Рекламные агентства устроили на исполнительницу главной роли охоту с целью сорвать ценный куш, привлечь на её образ жирных толстосумов.
А она… а звезда страшилась этой работы. Считала фильм ужасным и ужасающим. Карина считала, что фильм получился пророческим, и всё, что в нем обыграно, сбудется в её личной жизни. Она стала бояться одиночества, и Марко всегда был с ней рядом, даже на съёмочных площадках и в уборных. Ни один психоаналитик не смог помочь им.
То, что её фобия убила его работу, в расчёт ни им , ни ей не принималось. Он не мог без неё, а она — без него, и остальное не имело значения.
Но в чем-то фильм действительно оказался пророческим.
Спустя год после своего триумфа женщина, неосторожно повернувшись на съемках, рухнула с четырехметровой высоты. Падение было ужасным. Вся съёмочная группа застыла в немом испуге. Только он бросился к ней.
На первый взгляд, ей повезло, и всё закончилось парой сломанных рёбер и вывихом лодыжки. Все считали, что она родилась в рубашке. Но в госпитале констатировали, что случился выкидыш, и больше нет надежды на материнство.
Это был конец. Конец всем мечтам и жизни. Хотя хирурги наблюдали стабильный прогресс в лечении, но остальные специалисты говорили о постепенном отказе всех внутренних органов. Бывшая звезда сгорала прямо на больничной койке. Он хотел её забрать домой в надежде на родные стены — ему отказали. Он просил пустить к ней сиделкой — снова отказ.
Через три месяца были похороны, на которые явились лишь немногочисленные родственники и целая стая всевозможных репортёров. Как итог — скандал с дракой, растиражированный по всей планете.
После похорон Марко сам стал сторониться людей. Даже работу выбрал с весьма ограниченным контактом с внешним миром: просто принимал технические задания на производство оригинальных деталей и сам же исполнял их, отправляя готовые с дронами. А так как он всё всегда исполнял в строго оговорённые сроки, именно то, что заказывали, то никого его замкнутость не беспокоила.
Немногочисленные родственники любимой мало помалу растворились на других планетах вместе с первой волной переселенцев. Сам он не принимал решения: оставаться или уезжать, просто продолжал существовать в своём, ограниченном четырьмя стенами, мирке, лишь раз в неделю выбираясь в ближайший супермаркет для пополнения провизии.
— Так, Марко, мы уже около года прибыли не видим, а покупателей день изо дня всё меньше и меньше, — горестно поведал знакомый администратор, — город уже практически опустел. Странно, что ты этого не замечаешь. Хотя сидишь в своей норе как крот и не смотришь на свет белый.
— Так я же по заказам работаю, а меньше их у меня не становится.
— Ну так со всей планеты тебе заказы поступают, поэтому и не замечаешь. А когда из нашего городка тебе что-нибудь заказывали? Года два назад, небось? То-то же! Последнее предприятие в городе закрыли полтора года назад.
— И как же теперь с продуктами быть?
— Что с продуктами?! Вали уже с этого чёртового шарика! Скоро он совсем безлюдным останется, и будешь ты только со своей тенью да зверьём диким якшаться.
— А зачем мне улетать, если меня всё устраивает? Заказы идут, денежки водятся…
— Тогда закупайся наперед, а потом уж решай, где закупаться будешь или как свалить, — недовольно пожал плечами работник магазина.
В тот день он набил своего старенького «Бизона» по полной, но всё равно пришлось заказывать доставку до дома. Кроме продуктов, Марко прикупил ещё пару генераторов, множество инструментов и дополнительную технику на кухню. Вполне можно прожить и год, не вылезая из дому. Ведь не опустеет же вся планета за год! А там будь, что будет.
Но вылазить из собственной конуры пришлось гораздо раньше.
Хоть Марко и не искал чьего-либо общества, но всё же требовался хоть какой-нибудь источник информации. А вот он исчез уже через три месяца. Сперва пропало всё теле- и радиовещание. При том произошло это одномоментно: вот вечером он смотрел свои любимые передачи перед сном, а утром ни монитор системы трансляции, ни динамики не подавали признаков жизни. Сперва он решил, что это неисправность его системы, но краткий мониторинг показал, что нет сигнала во внешней сети. Телефонный звонок в обслуживающую компанию лишь подтвердил его самые мрачные ожидания: вещания больше не будет.
