ГЛАВА 1
– Погляди, это ведь Камилла Фэйрис? Или я ошибаюсь?
Слышу своё имя, и рука с бокалом замирает в воздухе.
– Она.
– Но разве траур уже закончился?
– Кажется, нет. Её родителей разбились три месяца назад, а брата хоронили совсем недавно. Но ты же знаешь современную молодёжь, дорогая...
Многозначительная пауза и тяжёлые вздохи, раздающиеся следом, вынуждают меня сильнее, до боли, сжать ножку бокала, но рука всё равно дрожит. А внутри вспыхивает, разгораясь всё сильнее, злость и дар тут же привычно отзывается. Кожу покалывает и на кончиках пальцев вспыхивает огонь.
Ненавижу. Кто дал им право судить?
Вдыхаю глубже, стараясь успокоиться.
Всё хорошо, Камилла. Им нет никакого дела до тебя, обычные пустоголовые сплетницы. Сейчас главное – сдержаться, не выдать себя, как во время похорон, когда налетели эти стервятники, прицениваясь к поместью. И никак не показывать, что слышу их. Спину прямее, дыхание ровное, чтобы ни единым словом, ни движением не выдать себя.
А они всё не унимаются.
– И всё же она могла хотя бы надеть чёрное.
Это становится последней каплей. Нужно или уходить, или заткнуть их поганые рты. Но последнее я сделать не могу: не хочу давать повод для новых сплетен. Хватит, мою фамилию итак достаточно полоскали во всех газетах. Не нужно было соглашаться на уговоры Сьюзи и проходить сюда.
Ставлю бокал на столик и оглядываюсь, но подруги нигде не видно. Ладно, уйду позже. Правда, оставаться здесь, в сверкающем гомонящем зале, тоже больше не могу. К счастью, до выхода на террасу рукой подать, и я протискиваюсь сквозь толпу. Останавливаюсь, когда меня замечает, улыбаюсь из последних сил, отвечаю что-то, а выдыхаю лишь на улице. По периметру ограждения тут же вспыхивают магические шары, но я не хочу, чтобы меня обнаружили, и быстро накидываю защитный полог. Из-за волнения руки дрожат и магия слушается плохо, так что полог получается тонкий, и до меня всё ещё доносятся голоса и музыка. Но светильники гаснут, а значит, меня не будет видно.
Шагаю в спасительную темноту, подальше от гомона толпы. Прохладный вечерний воздух холодит, и кожа тут же покрывается мурашками. Запрокидываю голову, вглядываясь в чёрный бархат неба, и быстро-быстро моргаю, пытаясь загнать назад слёзы. Не хочу больше плакать. Не могу. Не буду.
На плечи неожиданно мягко ложится пиджак, и я невольно вздрагиваю, сильнее сжимая перила. А следом раздаётся ставшим привычным бархатистый голос.
– Вы подумали над моим предложением, Камилла?
Горько усмехаюсь. Ну вот, спастись не удалось.
Но как он меня нашёл? Я же накинула полог. Впрочем, для монополиста по производству артефактов это, конечно, не проблема. Значит, они уже разработали и это.
Пытаюсь скинуть пиджак, и на плечи тут же ложатся две тяжёлые ладони, обжигая даже сквозь два слоя ткани.
– Не нужно, на улице холодно. Не хочу, чтобы бы мать моего будущего ребёнка простыла.
Он стоит совсем рядом, и я чувствую горький запах туалетный воды с примесью сигаретного дыма. А уснувший было дар вспыхивает с новой силой, огонь бежит по коже от пальцев вверх, к плечам.
– Не говорите ерунды. Я никогда не рожу вам ребёнка.
Внутри всё дрожит от злости, и мне стоит большего труда сказать это спокойно. А руки так и чешутся. О, с каким бы удовольствием я развернулась и дала ему пощёчину.
– Я слышал, ваше поместье продаётся.
Он неожиданно меняет тему, ударяя по самому больному, и я невольно задерживаю дыхание, а внутри всё словно покрывается корочкой льда.
– Меньше верьте слухам.
Губы немеют и слушаются с трудом, а собственный голос кажется чужим.
Он усмехается в ответ, шевеля дыханием волосы на моей макушке. Мне не нужно поворачиваться, чтобы видеть улыбку на его лице. Я чувствую её кожей и видела уже не раз. Гарри тоже любил так улыбаться. И понимание этого отзывается острой болью в сердце.
