её дочь. Вот и вся жизнь». Алексей взглянул на свои руки — в краске и царапинах. Он делал декорации, которые выбрасывают после съёмок.
Утро было пасмурным и прохладным. Всю ночь моросил дождь и по городу разлились огромные лужи, в которых как яхты на регате гонялись опавшие листья, гонимые порывами северного ветра. К девяти часам, когда все домочадцы разошлись по своим делам, Алексей решил прогуляться, несмотря на плохую погоду. Идти было особо некуда, и он решил пройтись до городского рынка, именуемого местными жителями «барахолкой». Продавцов было всего несколько человек, видимо самых отчаянных, не побоявшихся плохой погоды, покупателей не было вовсе. Да уж – подумал Алексей, намереваясь выйти с территории рынка на улицу, но какое-то непонятное чувство заставило его оглянуться. В дальнем углу рядов с прилавками, где обычно торговали ненужным хламом вроде старых оконных петель или гнутых гвоздей стоял пожилой мужчина и пытался раскладывать свой товар. Что-то постоянно падало с его прилавка, он суетился и кажется не обращал никакого внимания на окружающую обстановку. Алексей решительно зашагал в его сторону. Чем торгуешь, отец? – поинтересовался он. Старик в старом драповом пальто с латунными пуговицами в виде сов, не обращая внимания на вопрос, продолжал суетиться вокруг своего неказистого скарба.
Среди груды ржавого железа всё норовившего упасть с прилавка, его взгляд зацепился за блик меди. Старинные карманные часы лежали на бархатной тряпице, словно ждали. Корпус, изъеденный временем, хранил тайнопись: «Вернись, и время простит». Сколько стоят эти часы, поинтересовался он. Старик фыркнул, вытирая ладонью нос, с которого капало от сырости.
— Тысяча, — буркнул он, тыча кривым пальцем в часы.
— Рублей? — Алексей не поверил ушам.
— Месяцев жизни. — Старик скривился, обнажив золотой зуб. — Столько они украли у тех, кто пытался стать их владельцем, без их согласия. «Они сами выбирают человека, если ты заметил их среди этого хлама, значит, они выбрали тебя» — Он резко схватил Алексея за запястье. — Тебе, парень, уже нечего терять. Читал на корпусе? «Вернись» — это не к часам. К тебе. Его руки, покрытые синими прожилками, дрожали, но часы он передал Алексею твёрдо, будто вручал награду. «Они умеют прощать, — прошептал он. — Но сначала научатся мучить»». Алексей повернулся было, чтобы уйти, но старик ухмыльнулся. «Эти часы видели, как рождаются и гибнут империи, — прошипел он. — Сможешь ли ты стать их хозяином, или они сломают тебя?». Словно туман из прежних страхов и разочарований накрыл пространство вокруг прилавка, будто что-то очень важное пыталось прорваться сквозь пелену забвения, но не могло. Когда Алексей пришёл в себя от наваждения, старика не было, лишь газетный свёрток напоминал о их встрече.
День прошёл в суете встреч с друзьями и родственниками. Ближе к полудню распогодилось и выглянуло яркое, но уже не греющее осеннее солнце. Необычная покупка мирно покоилась на дне рюкзака и Алексей вспомнил о ней лишь перед сном, когда заглянул в рюкзак, чтобы достать зарядку от телефона, но вместо неё вынул свёрток. Аккуратно развернув газету, стал разглядывать необычную покупку. Часы были явно очень старые и определённо не лежали на полке. Поднеся их к уху, он прислушался. Часы молчали. «Не удивительно» – подумал Алексей – «сколько времени они пролежали, да и исправны ли они вообще». В доме все давно спали мирным сном, Алексея же не покидали мысли о сегодняшнем происшествии. Решив прогуляться перед сном, чтобы успокоиться, он дошел, размышляя до сквера. В это позднее время там никого не было и устроившись удобней на скамье, он решил завести часы, чтобы проверить исправность и точность хода. Механизм заскрипел, будто проснулся от векового сна. Стрелки дрогнули и — рванулись вспять.
