КОГДА СОЗРЕЕТ КРАСАВКА
Пляской их любуйся, братец!
На игру смотри, сестричка!
Упроси певца, дружочек,
Умоли разговориться,
Чтоб они не улетели
Сновидением крылатым!
Калевипоэг. Вступление
Малые дети резвились прямо у порога большого дома. Те, что постарше, деловито возились гурьбой у самой изгороди. Кто строил шалаш, кто замышлял шалость, а некоторые незатейливо мутузили друг дружку под одобряющие крики окружающих. Но Зорица смотрела за этими детскими забавами лишь сквозь щель, что служила для передачи еды.
От несправедливости наворачивались слёзы, а горло перехватывали тиски застывшего стона. Ей нельзя проронить ни звука – это она запомнила. Запомнила, как её побил отец, приговаривая: «Нечего скулить как последняя сука! Ты же дочь вождя!» И дочь вождя терпела, сдавливая пытающийся вырваться крик, стирая слёзы сжатыми в кулаки грязными руками.
Резкая боль вновь скрутила низ живота, заставив девочку согнуться, сесть на земляной пол и прислониться спиной к стене. Подол длинной рубахи был весь в кровавых разводах. По ноге снова струйкой стекала кровь.
Кровь… Именно из-за неё Зорица была изгнана из дома как паршивая собака и заперта в этом грязном, провонявшем сыростью и гнилью сарае, размерами больше походившем на собачью конуру. Матушка сама посреди ночи вытащила её из постели, заляпанной кровью, и, ревущую, подобно белуге, закрыла здесь два восхода назад. Заперла и сказала: «Будешь сидеть здесь, пока не пройдёт нечистая седмица». Что такое «нечистая седмица» ей объяснила лишь наутро престарелая знахарка, которую родители одну лишь допустили осмотреть девочку. Она доверительно сообщила ей, что за три дня всё пройдет, и кровь успокоится. Однако, у неё пошло совсем не так, как предсказывала знахарка.
Всем же остальным было запрещено смотреть на неё под страхом неминуемой гибели. Даже еду ей теперь подавали через щель в двери, отворачивая лицо, чтоб ненароком не встретиться взглядом с запертой в зловонной темноте Зорицей.
Теперь уж девочка знала, куда пропадала каждый лунный круг её мать, могущественный шаман Сияна рода Рысей. Она также укрывалась в тёмном сарае. Также поступали и с другими женщинами рода. Ей об этом рассказала знахарка, каждый закат поившая её горьким и терпким до отвращения отваром. Но эти знания не гасили искры обиды в душе ребёнка. Она по-прежнему не могла понять жестокости этого обычая.
Зорица всегда помогала родителям с младшими братьями, старалась лишний раз не путаться у них под ногами. Выполняла все указания старших по дому, ухаживала за больными и скотиной. Могли бы и по-другому обойтись с ней, всё-таки она дочь вождя Новика. Но всё случилось именно так.
Всё это время единственной отрадой для девочки были сны, позволявшие ей отвлечься от обиды на родителей, жалости к себе и тягостных раздумий. Когда она спала, к ней приходила Матушка-Рысь – покровительница рода.
Каждый раз лёгкий туман заползал в щель двери, как всходила полная луна, обретал очертания дикого лесного зверя и воплощался в женщину с головой рыси. Необычайный вид не пугал девочку, а, наоборот, внушал доверие, позволявшее бросаться в объятия нежных рук, пахнувших луговыми травами и цветами. С ней Зорица ощущала неуместный в тёмном заточении уют, от Матушки-Рыси веяло материнским теплом и заботой.
Вдвоём они устраивались на куче соломы, что служила лежанкой, и женщина-кошка начинала свои повести. Когда она рассказывала сказки о неведомых землях на другом берегу солнечного моря-окияна, а порой учила девочку, что с ней в дальнейшем случится, как тогда поступать и вести себя, что делать, а чего не стоит. Зорица всегда внимательно слушала, задавала вопросы, а после засыпала самым безмятежным сном, в котором ей виделись мудрые и говорящие звери, учившие премудростям жизни, охоты и ведовства.
