Грохот "калашниковых" смешался с сухим треском "армалитов", сполохи пороховых газов освещали перекошенные лица солдат и вьетконговцев. Харрис отстреливался из табельного кольта–коммандера, но перестал стрелять, у него даже не закончилась обойма и сержант куда-то исчез. Дэниэл заорал Смиту почти в самое ухо:
–Джонни, они на деревьях!
Задрав стволы, морпехи стреляли в черноту полыхавших напалмом джунглей. А потом в глазах у Джона потемнело, и он провалился в беспамятство от сильного удара сзади по голове.
Сознание вернулось вместе с болью в затылке. Джон ничего не видел и лишь спустя минуту сообразил, что руки у него связаны и на голове что-то надето. Джон часто задышал и крикнул в темноту.
–Эй. Есть тут кто?
Раздался звук, как будто передвинули стол, сквозь материю просветили светлые пятна вперемешку с темными, кто–то двигался. Тихий звук голоса, слов Смит не разобрал. Прошло несколько часов – или десять минут – Джон как будто потерял ощущение времени. И наконец, у него сняли мешок с головы. Перед ним стоял солдат вьетнамец, неподалеку находился офицер в форме вьетконга, еще несколько фигур маячили в дальнем углу помещения. Напоминало каземат, тусклые лампочки под потолком и фонарь на столе поначалу ослепили, а когда зрение сфокусировалось, практически не давали света. Видно было две двери, одна совсем маленькая, за ней изредка маячило что–то. Смит понимал, что он попал в плен, но страха не было. Юношеский максимализм не давал его ощутить в полной мере, погибнуть в окружении врагов казалось героическим.
Люди что–то говорили, солдат не мог разобрать ни слова из северного ханойского диалекта, да еще и тупая головная боль смешивала мысли в кучу. В конце концов офицер подошел, взял стул, оседлал его и вперив взгляд в Джона, начал разговор на ломаном английском.
–Рассказявай я место дислокаций артиллеряйских батярея.
–Джон Смит, порядковый номер 1658.... – не успел договорить Джон, как от стоящего слева солдата прилетела увесистая оплеуха. Еле удержавшись на привязи к стулу, Смит помотал головой и, уняв головокружение, уронил голову на подбородок. Почти сразу офицер протянул руку и поднял голову рывком, схватив за челюсть.
–Повторить вопрос? Место. Дислокация. Артиллерия. – отчеканил слова офицер вьетконга.
–Джон Смит, порядковый номер 16.... – на этот раз Джон не удержался на стуле и рухнул от затрещины. Голова разболелась еще больше. За дверью началась какая-то возня и раздался почти звериный рык. Джон готов был поставить полугодовой оклад, что кричал человек, но в звуке было больше от животного, нежели от разумного человека. Смита рывком поставили в исходное положение, офицер снова уставился немигающим взглядом на солдата.
–Ты заговорить. Когда товарищ майор говорить с тебя. Русский заставлять говорить кого угодня. – и тепло, по-отечески улыбнулся. А Джон буквально похолодел. Вот теперь страх был почти физически осязаемым каждой клеточкой тела. Неимоверным усилием воли Джон заставил себя перестать трястись, но, видимо, офицер увидел, все, что нужно. Он встал со стула и отставив его, что–то сказал солдату. Стул с Джоном схватили и подтащили к маленькой двери, поставив у стены. За ней слышался тихий голос и уже никто не кричал.
Через полчаса ситуация изменилась, солдаты и офицер засуетились, начала слышаться канонада, пока еще сильно далекая. Пару минут спустя все уже неприкрыто забегали – началась эвакуация. Маленькая дверь открылась, и широкая фигура плавно вышла из узенького проема, ростом под самый потолок. Или освещение так падало. У страха глаза велики – а Джон очень сильно боялся.
–Uhodim. Gruzite voennoplennyh v mashiny.
–Est', tovarishch major! – гаркнули вьетконговцы нестройно, а фигура быстро и неслышно исчезла и Джон наконец–то выдохнул.