Пространство завертелось, набирая обороты, воздух запах воском и дождём, звуки машин растворились в трели соловья. Повинуясь рефлексу, он прикрыл глаза, а открыв их, с удивлением и испугом понял, что вокруг всё изменилось. Исчез сквер, скамейки, на которой минуту назад он сидел, тоже не было. Он стоял посреди незнакомой местности, где-то невдалеке ухала сова. Под ногами что-то хрустело, а вдали высился большой деревянный, то ли терем, то ли дом, Алексей не знал, как точно это строение называется. Окна-глазницы, были украшены резными наличниками.
Что со мной произошло, лихорадочно думал он, такого просто не может быть – мистика, какая то. Сердце бешено колотилось, Это галлюцинация? Отравление? Или я сошёл с ума, разум отказывался верить происходящему. Споткнувшись в темноте о камень, и едва не уронив часы, которые сжимал в руке, решил сначала успокоиться, а потом что-то предпринимать. Простояв в нерешительности какое-то время, застегнул куртку на все пуговицы и двинулся, по едва заметной в сумерках тропинке к забору, окружающему строение высоким частоколом. Подойдя ближе, он разглядел ворота окованные железом. Постучав, долго ждал, но никто ему не открыл, лишь собаки хрипели, захлёбываясь собственным лаем.
— Кто ночью шастает? неожиданно рявкнул хриплый голос из-за забора - проваливай, а то собак спущу! За воротами что-то стукнуло и с тихим скрипом створка ворот начала приоткрываться.
Алексей сглотнул комок в горле. Рука непроизвольно сжала часы в кармане — металл впился в ладонь. Если бежать, то куда, кругом было чистое поле, да лес, видневшийся вдали в свете луны. А если и правда собак спустят, попытаться объяснить что-то, какими словами? ещё чего доброго побьют, да и кто поверит в произошедшее с ним, если он и сам не понимает, что произошло.
В образовавшуюся щель высунулся мужик, в диковинной для Алексея шапке, какие он видел, разве что в историческом музее, который посещал с классом на экскурсии лет десять назад. Борода у мужика была косматая, барбершопов отродясь не знавшая – заметил он для себя. Глаза его сверкали в лунном свете. Видно было, что он силится разглядеть Алексея, но в темноте ему это не удаётся.
—Кто там, Степан? – послышался женский голос, из-за забора.
— Да кто ж его разберёт барыня в темени такой, с виду на татя не похож, да и на нищего тоже – ответила косматая голова
— Одежонка на нём чудная, может немчура, какая заблудшая, их в последнее время развелось, как тех вшей – заржал Степан осипшим голосом.
—А ну, подойди-ка поближе, только смотри, я шутить не буду – Степан выступил из ворот.
Чего ночью шастаешь, шлында окаянная? — Степан выхватил нож из-за пояса. — Али жизнь прискучила?
Вальяжной походкой, явно понимая своё превосходство, Степан почти вплотную подошёл к Алексею.
И тут произошло то, что Алексей никак не ожидал. Степан замер в нелепой позе, челюсть его натуральным образом отвисла, а глаза как-то неестественно выпучились. Он стоял перед Алексеем, силясь что-то сказать, но из его рта вырывались лишь отдельные несвязные звуки.
—Степан, что там? снова послышался женский голос, с нотками недовольства и тревоги в голосе.
Б.б.б.барыня,…ка..ка..кажись Ляксютка, с трудом выговорил он.
За забором повисла пауза….
Впусти, услышал Алексей тот же, но уже взволнованный женский голос.
Двор встретил его хаосом теней и запахов. Факелы, вбитые в стены частокола, метались в порывах ветра, будто пытались вырваться из железных колец. Их свет выхватывал из темноты сарай с крышей покрытой соломой, телегу с поломанным колесом, засыпанную сеном, и колодец с покосившимся журавлём. Скрипела дверь кузницы, в открытую дверь которой был виден горн с уже потухающими углями. Воздух пах подгоревшим железом, смешанным с кисловатым душком конского навоза.