Вот рысь ведёт её через дремучий лес под убывающей луной. Вокруг страшные тени и жуткие звуки, но Зорице не страшно – она смело вышагивает рядом с большой кошкой, лишь стараясь разглядеть источник шума. Всё тщетно. Глаза различают только стволы и ветки деревьев, порой тени охотящихся сов, вот и всё. От этого любопытство лишь распыляет смелость девочки и подгоняет вперёд.
Лишь когда вышли они на поляну, стал понятен источник шума – пред ними разлеглась, преграждая путь, чудовищных размеров рысь. Глаза твари горели неземным огнём. Пасть она то разевала, то снова закрывала. Каждый раз, когда чудовище размыкало челюсти, шум усиливался и становился похож на звуки множества барабанов, и виднелось пламя, что горело во чреве.
Зорица перво-наперво оторопела от страха, но спутница лишь надела на неё венок из омелы и подтолкнула вперёд, а затем сама побежала. Подбежав к пасти огромной родственницы, Матушка-Рысь на мгновение остановилась, чтобы бросить призывный и одобряющий взгляд на девочку, а затем бросилась прямо в разверзнувшуюся пасть.
Зорица от неожиданности даже взвизгнула, но тут же опомнилась и прикрыла рот ладонью. Немного потоптавшись в нерешительности на месте, она также подошла к чудо-кошке и, дождавшись, когда вновь откроется пасть, закрыв глаза, прыгнула следом.
Когда же она осмелилась приоткрыть глаза, то была поражена увиденным: очутилась в огромном светлом доме, а её саму обступили самые разные звери и птицы. Волк и заяц, медведь и кабан, лось и белка стояли бок обок. Рядом расселись сова и горлица, ворон с вороной, стриж и сокол, глухарь подле орла. Все они образовали круг, посреди которого и находилась Зорица.
Девочка, придя в себя от потрясения, попыталась встать с пола, но смогла лишь подняться на четвереньки. В недоумении она посмотрела на свои руки и не смогла сдержать крик, вырвавшийся кошачьим воплем – увидела вместо рук мохнатые лапы рыси. Бросила взор на бок – и там оказался светло-рыжий мех лесной кошки, а спину венчал куцый хвост.
«Я – рысь», - мелькнула мысль в голове, и Зорица проснулась. Солнечный лучик нещадно лез в глаза, и нестерпимо хотелось пить.
Наступал очередной день одиночества. Очередной день заточения в тёмном душном и пропитанном сыростью сарае, когда её сверстники вовсю резвятся под летним солнышком. Новое осознание несправедливости. Что может быть хуже? Одно лишь радовало девочку — кровь перестала идти, и ей это показалось важным знаком.
Когда солнце уже стало покидать зенит, дверь отворилась широко, пуская солнечный свет и свежий живительный воздух. Вместе с глотком свежести вошла знакомая знахарка и коротко бросила:
— Идём со мной, — и поманила сморщенной старушечьей рукой.
— Я свободна? — не веря, спросила Зорица.
— Хм… В этом мире никто по настоящему не свободен, деточка. Здесь тебя уже точно никто держать не будет. Идём же, а то могут и передумать, — усмехнулась старушка и засеменила прочь.
Зорица тут же вскочила с соломы и побежала догонять. Ребятня, что встречалась на пути, расступалась перед ними, кто-то перешёптывался, кто-то тыкал пальцем, но она не обращала никакого внимания и следовала за старушкой.
Вскоре они пришли к бане, над которой до сих пор вился дымок. Внутри они разделись, и старшая швырнула грязную, перепачканную кровью да грязью рубаху девочки в тёмный угол, где сразу же что-то зашебуршало. После этого стала самым тщательным образом охаживать подопечную тремя разными вениками — берёзовым, сосновым, дубовым, что-то нашёптывая себе под нос при их смене. Она часто поддавала пара, выливая душистые отвары на раскалённые камни.
Зорица разлеглась на полке, млея от жара и пара, буквально чувствовала, как прогревается всё тело, каждая косточка, как сходит вся грязь с кожи. То ли от тепла, то ли под воздействием отваров навалилась расслабленность, и она прикрыла глаза.
