Аве, Цезарь, друг сердечный,
Ну заходи, давно заждались.
Нет, не поздно... Да, конечно,
Не развязывай сандалий.
А. Крупнов "Аве, Цезарь"
В кабинете было тихо, светло и спокойно. Молодой врач задумчиво изучал историю болезни. Пациент сидел напротив его стола на кушетке и беспокойно шарил глазами по столу, по стенам, по потолку, по полу, по окнам. Он не хотел находиться здесь, но ночью санитары застукали его за ночной прогулкой по коридорам и громким разговором со стенами. Так что его нежелание быть в этом месте имело очень веские основания: ему грозил местный аналог карцера — палата круглосуточного наблюдения, и усиленная доза лекарств, от которых ему становилось плохо — он терял всякую волю и ощущал себя бесхребетным червем. А он хотел совсем другого, хотел чего-нибудь достичь в этой жизни, он хотел стать великим.
Если бы не санитары, то эта ночь могла кардинально изменить его жизнь. Он знал это. Он уже почти нашел ответ на вопрос, мучающий его всю жизнь, когда его так грубо прервали. Он готов был убить этих несчастных санитаров и даже смог захватить дубинку одного из них, но силы были не равны… Его долго били дубинками и пинали, и сейчас его тело ныло от боли. Он знал, что и новая ночь будет для него продолжением боли — санитары всегда мстили за сопротивление. Но его больше пугала увеличенная доза лекарств, от которой он снова потеряет всю свою волю, и опять все придется начать сначала. И так всю жизнь.
Врач наконец-то оторвал свой взгляд от бумаг и уперся своим мутным взором на пациента. Пациент прекрасно чувствовал, как неловко ощущает себя этот молодой человек, который попал сюда, видимо, сразу после Медакадемии по распределению — он был младше своего подопечного на целую жизнь.
— Ну, что же Вы, Николай Иванович, снова за старое принялись?! Опять по ночам разгуливаете, тревожите больных, санитаров обижаете… Присаживайтесь на стул, не бойтесь, — и он рукой указал на стул возле своего стола.
Пациент молча, не встречаясь глазами с взглядом доктора, сменил свое положение в этом кабинете.
— Вы чего-то опасаетесь? Вас что-то тревожит, Николай Иванович? — голос молодого психиатра явно не соответствовал его положению, — Что же Вы молчите?
Пациент продолжал молчать и изучать стены, пол, потолок, окна…
— Так дело у нас не пойдет! Я здесь, чтобы помочь Вам, Николай Иванович, а Вы меня игнорируете!
Поведение пациента не изменилось ни на йоту.
— В самом деле, Николай Иванович, ну что за детский сад? Что же Вы в молчанку играете? — терпение врача было на исходе.
Глаза по-прежнему совершали хаотическое путешествие по стенам, полу, потолку, окнам…
— Хорошо. Я боюсь, что сейчас Ваше состояние далеко от идеального, поэтому Вас сейчас проводят в палату. Но как только Вы будете готовы, Николай Иванович, сразу же, слушайте, сразу же вызывайте меня. Уяснили? — последние слова были похожи скорее на мольбу о помощи, нежели на наставления лечащего врача.
Пациент, также бегая глазами, молча встал в ожидании санитаров.
— Сразу же обращайтесь ко мне, Николай Иванович! — донеслось из-за закрывающейся двери кабинета.
Рим — величественный город с богатой историей. Когда-то Гай Юлий Цезарь правил Римской империй, значительно расширив её границы с помощью войн. Цезарь уезжал и возвращался в Рим. Его имя вписано в историю. На века.
Заседание сената. Цезарь держит в руках стилус. Близкие друзья советовали ему окружить себя охраной, но он не послушал. Зря.
В зал врываются заговорщики. И Брут среди них — тот, кого он считал своим сыном. Цезарь сопротивляется. Он хочет жить. Он хочет править. Он хочет единоличной власти.
