Глава 1. Ветер-предвестник
В первую ночь лета в Артюховске после трёхдневного штиля подул лёгкий ветерок со стороны Дичневой бухты. Довольные яхтсмены потирали руки, предвкушая азартные парусные гонки, рыбалку и прогулки вдоль берега в обществе подруг. Но радость их была преждевременна: погода быстро портилась. Ветер вдруг резко изменил направление и понёс на порт солёные брызги прибоя. Огромные валы, покрытые седой пеной, обрушились на причалы. От здания портовой администрации раздался сигнал тревоги. Но шум накатывающейся на мол воды усиливался с каждой минутой, и вскоре вой сирены был заглушен грохотом волн.
Уже через полчаса рыбацкие катера и яхты, стоявшие у дощатых причалов, разъярившееся холодное море выбросило на пристань, как детские игрушки. Их владельцы бросились было к своим суденышкам, но бежали, преследуемые хлынувшей на набережную водой. А кто-то, мечтая прославиться уникальной видеозаписью, стал первой жертвой взбесившейся стихии, сняв напоследок седой от пены вал, обрушивающийся на мостовую, что тянулась вдоль берега. Сторожевой катер, стоявший в порту, ещё до шторма ушёл далеко от берега. Теперь его швыряло и крутило, словно футбольный мяч на поле во время чемпионата.
В городе было ещё хуже. В воздухе кружились и исполняли замысловатый танец маленькие и большие фанерные щиты, афиши, баннеры. Под напором ветра падали столбы с рекламными стендами, ломались деревья, переворачивались автомобили. По улице нельзя было сделать и двух шагов без риска получить сокрушительный удар рукояткой зонтика, порхающего без хозяина, или краем сорванного с крыши шифера. На центральных проспектах, обычно многолюдных, было пустынно – люди, которых застал ураган, забежали в ближайшие магазины или кафе. Бродячие животные прятались в подворотни, удирали в городской парк или на кладбище, где имелось немало укромных уголков, чтобы переждать шторм.
* * *
В тёмном глухом переулке было тихо, если не считать постоянно меняющего тональность гула ветра, выдувшего привычный местным жителям застоявшийся запах мочи. Люди в такую бурю предпочитают сидеть дома, наглухо закрыв окна, в большинстве снабжённые внешними ставнями. Но о вкусах не спорят. Тишина раскололась нарастающим рокотом, переходящим в надсадный рев, и из-за угла вылетели пятеро мотоциклистов. В конце переулка они остановились, не глуша двигателей. Самый рослый из них поднялся с низкого кожаного седла и стянул с головы шлем. По широченным плечам рассыпались длинные светлые волосы, двухметровый парень весьма атлетического телосложения тяжело, словно нехотя, поднялся из седла, и твёрдо встал возле стального мустанга.
Пожав руки трём спутникам, и нежно чмокнув в губы красивую черноволосую девушку, тоже снявшую шлем, парень устало покатил к подъезду навороченный Урал. Вечер определённо удался. Судя по забрызганным слабыми потёками мутной воды крыльям над мокрыми колёсами, ребята катались по набережной. Остальные развернули мотоциклы, сорвались с места и скрылись в темноте. О дальнейшем их пути могли рассказать только снопы света, бьющие из мощных фар.
Вскоре уменьшившаяся компания снова остановилась, на этот раз около чугунной ограды, ещё метров за сто заглушив двигатели. Дальнейший путь проделали пешком, катя транспорт. За решёткой виднелся двухэтажный дом, построенный в ретро-стиле. Девушка, махнула на прощание рукой, и тенью скользнула мимо дремавшего охранника в пластиковой будке. Закрепленный над входом фонарь погас, и крадущаяся фигура скрылась в глубине территории, толкая тихо шуршащий шинами байк. Молчаливые спутники ускорили шаг, и, удалившись на приличное расстояние, вновь рванули стартеры.