Но долго нежиться ей не дали. Дверца отворилась, пуская немного прохлады и свежего воздуха, и в парилку вошли две женщины — ещё одна знахарка и Сияна, мать Зорицы. Обе были раздеты, но тело матери покрывали причудливые рисунки, по большей части похожие на стрелы и копья. В руках она держала бубен, в этот раз также был украшен стрелами: часть создавала изображение человека, другие же были нацелены на него.
Звук бубна будоражил Зорицу — сердце билось в такт, дыхание перехватывало, тело стремилось встать и присоединиться к пляске матери, но две знахарки удерживали её на полке, дав лишь перевернуться на спину. Сами же принялись то ли подпевать, то ли подвывать Сияне.
Покрытые копотью стены расплывались перед глазами, словно в дымке таяли. Запахи всё больше становились похожими на ароматы леса после дождя. За звуками пения и бубна стали проявляться неведомые шорохи.
Перед Зорицей выплясывал на задних лапах огромный самец рыси. Ростом он превосходил любого мужчину рода, разве что кузнец вряд ли бы ему уступил. Его одновременно плавные, отточенные и резкие движения влекли и манили, только её по-прежнему что-то удерживало на месте или кто-то. Промежность наливалась пламенем, что пульсировало в венах. Девушка лишь раздвинула ноги, приглашая зверя, и тот не заставил себя ждать. Пав на четвереньки, котяра прошёлся шершавым языком по затворам, ещё больше распаляя её… Взмах лапы, а потом мгновенная острая боль.
И наваждение пало. Перед Зорицей стояла собственная мать, с улыбкой слизывающая капельку крови с ножа.
— Теперь ты уже взрослая, Зорица, — мурлыкающим голосом произнесла она и подошла к двери.
— Мама… — робко окликнула её девушка, — что это значит?
Сияна остановилась, помедлила чуток и, оглянувшись на дочь, ответила:
— За столом поговорим. Много чего тебе ещё стоит узнать. А сейчас помойся, новая одежда ждёт тебя на лавке, — и вышла вон.
Вслед за ней последовали и старухи, и Зорице не осталось ничего, кроме как поскорее смыть с себя кровь, пот и грязь, за что и принялась с особым рвением. Таинство произошедшего и ожидаемого будоражили сознание, плодя разнообразные догадки в голове и тревоги на сердце. Пытаясь хоть как-то успокоиться, Зорица с утроенным усердием скребла себя мочалкой, заодно пытаясь прогнать подальше воспоминания о своём заточении в вонючем тёмном сарае.
— Что же со мной произошло, мама? — спросила Зорица, больше разглядывая нехитрую снедь, чем поглощая её — любопытство, стремление понять побеждали голод.
— Всё просто, девочка — ты стала взрослой, можешь иметь детей и выйти замуж, — с налётом таинственности отвечала Сияна, — и всё сложно, ибо ты моя дочь, дочь шамана и вождя племени. Тебе уготована иная судьба, отличная от доли обычной женщины, матери и жены.
— Что это значит? — почти прошептала девушка.
— Со временем ты можешь занять моё место, стать беседующей с духами. Доносить до людей их волю, а до духов чаяния людей. А можешь и место отца занять в назначенный срок, взяв всю ответственность за судьбу рода на себя. Но прежде чем всё это случится, ты должна пройти через посвящение, представлению тебя дедам. И много что ещё предстоит тебе узнать, понять и уразуметь, — ответ матери пугал и манил одновременно.
— Э-э-э…, а если я не смогу? Что тогда? — в душе Зорицы боролся страх с пытливостью.
— Если боишься, что не справишься, то мы с отцом нынче же известим весь род, что дочь наша на выданье, и будешь женихов выбирать месяц. После же, коль не выберешь сама, то мы назначим и свадьбу сыграем. Будет у тебя семья, дети пойдут — всё как у других, — Сияна сама отщипнула в задумчивости кусок мяса оленя и проглотила не жуя. — Но в таком случае после моей смерти роду нужно будет найти другого шамана…
— Матушка, но тебе ещё рано помирать… — перебила срывающимся голосом дочь.