Что же ты наделал братец? Зачем? Знал же, что он сильнее тебя.
– Это лишь дело времени. Вы же умная женщина и должны понимать, что такие деньги можете получить только двумя способами: у любовника или жениха, или за свой дар. Только вот незадача, такие, как вы, больше не нужны стране.
Последние слова он шепчет мне на ухо, обжигая горячим дыханием кожу, и я подаюсь вперёд, стараясь быть как можно дальше от него.
Усмехаюсь невольно. О да, и в этом есть и его вина тоже.
Кто-то бы мог подумать, что однажды магов заменят этими штуками? Что достаточно будет маленькой искры и горсти пороха? Во всяком случае, мой дед бы точно побил тростью любого, кто посмел заикнуться о подобном.
– Любовников и женихов у вас тоже нет.
Он двигается следом, прижимаясь ещё теснее, непозволительно близко. И я чувствую, как бьётся его сердце где-то в области моих лопаток. Решительно шагаю в сторону, сбрасывая его ладони с плеч, а затем и пиджак.
– Любовников нет, в этом вы правы, – соглашаюсь тихо, старательно загоняя внутрь рвущийся наружу огонь. – А вот на счёт женихов ошибаетесь.
Но не успеваю сделать и шага, как слышу его насмешливый самодовольный голос за спиной:
– И женихов тоже, поверьте мне.
Я всё-таки оборачиваюсь, но в темноте не видно его лица. Правда, мне и не нужно это. За те несколько встреч, что у нас были, я успела хорошо его рассмотреть. Смуглую кожу южанина и тяжёлый квадратный подбородок, резкие и острые черты лица. Чёрные, как смоль волосы, и такие же глаза. Так что как ни вглядывайся, зрачков не разглядишь.
Ему явно за тридцать. Взгляд цепкий и острый, вечно нахмуренные брови и суровые складки в уголках губ. А в движениях есть что-то хищное, пугающее. Обманчива мягкость зверя, крадущегося к своей жертве.
Вот и сейчас я не замечаю, как он оказывается рядом, только чувствую, как горячие пальцы касаются лица, нежно гладят скулу и линию губ. И это легкое касание вызывает во мне странный трепет.
– Что вы себе позволя…
Договорить не успеваю: он резко привлекает меня к себе, с жадностью впиваясь в губы. Поцелуй больше похож на укус. Сильные руки до боли стискивают плечи, вжимая в его каменное горячее тело.
– Вы всё равно будете моей, Камилла, – выдыхает он мне в губы, отстраняясь. – Но если хотите, можем немного поиграть. Так даже интереснее.
И уходит, напоследок быстро коснувшись моих губ. А меня трясёт от злости. Хочется скорее оказаться дома и принять ванну, смыть следы его прикосновений жёсткой губкой. Но у двери я сталкиваюсь со Сьюзи. Она испуганно округляет глаза, отступая назад и сейчас ещё больше, чем когда-либо подходит на куклу, красивую и хрупкую. Белая и гладкая, слово фарфоровая, кожа, тугие пшеничные локоны падают на открытые плечи, а алые губы чуть приоткрыты.
– Кто здесь? Снимите полог или я вызову охрану!
На миловидном личике проскальзывает страх, а голос предательски дрожит. Я хмурюсь на мгновенье, и лишь потом вспоминаю, что и, правда, поставила полог. Щёлкаю пальцами, снимая его. Теперь он уже ни к чему.
– Мила, – выдыхает она с облегчением, шагая на террасу, и порывисто обнимает меня, обеспокоено заглядывает в лицо. Меня тут же окутывает сладкий аромат её духов. – Только не говори, что просидела здесь весь вечер?
– Нет, я вышла недавно подышать, – признаюсь тихо и замолкаю, не зная, что ещё сказать.
Она – моя единственная подруга. Правда, я до сих пор не понимаю, как так вышло. Слишком уж мы разные, да и мне всегда было легче общаться с мальчиками.
Сьюзи берёт меня за руку, увлекая за собой. Магические шары вновь вспыхивают, мягкий жёлтый свет пятнами ложится на мраморный пол.
– Будешь?
Она кивает на пачку тонких дамских сигарет, но я качаю головой, молча дожидаюсь, когда она прикурит.