Уменьшившаяся компания проехала ещё пару кварталов, до зелёного дворика перед четырёхэтажным кирпичным зданием. Двое резко скрипнули шинами у гаража, крайнего в ряду таких же, а последний из пятёрки, разогнавшись, понёсся мимо подъездов. Благо, глушители работали у него отменно, и покой жильцов потревожил лишь негромкий гул. Лихач вылетел на трассу и направился к себе домой, в другой конец города.
Когда байкер приблизился к вокзалу, позади здания, со стороны выхода на платформу, раздался оглушительный треск. Если бы в это время была гроза, можно было бы подумать, что источником стал мощный электрический разряд. Но грозы не было, а буре такие явления не сопутствуют, по крайней мере, на суше. Ярчайшая зелёная вспышка на мгновение ослепила одинокого мотоциклиста. Заслонив глаза рукой, он с криком покачнулся и едва не потерял управление. Но свет исчез, и над городом вновь сомкнулась ночная тьма.
Парень остановился возле центрального входа, где одинокий милиционер сосредоточенно набирал номер на мобильнике. Навстречу в панике бежали люди, вдалеке уже были слышны сирены, но любопытство перевесило осторожность. Байкер, покинув седло, устремился внутрь здания, в котором не обнаружил ни одного работника. Быстро пересёк зал и шагнул на перрон. Увиденное заставило снять шлем с чуть тонированным стеклом, иначе он просто отказывался верить своим глазам. Открылось широкоскулое лицо с узкими восточными глазами, свойственными жителям Кореи. Жёсткие волосы топорщились, влажные от пота, и слегка подрагивали отдельными непослушными прядками на ветру. Байкер огляделся.
Дальние платформы были пусты. Ближайшие… На том месте, где проходили первый и второй пути, зиял огромный котлован. Не хватало также почти всего перрона. Узкая часть его, с ровно срезанными, оплавленными и ещё дымящимися краями, осталась возле стеклянных дверей. На бордюре, возле входа, сидел, сгорбившись и уставившись в одну точку, человек в сером костюме строгого покроя и чёрных лакированных туфлях. Седая ухоженная бородка нещадно взъерошилась сцепленными в замок худыми морщинистыми руками, что подпирали голову. На похрустывание какого-то мусора под ботинками с высокими берцами старик совершенно не обратил внимания, полностью погружённый в себя. Мотоциклист подошёл ближе:
– Что здесь случилось, папаша? Вам нужна помощь? Может скорую вызвать?
– Хотел бы я и сам знать, что здесь случилось.
Со съехавшей на лоб шляпой, из-под которой выбивались всклокоченные жидкие волосы, голова медленно поднялась. Тусклые, полные слёз, глаза под кустистыми бровями пристально вгляделись в парня. Человек снова надолго замолчал, трясущиеся ладони прикрыли лицо. Остался виден только тонкий нос с хищной ястребиной горбинкой, по которому скатилась мутная слеза и повисла на кончике. Не зная, куда себя девать, байкер опустился на бордюр, шлем гулко стукнулся о бетон, и закачался возле берца. Через бесконечные пять минут старик, всё так же глядя перед собой, вдруг заговорил:
– Спасибо, что помолчали со мной, молодой человек, одному такое очень тяжело переживать. Боюсь, как бы сердце не прихватило. Хотя, что уж теперь, одному век доживать не в радость.
Парень достал пачку сигарет и протянул одну старику:
– Курите, папаша? Если до сих пор не прихватило, то уже можно не опасаться.
Не заметив протянутый бумажный цилиндрик, старик вяло кивнул, губы невнятно шепнули: "Можно...", а рука скользнула в левый карман пиджака, откуда появилась с трубкой. Другая ладонь почти одновременно извлекла из правого кармана небольшой пенал с табаком. Дрожащие пальцы отказывали человеку, и весь захваченный из коробочки табак сыпался мимо трубки, на землю. Парень снова протянул сигарету, на этот раз так, чтобы старик увидел. Тот взял и долго крутил в пальцах фильтр, после чего всё-таки сжал его губами и достал из внутреннего кармана коробок спичек.