— А это неизвестно, милая. Может, рано, а, может, и нет. Одно известно, что смерть заберёт меня, тебя, всех в свой урочный час, — не меняя тона, отвечала та, и, как в ни в чём не бывало, продолжила: — А где роду будет этого шамана, коль та, которой на роду было написано, отказалась от судьбы своей? Со стороны звать проходимца? Или же страдать от молчания духов? Но ты не бойся, Зорица, что не сдюжишь, — сдюжишь, коль будешь желать и стремиться. Выбор-то у любого человека невелик, как ни крути, дорогая. Каждый оказывается при своей жизни на краю пропасти, и нет пути назад — или же стремиться подняться к небесам, чтоб засиять звездой, или же сорваться вниз камнем, чтобы стать началом чей-то новой вершины.
Зорица призадумалась. Раньше мать не заговаривала о своих обязанностях шамана племени. Однако теперь девушка захотела узнать древнее ведовство и спросила:
— А учить ты меня будешь?
— Чем смогу, тем подсоблю, но учить мне тебя негоже: ты должна стать лучше и сильней меня, а, стало быть, учить тебя надобно тем, кто мудрёнее. И сегодня на вечерней заре тебе нужно будет отправиться к ним.
Девица склонила голову набок, внимательнее приглядываясь к собственной матери. Её слова скорее не пугали, а манили. Да и вдали от родных Зорица никогда не находилась, а предстоящая разлука сжимала сердце.
Диск солнца почти уже исчез за вековыми деревьями, когда Зорица вышла на опушку, что указала ей мать. Дорога её оказалась тяжкой — пришлось и через буреломы перебираться, и через топи болот продираться. Кожаные штаны промокли насквозь и липли к ногам, холодя кожу. Онучи не выдержали пути, и их пришлось бросить в чаще и идти босой. Не раз и не два ей чудилось, что зверь лесной крадётся по следу. Порой и совы ухали неожиданно близко. Но вот она и на поляне, сплошь заросшей красавкой. Цветущие кусты доходили девушке до плеч. Воздух был наполнен дурманящим ароматом жёлтых колокольцев-цветков, дарящий успокоение душе.
Поклонившись перво-наперво на все четыре стороны, Зорица достала три сморщенных чёрных ягодки, что вручила мать при сборах в путь-дорогу. Тщательно разжёвывая, пересиливая горечь во рту, уже приметила три самых привлекательных листочков бешеницы, те, что покрупнее да позеленее.
Первым необходимо уши натереть — и стали слышны звуки чудной мелодии, до боли знакомой, но прежде неведомой.
Вторым надо нос намазать — и стал отчётливо различаться запах, похожий на запах человеческого жилья, но несколько другой, чуть более сладковатый.
А третьим же – очи – и предстал взору чудный домина прям посреди поляны, и к нему тропа, петляющая сквозь кусты красавки.
Изба, казалось, полностью была захвачена мхом, который плотным зелёно-изумрудным слоем покрывал стены, крышу и трубу печную. Из-за него Зорица заприметила дверь, лишь когда тропа подвела к заросшей стене.
Дверь, также вся проросшая мхом да лишайником, сама распахнулась бесшумного и плавно, как только девушка потянулась рукой нашарить ручку, обдав терпким жжёных трав и окуная с головой в нежную влекущую мелодию странного струнного инструмента.
- В дом пройдёшь, утолить жажду и голод тела и разума, аль так и пойдёшь восвояси, Зорица? - раздался хриплый женский голос, и Зорица, глубоко вздохнув, сделала шаг навстречу таинственной хозяйке.
Лютый вышагивал по лесу рядом с товарищами. Идти в высокой траве было тяжело, но лучше сейчас быть плечом к плечу, чем тащиться гуськом по узкой охотничьей тропе. Охота удалась на славу – помимо трёх зайцев, они сегодня тащили в общий дом тушу упитанного кабана.
Еще седмицу назад его звали Ратко, сыном Златана и Уйки. Но с тех пор его жизнь круто изменилась.