Алексей шагнул на утоптанную землю, чувствуя, как под ногами хрустнула щепа — видимо, остатки от колки дров.. Справа, под навесом, стояли бочки с выцветшей краской, а на одной из них сидела курица, нахохлившись как рыжий комок. Её глаза-бусинки следили за ним, но без интереса.
Главный дом высился в глубине, словно исполин из сказки. Резные наличники на окнах напоминали кружево, сплетённое из тьмы и огня. Сквозь щели ставень пробивались жёлтые полоски света, а на крыльце, обвитом сухими стеблями хмеля, качалась на скрипучей цепи жестяная кормушка для птиц.
«Не дом — крепость», — подумал Алексей, замечая зарубки на воротах. То ли от сабель, то ли от топоров. На стене амбара чья-то детская рука углём нарисовала солнце с рожицей — оно ухмылялось, как бы насмехаясь над его страхом.
Слева, у коновязи, фыркал и перебирал копытами конь. Его тёмный силуэт вздрагивал, а уши шевелились во все стороны, когда ветер доносил из леса протяжные, но далёкие завывания волков. Алексей машинально потянулся к карману с часами, но остановился, услышав за спиной лязг. Степан уже успел прикрыть ворота и теперь запирал их здоровенным засовом, размером с хорошее бревно.
Здесь всё дышало жизнью, грубой и настоящей, в отличие от стерильной Москвы с её стеклянными гробами-офисами. Даже лужа у колодца, отражавшая звёзды, казалась ему теперь магическим порталом — в неё можно было заглянуть и увидеть другую эпоху. Или себя со стороны: маленького, потерянного, с часами-проклятием в руке.
Женщина медленно спускалась с крыльца, подол платья шуршал по ступеням. Она была одета в тёмно-синее платье, а волосы, покрытые платком, отливали каштановым — точь-в-точь как у тёти Марии, жены отца. Даже улыбка и блеск глаз были её. Тётя Мария? Но как? — сердце Алексея ёкнуло….
Луна висела над усадьбой, как серебряный щит, а в воздухе пахло дымком из печных труб и мокрой листвой. Мария указала Алексею на скамью у крыльца, возле которого ветер трепетал огонь в фонаре.
— Муж вернётся завтра к полудню, — сказала она, поправляя шаль на плечах. Голос её звучал мягко, в нём слышалась грусть, знакомая Алексею по разговорам с женой отца тётей Марией из его времени.
— Много людей бывало здесь, ища приюта и помощи. Она замолчала, пристально разглядывая его некоторое время, но вы особенный. Вы невероятно похожи, на нашего Алексея – тихо сказала она – словно одно лицо. Помолчав ещё с минуту, она продолжила.
— Жил здесь когда-то юноша, — начала Мария, обводя рукой двор. — Умный, гордый... Как птенец, рвущийся из гнезда. Однажды, он сказал, что хочет жить своим умом и ушёл, презрев отцовский дом.
Алексей напрягся. История звучала как эхо его собственных мыслей.
— А отец? — не удержался он.
— Ждал, — Мария улыбнулась, но глаза остались печальными. — Каждое утро выходил на дорогу, всматривался в горизонт. Как в той притче... о сыне, что промотал всё, но нашёл силы вернуться.
Пролог:
Город дышал огнями. Алексей стоял на балконе своей съёмной однушки и безразлично смотрел на Москву. Столица, когда-то манившая огнями возможностей, теперь напоминала гигантский компьютерный чип — холодный, с бесконечными коридорами офисов. Даже ночью город не спал, а лишь перезагружался, мерцая синим светом экранов. Алексей щёлкнул крышкой ноутбука: очередной день растворился, не оставив ни воспоминаний, ни усталости а время текло нескончаемой струйкой песчаных часов: бесконечно, и впустую.