– Обычно я предпочитаю трубку, но, боюсь, сейчас не смогу ее набить. Сын бы помог, он умеет... умел… – Ладонь, в которой подрагивала сигарета, снова прикрыла глаза, но через минуту старик с усилием опустил её, и даже взглянул на парня влажными глазами. – Простите, забыл представиться. Николай Витольдович, Гросс.
– Николай, – Ответил байкер, и помолчав, зачем-то добавил: – Ким. А что с сыном?
Старик задумался, глядя на огонёк. Почувствовав, что пауза слишком затянулась, Николай хотел спросить ещё что-то, но тусклый голос опередил его:
– Тезки значит. Что же касается вашего вопроса. Сегодня из Саратова должен был приехать мой сын с молодой невестой. Я пришел сюда их встречать, но… – Гросс протяжно всхлипнул, затягиваясь, и тяжело закашлялся. Через несколько минут, придя в себя, он продолжил. – Простите… Когда поезд подошёл к перрону, с неба в состав ударил зеленый шар. Вспышка ослепила, я закрыл глаза, а когда открыл и проморгался, поезда уже не было. Сын и сноха остались там, в одном из вагонов… надеялся на счастливую старость, и вот… А мне повезло, будь оно всё проклято… Исчез большой кусок перрона и почти все встречающие. Я здесь только потому, что меня вытеснили из толпы к самому выходу. Представляете, какая несправедливость: сына нет, а отец, никчёмный старик, живёхонек! Да лучше бы меня на атомы разнесло!
Они еще долго сидели и курили, не обращая внимания на ураганные порывы ветра, и только прикрывали ладонями тлеющие огоньки. Наконец Николай отбросил в сторону уже вторую недокуренную сигарету и похлопал старика по худому, вздрагивающему плечу.
– Ну, сочувствую, папаша… и, всё это, конечно, очень странно… Но, вы это… Короче. Вот что. Слезами, как говорится, горю не поможешь, да и не факт, что они погибли, сколько фантастики пишут про всякие переносы, попаданцев.
– Думаете? – Старик вскинулся, и вцепился в щиток на "черепашке" парня. – Вы думаете, что это не взрыв?
– Уж точно не взрыв... Это что-то другое, просто я не могу понять, что... Но чувствую, что это какое-то явление, воронка от снаряда или ракеты выглядит по-другому... Тут как исчез кусок земли, а бесследно ничего не исчезает, обязательно куда-то...
– Да... да... Фундаментальный закон сохранения материи и энергии...
– Вот-вот... ага, он, наверное... А пока… Может, у меня денек-другой поживёте? Ну, мало ли, сердечко там прихватит, как сами вон опасаетесь. Садитесь на мотоцикл, доберёмся с ветерком, а завтра с утречка заедем за вашими вещами.
– Спасибо, Николай, вы очень любезны. И за поддержку спасибо, и за то, что надежду дали... Как я, старый пень, не подумал, не обратил внимания на детали... Только, если можно, подвезите меня до дома, я живу на улице Платова. Мне надо многое обдумать, вы навели меня на интересные мысли... И если... да... да... Это многое может объяснить, и самые дикие наши предположения, которые были только гипотезами...
Николай оторопело смотрел на старика, потом тряхнул головой и надел шлем, из-под опущенного стекла загрохотал его голос:
– Ладно, папаша. Моё дело предложить… Короче, садитесь, подброшу Вас, а потом к себе махну. Только запишите мой телефон, вдруг давление разыграется. – И чуть тише добавил, – как бы психбригаду не пришлось вызывать.
Через несколько минут мотоцикл покатил по ночной улице прочь от вокзала, увозя на себе двух седоков. Почти всю дорогу они молчали, каждый погружённый в свои мысли, и не замечали, что в небе на город надвигается серая тень, закрывая Луну и звёзды.
* * *
– М-мать твою, телефон!.. Ключи, где ж ключи-то? Так, вот… Да поворачивайся же, наконец. Вечно заклинивает… Эй, только не клади трубку!..
В спальню ворвался светловолосый гигант и, бросившись через всю комнату на кровать, затрещавшую под напором огромного тела, схватил с тумбочки телефон.
– Да, слушаю! Настёна, уже доехала?