– Не понимаю, что тебе не нравится в нём, – выдыхает, наконец, подруга.
Удивлённо гляжу на неё.
– В Генри О’Лэсе, – поясняет она, поворачивая голову. – Я видела, как он выходил сюда.
Я напряжённо впиваюсь пальцами в перила.
– Только не говори…
– Нет. Я не посылали его сюда, если ты об этом.
Облегчённо выдыхаю: не хотелось бы разрывать отношения и с ней тоже.
– Зря ты его отталкиваешь, – продолжает она, тихо вздыхая. – Говорят, его денег хватило бы на то, чтобы купить город полностью. А ещё, что у него есть собственный остров в Зелёном архипелаге. Представляешь?
Качаю головой. Мне это не интересно.
– Уверена, он мог бы помочь с твои поместье. Нужно просто быть с ним поласковее.
– Сьюзи, – выдыхаю предупреждающе я. – Не начинай. Лучше скажи, где можно активировать артефакт на переход. Хочу вернуться домой.
– Тебе – в холле. Но зачем тратить на это энергию? Я могу сказать кому-нибудь из гостей и…
– Нет, не нужно. Не хочу сейчас ни с кем говорить.
– Тогда я тебя провожу. – Она быстро тушит сигарету о перила и выкидывает в темноту. – Чтобы никто опять не привязался.
Я благодарно улыбаюсь ей.
Но дома меня ожидает сюрприз.
– Эрик?
Удивлённо замираю, глядя на своего жениха, бывшего жениха, взлохмаченного и помятого, сидящего прямо на полу у дверей моей квартиры.
– Что ты здесь делаешь?
Он сонно моргает, поднимает голову, глядит на меня красными глазами.
– Камилла, – выдыхает, растягивая тонкие губы в улыбке, и тянется ко мне.
Но я отступаю.
– Что случилось? Она выгнала тебя?
Эрик хмурится.
– Твоя невеста. Элизабет, – поясняю я недовольно: пока он не встанет, открыть дверь невозможно.
Элизабет де Рэйн, если быть точнее. Одна из самых завидных невест города. Наследница огромного состояния и, если верить слухам, тридцатилетняя старая дева с вредным характером и ужасно длинным носом.
Он качает головой, а выражение лица тут же становится виноватым. Только я давно уже на него не сержусь. Вздыхаю и подаю всё-таки руку, в которую он тут же цепляется клещом. А я гляжу на его неуклюжие попытки встать и никак не могу узнать в нём того, прежнего Эрика. Сложно поверить, что это – тот самый человек, с которым я вместе выросла и с которым семь лет училась в Академии. Никогда не видела его прежде в таком ужасном состоянии.
Я помню его столько же, сколько себя, но никогда не любила. И всё же, когда он сделал предложение – ответила согласием. Просто не видела причин для отказа. Мне было легко и хорошо с ним. И кто сказал, что для создания семьи непременно нужно любить друг друга?
Впрочем, он-то как раз меня любил. Но на похороны так и не пришёл. Ни на первые, ни на вторые. А о том, что помолвлен с другой, я узнала позже от Сьюзи. Но тогда у меня не было сил даже на злость. В глубине души я была этому даже рада и понимала причину его поступка. Его род беден. Ему нужная богатая родовитая невеста. И если по второму пункту я проходила, то по первому, как оказалось, нет.
Новость о том, что мы – банкроты, адвокат сообщил вскоре после похорон родителей. Оказалось, что отец пристрастился играть в карты и за несколько лет спустил накопленные предками капитал. Моё приданное и деньги, отложенные на учёбу для брата.
Впрочем, Гарри они так и не понадобились.
И всё же я не могла понять, что стоило Эрику сказать правду? После стольких лет дружбы? Он же видел, что я не влюблена. Боялся скандала? Глупости. Я бы ни за что не устроила его. И он прекрасно это знал, а, значит, оставалось одно – трусость. Он просто испугался, не нашёл в себе сил сказать мне правду, глядя прямо в лицо.
Эрик всё-таки смог подняться и тут же рывком дёрнул меня на себя. Так, что мои руки оказываются зажатыми между нашими телами.
– Я не могу без тебя, Мила, – выдыхает он мне в губы, явно собираюсь поцеловать.
Но я отворачиваюсь, только сейчас ощущая кислый запах спиртного. Напился. Неудивительно: свадьба должна состояться на следующей неделе.