Дальнейший калейдоскоп событий был для Джона как в тумане: под канонаду далеких взрывов гантрак трясся по разбитой дороге, натужное гудение мотора и взвизги трансмиссии заглушали ночные звуки. Пленные солдаты с мешками на головах поняли, что они на побережье южно–китайского моря по специфическому запаху водорослей. Джон молчал, как и все пленные, когда их поволокли по пирсу. Вскоре сапоги солдат загрохотали по трапу и корабельному настилу палубы. На какой корабль их погрузили, Джон никак не мог знать. Пленных побросали в трюм, предварительно сняв мешки. Освещения не было, но вскоре глаза привыкли к сумраку и слабому свету из крошечных иллюминаторов или просто дыр почти у самого потолка.
Осмотревшись, солдаты начали шепотом переговариваться. Джон вскоре понял, что тут не было никого из его взвода и потихоньку расспрашивал пленных о судьбе сослуживцев, но никто ничего знал.
Корабль отчалил от пирса. Дизельный, судя по звуку, двигатель гудел ровно, а свет из дырок стал поступать интенсивнее – занимался рассвет. Через час к звуку двигателя примешался новый звук, резкий, натужный.
–Вы слышите это? – произнес кто–то с слегка итальянским акцентом. Пленные загудели. Сверху загалдели и по палубе забегали. Говоривший шепотом продолжал, все затихли: – Виджеленты летят. Сверхзвуковые палубные бомбардировщики, где-то рядом авианосец.
Смесь радости и страха гулом прокатилась среди солдат. А звук усилился, превратившись в грохот. Застрекотали зенитные орудия, Джон вжался в палубу трюма корабля, это его и спасло, когда взрывы авиационных бомб начали крушить утлое суденышко. Карусель морской воды, обломков и постоянно меняющегося верха, и низа и Джон вынырнул, отплевываясь соленой водой. Вокруг горели остовы вьетконговского конвоя и барахтались солдаты: как вьетнамцы, так и американцы. Вой бомбардировщиков затих вдали, Джон, уверенно держась в воде, подплыл к большому деревянному куску обшивки и взобрался на него, пытаясь сообразить, что делать дальше.
Вокруг, в рассветной дымке, не проглядывалось суши вблизи и выжившие люди поникли. Всего Джон насчитал пять человек в доступном ему обзоре: трое американцев и двое вьетнамцев. Джон прокричал в сумрак:
–Где мы?
–Ты не поверишь – в южно–китайском море, а не в карибском заливе! – схохмил кто–то из американцев. – Где–то между Хайнанем и Парасельскими островами.
Вьетконговцы погрозили пистолетами, американцы в ответ помахали кулаками и подручными обломками, напряжение после шока бомбардировки проходило, и вражда противников нарастала. Джон заметил какое-то движение и начал вглядываться в мерцающее бликами восходящего солнца море. В полном молчании и тишине к месту крушения подплывало судно. Остановилось посреди обломков и к людям полетели веревки. Джон ухватился за конец каната и подплыл к борту, быстро вскарабкавшись на корабль с низкой посадкой. После чего пришлось поднять руки вверх – в грудь солдату смотрело дуло "арисаки тип 38". Державший оружие японец в холщевом плаще цвета хаки молча кивнул на ящики такелажа, и Джон, верно истолковал жест, прошел на середину палубы. Всего выловили шесть человек: всех посадили у ящиков. Трое японцев разоружили вьетнамцев и застыли истуканами, не снимая прицела винтовок со спасенных. Вскоре Джон задремал, усталость навалилась горой и солдат уснул.
Дальнейшая неделя на японском корабле была для Джона странной молчаливой пантомимой. Японцы сохраняли молчание, вьетнамцы шушукались между собой, американцам угрожали оружием, если они начинали говорить, изредка шипя "гайдзин". Насколько помнил Джон, Япония со времен окончания второй мировой войны была союзницей США, и солдаты не понимали такого отношения японцев к ним. Американец итальянского происхождения Дженарро, тот самый, что распознал звук "Виджилентов", разбомбивших конвой, предположил, что это мародеры. Джон молча кивнул, периодически поглядывая, как бы завладеть оружием. Команды японцев на суденышке было двенадцать человек, и трое постоянно находились на палубе с винтовками, охраняя спасенных солдат.