Хотя, изначально, это не так печалило. Ведь есть его собственная коллекция фильмов, в том числе с Кариной. Но она оказалась далеко не такой большой и интересной, как рассчитывал мужчина. Уже через два месяца он готов был лезть на стены от наскучивших кадров.
К этому моменту и поток заказов превратился в тонюсенький ручеёк. Брать с заказчиков книгами или фильмами не привела к стоящим результатам: либо это была техническая литература, либо фильмы, которые он и без того пересмотрел триста раз.
Пока от информационного голода спасали работа и книги. Но книги подходили к концу так же быстро, как и болванки с записанными фильмами. Поездка по близлежащим городкам не дала результата — магазины, где можно было приобрести книги и фильмы, приказали долго жить ещё раньше продуктовых. А в некоторых городах его встречали только пустые дома. Часть из них была брошены хозяевами просто так, с распахнутыми окнами и дверями, другие же были предусмотрительно заколочены.
Осознавая провал своей миссии, Марко исследовал парочку брошенных незапертых домов. Везде была лишь пыль. То ли жильцы увезли всё при отъезде, то ли здесь кто-то уже успел поживиться. Но проникновение в заколоченный дом отмело версию о мародерстве. Заколоченный домишко, в который мужчина проник, также не содержал ничего, кроме порядочного слоя пыли.
Провал был полным. В тот вечер он просто сел на кухне за стол и принялся глушить джин из горла. В какой-то момент его взгляд пал на телефон. Придвинув его к себе, Марко сначала совершенно бездумно стал водить пальцем по сенсорной панели, а потом набрал первую пришедшую на ум комбинацию цифр телефонного номера и нажал на вызов. Лишь бесконечные длинные гудки были ему ответом. Потом он набрал следующий номер, затем третий, четвёртый…
Чаще ему ответом были лишь длинные гудки, но порой срабатывали автоответчики, которые голосами своих хозяев бодро сообщали, что тех нет дома и просили оставить сообщение. Поначалу мужчина игнорировал эти предложения, но потом стал оставлять короткое послание, одинаковое для всех: «Это Марко. Если вы получили это сообщение, то наберите мой номер 954-207-83-81». За ночь он оставил с десятка два таких сообщений, прежде чем отправиться спать.
А во сне снова приходила она. Звала за собой. Показывала их общего ребенка. И снова звала. В такие моменты он жалел, что не имеет философского камня.
Утром он чувствовал нестерпимую головную боль. Потянулся за аспирином, а затем вспомнил, что лекарство уже давно не производят. Пришлось обойтись водой.
Захотелось вдруг запечатлеть её. Опять. Он же когда-то мечтал стать художником? Почему не нарисовать опять? Достав холст, полузасохшие краски, Марко принялся делать неуверенные мазки, вспоминая лицо любимой. Так появился один портрет. Её потрет.
А вечером он снова играл в угадайку с телефоном.
Вскоре у него это вошло в привычку. По мере уменьшения заказов Марко всё больше проводил время за мольбертом. Со временем портреты стали расползаться по всему дому — со стен мастерской они по коридору пробрались на кухню, затем в гостиную, по лестнице поднялись на второй этаж…
А после рисования всегда наступал вечер «на троих» — мужчина, бутылка и телефон. Он сам не знал, чего ждал от беспорядочной рулетки телефонных номеров и своих кратких сообщений. Это, видимо, была просто игра, игра, которая скрашивала одиночество.
Но вдруг игра закончилась. Неожиданно. Для него.
Очередной набор номера и…
— Здравствуйте! Меня зовут Карина. Можно узнать ваше имя? — произнес голос, так похожий на её.
Он так и застыл с трубкой в руке. Потом до него донеслось «Алло!», и он вспомнил, что стоило ответить.
— Меня зовут Марко, — слова с трудом покидали гортань, — А вы… А вы существуете?
— Конечно! Что за глупый вопрос! — телефонный динамик говорил родным голосом.
— Извините… С непривычки…
— Да что уж там…
— А… А давайте встретимся?
— Ну, давайте, — согласилась Карина, — в баре через час.
— А где вы живете?
— Гринвич. Вы разве…?
— Гринвич… Нет, но я совсем рядом нахожусь с вами. Тут час езды, мне нетрудно. До встречи!