– Пусти, Эрик. Ты слишком много выпил.
Я упираюсь руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть.
Ну, что за день?
– Не нравлюсь? – шепчет он зло. – Ну, конечно, я же не Генри О’Лэс. Не думал, что ты так быстро забудешь обо мне.
Устало вздыхаю. У меня нет ни сил, ни желания переубеждать его.
– Пусти или пожалеешь.
– Но у меня тоже скоро будут деньги, – выдыхает он, словно не слыша меня. – И если бы ты стала моей любовницей, я бы мог дать тебе немного. На выкуп поместья, конечно, не хватит, но на жизнь вполне. У тебя ведь почти не осталось денег, Мила.
Эрик хватает меня за подбородок, заставляя повернуть голову и целует. Жёстко и требовательно. Его рука скользит по моему бедру, но вместо возбуждения я чувствую лишь гадливость. И в этот раз не пытаюсь сдержать вспыхивающий внутрь огонь, даже когда в нос ударяет горький запах горящей ткани.
– Что за…
Он тут же отталкивает меня и быстро бьёт себя по груди, пытаясь затушить огонь. Поднимает голову, со злостью глядя на меня. А я не могу скрыть улыбки, глядя на чернеющие на его пиджаке следы от моих ладоней и всё ещё ощущаю огонь на кончиках пальцев.
– Ты ещё пожалеешь об этом, – шипит он, а затем разворачивается и быстро сбегает вниз по лестнице.
Я провожаю его взглядом, а когда поворачиваюсь, то вижу приоткрытую напротив дверь. Правда, она тут же захлопывается.
Усмехаюсь. Ну, конечно. Ни одно происшествие в этом доме не проходит мимо этой престарелой сплетницы. Мне «повезло» больше всех: я живу с ней на одной лестничной клетке.
ГЛАВА 2
Тянусь к очередной розе – кремовой с бордовыми вкраплениями, – но натыкаюсь на шип и тут же одёргиваю руку. На кончике пальца блестит алая капелька крови. Вот до чего доводит жадность, а ведь мой букет уже итак достаточно большой.
– Камилла, иди скорей. Сейчас всё остынет.
– Сейчас, мам, – откликаюсь я, засовывая палец в рот.
Вот только сорву последнюю.
В этот раз я действую осторожнее, выискивая чистое от шипов место, и только потом ломаю хрупкий стебелёк. Так-то. Аккуратно пристраиваю свою добычу к остальным цветам.
– Камилла!
Голос матери звенит от злости, и я тут же вскакиваю, но не успеваю сделать и пары шагов, как слышу странный гул. Он постепенно нарастает, становясь всё громче, и я чувствую, как дрожит под ногами земля. Вздрагиваю… и открываю глаза, с грустью глядя в ненавистный серый потолок с сетью трещин и трясущуюся люстру. И с горечью осознаю: это был всего лишь сон. И нет ни мамы, ни сада.
В детстве я боялась кошмаров, страшных монстров под кроватью и жуткого крика банши под окном, предвещающего скорую смерть. Но лишь сейчас поняла, что самые страшные сны вот такие: светлые, добрые, счастливые. Сны, в которых все ещё живы. Сны, в которых я ещё могла улыбаться.
Вздыхаю, перекатываясь на живот и закрывая голову подушкой, но скрыться от шума не удаётся. Можно, конечно, поставить полог, но не уверена, что смогу уснуть. К тому же, мне всё равно нужно сегодня попытаться найти работу и решить проблему с долгом. Аукцион через два дня.
Откидываю подушку и сажусь, подтягивая колени к груди. В щель между штор сочится серый утренний свет, отбрасывая узкую полос на ковёр. Значит, уже шесть и в метро пошёл первый поезд. Ну, что стоило машинисту сегодня немного опоздать? А я бы увидела семью. Пусть ненадолго и во сне.
На квартиру в нормальном районе у меня просто нет денег, да и на эту скоро не будет.
Быстро собираюсь, но у двери замираю, глядя на стопку белых конвертов. Счета. Счета. Счета. И снова счета. И опять они. Но один конверт – с золотой короной – выделяется. Мне не нужно открывать его, я итак знаю, что там: очередной договор от него. Первый я вскрыла, но только прочла заголовок: «Брачный договор», и тут же сожгла.