Через неделю суденышко причалило к заросшему тропическими кустарниками бревенчатому пирсу и людей высадили, проводив вглубь небольшого прибрежного домика. Вскоре японцы вернулись и увели вьетнамцев, оставив троих американцев ждать. Вернулся один из японцев, которые несли конвой на корабле и незнакомый, которого не было на корабле. На висках азиата пробивалась седина, американцы молча и настороженно ждали. Наконец, японец произнес на чистейшем английском:
–Вы поедете домой. Но не сразу. Сначала в несколько японских городов, потом в Токио. Отказ от этой поездки не принимается.
Американцы переглянулись. Несмотря на то, что японец говорил вполне понятно, ситуация не становилась от этого яснее.
На следующее утро, после завтрака и переодевания в гражданскую одежду, Джона препроводили от побережья вглубь. Там уже поджидал старенький автобус, в котором сидели несколько малазийцев, китайцев и тайцев. Трое хмурых японцев прошлись по салону, раздавая сумки, чемоданы и рюкзачки.
–Можете их открыть и осмотреть, в них ваша одежда и необходимые вещи.
Джон начал соображать. Японцы что–то скрывали, оставалось понять, что именно. И ответ, скорее всего, находился внутри выданного ему рюкзака с вещами. Водитель завел мотор и автобус поплелся по серпантину дороги, петляющей между холмов. Конвоиры внимательно наблюдали за рассаженными по салону людьми, один сидел впереди, другой на самом заднем сиденье. Третий поочередно подсаживался к пассажирам и вполголоса что–то говорил. Добравшись до Джона, японец рассказал ему, что нужно спокойно представлять себя туристами и выполнять все их распоряжения и под конец продемонстрировал закрепленные у него под курткой несколько динамитных шашек, пообещав, что при плохих обстоятельствах придется взорвать весь автобус. Джон кивнул в ответ на рассказ на плохом английском и уставился в окно, попутно незаметно пытаясь ощупывать рюкзак.
Шел февраль 1968 года, Джон Смит ехал по витым спиралям дорог Японии на стареньком автобусе в непонятном качестве то ли пленника, то ли туриста. Послевоенная Япония, уже оправившаяся после ядерных бомбардировок и поражения, завораживала своей красотой и отталкивала полным непониманием менталитета ее жителей. Их "гиды" останавливали автобус, забирали одну из сумок пассажиров, уходили и через пару часов возвращались. Их тормозили патрули, полиция, осторожно проверяли документы, слушая быстрые объяснения "гидов", козыряли и желали счастливого пути. В мире полным ходом шла холодная война, восточный блок уверенно жил в эпохе застоя, западные страны хипповали.
Позже Джон вспоминал этот странный почти год времени в Японии, как будто он был зрителем в кино или на спектакле. Менялись декорации, люди, происходили события, но он на них никак не влиял, оставаясь лишь наблюдателем.
Когда они прибыли в Токио, Джон понял, что их "экскурсия" подошла к концу. В городе, пережившем недавнее экономическое чудо, американец очнулся от апатии. Не питая лишних иллюзий, понимал, что якудзы наркодилеры могут просто убить их, как свидетелей. Месяц назад "гиды" прошляпили одного из китайцев – он сбежал из автобуса под утро, в шестнадцати километрах от Синдая, ушел, скрываясь среди лесов кипарисовика и криптомерии. За ним ушел один из японцев, самый молчаливый, и вернулся днем, неся на плечах мешок. Пассажиров жестами заставили рыть могилу в подлеске, куда и вывалили потом содержимое мешка в виде сбежавшего китайца.