Он пулей преодолел свой пожухший от зноя двор. Влетел в раскаленную кабину дряхлого «Бизона». Марко летел на встречу к ней. Его Карина жива! Он скоро увидит родное лицо. Они снова будут вместе. Она подарит ему ребенка. Их ждёт счастье.
Он гнал своего «Бизона» под «Взрывчатку» старой группы «Высокое напряжение». Вновь и вновь ставя на повтор, лишь бы не сбиться с ритма, лишь бы успеть.
Вот пыльная дорога приводит его в Гринвич. Вот та улочка, а вот и тот адрес.
Он непроизвольно жмет на тормоз…
НЕТ! Этого не может быть! Только не это!
Вместо бара его встречает огромная вывеска:
«Колл-центр Доверие. Доверьте нам, что не можете доверить близким. Все звонки обслуживает робот».
========== Баю-баюшки-баю ==========
Баю-баюшки-баю.
Так меня всегда пугала сестра.
Баю-баюшки-баю
Каждый раз, когда укладывала спать по наставлению матери.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Матушке вечно было не донас. Работа, дела, домашнее хозяйство.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Страшнее этих строчек я не знал ничего в своей жизни.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
Я не видел этого волчка и не хотел видеть – не хотел в полной мере уверитьсяв реальности своего кошмара. Я его ненавидел.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок.
Сестра пела эту колыбельную, пела, а потом успокаивала меня. Говорила, что это всего лишь сказка, а сказки всегда заканчиваются хорошо. Но я уже не мог успокоится. Я рыдал. Мне было страшно, мне было ужасно. Я все ждал, что вот-вот, как только сестра уляжется, из-под кровати выползет чудовище с огромной зубастой пастью и горящими глазищами, с длинными когтистыми лапами.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
Общего с волком это чудовище не имела ничего, кроме шерсти серого цвета. Оно было гораздо больше и ужасней любого известного хищника.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
И оттяпает тела треть.
Острые как у пилы зубы размером с мой кулак, великанские лапы и пугающие своей бездонной пустотой зрачки. Самое страшное – зрачки. Зрачки, в которых теряешь рассудок, последние капли разума.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
И оттяпает тела треть.
Ручку лис сопрет.
Лишь мамочка могла меня успокоить после этой колыбельной, если отрывалась от своих бесконечных дел. А так сестра постоянно напевала эту незамысловатую песенку. Напевала и улыбалась.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
И оттяпает тела треть.
Ручку лис сопрет.
Глазик высосет косой.
Вот и сейчас кто-то напевает эту самую дурацкую песенку, напевает и ломится в мою дверь. В моей винтовке остался последний патрон, и, похоже, эта сказочка добром не закончится.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
========== Погасшая звезда ==========
Я у вольных, у небес попрошу свободу…
М. Борзыкин «Я у вольных, у небес»
Хрупкая женская фигурка стояла на крыше небоскреба, когда-то из стекла и бетона, а теперь полностью поглощенного буйством зелени каких-то растений. Ее длинные русые волосы разметал свежий ветерок. Серые глаза задумчиво следили за стаей птиц, плывшей от одного светила к другому.
Это было ровно пять лет назад, еще до массовой эвакуации. В этом самом небоскребе. Тогда он сверкал разноцветными огнями, возвышаясь над центром многомиллионного города. В тот вечер, казалось весь город, стекался внутрь этого огромного здания.
Это был его бенефис. Его группа отмечала юбилей и выход очередного альбома. Зал ломился от людской массы.
Лейла стояла чуть в сторонке, подпирая стенку возле выхода, но ей хорошо была видна сцена. Конечно же, она смотрела только на него. Он был главной звездой действия. Высокий поджарый мужчина, средних лет. На лице практически отсутствовали морщины, и это сильно контрастировало с длинными прямыми волосами, полностью заволоченными туманом седины. Удивительно, как он умудрялся привлечь и высокомерных снобов, и бунтующих юнцов.
На сцене творилось настоящие шоу. Его группа никогда не отказывала в использовании эффектных представлений. От психоделического смешения танцев и кадров на огромных экранов мозг окончательно сдавался под воздействием музыки.
Выше располагались VIP-ложи, в одной из которых она заметила Вики, его новую девушку. В противоположность брюнетке Лейле Вики - высокая стройная блондинка. Округлые формы, подчеркнутые коктейльным платьем. Приятный чарующий голос. Мечта любого мужчины.