Пляской их любуйся, братец!
На игру смотри, сестричка!
Упроси певца, дружочек,
Умоли разговориться,
Чтоб они не улетели
Сновидением крылатым!
Калевипоэг. Вступление
Глава 1. Зорица
Малые дети резвились прямо у порога большого дома. Те, что постарше, деловито возились гурьбой у самой изгороди. Кто строил шалаш, кто замышлял шалость, а некоторые незатейливо мутузили друг дружку под одобряющие крики окружающих. Но Зорица смотрела за этими детскими забавами лишь сквозь щель, что служила для передачи еды.
От несправедливости наворачивались слёзы, а горло перехватывали тиски застывшего стона. Ей нельзя проронить ни звука – это она запомнила. Запомнила, как её побил отец, приговаривая: «Нечего скулить как последняя сука! Ты же дочь вождя!» И дочь вождя терпела, сдавливая пытающийся вырваться крик, стирая слёзы сжатыми в кулаки грязными руками.
Резкая боль вновь скрутила низ живота, заставив девочку согнуться, сесть на земляной пол и прислониться спиной к стене. Подол длинной рубахи был весь в кровавых разводах. По ноге снова струйкой стекала кровь.
Кровь… Именно из-за неё Зорица была изгнана из дома как паршивая собака и заперта в этом грязном, провонявшем сыростью и гнилью сарае, размерами больше походившем на собачью конуру. Матушка сама посреди ночи вытащила её из постели, заляпанной кровью, и, ревущую, подобно белуге, закрыла здесь два восхода назад. Заперла и сказала: «Будешь сидеть здесь, пока не пройдёт нечистая седмица». Что такое «нечистая седмица» ей объяснила лишь наутро престарелая знахарка, которую родители одну лишь допустили осмотреть девочку. Она доверительно сообщила ей, что за три дня всё пройдет, и кровь успокоится. Однако, у неё пошло совсем не так, как предсказывала знахарка.
Всем же остальным было запрещено смотреть на неё под страхом неминуемой гибели. Даже еду ей теперь подавали через щель в двери, отворачивая лицо, чтоб ненароком не встретиться взглядом с запертой в зловонной темноте Зорицей.
Теперь уж девочка знала, куда пропадала каждый лунный круг её мать, могущественный шаман Сияна рода Рысей. Она также укрывалась в тёмном сарае. Также поступали и с другими женщинами рода. Ей об этом рассказала знахарка, каждый закат поившая её горьким и терпким до отвращения отваром. Но эти знания не гасили искры обиды в душе ребёнка. Она по-прежнему не могла понять жестокости этого обычая.
Зорица всегда помогала родителям с младшими братьями, старалась лишний раз не путаться у них под ногами. Выполняла все указания старших по дому, ухаживала за больными и скотиной. Могли бы и по-другому обойтись с ней, всё-таки она дочь вождя Новика. Но всё случилось именно так.
Всё это время единственной отрадой для девочки были сны, позволявшие ей отвлечься от обиды на родителей, жалости к себе и тягостных раздумий. Когда она спала, к ней приходила Матушка-Рысь – покровительница рода.
Каждый раз лёгкий туман заползал в щель двери, как всходила полная луна, обретал очертания дикого лесного зверя и воплощался в женщину с головой рыси. Необычайный вид не пугал девочку, а, наоборот, внушал доверие, позволявшее бросаться в объятия нежных рук, пахнувших луговыми травами и цветами. С ней Зорица ощущала неуместный в тёмном заточении уют, от Матушки-Рыси веяло материнским теплом и заботой.
Вдвоём они устраивались на куче соломы, что служила лежанкой, и женщина-кошка начинала свои повести. Когда она рассказывала сказки о неведомых землях на другом берегу солнечного моря-окияна, а порой учила девочку, что с ней в дальнейшем случится, как тогда поступать и вести себя, что делать, а чего не стоит. Зорица всегда внимательно слушала, задавала вопросы, а после засыпала самым безмятежным сном, в котором ей виделись мудрые и говорящие звери, учившие премудростям жизни, охоты и ведовства.