Под такие невеселые мысли Джон осознал, что автобус остановился, уже в районе Эдогава, неподалеку от токийского залива. Пассажиров завели в большое здание, и разместили на четвертом этаже. Японцев вокруг было человек двадцать, они постоянно куда-то исчезали и появлялись, то с поклажей, то пустые. Смит увидел седого японца, который разговаривал с ними по прибытии в Японию. К нему постоянно с поклонами подбегали другие азиаты, он отдавал им отрывистые распоряжения. Джон внимательно наблюдал за всем, что происходило, и первым почуял неладное. Главный японец Такахиси горячо приветствовал вступивших в помещение группу из еще тридцати японцев, и у них завязался разговор на повышенных тонах. Впрочем, эти азиаты орали постоянно, у них в языке не было ругательств и негатив выражался криком.
Джон не пропустил момент, когда началась схватка. Он еще в поездке скооперировался с Дженарро Моретто и сейчас они сообща скрутили в неразберихе одного из конвоиров и отобрали у него оружие, завладев пистолетом "браунинг М1911" и армейским ножом. Рухнув на пол, американцы отползли в дальний угол от калечащих друг друга якудза.
–Надо прорываться! – крикнул в ухо Дженарро. Смит кивнул, внимательно оглядывая помещение, где кипела схватка. Выходов было два – основной вход с массивными железными дверьми и окна с высотой в четыре этажа. К ним примкнул китаец, который путешествовал с ними в автобусе – остальные пассажиры ничком лежали на полу, закрывая головы. Он не говорил на английским, но жестами показывал на одно из окон с левой стороны здания. Туда втроем и поползли, пригибаясь от свистевших шальных пуль и один раз вступив в рукопашную с попавшимся на пути бандитом. Японец был ранен и группе удалось его одолеть, завладев топориком, которым сбили запоры окна. Миниатюрный китаец сиганул в приоткрытое окно первым, крепко сжав топорик в руках. Следом пошел Дженарро, Джон уже собирался прыгать, но один из якудз некстати очутился рядом. Что–то горланя, поднял на американца пистолет. Смит отшатнулся и выстрелил в азиата четыре раза из "браунинга", после чего чуть ли не рыбкой выпрыгнул в окно.
Приземлился четко в контейнер, наполненный мешками, было жестко, все-таки полет был метров десять. Дженарро сидел, прислонившись к контейнеру, держась двумя руками за левую ногу. Джон, недолго думая, подхватил италоамериканца, китаец поддержал с другой стороны и троица заковыляла прочь, к другому зданию. Джон заметил, что у обоих его спутников были походные рюкзаки, но не стал расспрашивать – не было времени.
Раздался выстрел, китаец упал. Джон оттолкнул Дженарро к стене и сам, в прыжке развернувшись, успел заметить преследователя, перед тем, как рухнул на брусчатку у здания. Это был Такахиси, и он был один. Джон услышал щелчок пустого затвора, не нашедшего патрон, еще в прыжке – обойма пистолета у японца была пуста. Быстро вскочив, американец сделал три выстрела в фигуру азиата, маячившую между стен. Крепко сжимая "браунинг" подошел к якудзе. Две пули нашли свою цель – Такахиси был ранен в плечо и живот, рядом с ним валялся пустой пистолет неизвестной Джону марки, который он, разумеется, сразу подобрал.
–Думаешь, легко уйдешь, гайдзин? Надо было сразу убить тебя, все равно эти деньги тебе не помогут. – Такахиси тяжело дышал, истекая кровью. Подковылял Моретто.
–Ошибаешься, японец. Мы имеем стойкое желание выжить и победить. – Произнес Джон и навел "браунинг" на азиата. Пальцы не слушались, не желали нажимать курок, глаза видели противника слишком близко, не то что в джунглях Вьетнама, когда очередь из "армалита" косила вьетконговцев вдали, за пределом четкой видимости. Джон не мог убить человека, даже такого, как этот японец, которого американец в полной мере ненавидел. Бандит, наркоторговец и убийца Такахиси имел бы шанс остаться живым, но Моретто выхватил у Джона пистолет и застрелил японца.
–Так надо, хватай рюкзак и пойдем.