Та бросала восторженные взгляды на сцену, не переставая при этом щебетать с друзьями, окружившими ее полукругом. И что он в ней нашел, кроме отсутствующих мозгов и желания примазаться к его славе? «Наверняка, сейчас трещит вон тому холеному, прилизанному красавчику пидарестического вида, что смогла завоевать любовь вот этой, скачущей по сцене, рок-звезды и этим саамы осчастливила его», - зло подумала о малолетней красотке Лейла.
В этот момент громоподобные звуки со сцены сошли на нет, и он остался один. Один за черным новомодным роялем, похожем на межзвездный корабль. Уставший сутулый мужчина в плебейских майке и джинсах за аристократическим музыкальным инструментом.
- Спасибо вам, что были сегодня с нами, - его тихий и спокойный голос тут же потонул в восторженном реве толпы. – Наша программа подошла к концу, - снова гул толпы, - но я хочу представить новую песню, которую посвятил своей любимой девушке.
Лейла непроизвольно бросила взгляд на VIP-ложу. Она, конечно же, не могла слышать, но вид Вики, прикрывшей обоими ладонями свой размалеванный рот, красноречиво говорил о визге радости.
А со сцены уже лились слова песни под аккомпанемент черно-белых клавиш:
День. Уходит снова день,
За ним закрыли дверь,
И повернули ключ.
Зря ты новых песен ждёшь,
С меня хватило той,
Что я спел уже.
Спеть эту песню так, чтобы спрятать боль,
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Жить и улыбкой скрыть выражение глаз.
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Ночь. Приходит снова ночь.
Спокойный звук шагов,
Звук ночных часов.
Зря ты новой жизни ждёшь,
С меня хватило…той,
Которой жил уже,
Спеть эту песню так, чтобы спрятать боль,
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Жить и улыбкой скрыть выражение глаз,
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Песня наполнила сердце Лейлы невыносимой тоской, и она искренне не понимала, как до малолетней дурочки не доходит смысл этой исповеди. Та попрежнему визжала от восторга, сидя за своим столиком, и улыбалась выставляя на всеобщее обозрение идеально отбеленные зубы. «Как не почувствовать этой усталость и разочарования, просто рвущиеся наружу? Нет, милашка, не тебе эта песня предназначалась изначально, не тебе».
А она… а звезда страшилась этой работы. Считала фильм ужасным и ужасающим. Карина считала, что фильм получился пророческим, и всё, что в нем обыграно, сбудется в её личной жизни. Она стала бояться одиночества, и Марко всегда был с ней рядом, даже на съёмочных площадках и в уборных. Ни один психоаналитик не смог помочь им.
То, что её фобия убила его работу, в расчёт ни им , ни ей не принималось. Он не мог без неё, а она — без него, и остальное не имело значения.
Но в чем-то фильм действительно оказался пророческим.
Спустя год после своего триумфа женщина, неосторожно повернувшись на съемках, рухнула с четырехметровой высоты. Падение было ужасным. Вся съёмочная группа застыла в немом испуге. Только он бросился к ней.
На первый взгляд, ей повезло, и всё закончилось парой сломанных рёбер и вывихом лодыжки. Все считали, что она родилась в рубашке. Но в госпитале констатировали, что случился выкидыш, и больше нет надежды на материнство.
Это был конец. Конец всем мечтам и жизни. Хотя хирурги наблюдали стабильный прогресс в лечении, но остальные специалисты говорили о постепенном отказе всех внутренних органов. Бывшая звезда сгорала прямо на больничной койке. Он хотел её забрать домой в надежде на родные стены — ему отказали. Он просил пустить к ней сиделкой — снова отказ.
Через три месяца были похороны, на которые явились лишь немногочисленные родственники и целая стая всевозможных репортёров. Как итог — скандал с дракой, растиражированный по всей планете.
После похорон Марко сам стал сторониться людей. Даже работу выбрал с весьма ограниченным контактом с внешним миром: просто принимал технические задания на производство оригинальных деталей и сам же исполнял их, отправляя готовые с дронами. А так как он всё всегда исполнял в строго оговорённые сроки, именно то, что заказывали, то никого его замкнутость не беспокоила.
Немногочисленные родственники любимой мало помалу растворились на других планетах вместе с первой волной переселенцев. Сам он не принимал решения: оставаться или уезжать, просто продолжал существовать в своём, ограниченном четырьмя стенами, мирке, лишь раз в неделю выбираясь в ближайший супермаркет для пополнения провизии.