Цезарь протыкает руку одного из нападавших стилусом. Он сопротивляется. Но людей больше. Его тело все в ранах.
Удары. Удары. Сколько он ещё так выдержит? Цезарь прикрывается своей тогой. И удар пронзает его грудь. Удар попадает прямо в сердце.
Заговорщики пробуют произнести речь перед сенатом. Но Сенат в страхе разбегается. Рим охвачен новой гражданской войной.
День незаметно подошел к концу.
Тройная дозировка дала о себе знать — тело было как чужое: каждое движение можно было совершить, только приложив максимальное усилье воли, иначе мышцы не подчинялись его рассудку. А мозг умудрился даже пропустить приход темноты.
Пациент лежал, свернувшись калачиком, на одинокой койке, залитой электрическим светом палаты постоянного наблюдения. Его тело не шевелилось уже несколько часов. И появление в палате врача не привело к каким-либо изменениям. Глаза неподвижно смотрели в стену.
— Николай Иванович, Вы спите? — не должен голос доктора так походить на юношеский.
— Мы можем поговорить с Вами? — не дождавшись ответа, продолжил врач, — Я ведь знаю, что Вы не спите, Николай Иванович.
Ноль эмоций. Пациента здесь нет. Тело здесь, а рассудок — отсутствует. Он желает найти ответ, он желает вникнуть в силу.
Его губы касаются чаши терпкого красного вина. Кожу холодит вечерний бриз. Он весь там.
Он завтра должен выступить в свой поход на Рим. Он должен перейти свой Рубикон.
— Николай Иванович, я не смогу Вам помочь, если Вы будете меня игнорировать, — Великий Юпитер, но кто обрек этого пацана на такую пытку, — Я целый день пытаюсь до Вас достучаться!
И он поплелся к выходу.
— Вокруг меня всегда много женщин. Некоторые друзья говорят, что я чересчур любвеобилен — произносит Цезарь, с наслаждением выпивания красное вино из золотого кубка.
— Вы должны остерегаться. Зреет заговор — пытается достучаться до мужчины Николай Иванович.
— Если так суждено судьбой, значит это должно произойти — невозмутимо отвечает полководец.
— Но вы не понимаете! Вас могут убить! Убить! — не сдерживая гнева, начинает кричать Николай Иванович. И понемногу возвращается в реальность.
Санитары с успокоительным для буйного пациента уже появляются на периферии его зрения. А ведь раньше он читал «Палату №6», но никогда бы не подумал, что может сам очутиться в такой палате! И опять рядом оказывается этот молодой врач.
Николай Иванович с тоской смотрит в окно, а потом под воздействием лекарств проваливается в небытие.
Холодные ливневые капли смывали кровь с лица, но не эмоции. Его лицо было также безучастно, как и в начале экзекуции.
Его выволокли из палаты в душевую те самые три амбала. Тащили с трудом, так как тело сохраняло позу эмбриона, несмотря на их старания.
Били дубинками и ногами, но не было обычного рвения — отсутствие реакции со стороны жертвы не давало никакого удовлетворения, поэтому вскоре его выволокли на улицу и бросили в лужу перед крыльцом.
Он знал, что не умрет. У него впереди еще много битв, которые он должен выиграть, он должен побеждать в каждой из них, ведь он только перешел через Рубикон, он только еще бросил вызов Сенату.
Что они возомнили себе?
Гнев его быть быстр и суров!
Он — Гай Юлий Цезарь!
Его легионы пройдут через этот сброд как меч сквозь тогу!
Триумфатором он войдет в свой, по праву сильного, город древний и великий — в Рим! Это его город! Dixi!
Цезарь прославился своими походами. Имея малочисленное войско, он подчинил себе всю Галлию. Четыре легиона — и племена гельветов и германцев, бельгов и венетов побеждены.