Смит снял с мертвого китайца рюкзак и, подхватив Дженарро, скрылся с ним в ночи, подальше от уже закончившейся междоусобной стычки кланов якудзы.
–Джонни, они на деревьях!
Задрав стволы, морпехи стреляли в черноту полыхавших напалмом джунглей. А потом в глазах у Джона потемнело, и он провалился в беспамятство от сильного удара сзади по голове.
Сознание вернулось вместе с болью в затылке. Джон ничего не видел и лишь спустя минуту сообразил, что руки у него связаны и на голове что-то надето. Джон часто задышал и крикнул в темноту.
–Эй. Есть тут кто?
Раздался звук, как будто передвинули стол, сквозь материю просветили светлые пятна вперемешку с темными, кто–то двигался. Тихий звук голоса, слов Смит не разобрал. Прошло несколько часов – или десять минут – Джон как будто потерял ощущение времени. И наконец, у него сняли мешок с головы. Перед ним стоял солдат вьетнамец, неподалеку находился офицер в форме вьетконга, еще несколько фигур маячили в дальнем углу помещения. Напоминало каземат, тусклые лампочки под потолком и фонарь на столе поначалу ослепили, а когда зрение сфокусировалось, практически не давали света. Видно было две двери, одна совсем маленькая, за ней изредка маячило что–то. Смит понимал, что он попал в плен, но страха не было. Юношеский максимализм не давал его ощутить в полной мере, погибнуть в окружении врагов казалось героическим.
Люди что–то говорили, солдат не мог разобрать ни слова из северного ханойского диалекта, да еще и тупая головная боль смешивала мысли в кучу. В конце концов офицер подошел, взял стул, оседлал его и вперив взгляд в Джона, начал разговор на ломаном английском.
–Рассказявай я место дислокаций артиллеряйских батярея.
–Джон Смит, порядковый номер 1658.... – не успел договорить Джон, как от стоящего слева солдата прилетела увесистая оплеуха. Еле удержавшись на привязи к стулу, Смит помотал головой и, уняв головокружение, уронил голову на подбородок. Почти сразу офицер протянул руку и поднял голову рывком, схватив за челюсть.
–Повторить вопрос? Место. Дислокация. Артиллерия. – отчеканил слова офицер вьетконга.
–Джон Смит, порядковый номер 16.... – на этот раз Джон не удержался на стуле и рухнул от затрещины. Голова разболелась еще больше. За дверью началась какая-то возня и раздался почти звериный рык. Джон готов был поставить полугодовой оклад, что кричал человек, но в звуке было больше от животного, нежели от разумного человека. Смита рывком поставили в исходное положение, офицер снова уставился немигающим взглядом на солдата.
–Ты заговорить. Когда товарищ майор говорить с тебя. Русский заставлять говорить кого угодня. – и тепло, по-отечески улыбнулся. А Джон буквально похолодел. Вот теперь страх был почти физически осязаемым каждой клеточкой тела. Неимоверным усилием воли Джон заставил себя перестать трястись, но, видимо, офицер увидел, все, что нужно. Он встал со стула и отставив его, что–то сказал солдату. Стул с Джоном схватили и подтащили к маленькой двери, поставив у стены. За ней слышался тихий голос и уже никто не кричал.
Через полчаса ситуация изменилась, солдаты и офицер засуетились, начала слышаться канонада, пока еще сильно далекая. Пару минут спустя все уже неприкрыто забегали – началась эвакуация. Маленькая дверь открылась, и широкая фигура плавно вышла из узенького проема, ростом под самый потолок. Или освещение так падало. У страха глаза велики – а Джон очень сильно боялся.
–Uhodim. Gruzite voennoplennyh v mashiny.
–Est', tovarishch major! – гаркнули вьетконговцы нестройно, а фигура быстро и неслышно исчезла и Джон наконец–то выдохнул.