Глава 1
Алексей, молодой мужчина двадцати пяти лет жил в столице уже третий год. Был он не глупым и в меру предприимчивым, но личная жизнь и карьера как-то не складывались. Жизнь его напоминала плохой монтаж. В восемнадцать — диплом тракториста «Зачем? Да хз, пацаном казалось прикольно». Потом армия: год в войсках, где он управлял автобусом и учился спать под рёв сослуживцев. После — доставка пиццы на раздолбанных «Жигулях», где он и встретил свою будущую жену. Она была администратором, пахла жасминовой жвачкой и смеялась так, что у него сводило живот. Через три месяца расписались — романтика бедности, общая съёмная конура на окраине Москвы. Но скоро выяснилось, что мечты о счастливой жизни с любимой женщиной и проживание в съёмной однушке на окраине Москвы – вещи разные. Столица быстро расставила точки над i. Жена ушла искать более перспективного счастья , а Алексей устроился водителем в транспортную компанию, но через полгода фирма лопнула, оставив его с долгами.
Спас Игорь — друг детства, который теперь был «художником по свету» (читай: включал прожектора).
«Братан, у нас декоратор сломал руку. Можешь красить и клеить?»
«Могу», — ответил Алексей, хотя до этого клеил только поделки на уроках труда в школе.
Но и с этой работой тоже возникали проблемы, всё было нестабильно и приходилось перебиваться и экономить. Деньги утекали как песок, но он давно научился экономить: знает, где самый дешёвый кофе, а проездной покупает сразу на месяц, чтобы не переплачивать. В глубине души он всё ещё верит, что улыбнётся «тот самый шанс». Главное – не стоять на месте. Впрочем, двух вещей он боится еще со времени юности. Первое, это стать таким же как отец – разочарованным человеком, который тридцать лет ненавидел свою работу, но так и не решившийся сменить её. А во вторых, проснуться сорокалетним и понять, что жизнь проходит стороной.
На столе завибрировал телефон. Сообщение от коллеги-декоратора:
«Короче, завтра съёмки перенесли. Приходи в среду».
Он усмехнулся. «Нестабильно» — это было мягко сказано. Месяц назад их бригаду выгнали со студии из-за долгов, и теперь они скитались по заказам: то свадьбы богатых детей, то корпоративы с «атмосферой средневековья». Вчера он мастерил рыцарские доспехи из картона, а завтра... Завтра, возможно, придётся сидеть без работы.
Надо бы съездить домой подумал он , раз уж работа откладывается, всё лучше, чем в четырёх стенах сидеть.
Ранним утром он был на вокзале. Электричка ползла вдоль шоссе, будто нехотя выплывая из объятий столицы. Алексей прислонился лбом к стеклу, наблюдая, как за окном плывут рыжие от осени деревья. В наушниках трещала старая песня группы «Кино» — та самая, что играла в его первых «Жигулях. Машина давно продана и наверняка сгнила на свалке, а Цой…. «Цой всё ещё жив».
Родной город, был таким же, как и в тот летний день, когда он последний раз навещал своих близких, с то лишь разницей, что теперь дорожки покрывали осенние листья и пыль, которую никто не спешил убирать. Ничто не может заставить меняться это место, время словно замерло. В воздухе витал, какой-то знакомый с детства запах. Алексей шёл по знакомым улицам, где каждый уголок был знаком, и сердце покалывало от нахлынувших воспоминаний. Когда ему было двенадцать, родители его развелись, теперь у каждого из них была своя семья. Отец женился на хорошей женщине Марии и у них рос его младший братишка Иван, мальчишка смышленый и добрый. Прямо как я, с улыбкой подумал Алексей. Может бросить всё и вернуться, размышлял он, шагая в сторону мастерской, где работал его отец. Ну уж нет, чтобы так же сидеть сиднем всю жизнь на одном месте. Надо развиваться и успеть в этой жизни по максимуму.