Помпей сблизился с Сенатом и между двумя полководцами началась война. Два месяца сражений в Испании и Помпей капитулирован. Цезарь победил. Битва при Зеле, сражение при Тапсе — и Гай Юлий Цезарь празднует триумф в Риме.
Все эти события, войны проносятся в голове Николая Ивановича. Если он попробует кому-то рассказать, что общается с самим Цезарем, ему никто не поверит. И будет он как Иван Бездомный. За исключением того, что он не встретил в этой больнице Мастера.
Больнее всего было осознавать, что первый удар нанес Марк Брут. Трусливый удар дрожащей рукой, целясь в сердце, а попав в правое плечо, нанес тот, кого считали его наследником, а злые языки называли незаконнорожденным сыном Императора.
Злой рок, проделки Богов.
Но это будет после, а сейчас Рим у его ног, и он милостиво прощает своих врагов. Для побежденных он всегда милостив. Для сдавшихся он всегда милостив. Но ноги его в крови павших в недавней битве, в крови граждан его Великого Рима. В крови тех, кто не сдался и проиграл лишь потому, что пал.
Полдня его легионы топтали врага.
У каждого человека свой Рубикон, свой рубеж. Кто-то колесит по миру, кто-то измеряет Россию поездами и дорогами.
«Моей давней мечтой было посетить Рим» — подумал Николай Иванович, — «Хотел в Рим, а попал в психушку. М-да. Везение».
Николай Иванович вспоминал свою прошлую жизнь как несбывшуюся поездку в вечный город. Прошлая жизнь! А он только недавно пошел в садик…потом в школу…затем колледж…работа…университет…и последняя станция — психбольница. Полжизни пронеслось, а он и не заметил.
«Jacta alea est» 1
Да, я не гнушался избавляться от своих врагов с помощью яда. Чего скрывать, было и такое. Конечно, победа над врагом на поле боя — это высшее наслаждение. Но что делать, если на бранном поле бьются и гибнут лишь солдаты верные своему предводителю, а сильные мира сего успевают слинять еще до того, как исход битвы становится ясным остальным.
С какой радостью я бы вонзил меч под ребра Помпея!!! М-м-м!!! Но он избегал боя — значит яд. Не я выбрал. Dixi!
Но почему боги так обошлись со своим любимцем?! Он проклинал всех известных ему богов и духов. Как они могли вознести его до небес и так безжалостно бросить своего избранника? Его разум не понимал этого! Как так могло произойти с его кумиром?
Вопросы, вопросы, вопросы…
Он был в бешенстве, в яром бешенстве.
Николай Иванович опять видел себя разговаривающим с Цезарем. С самим Цезарем! Конечно, никому ничего он не рассказывал. Хватит с него лекарств. «Бежать. Бежать. Бежать» — билась единственная мысль в воспаленном мозгу.
Ещё он вспомнил свою первую девушку…и понеслась душа в рай. Он поставил себе цель вырваться из этой психушки. Сегодня ночью. Пусть это нереально… Но что не сделаешь ради Любви! Чувствуя себя одновременно Ромео, Мистером Рочестером, Отелло, Пьером Безуховым, Николай Иванович вспоминал. Вспоминал…пока ему опять не привиделся сон с Цезарем. И говорили они о вечной любви.
Это ж надо! Видеть Цезаря во сне и искать прошлое в собственном воображении!
В палате горел свет. У единственной койки суетились люди в белых халатах. Их действия носили весьма сумбурный характер — никто из них не понимал что происходит.
— Что ему давали? — вопил молодой голос.
— Все только по Вашему предписанию, доктор! Мы ничего не меняли уже три дня! — оправдывались другие голоса.
— Все прочь!!! — скомандовал властный голос, — Срочно неотложку!
Бег, кутерьма, неразбериха.
Ты у нас душа святая,
Ты борец не за награды.
Что, пора уже? Светает?
Ну, заходи, мы будем рады…
А. Крупнов "Аве, Цезарь"
1 - Жребий брошен (лат.)