Дальнейший калейдоскоп событий был для Джона как в тумане: под канонаду далеких взрывов гантрак трясся по разбитой дороге, натужное гудение мотора и взвизги трансмиссии заглушали ночные звуки. Пленные солдаты с мешками на головах поняли, что они на побережье южно–китайского моря по специфическому запаху водорослей. Джон молчал, как и все пленные, когда их поволокли по пирсу. Вскоре сапоги солдат загрохотали по трапу и корабельному настилу палубы. На какой корабль их погрузили, Джон никак не мог знать. Пленных побросали в трюм, предварительно сняв мешки. Освещения не было, но вскоре глаза привыкли к сумраку и слабому свету из крошечных иллюминаторов или просто дыр почти у самого потолка.
Осмотревшись, солдаты начали шепотом переговариваться. Джон вскоре понял, что тут не было никого из его взвода и потихоньку расспрашивал пленных о судьбе сослуживцев, но никто ничего знал.
Корабль отчалил от пирса. Дизельный, судя по звуку, двигатель гудел ровно, а свет из дырок стал поступать интенсивнее – занимался рассвет. Через час к звуку двигателя примешался новый звук, резкий, натужный.
–Вы слышите это? – произнес кто–то с слегка итальянским акцентом. Пленные загудели. Сверху загалдели и по палубе забегали. Говоривший шепотом продолжал, все затихли: – Виджеленты летят. Сверхзвуковые палубные бомбардировщики, где-то рядом авианосец.
Смесь радости и страха гулом прокатилась среди солдат. А звук усилился, превратившись в грохот. Застрекотали зенитные орудия, Джон вжался в палубу трюма корабля, это его и спасло, когда взрывы авиационных бомб начали крушить утлое суденышко. Карусель морской воды, обломков и постоянно меняющегося верха, и низа и Джон вынырнул, отплевываясь соленой водой. Вокруг горели остовы вьетконговского конвоя и барахтались солдаты: как вьетнамцы, так и американцы. Вой бомбардировщиков затих вдали, Джон, уверенно держась в воде, подплыл к большому деревянному куску обшивки и взобрался на него, пытаясь сообразить, что делать дальше.
Вокруг, в рассветной дымке, не проглядывалось суши вблизи и выжившие люди поникли. Всего Джон насчитал пять человек в доступном ему обзоре: трое американцев и двое вьетнамцев. Джон прокричал в сумрак:
–Где мы?
–Ты не поверишь – в южно–китайском море, а не в карибском заливе! – схохмил кто–то из американцев. – Где–то между Хайнанем и Парасельскими островами.
Вьетконговцы погрозили пистолетами, американцы в ответ помахали кулаками и подручными обломками, напряжение после шока бомбардировки проходило, и вражда противников нарастала. Джон заметил какое-то движение и начал вглядываться в мерцающее бликами восходящего солнца море. В полном молчании и тишине к месту крушения подплывало судно. Остановилось посреди обломков и к людям полетели веревки. Джон ухватился за конец каната и подплыл к борту, быстро вскарабкавшись на корабль с низкой посадкой. После чего пришлось поднять руки вверх – в грудь солдату смотрело дуло "арисаки тип 38". Державший оружие японец в холщевом плаще цвета хаки молча кивнул на ящики такелажа, и Джон, верно истолковал жест, прошел на середину палубы. Всего выловили шесть человек: всех посадили у ящиков. Трое японцев разоружили вьетнамцев и застыли истуканами, не снимая прицела винтовок со спасенных. Вскоре Джон задремал, усталость навалилась горой и солдат уснул.
Дальнейшая неделя на японском корабле была для Джона странной молчаливой пантомимой. Японцы сохраняли молчание, вьетнамцы шушукались между собой, американцам угрожали оружием, если они начинали говорить, изредка шипя "гайдзин". Насколько помнил Джон, Япония со времен окончания второй мировой войны была союзницей США, и солдаты не понимали такого отношения японцев к ним. Американец итальянского происхождения Дженарро, тот самый, что распознал звук "Виджилентов", разбомбивших конвой, предположил, что это мародеры. Джон молча кивнул, периодически поглядывая, как бы завладеть оружием. Команды японцев на суденышке было двенадцать человек, и трое постоянно находились на палубе с винтовками, охраняя спасенных солдат.