Когда он зашёл в мастерскую, отец сидел за починкой очередной пары туфель. Обнявшись с отцом, он присел рядом и начал наблюдать за его работой. Неожиданно, словно прочитав его недавние мысли, отец сказал: «Знаешь, почему я не ушёл из мастерской?» — отец потянул шило через подошву. «Потому что трус», — вертелось на языке, но Алексей промолчал. «Потому что здесь я хоть что-то оставляю после себя. Вот эти туфли... — он ткнул в пару лакированных лодочек. — Их хозяйка умерла пять лет назад. А туфли носит её дочь. Вот и вся жизнь». Алексей взглянул на свои руки — в краске и царапинах. Он делал декорации, которые выбрасывают после съёмок.
Глава 2
Утро было пасмурным и прохладным. Всю ночь моросил дождь и по городу разлились огромные лужи, в которых как яхты на регате гонялись опавшие листья, гонимые порывами северного ветра. К девяти часам, когда все домочадцы разошлись по своим делам, Алексей решил прогуляться, несмотря на плохую погоду. Идти было особо некуда, и он решил пройтись до городского рынка, именуемого местными жителями «барахолкой». Продавцов было всего несколько человек, видимо самых отчаянных, не побоявшихся плохой погоды, покупателей не было вовсе. Да уж – подумал Алексей, намереваясь выйти с территории рынка на улицу, но какое-то непонятное чувство заставило его оглянуться. В дальнем углу рядов с прилавками, где обычно торговали ненужным хламом вроде старых оконных петель или гнутых гвоздей стоял пожилой мужчина и пытался раскладывать свой товар. Что-то постоянно падало с его прилавка, он суетился и кажется не обращал никакого внимания на окружающую обстановку. Алексей решительно зашагал в его сторону. Чем торгуешь, отец? – поинтересовался он. Старик в старом драповом пальто с латунными пуговицами в виде сов, не обращая внимания на вопрос, продолжал суетиться вокруг своего неказистого скарба.
Среди груды ржавого железа всё норовившего упасть с прилавка, его взгляд зацепился за блик меди. Старинные карманные часы лежали на бархатной тряпице, словно ждали. Корпус, изъеденный временем, хранил тайнопись: «Вернись, и время простит». Сколько стоят эти часы, поинтересовался он. Старик фыркнул, вытирая ладонью нос, с которого капало от сырости.
— Тысяча, — буркнул он, тыча кривым пальцем в часы.
— Рублей? — Алексей не поверил ушам.
— Месяцев жизни. — Старик скривился, обнажив золотой зуб. — Столько они украли у тех, кто пытался стать их владельцем, без их согласия. «Они сами выбирают человека, если ты заметил их среди этого хлама, значит, они выбрали тебя» — Он резко схватил Алексея за запястье. — Тебе, парень, уже нечего терять. Читал на корпусе? «Вернись» — это не к часам. К тебе. Его руки, покрытые синими прожилками, дрожали, но часы он передал Алексею твёрдо, будто вручал награду. «Они умеют прощать, — прошептал он. — Но сначала научатся мучить»». Алексей повернулся было, чтобы уйти, но старик ухмыльнулся. «Эти часы видели, как рождаются и гибнут империи, — прошипел он. — Сможешь ли ты стать их хозяином, или они сломают тебя?». Словно туман из прежних страхов и разочарований накрыл пространство вокруг прилавка, будто что-то очень важное пыталось прорваться сквозь пелену забвения, но не могло. Когда Алексей пришёл в себя от наваждения, старика не было, лишь газетный свёрток напоминал о их встрече.