Ну заходи, давно заждались.
Нет, не поздно... Да, конечно,
Не развязывай сандалий.
А. Крупнов "Аве, Цезарь"
В кабинете было тихо, светло и спокойно. Молодой врач задумчиво изучал историю болезни. Пациент сидел напротив его стола на кушетке и беспокойно шарил глазами по столу, по стенам, по потолку, по полу, по окнам. Он не хотел находиться здесь, но ночью санитары застукали его за ночной прогулкой по коридорам и громким разговором со стенами. Так что его нежелание быть в этом месте имело очень веские основания: ему грозил местный аналог карцера — палата круглосуточного наблюдения, и усиленная доза лекарств, от которых ему становилось плохо — он терял всякую волю и ощущал себя бесхребетным червем. А он хотел совсем другого, хотел чего-нибудь достичь в этой жизни, он хотел стать великим.
Если бы не санитары, то эта ночь могла кардинально изменить его жизнь. Он знал это. Он уже почти нашел ответ на вопрос, мучающий его всю жизнь, когда его так грубо прервали. Он готов был убить этих несчастных санитаров и даже смог захватить дубинку одного из них, но силы были не равны… Его долго били дубинками и пинали, и сейчас его тело ныло от боли. Он знал, что и новая ночь будет для него продолжением боли — санитары всегда мстили за сопротивление. Но его больше пугала увеличенная доза лекарств, от которой он снова потеряет всю свою волю, и опять все придется начать сначала. И так всю жизнь.
Врач наконец-то оторвал свой взгляд от бумаг и уперся своим мутным взором на пациента. Пациент прекрасно чувствовал, как неловко ощущает себя этот молодой человек, который попал сюда, видимо, сразу после Медакадемии по распределению — он был младше своего подопечного на целую жизнь.
— Ну, что же Вы, Николай Иванович, снова за старое принялись?! Опять по ночам разгуливаете, тревожите больных, санитаров обижаете… Присаживайтесь на стул, не бойтесь, — и он рукой указал на стул возле своего стола.
Пациент молча, не встречаясь глазами с взглядом доктора, сменил свое положение в этом кабинете.
— Вы чего-то опасаетесь? Вас что-то тревожит, Николай Иванович? — голос молодого психиатра явно не соответствовал его положению, — Что же Вы молчите?
Пациент продолжал молчать и изучать стены, пол, потолок, окна…
— Так дело у нас не пойдет! Я здесь, чтобы помочь Вам, Николай Иванович, а Вы меня игнорируете!
Поведение пациента не изменилось ни на йоту.
— В самом деле, Николай Иванович, ну что за детский сад? Что же Вы в молчанку играете? — терпение врача было на исходе.
Глаза по-прежнему совершали хаотическое путешествие по стенам, полу, потолку, окнам…
— Хорошо. Я боюсь, что сейчас Ваше состояние далеко от идеального, поэтому Вас сейчас проводят в палату. Но как только Вы будете готовы, Николай Иванович, сразу же, слушайте, сразу же вызывайте меня. Уяснили? — последние слова были похожи скорее на мольбу о помощи, нежели на наставления лечащего врача.
Пациент, также бегая глазами, молча встал в ожидании санитаров.
— Сразу же обращайтесь ко мне, Николай Иванович! — донеслось из-за закрывающейся двери кабинета.
Рим — величественный город с богатой историей. Когда-то Гай Юлий Цезарь правил Римской империй, значительно расширив её границы с помощью войн. Цезарь уезжал и возвращался в Рим. Его имя вписано в историю. На века.
Заседание сената. Цезарь держит в руках стилус. Близкие друзья советовали ему окружить себя охраной, но он не послушал. Зря.
В зал врываются заговорщики. И Брут среди них — тот, кого он считал своим сыном. Цезарь сопротивляется. Он хочет жить. Он хочет править. Он хочет единоличной власти.