Через неделю суденышко причалило к заросшему тропическими кустарниками бревенчатому пирсу и людей высадили, проводив вглубь небольшого прибрежного домика. Вскоре японцы вернулись и увели вьетнамцев, оставив троих американцев ждать. Вернулся один из японцев, которые несли конвой на корабле и незнакомый, которого не было на корабле. На висках азиата пробивалась седина, американцы молча и настороженно ждали. Наконец, японец произнес на чистейшем английском:
–Вы поедете домой. Но не сразу. Сначала в несколько японских городов, потом в Токио. Отказ от этой поездки не принимается.
Американцы переглянулись. Несмотря на то, что японец говорил вполне понятно, ситуация не становилась от этого яснее.
На следующее утро, после завтрака и переодевания в гражданскую одежду, Джона препроводили от побережья вглубь. Там уже поджидал старенький автобус, в котором сидели несколько малазийцев, китайцев и тайцев. Трое хмурых японцев прошлись по салону, раздавая сумки, чемоданы и рюкзачки.
–Можете их открыть и осмотреть, в них ваша одежда и необходимые вещи.
Джон начал соображать. Японцы что–то скрывали, оставалось понять, что именно. И ответ, скорее всего, находился внутри выданного ему рюкзака с вещами. Водитель завел мотор и автобус поплелся по серпантину дороги, петляющей между холмов. Конвоиры внимательно наблюдали за рассаженными по салону людьми, один сидел впереди, другой на самом заднем сиденье. Третий поочередно подсаживался к пассажирам и вполголоса что–то говорил. Добравшись до Джона, японец рассказал ему, что нужно спокойно представлять себя туристами и выполнять все их распоряжения и под конец продемонстрировал закрепленные у него под курткой несколько динамитных шашек, пообещав, что при плохих обстоятельствах придется взорвать весь автобус. Джон кивнул в ответ на рассказ на плохом английском и уставился в окно, попутно незаметно пытаясь ощупывать рюкзак.
Шел февраль 1968 года, Джон Смит ехал по витым спиралям дорог Японии на стареньком автобусе в непонятном качестве то ли пленника, то ли туриста. Послевоенная Япония, уже оправившаяся после ядерных бомбардировок и поражения, завораживала своей красотой и отталкивала полным непониманием менталитета ее жителей. Их "гиды" останавливали автобус, забирали одну из сумок пассажиров, уходили и через пару часов возвращались. Их тормозили патрули, полиция, осторожно проверяли документы, слушая быстрые объяснения "гидов", козыряли и желали счастливого пути. В мире полным ходом шла холодная война, восточный блок уверенно жил в эпохе застоя, западные страны хипповали.
Позже Джон вспоминал этот странный почти год времени в Японии, как будто он был зрителем в кино или на спектакле. Менялись декорации, люди, происходили события, но он на них никак не влиял, оставаясь лишь наблюдателем.
Когда они прибыли в Токио, Джон понял, что их "экскурсия" подошла к концу. В городе, пережившем недавнее экономическое чудо, американец очнулся от апатии. Не питая лишних иллюзий, понимал, что якудзы наркодилеры могут просто убить их, как свидетелей. Месяц назад "гиды" прошляпили одного из китайцев – он сбежал из автобуса под утро, в шестнадцати километрах от Синдая, ушел, скрываясь среди лесов кипарисовика и криптомерии. За ним ушел один из японцев, самый молчаливый, и вернулся днем, неся на плечах мешок. Пассажиров жестами заставили рыть могилу в подлеске, куда и вывалили потом содержимое мешка в виде сбежавшего китайца.