— Так, Марко, мы уже около года прибыли не видим, а покупателей день изо дня всё меньше и меньше, — горестно поведал знакомый администратор, — город уже практически опустел. Странно, что ты этого не замечаешь. Хотя сидишь в своей норе как крот и не смотришь на свет белый.
— Так я же по заказам работаю, а меньше их у меня не становится.
— Ну так со всей планеты тебе заказы поступают, поэтому и не замечаешь. А когда из нашего городка тебе что-нибудь заказывали? Года два назад, небось? То-то же! Последнее предприятие в городе закрыли полтора года назад.
— И как же теперь с продуктами быть?
— Что с продуктами?! Вали уже с этого чёртового шарика! Скоро он совсем безлюдным останется, и будешь ты только со своей тенью да зверьём диким якшаться.
— А зачем мне улетать, если меня всё устраивает? Заказы идут, денежки водятся…
— Тогда закупайся наперед, а потом уж решай, где закупаться будешь или как свалить, — недовольно пожал плечами работник магазина.
В тот день он набил своего старенького «Бизона» по полной, но всё равно пришлось заказывать доставку до дома. Кроме продуктов, Марко прикупил ещё пару генераторов, множество инструментов и дополнительную технику на кухню. Вполне можно прожить и год, не вылезая из дому. Ведь не опустеет же вся планета за год! А там будь, что будет.
Но вылазить из собственной конуры пришлось гораздо раньше.
Хоть Марко и не искал чьего-либо общества, но всё же требовался хоть какой-нибудь источник информации. А вот он исчез уже через три месяца. Сперва пропало всё теле- и радиовещание. При том произошло это одномоментно: вот вечером он смотрел свои любимые передачи перед сном, а утром ни монитор системы трансляции, ни динамики не подавали признаков жизни. Сперва он решил, что это неисправность его системы, но краткий мониторинг показал, что нет сигнала во внешней сети. Телефонный звонок в обслуживающую компанию лишь подтвердил его самые мрачные ожидания: вещания больше не будет.
Хотя, изначально, это не так печалило. Ведь есть его собственная коллекция фильмов, в том числе с Кариной. Но она оказалась далеко не такой большой и интересной, как рассчитывал мужчина. Уже через два месяца он готов был лезть на стены от наскучивших кадров.
К этому моменту и поток заказов превратился в тонюсенький ручеёк. Брать с заказчиков книгами или фильмами не привела к стоящим результатам: либо это была техническая литература, либо фильмы, которые он и без того пересмотрел триста раз.
Пока от информационного голода спасали работа и книги. Но книги подходили к концу так же быстро, как и болванки с записанными фильмами. Поездка по близлежащим городкам не дала результата — магазины, где можно было приобрести книги и фильмы, приказали долго жить ещё раньше продуктовых. А в некоторых городах его встречали только пустые дома. Часть из них была брошены хозяевами просто так, с распахнутыми окнами и дверями, другие же были предусмотрительно заколочены.
Осознавая провал своей миссии, Марко исследовал парочку брошенных незапертых домов. Везде была лишь пыль. То ли жильцы увезли всё при отъезде, то ли здесь кто-то уже успел поживиться. Но проникновение в заколоченный дом отмело версию о мародерстве. Заколоченный домишко, в который мужчина проник, также не содержал ничего, кроме порядочного слоя пыли.
Провал был полным. В тот вечер он просто сел на кухне за стол и принялся глушить джин из горла. В какой-то момент его взгляд пал на телефон. Придвинув его к себе, Марко сначала совершенно бездумно стал водить пальцем по сенсорной панели, а потом набрал первую пришедшую на ум комбинацию цифр телефонного номера и нажал на вызов. Лишь бесконечные длинные гудки были ему ответом. Потом он набрал следующий номер, затем третий, четвёртый…
Чаще ему ответом были лишь длинные гудки, но порой срабатывали автоответчики, которые голосами своих хозяев бодро сообщали, что тех нет дома и просили оставить сообщение. Поначалу мужчина игнорировал эти предложения, но потом стал оставлять короткое послание, одинаковое для всех: «Это Марко. Если вы получили это сообщение, то наберите мой номер 954-207-83-81». За ночь он оставил с десятка два таких сообщений, прежде чем отправиться спать.
А во сне снова приходила она. Звала за собой. Показывала их общего ребенка. И снова звала. В такие моменты он жалел, что не имеет философского камня.