Цезарь протыкает руку одного из нападавших стилусом. Он сопротивляется. Но людей больше. Его тело все в ранах.
Удары. Удары. Сколько он ещё так выдержит? Цезарь прикрывается своей тогой. И удар пронзает его грудь. Удар попадает прямо в сердце.
Заговорщики пробуют произнести речь перед сенатом. Но Сенат в страхе разбегается. Рим охвачен новой гражданской войной.
День незаметно подошел к концу.
Тройная дозировка дала о себе знать — тело было как чужое: каждое движение можно было совершить, только приложив максимальное усилье воли, иначе мышцы не подчинялись его рассудку. А мозг умудрился даже пропустить приход темноты.
Пациент лежал, свернувшись калачиком, на одинокой койке, залитой электрическим светом палаты постоянного наблюдения. Его тело не шевелилось уже несколько часов. И появление в палате врача не привело к каким-либо изменениям. Глаза неподвижно смотрели в стену.
— Николай Иванович, Вы спите? — не должен голос доктора так походить на юношеский.
— Мы можем поговорить с Вами? — не дождавшись ответа, продолжил врач, — Я ведь знаю, что Вы не спите, Николай Иванович.
Ноль эмоций. Пациента здесь нет. Тело здесь, а рассудок — отсутствует. Он желает найти ответ, он желает вникнуть в силу.
Его губы касаются чаши терпкого красного вина. Кожу холодит вечерний бриз. Он весь там.
Он завтра должен выступить в свой поход на Рим. Он должен перейти свой Рубикон.
— Николай Иванович, я не смогу Вам помочь, если Вы будете меня игнорировать, — Великий Юпитер, но кто обрек этого пацана на такую пытку, — Я целый день пытаюсь до Вас достучаться!
И он поплелся к выходу.
— Вокруг меня всегда много женщин. Некоторые друзья говорят, что я чересчур любвеобилен — произносит Цезарь, с наслаждением выпивания красное вино из золотого кубка.
— Вы должны остерегаться. Зреет заговор — пытается достучаться до мужчины Николай Иванович.
— Если так суждено судьбой, значит это должно произойти — невозмутимо отвечает полководец.
— Но вы не понимаете! Вас могут убить! Убить! — не сдерживая гнева, начинает кричать Николай Иванович. И понемногу возвращается в реальность.
Санитары с успокоительным для буйного пациента уже появляются на периферии его зрения. А ведь раньше он читал «Палату №6», но никогда бы не подумал, что может сам очутиться в такой палате! И опять рядом оказывается этот молодой врач.
Николай Иванович с тоской смотрит в окно, а потом под воздействием лекарств проваливается в небытие.
Холодные ливневые капли смывали кровь с лица, но не эмоции. Его лицо было также безучастно, как и в начале экзекуции.
Его выволокли из палаты в душевую те самые три амбала. Тащили с трудом, так как тело сохраняло позу эмбриона, несмотря на их старания.
Били дубинками и ногами, но не было обычного рвения — отсутствие реакции со стороны жертвы не давало никакого удовлетворения, поэтому вскоре его выволокли на улицу и бросили в лужу перед крыльцом.
Он знал, что не умрет. У него впереди еще много битв, которые он должен выиграть, он должен побеждать в каждой из них, ведь он только перешел через Рубикон, он только еще бросил вызов Сенату.
Что они возомнили себе?
Гнев его быть быстр и суров!
Он — Гай Юлий Цезарь!
Его легионы пройдут через этот сброд как меч сквозь тогу!
Триумфатором он войдет в свой, по праву сильного, город древний и великий — в Рим! Это его город! Dixi!
Цезарь прославился своими походами. Имея малочисленное войско, он подчинил себе всю Галлию. Четыре легиона — и племена гельветов и германцев, бельгов и венетов побеждены.