Глава 3
День прошёл в суете встреч с друзьями и родственниками. Ближе к полудню распогодилось и выглянуло яркое, но уже не греющее осеннее солнце. Необычная покупка мирно покоилась на дне рюкзака и Алексей вспомнил о ней лишь перед сном, когда заглянул в рюкзак, чтобы достать зарядку от телефона, но вместо неё вынул свёрток. Аккуратно развернув газету, стал разглядывать необычную покупку. Часы были явно очень старые и определённо не лежали на полке. Поднеся их к уху, он прислушался. Часы молчали. «Не удивительно» – подумал Алексей – «сколько времени они пролежали, да и исправны ли они вообще». В доме все давно спали мирным сном, Алексея же не покидали мысли о сегодняшнем происшествии. Решив прогуляться перед сном, чтобы успокоиться, он дошел, размышляя до сквера. В это позднее время там никого не было и устроившись удобней на скамье, он решил завести часы, чтобы проверить исправность и точность хода. Механизм заскрипел, будто проснулся от векового сна. Стрелки дрогнули и — рванулись вспять.
Пространство завертелось, набирая обороты, воздух запах воском и дождём, звуки машин растворились в трели соловья. Повинуясь рефлексу, он прикрыл глаза, а открыв их, с удивлением и испугом понял, что вокруг всё изменилось. Исчез сквер, скамейки, на которой минуту назад он сидел, тоже не было. Он стоял посреди незнакомой местности, где-то невдалеке ухала сова. Под ногами что-то хрустело, а вдали высился большой деревянный, то ли терем, то ли дом, Алексей не знал, как точно это строение называется. Окна-глазницы, были украшены резными наличниками.
Что со мной произошло, лихорадочно думал он, такого просто не может быть – мистика, какая то. Сердце бешено колотилось, Это галлюцинация? Отравление? Или я сошёл с ума, разум отказывался верить происходящему. Споткнувшись в темноте о камень, и едва не уронив часы, которые сжимал в руке, решил сначала успокоиться, а потом что-то предпринимать. Простояв в нерешительности какое-то время, застегнул куртку на все пуговицы и двинулся, по едва заметной в сумерках тропинке к забору, окружающему строение высоким частоколом. Подойдя ближе, он разглядел ворота окованные железом. Постучав, долго ждал, но никто ему не открыл, лишь собаки хрипели, захлёбываясь собственным лаем.
— Кто ночью шастает? неожиданно рявкнул хриплый голос из-за забора - проваливай, а то собак спущу! За воротами что-то стукнуло и с тихим скрипом створка ворот начала приоткрываться.
Алексей сглотнул комок в горле. Рука непроизвольно сжала часы в кармане — металл впился в ладонь. Если бежать, то куда, кругом было чистое поле, да лес, видневшийся вдали в свете луны. А если и правда собак спустят, попытаться объяснить что-то, какими словами? ещё чего доброго побьют, да и кто поверит в произошедшее с ним, если он и сам не понимает, что произошло.
В образовавшуюся щель высунулся мужик, в диковинной для Алексея шапке, какие он видел, разве что в историческом музее, который посещал с классом на экскурсии лет десять назад. Борода у мужика была косматая, барбершопов отродясь не знавшая – заметил он для себя. Глаза его сверкали в лунном свете. Видно было, что он силится разглядеть Алексея, но в темноте ему это не удаётся.
—Кто там, Степан? – послышался женский голос, из-за забора.
— Да кто ж его разберёт барыня в темени такой, с виду на татя не похож, да и на нищего тоже – ответила косматая голова
— Одежонка на нём чудная, может немчура, какая заблудшая, их в последнее время развелось, как тех вшей – заржал Степан осипшим голосом.
—А ну, подойди-ка поближе, только смотри, я шутить не буду – Степан выступил из ворот.
Чего ночью шастаешь, шлында окаянная? — Степан выхватил нож из-за пояса. — Али жизнь прискучила?
Вальяжной походкой, явно понимая своё превосходство, Степан почти вплотную подошёл к Алексею.
И тут произошло то, что Алексей никак не ожидал. Степан замер в нелепой позе, челюсть его натуральным образом отвисла, а глаза как-то неестественно выпучились. Он стоял перед Алексеем, силясь что-то сказать, но из его рта вырывались лишь отдельные несвязные звуки.
—Степан, что там? снова послышался женский голос, с нотками недовольства и тревоги в голосе.