Утром он чувствовал нестерпимую головную боль. Потянулся за аспирином, а затем вспомнил, что лекарство уже давно не производят. Пришлось обойтись водой.
Захотелось вдруг запечатлеть её. Опять. Он же когда-то мечтал стать художником? Почему не нарисовать опять? Достав холст, полузасохшие краски, Марко принялся делать неуверенные мазки, вспоминая лицо любимой. Так появился один портрет. Её потрет.
А вечером он снова играл в угадайку с телефоном.
Вскоре у него это вошло в привычку. По мере уменьшения заказов Марко всё больше проводил время за мольбертом. Со временем портреты стали расползаться по всему дому — со стен мастерской они по коридору пробрались на кухню, затем в гостиную, по лестнице поднялись на второй этаж…
А после рисования всегда наступал вечер «на троих» — мужчина, бутылка и телефон. Он сам не знал, чего ждал от беспорядочной рулетки телефонных номеров и своих кратких сообщений. Это, видимо, была просто игра, игра, которая скрашивала одиночество.
Но вдруг игра закончилась. Неожиданно. Для него.
Очередной набор номера и…
— Здравствуйте! Меня зовут Карина. Можно узнать ваше имя? — произнес голос, так похожий на её.
Он так и застыл с трубкой в руке. Потом до него донеслось «Алло!», и он вспомнил, что стоило ответить.
— Меня зовут Марко, — слова с трудом покидали гортань, — А вы… А вы существуете?
— Конечно! Что за глупый вопрос! — телефонный динамик говорил родным голосом.
— Извините… С непривычки…
— Да что уж там…
— А… А давайте встретимся?
— Ну, давайте, — согласилась Карина, — в баре через час.
— А где вы живете?
— Гринвич. Вы разве…?
— Гринвич… Нет, но я совсем рядом нахожусь с вами. Тут час езды, мне нетрудно. До встречи!
Он пулей преодолел свой пожухший от зноя двор. Влетел в раскаленную кабину дряхлого «Бизона». Марко летел на встречу к ней. Его Карина жива! Он скоро увидит родное лицо. Они снова будут вместе. Она подарит ему ребенка. Их ждёт счастье.
Он гнал своего «Бизона» под «Взрывчатку» старой группы «Высокое напряжение». Вновь и вновь ставя на повтор, лишь бы не сбиться с ритма, лишь бы успеть.
Вот пыльная дорога приводит его в Гринвич. Вот та улочка, а вот и тот адрес.
Он непроизвольно жмет на тормоз…
НЕТ! Этого не может быть! Только не это!
Вместо бара его встречает огромная вывеска:
«Колл-центр Доверие. Доверьте нам, что не можете доверить близким. Все звонки обслуживает робот».
========== Баю-баюшки-баю ==========
Баю-баюшки-баю.
Так меня всегда пугала сестра.
Баю-баюшки-баю
Каждый раз, когда укладывала спать по наставлению матери.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Матушке вечно было не донас. Работа, дела, домашнее хозяйство.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Страшнее этих строчек я не знал ничего в своей жизни.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
Я не видел этого волчка и не хотел видеть – не хотел в полной мере уверитьсяв реальности своего кошмара. Я его ненавидел.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок.
Сестра пела эту колыбельную, пела, а потом успокаивала меня. Говорила, что это всего лишь сказка, а сказки всегда заканчиваются хорошо. Но я уже не мог успокоится. Я рыдал. Мне было страшно, мне было ужасно. Я все ждал, что вот-вот, как только сестра уляжется, из-под кровати выползет чудовище с огромной зубастой пастью и горящими глазищами, с длинными когтистыми лапами.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
Общего с волком это чудовище не имела ничего, кроме шерсти серого цвета. Оно было гораздо больше и ужасней любого известного хищника.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
И оттяпает тела треть.
Острые как у пилы зубы размером с мой кулак, великанские лапы и пугающие своей бездонной пустотой зрачки. Самое страшное – зрачки. Зрачки, в которых теряешь рассудок, последние капли разума.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
И оттяпает тела треть.
Ручку лис сопрет.
Лишь мамочка могла меня успокоить после этой колыбельной, если отрывалась от своих бесконечных дел. А так сестра постоянно напевала эту незамысловатую песенку. Напевала и улыбалась.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.
Придет толстенький медведь
И оттяпает тела треть.