Помпей сблизился с Сенатом и между двумя полководцами началась война. Два месяца сражений в Испании и Помпей капитулирован. Цезарь победил. Битва при Зеле, сражение при Тапсе — и Гай Юлий Цезарь празднует триумф в Риме.
Все эти события, войны проносятся в голове Николая Ивановича. Если он попробует кому-то рассказать, что общается с самим Цезарем, ему никто не поверит. И будет он как Иван Бездомный. За исключением того, что он не встретил в этой больнице Мастера.
Больнее всего было осознавать, что первый удар нанес Марк Брут. Трусливый удар дрожащей рукой, целясь в сердце, а попав в правое плечо, нанес тот, кого считали его наследником, а злые языки называли незаконнорожденным сыном Императора.
Злой рок, проделки Богов.
Но это будет после, а сейчас Рим у его ног, и он милостиво прощает своих врагов. Для побежденных он всегда милостив. Для сдавшихся он всегда милостив. Но ноги его в крови павших в недавней битве, в крови граждан его Великого Рима. В крови тех, кто не сдался и проиграл лишь потому, что пал.
Полдня его легионы топтали врага.
У каждого человека свой Рубикон, свой рубеж. Кто-то колесит по миру, кто-то измеряет Россию поездами и дорогами.
«Моей давней мечтой было посетить Рим» — подумал Николай Иванович, — «Хотел в Рим, а попал в психушку. М-да. Везение».
Николай Иванович вспоминал свою прошлую жизнь как несбывшуюся поездку в вечный город. Прошлая жизнь! А он только недавно пошел в садик…потом в школу…затем колледж…работа…университет…и последняя станция — психбольница. Полжизни пронеслось, а он и не заметил.
«Jacta alea est» 1
Да, я не гнушался избавляться от своих врагов с помощью яда. Чего скрывать, было и такое. Конечно, победа над врагом на поле боя — это высшее наслаждение. Но что делать, если на бранном поле бьются и гибнут лишь солдаты верные своему предводителю, а сильные мира сего успевают слинять еще до того, как исход битвы становится ясным остальным.
С какой радостью я бы вонзил меч под ребра Помпея!!! М-м-м!!! Но он избегал боя — значит яд. Не я выбрал. Dixi!
Но почему боги так обошлись со своим любимцем?! Он проклинал всех известных ему богов и духов. Как они могли вознести его до небес и так безжалостно бросить своего избранника? Его разум не понимал этого! Как так могло произойти с его кумиром?
Вопросы, вопросы, вопросы…
Он был в бешенстве, в яром бешенстве.
Николай Иванович опять видел себя разговаривающим с Цезарем. С самим Цезарем! Конечно, никому ничего он не рассказывал. Хватит с него лекарств. «Бежать. Бежать. Бежать» — билась единственная мысль в воспаленном мозгу.
Ещё он вспомнил свою первую девушку…и понеслась душа в рай. Он поставил себе цель вырваться из этой психушки. Сегодня ночью. Пусть это нереально… Но что не сделаешь ради Любви! Чувствуя себя одновременно Ромео, Мистером Рочестером, Отелло, Пьером Безуховым, Николай Иванович вспоминал. Вспоминал…пока ему опять не привиделся сон с Цезарем. И говорили они о вечной любви.
Это ж надо! Видеть Цезаря во сне и искать прошлое в собственном воображении!
В палате горел свет. У единственной койки суетились люди в белых халатах. Их действия носили весьма сумбурный характер — никто из них не понимал что происходит.
— Что ему давали? — вопил молодой голос.
— Все только по Вашему предписанию, доктор! Мы ничего не меняли уже три дня! — оправдывались другие голоса.
— Все прочь!!! — скомандовал властный голос, — Срочно неотложку!
Бег, кутерьма, неразбериха.
Ты у нас душа святая,
Ты борец не за награды.
Что, пора уже? Светает?
Ну, заходи, мы будем рады…
А. Крупнов "Аве, Цезарь"
1 - Жребий брошен (лат.)