Трубка язвительно расхохоталась:
– Никита, Никита. Ты совсем помешался с этой тёлкой. И всё равно ты останешься ни с чем, уж поверь мне. Она выдумает красивую сказку о любви брата и сестры, которую ты проглотишь, хочешь этого или нет, и быстренько выскочит замуж за более перспективного человека. И уж, конечно, более обеспеченного, чем ты. Ну, за такого, например, как я. У тебя вся сила, похоже, в мышцы ушла, мозгу мало досталось, раз не понимаешь таких простых истин.
Никита, лицо которого, в процессе короткого монолога звонившего, наливалось кровью, стиснул трубку так, что она захрустела в побелевших пальцах. Сжимавшаяся внутри пружина лопнула, и парень в бешенстве заорал, видимо рассчитывая начисто лишить слуха наглеца на другом конце провода:
– Какой охреневший мамонт потерял нюх, чтобы катить на меня бочку? Ты кто, урод?
В трубке раздался смешок:
– Почему сразу урод? И кто я – совсем не важно. В общем, забудь про Настасью. Она не для тебя.
– Она уже моя. И со мной лучше не…
Кольцов услышал короткие гудки – связь прервалась. Трубка полетела в сторону. В висках стучало так, что он с трудом расслышал удары в стену чем-то тяжёлым (возможно, кувалдой, а может, и головой) из квартиры соседа, проснувшегося от его крика. Никита тряхнул головой, сгоняя оцепенение, и, зарычав, бросился к мотоциклу, который занимал половину узкого коридорчика. Звонивший добился своего и вывел из равновесия, теперь хотелось просто поколесить по улочкам, не взирая на усталость.
Через три минуты он уже скатывал свой байк по специально сделанному когда-то бетонному пандусу, занявшему половину нижнего пролета между первым этажом и площадкой перед дверью на улицу. Еще через минуту он был на улице и яростно заводил «Урал». Без шлема, с развевавшимися на ветру светлыми волосами, Никита походил на древнего воина, но под ним набирал скорость не горячий скакун, а ревущая стальная машина. Гигант разогнался по двору, разбудил грохотом мотора весь дом. Промчался сквозь переулок между двумя глухими стенами, оставив метаться эхо, и, повернув за угол, под раздающиеся из окон недовольные крики скрылся во мраке. Повезло только соседу на первом этаже – он уже не спал.
* * *
В городском Управлении милиции лейтенант Григорий Старыгин неторопливо шёл по коридору, как обычно погружённый в размышления. Обдумать появившиеся интересные мысли о том, как провести очередной одинокий вечер, ему не дали. Рядом энергично зацокала каблучками младший следователь Юля Молчанова, совсем недавно пришедшая к ним на практику после юрфака, и что-то торопливо ему рассказывает. Григория где-то глубоко внутри начало морозить.
После смерти жены он замкнулся в себе, вычеркнув из круга общения лица женского пола. Когда сотрудницы обращались к нему, он отмалчивался или ограничивался несколькими скупыми фразами. Из-за чего нередко возникали неприятные или даже конфликтные ситуации. Отчасти это и послужило предпосылкой к намечающемуся отпуску – начальник торопился отправить подчиненного на отдых, и не дать появиться трещинам в коллективе.
А ведь всего несколько лет назад оперуполномоченный Старыгин был счастливейшим человеком: красавица жена и две хорошенькие дочери, девушки четырнадцати и двенадцати лет.… Три года… Много ли это? Чтобы забыть – нет... Три года назад шайка молодых грабителей, которых он упорно разыскивал, ворвались к нему в дом. Подонки надругались над его женой и дочерьми, разворотили всё, что только можно было, и ушли, оставив несчастных полумёртвыми на полу в столовой, среди обломков мебели. Когда после звонка соседей Григорий примчался домой с оперативной группой, старшая из девочек, Катя, была уже мертва.
Убитый горем оперативник был невменяем. Товарищи ещё долго вспоминали, как дико он орал над женой и дочерьми, а потом, когда их увезли машины скорой, замолк и сидел неподвижно, уставившись в одну точку.