Б.б.б.барыня,…ка..ка..кажись Ляксютка, с трудом выговорил он.
За забором повисла пауза….
Впусти, услышал Алексей тот же, но уже взволнованный женский голос.
Двор встретил его хаосом теней и запахов. Факелы, вбитые в стены частокола, метались в порывах ветра, будто пытались вырваться из железных колец. Их свет выхватывал из темноты сарай с крышей покрытой соломой, телегу с поломанным колесом, засыпанную сеном, и колодец с покосившимся журавлём. Скрипела дверь кузницы, в открытую дверь которой был виден горн с уже потухающими углями. Воздух пах подгоревшим железом, смешанным с кисловатым душком конского навоза.
Алексей шагнул на утоптанную землю, чувствуя, как под ногами хрустнула щепа — видимо, остатки от колки дров.. Справа, под навесом, стояли бочки с выцветшей краской, а на одной из них сидела курица, нахохлившись как рыжий комок. Её глаза-бусинки следили за ним, но без интереса.
Главный дом высился в глубине, словно исполин из сказки. Резные наличники на окнах напоминали кружево, сплетённое из тьмы и огня. Сквозь щели ставень пробивались жёлтые полоски света, а на крыльце, обвитом сухими стеблями хмеля, качалась на скрипучей цепи жестяная кормушка для птиц.
«Не дом — крепость», — подумал Алексей, замечая зарубки на воротах. То ли от сабель, то ли от топоров. На стене амбара чья-то детская рука углём нарисовала солнце с рожицей — оно ухмылялось, как бы насмехаясь над его страхом.
Слева, у коновязи, фыркал и перебирал копытами конь. Его тёмный силуэт вздрагивал, а уши шевелились во все стороны, когда ветер доносил из леса протяжные, но далёкие завывания волков. Алексей машинально потянулся к карману с часами, но остановился, услышав за спиной лязг. Степан уже успел прикрыть ворота и теперь запирал их здоровенным засовом, размером с хорошее бревно.
Здесь всё дышало жизнью, грубой и настоящей, в отличие от стерильной Москвы с её стеклянными гробами-офисами. Даже лужа у колодца, отражавшая звёзды, казалась ему теперь магическим порталом — в неё можно было заглянуть и увидеть другую эпоху. Или себя со стороны: маленького, потерянного, с часами-проклятием в руке.
Женщина медленно спускалась с крыльца, подол платья шуршал по ступеням. Она была одета в тёмно-синее платье, а волосы, покрытые платком, отливали каштановым — точь-в-точь как у тёти Марии, жены отца. Даже улыбка и блеск глаз были её. Тётя Мария? Но как? — сердце Алексея ёкнуло….
Глава 4
Луна висела над усадьбой, как серебряный щит, а в воздухе пахло дымком из печных труб и мокрой листвой. Мария указала Алексею на скамью у крыльца, возле которого ветер трепетал огонь в фонаре.
— Муж вернётся завтра к полудню, — сказала она, поправляя шаль на плечах. Голос её звучал мягко, в нём слышалась грусть, знакомая Алексею по разговорам с женой отца тётей Марией из его времени.
— Много людей бывало здесь, ища приюта и помощи. Она замолчала, пристально разглядывая его некоторое время, но вы особенный. Вы невероятно похожи, на нашего Алексея – тихо сказала она – словно одно лицо. Помолчав ещё с минуту, она продолжила.
— Жил здесь когда-то юноша, — начала Мария, обводя рукой двор. — Умный, гордый... Как птенец, рвущийся из гнезда. Однажды, он сказал, что хочет жить своим умом и ушёл, презрев отцовский дом.
Алексей напрягся. История звучала как эхо его собственных мыслей.
— А отец? — не удержался он.
— Ждал, — Мария улыбнулась, но глаза остались печальными. — Каждое утро выходил на дорогу, всматривался в горизонт. Как в той притче... о сыне, что промотал всё, но нашёл силы вернуться.