Вот рысь ведёт её через дремучий лес под убывающей луной. Вокруг страшные тени и жуткие звуки, но Зорице не страшно – она смело вышагивает рядом с большой кошкой, лишь стараясь разглядеть источник шума. Всё тщетно. Глаза различают только стволы и ветки деревьев, порой тени охотящихся сов, вот и всё. От этого любопытство лишь распыляет смелость девочки и подгоняет вперёд.
Лишь когда вышли они на поляну, стал понятен источник шума – пред ними разлеглась, преграждая путь, чудовищных размеров рысь. Глаза твари горели неземным огнём. Пасть она то разевала, то снова закрывала. Каждый раз, когда чудовище размыкало челюсти, шум усиливался и становился похож на звуки множества барабанов, и виднелось пламя, что горело во чреве.
Зорица перво-наперво оторопела от страха, но спутница лишь надела на неё венок из омелы и подтолкнула вперёд, а затем сама побежала. Подбежав к пасти огромной родственницы, Матушка-Рысь на мгновение остановилась, чтобы бросить призывный и одобряющий взгляд на девочку, а затем бросилась прямо в разверзнувшуюся пасть.
Зорица от неожиданности даже взвизгнула, но тут же опомнилась и прикрыла рот ладонью. Немного потоптавшись в нерешительности на месте, она также подошла к чудо-кошке и, дождавшись, когда вновь откроется пасть, закрыв глаза, прыгнула следом.
Когда же она осмелилась приоткрыть глаза, то была поражена увиденным: очутилась в огромном светлом доме, а её саму обступили самые разные звери и птицы. Волк и заяц, медведь и кабан, лось и белка стояли бок обок. Рядом расселись сова и горлица, ворон с вороной, стриж и сокол, глухарь подле орла. Все они образовали круг, посреди которого и находилась Зорица.
Девочка, придя в себя от потрясения, попыталась встать с пола, но смогла лишь подняться на четвереньки. В недоумении она посмотрела на свои руки и не смогла сдержать крик, вырвавшийся кошачьим воплем – увидела вместо рук мохнатые лапы рыси. Бросила взор на бок – и там оказался светло-рыжий мех лесной кошки, а спину венчал куцый хвост.
«Я – рысь», - мелькнула мысль в голове, и Зорица проснулась. Солнечный лучик нещадно лез в глаза, и нестерпимо хотелось пить.
Наступал очередной день одиночества. Очередной день заточения в тёмном душном и пропитанном сыростью сарае, когда её сверстники вовсю резвятся под летним солнышком. Новое осознание несправедливости. Что может быть хуже? Одно лишь радовало девочку — кровь перестала идти, и ей это показалось важным знаком.
Когда солнце уже стало покидать зенит, дверь отворилась широко, пуская солнечный свет и свежий живительный воздух. Вместе с глотком свежести вошла знакомая знахарка и коротко бросила:
— Идём со мной, — и поманила сморщенной старушечьей рукой.
— Я свободна? — не веря, спросила Зорица.
— Хм… В этом мире никто по настоящему не свободен, деточка. Здесь тебя уже точно никто держать не будет. Идём же, а то могут и передумать, — усмехнулась старушка и засеменила прочь.
Зорица тут же вскочила с соломы и побежала догонять. Ребятня, что встречалась на пути, расступалась перед ними, кто-то перешёптывался, кто-то тыкал пальцем, но она не обращала никакого внимания и следовала за старушкой.
Вскоре они пришли к бане, над которой до сих пор вился дымок. Внутри они разделись, и старшая швырнула грязную, перепачканную кровью да грязью рубаху девочки в тёмный угол, где сразу же что-то зашебуршало. После этого стала самым тщательным образом охаживать подопечную тремя разными вениками — берёзовым, сосновым, дубовым, что-то нашёптывая себе под нос при их смене. Она часто поддавала пара, выливая душистые отвары на раскалённые камни.
Зорица разлеглась на полке, млея от жара и пара, буквально чувствовала, как прогревается всё тело, каждая косточка, как сходит вся грязь с кожи. То ли от тепла, то ли под воздействием отваров навалилась расслабленность, и она прикрыла глаза.