Под такие невеселые мысли Джон осознал, что автобус остановился, уже в районе Эдогава, неподалеку от токийского залива. Пассажиров завели в большое здание, и разместили на четвертом этаже. Японцев вокруг было человек двадцать, они постоянно куда-то исчезали и появлялись, то с поклажей, то пустые. Смит увидел седого японца, который разговаривал с ними по прибытии в Японию. К нему постоянно с поклонами подбегали другие азиаты, он отдавал им отрывистые распоряжения. Джон внимательно наблюдал за всем, что происходило, и первым почуял неладное. Главный японец Такахиси горячо приветствовал вступивших в помещение группу из еще тридцати японцев, и у них завязался разговор на повышенных тонах. Впрочем, эти азиаты орали постоянно, у них в языке не было ругательств и негатив выражался криком.
Джон не пропустил момент, когда началась схватка. Он еще в поездке скооперировался с Дженарро Моретто и сейчас они сообща скрутили в неразберихе одного из конвоиров и отобрали у него оружие, завладев пистолетом "браунинг М1911" и армейским ножом. Рухнув на пол, американцы отползли в дальний угол от калечащих друг друга якудза.
–Надо прорываться! – крикнул в ухо Дженарро. Смит кивнул, внимательно оглядывая помещение, где кипела схватка. Выходов было два – основной вход с массивными железными дверьми и окна с высотой в четыре этажа. К ним примкнул китаец, который путешествовал с ними в автобусе – остальные пассажиры ничком лежали на полу, закрывая головы. Он не говорил на английским, но жестами показывал на одно из окон с левой стороны здания. Туда втроем и поползли, пригибаясь от свистевших шальных пуль и один раз вступив в рукопашную с попавшимся на пути бандитом. Японец был ранен и группе удалось его одолеть, завладев топориком, которым сбили запоры окна. Миниатюрный китаец сиганул в приоткрытое окно первым, крепко сжав топорик в руках. Следом пошел Дженарро, Джон уже собирался прыгать, но один из якудз некстати очутился рядом. Что–то горланя, поднял на американца пистолет. Смит отшатнулся и выстрелил в азиата четыре раза из "браунинга", после чего чуть ли не рыбкой выпрыгнул в окно.
Приземлился четко в контейнер, наполненный мешками, было жестко, все-таки полет был метров десять. Дженарро сидел, прислонившись к контейнеру, держась двумя руками за левую ногу. Джон, недолго думая, подхватил италоамериканца, китаец поддержал с другой стороны и троица заковыляла прочь, к другому зданию. Джон заметил, что у обоих его спутников были походные рюкзаки, но не стал расспрашивать – не было времени.
Раздался выстрел, китаец упал. Джон оттолкнул Дженарро к стене и сам, в прыжке развернувшись, успел заметить преследователя, перед тем, как рухнул на брусчатку у здания. Это был Такахиси, и он был один. Джон услышал щелчок пустого затвора, не нашедшего патрон, еще в прыжке – обойма пистолета у японца была пуста. Быстро вскочив, американец сделал три выстрела в фигуру азиата, маячившую между стен. Крепко сжимая "браунинг" подошел к якудзе. Две пули нашли свою цель – Такахиси был ранен в плечо и живот, рядом с ним валялся пустой пистолет неизвестной Джону марки, который он, разумеется, сразу подобрал.
–Думаешь, легко уйдешь, гайдзин? Надо было сразу убить тебя, все равно эти деньги тебе не помогут. – Такахиси тяжело дышал, истекая кровью. Подковылял Моретто.
–Ошибаешься, японец. Мы имеем стойкое желание выжить и победить. – Произнес Джон и навел "браунинг" на азиата. Пальцы не слушались, не желали нажимать курок, глаза видели противника слишком близко, не то что в джунглях Вьетнама, когда очередь из "армалита" косила вьетконговцев вдали, за пределом четкой видимости. Джон не мог убить человека, даже такого, как этот японец, которого американец в полной мере ненавидел. Бандит, наркоторговец и убийца Такахиси имел бы шанс остаться живым, но Моретто выхватил у Джона пистолет и застрелил японца.
–Так надо, хватай рюкзак и пойдем.
Смит снял с мертвого китайца рюкзак и, подхватив Дженарро, скрылся с ним в ночи, подальше от уже закончившейся междоусобной стычки кланов якудзы.