Ручку лис сопрет.
Глазик высосет косой.
Вот и сейчас кто-то напевает эту самую дурацкую песенку, напевает и ломится в мою дверь. В моей винтовке остался последний патрон, и, похоже, эта сказочка добром не закончится.
Баю-баюшки-баю,
Не ложись на краю.
========== Погасшая звезда ==========
Я у вольных, у небес попрошу свободу…
М. Борзыкин «Я у вольных, у небес»
Хрупкая женская фигурка стояла на крыше небоскреба, когда-то из стекла и бетона, а теперь полностью поглощенного буйством зелени каких-то растений. Ее длинные русые волосы разметал свежий ветерок. Серые глаза задумчиво следили за стаей птиц, плывшей от одного светила к другому.
Это было ровно пять лет назад, еще до массовой эвакуации. В этом самом небоскребе. Тогда он сверкал разноцветными огнями, возвышаясь над центром многомиллионного города. В тот вечер, казалось весь город, стекался внутрь этого огромного здания.
Это был его бенефис. Его группа отмечала юбилей и выход очередного альбома. Зал ломился от людской массы.
Лейла стояла чуть в сторонке, подпирая стенку возле выхода, но ей хорошо была видна сцена. Конечно же, она смотрела только на него. Он был главной звездой действия. Высокий поджарый мужчина, средних лет. На лице практически отсутствовали морщины, и это сильно контрастировало с длинными прямыми волосами, полностью заволоченными туманом седины. Удивительно, как он умудрялся привлечь и высокомерных снобов, и бунтующих юнцов.
На сцене творилось настоящие шоу. Его группа никогда не отказывала в использовании эффектных представлений. От психоделического смешения танцев и кадров на огромных экранов мозг окончательно сдавался под воздействием музыки.
Выше располагались VIP-ложи, в одной из которых она заметила Вики, его новую девушку. В противоположность брюнетке Лейле Вики - высокая стройная блондинка. Округлые формы, подчеркнутые коктейльным платьем. Приятный чарующий голос. Мечта любого мужчины.
Та бросала восторженные взгляды на сцену, не переставая при этом щебетать с друзьями, окружившими ее полукругом. И что он в ней нашел, кроме отсутствующих мозгов и желания примазаться к его славе? «Наверняка, сейчас трещит вон тому холеному, прилизанному красавчику пидарестического вида, что смогла завоевать любовь вот этой, скачущей по сцене, рок-звезды и этим саамы осчастливила его», - зло подумала о малолетней красотке Лейла.
В этот момент громоподобные звуки со сцены сошли на нет, и он остался один. Один за черным новомодным роялем, похожем на межзвездный корабль. Уставший сутулый мужчина в плебейских майке и джинсах за аристократическим музыкальным инструментом.
- Спасибо вам, что были сегодня с нами, - его тихий и спокойный голос тут же потонул в восторженном реве толпы. – Наша программа подошла к концу, - снова гул толпы, - но я хочу представить новую песню, которую посвятил своей любимой девушке.
Лейла непроизвольно бросила взгляд на VIP-ложу. Она, конечно же, не могла слышать, но вид Вики, прикрывшей обоими ладонями свой размалеванный рот, красноречиво говорил о визге радости.
А со сцены уже лились слова песни под аккомпанемент черно-белых клавиш:
День. Уходит снова день,
За ним закрыли дверь,
И повернули ключ.
Зря ты новых песен ждёшь,
С меня хватило той,
Что я спел уже.
Спеть эту песню так, чтобы спрятать боль,
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Жить и улыбкой скрыть выражение глаз.
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Ночь. Приходит снова ночь.
Спокойный звук шагов,
Звук ночных часов.
Зря ты новой жизни ждёшь,
С меня хватило…той,
Которой жил уже,
Спеть эту песню так, чтобы спрятать боль,
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Жить и улыбкой скрыть выражение глаз,
Ты не знаешь, чего это стоило мне.
Песня наполнила сердце Лейлы невыносимой тоской, и она искренне не понимала, как до малолетней дурочки не доходит смысл этой исповеди. Та попрежнему визжала от восторга, сидя за своим столиком, и улыбалась выставляя на всеобщее обозрение идеально отбеленные зубы. «Как не почувствовать этой усталость и разочарования, просто рвущиеся наружу? Нет, милашка, не тебе эта песня предназначалась изначально, не тебе».