Но долго нежиться ей не дали. Дверца отворилась, пуская немного прохлады и свежего воздуха, и в парилку вошли две женщины — ещё одна знахарка и Сияна, мать Зорицы. Обе были раздеты, но тело матери покрывали причудливые рисунки, по большей части похожие на стрелы и копья. В руках она держала бубен, в этот раз также был украшен стрелами: часть создавала изображение человека, другие же были нацелены на него.
Звук бубна будоражил Зорицу — сердце билось в такт, дыхание перехватывало, тело стремилось встать и присоединиться к пляске матери, но две знахарки удерживали её на полке, дав лишь перевернуться на спину. Сами же принялись то ли подпевать, то ли подвывать Сияне.
Покрытые копотью стены расплывались перед глазами, словно в дымке таяли. Запахи всё больше становились похожими на ароматы леса после дождя. За звуками пения и бубна стали проявляться неведомые шорохи.
Перед Зорицей выплясывал на задних лапах огромный самец рыси. Ростом он превосходил любого мужчину рода, разве что кузнец вряд ли бы ему уступил. Его одновременно плавные, отточенные и резкие движения влекли и манили, только её по-прежнему что-то удерживало на месте или кто-то. Промежность наливалась пламенем, что пульсировало в венах. Девушка лишь раздвинула ноги, приглашая зверя, и тот не заставил себя ждать. Пав на четвереньки, котяра прошёлся шершавым языком по затворам, ещё больше распаляя её… Взмах лапы, а потом мгновенная острая боль.
И наваждение пало. Перед Зорицей стояла собственная мать, с улыбкой слизывающая капельку крови с ножа.
— Теперь ты уже взрослая, Зорица, — мурлыкающим голосом произнесла она и подошла к двери.
— Мама… — робко окликнула её девушка, — что это значит?
Сияна остановилась, помедлила чуток и, оглянувшись на дочь, ответила:
— За столом поговорим. Много чего тебе ещё стоит узнать. А сейчас помойся, новая одежда ждёт тебя на лавке, — и вышла вон.
Вслед за ней последовали и старухи, и Зорице не осталось ничего, кроме как поскорее смыть с себя кровь, пот и грязь, за что и принялась с особым рвением. Таинство произошедшего и ожидаемого будоражили сознание, плодя разнообразные догадки в голове и тревоги на сердце. Пытаясь хоть как-то успокоиться, Зорица с утроенным усердием скребла себя мочалкой, заодно пытаясь прогнать подальше воспоминания о своём заточении в вонючем тёмном сарае.
— Что же со мной произошло, мама? — спросила Зорица, больше разглядывая нехитрую снедь, чем поглощая её — любопытство, стремление понять побеждали голод.
— Всё просто, девочка — ты стала взрослой, можешь иметь детей и выйти замуж, — с налётом таинственности отвечала Сияна, — и всё сложно, ибо ты моя дочь, дочь шамана и вождя племени. Тебе уготована иная судьба, отличная от доли обычной женщины, матери и жены.
— Что это значит? — почти прошептала девушка.
— Со временем ты можешь занять моё место, стать беседующей с духами. Доносить до людей их волю, а до духов чаяния людей. А можешь и место отца занять в назначенный срок, взяв всю ответственность за судьбу рода на себя. Но прежде чем всё это случится, ты должна пройти через посвящение, представлению тебя дедам. И много что ещё предстоит тебе узнать, понять и уразуметь, — ответ матери пугал и манил одновременно.
— Э-э-э…, а если я не смогу? Что тогда? — в душе Зорицы боролся страх с пытливостью.
— Если боишься, что не справишься, то мы с отцом нынче же известим весь род, что дочь наша на выданье, и будешь женихов выбирать месяц. После же, коль не выберешь сама, то мы назначим и свадьбу сыграем. Будет у тебя семья, дети пойдут — всё как у других, — Сияна сама отщипнула в задумчивости кусок мяса оленя и проглотила не жуя. — Но в таком случае после моей смерти роду нужно будет найти другого шамана…
— Матушка, но тебе ещё рано помирать… — перебила срывающимся голосом дочь.
— А это неизвестно, милая. Может, рано, а, может, и нет. Одно известно, что смерть заберёт меня, тебя, всех в свой урочный час, — не меняя тона, отвечала та, и, как в ни в чём не бывало, продолжила: — А где роду будет этого шамана, коль та, которой на роду было написано, отказалась от судьбы своей? Со стороны звать проходимца? Или же страдать от молчания духов? Но ты не бойся, Зорица, что не сдюжишь, — сдюжишь, коль будешь желать и стремиться. Выбор-то у любого человека невелик, как ни крути, дорогая. Каждый оказывается при своей жизни на краю пропасти, и нет пути назад — или же стремиться подняться к небесам, чтоб засиять звездой, или же сорваться вниз камнем, чтобы стать началом чей-то новой вершины.
Зорица призадумалась. Раньше мать не заговаривала о своих обязанностях шамана племени. Однако теперь девушка захотела узнать древнее ведовство и спросила:
— А учить ты меня будешь?
— Чем смогу, тем подсоблю, но учить мне тебя негоже: ты должна стать лучше и сильней меня, а, стало быть, учить тебя надобно тем, кто мудрёнее. И сегодня на вечерней заре тебе нужно будет отправиться к ним.
Девица склонила голову набок, внимательнее приглядываясь к собственной матери. Её слова скорее не пугали, а манили. Да и вдали от родных Зорица никогда не находилась, а предстоящая разлука сжимала сердце.
***
Диск солнца почти уже исчез за вековыми деревьями, когда Зорица вышла на опушку, что указала ей мать. Дорога её оказалась тяжкой — пришлось и через буреломы перебираться, и через топи болот продираться. Кожаные штаны промокли насквозь и липли к ногам, холодя кожу. Онучи не выдержали пути, и их пришлось бросить в чаще и идти босой. Не раз и не два ей чудилось, что зверь лесной крадётся по следу. Порой и совы ухали неожиданно близко. Но вот она и на поляне, сплошь заросшей красавкой. Цветущие кусты доходили девушке до плеч. Воздух был наполнен дурманящим ароматом жёлтых колокольцев-цветков, дарящий успокоение душе.
Поклонившись перво-наперво на все четыре стороны, Зорица достала три сморщенных чёрных ягодки, что вручила мать при сборах в путь-дорогу. Тщательно разжёвывая, пересиливая горечь во рту, уже приметила три самых привлекательных листочков бешеницы, те, что покрупнее да позеленее.
Первым необходимо уши натереть — и стали слышны звуки чудной мелодии, до боли знакомой, но прежде неведомой.
Вторым надо нос намазать — и стал отчётливо различаться запах, похожий на запах человеческого жилья, но несколько другой, чуть более сладковатый.
А третьим же – очи – и предстал взору чудный домина прям посреди поляны, и к нему тропа, петляющая сквозь кусты красавки.
Изба, казалось, полностью была захвачена мхом, который плотным зелёно-изумрудным слоем покрывал стены, крышу и трубу печную. Из-за него Зорица заприметила дверь, лишь когда тропа подвела к заросшей стене.
Дверь, также вся проросшая мхом да лишайником, сама распахнулась бесшумного и плавно, как только девушка потянулась рукой нашарить ручку, обдав терпким жжёных трав и окуная с головой в нежную влекущую мелодию странного струнного инструмента.
- В дом пройдёшь, утолить жажду и голод тела и разума, аль так и пойдёшь восвояси, Зорица? - раздался хриплый женский голос, и Зорица, глубоко вздохнув, сделала шаг навстречу таинственной хозяйке.
Глава 2. Ратко
Лютый вышагивал по лесу рядом с товарищами. Идти в высокой траве было тяжело, но лучше сейчас быть плечом к плечу, чем тащиться гуськом по узкой охотничьей тропе. Охота удалась на славу – помимо трёх зайцев, они сегодня тащили в общий дом тушу упитанного кабана.
Еще седмицу назад его звали Ратко, сыном Златана и Уйки. Но с тех пор его жизнь круто изменилась.
