У нее были жидкие мышиного цвета волосы, красное пористое лицо и красные же грубые руки. Видать, потому и подумалось о прачечной.
- Хорошо, - ответила Эби, чувствуя, что ей и впрямь хорошо.
- Как же тебя угораздило так? - сочувственно покачала головой сокамерница. - С виду вроде не совсем пропащая.
- Не совсем, - согласилась девушка и улыбнулась отчего-то.
- За что ж тебя упекли? Скрала чего?
- Не-а, - Эби уже улыбалась во всю, как блаженная. - Прт… проститутка я, вот. Только… тссс… - Она шикнула, и чахоточная подалась вперед, чтобы услышать огромный секрет. - Не простая, а очень дорогая… Я знаешь, сколько за одну ночь беру?
Эбигейл сдавленно хихикнула и хотела уже огорошить сокамерницу ответом, но передумала. Махнула рукой и закрыла глаза, с удовольствием проваливаясь в мягкий, лишенный всяческих мыслей и боли сон.
Хорошие пилюли.
Утром она без сожалений отдала чахоточной, чьего имени так и не удосужилась узнать, половину пресной лепешки и луковицу, а вечером - пол плошки каши в обмен на еще один травяной шарик, и еще одну ночь поспала спокойно. Но проснувшись на следующий день, почувствовала себя хуже, чем накануне. К боли в боку добавились головокружение и тошнота, и девушка призадумалась, что же это за чудесное снадобье, и стоит ли ей и дальше выменивать его на еду.
Вопрос отпал сам собой: когда под вечер Эби вернулась в камеру, чахоточной там уже не было…
Кем-кем, а дураком Сидда никогда не был… Хотя получалось наоборот...
- Теряю чутье, - вздохнул он, в очередной раз просмотрев собранные агентами документы. Отчет Скопы, особенно в той части, что касалась Эбигейл Гроу. Рапорт Оливи Райз. Короткая записка из тюрьмы. И последнее - выписки из банка, которые удалось получить лишь на днях, задействовав высшее руководство, о состоянии счетов Дориана Лленаса и Эйдена Мерита.
- Вот скажи, Кентон, - допытывался шеф у адъютанта, - ты бы отдал какой-нибудь девице…э-э… десять тысяч?
- Зачем? - насторожился тот, словно Сидда уже отобрал у него жалование, до означенной суммы определенно не дотягивавшее.
- Ну, может, понравилась она тебе. Может, не только понравилась, но и… кхм…
- Десять тысяч? - переспросил Кентон. - Никак нет, шеф.
И подмигнул заговорщически:
- Если вам интересно, я знаю, где подешевле.
- Придурок! - разозлился Бейнлаф. - Пошел вон!
- Слушаюсь, шеф.
Дверь за сбежавшим молодчиком захлопнулась, и Сидда снова закопался в бумажки.
Итак, Эйден Мерит за несколько недель до своей трагической гибели снял с личного счета ровно десять тысяч рейлов.
Ровно десять тысяч рейлов обнаружено после взрыва в вещах Эбигейл Гроу.
Согласно отчетам Скопы, между этими двумя что-то было, но свечку им агент Бейнлафа не держал, так что и доподлинно знать не мог… Но Оливи позже отметила, что девица Гроу страдала и вздыхала, а после взрыва кинулась в лабораторию, вытаскивать из огня – кого? - правильно, Мерита.
И получалось… Ерунда полная получалась.
Прав Кентон: десять тысяч - многовато будет. Мягко говоря. Но у Мерита денег куры не клевали, при том, что сам он был, как всем известно, не жилец… Разве тот же Кентон за кошелек держался бы, зная, что откинется скоро? А может, господин Эйден решил таким образом от старых грешков откупиться?
Шефа Бейнлафа больше устроило бы, будь Мерит гилешским шпионом, а девица Гроу - его пособницей. Но не складывалось. Никак не складывалось…
Но может, и сложится еще. Чувства все эти, порывы внезапные сильно общую картину искажают, но с другой стороны одно другому не мешает: можно и страсть иметь, разделенную или проплаченную, и при этом на соседнюю державу работать. Все равно у Сидды других версий пока не было, а значит эту нужно отработать как положено.
Эби отпустили под вечер.
Вызвали из камеры, провели по длинному коридору, по дорожке, которую она подметала днем, и чуть ли не взашей вытолкали в открытую угрюмым охранником калитку в больших металлических воротах.
За воротами сновал подозрительный люд. Мужчины, женщины… хныкал ребенок… Встречали кого-то из друзей или родни? Принесли передачу? Караулили обидчиков, укрывшихся за каменными стенами от расплаты? Последняя мысль появилась при взгляде на компанию угрюмого вида мужчин, вооруженных длинными палицами. Они с подозрением осматривали каждого, кто попадал им на глаза, и, оказавшись под прицелом враждебных взглядов, Эбигейл, насколько это было возможно в ее состоянии, ускорила шаг.
С ночи ее лихорадило, бросая то в жар, то в холод. Боль не давала вдохнуть, лицо горело, губы пересохли. Нестерпимо хотелось пить, а еще лучше - найти тихое местечко, где можно посидеть с часок и прийти в себя, но девушка боялась, что, присев, уже не встанет, и тогда даже к утру не доберется до дома. А нужно успеть дойти засветло: глупо получится, едва выйдя из каталажки, снова попасть в облаву.
Эбигейл невесело усмехнулась, представив, как ее хватают и волокут в фургон. Зато на этот раз нашлось бы, чем объяснить позднюю прогулку. Может быть, даже поверили и отпустили бы. Но пришлось бы начинать долгий путь от тюрьмы до дядькиного дома сначала.
Нет уж!
Она шагала, сцепив зубы, и не позволяя себе остановиться ни на минутку.
Серое тюремное платье. Мятый чепец, под которым спрятались неровно обрезанные волосы…
Волосы нужно сразу же вымыть и вычесать частым гребнем. Не хватало, чтобы у нее вши завелись. И вообще отмыться. Одежду сменить.
А там переждет пару дней, отойдет немного и уедет, как собиралась. Дядьке и не скажет. Вряд ли он ее удерживать станет, но все равно не скажет - так вернее…
Она шла, отвлекая себя этими размышлениями, стараясь не замечать ни боли, ни взглядов, которыми награждали ее прохожие. Бормотала что-то себе под нос. Кряхтела по-старушечьи, когда дорога уходила вверх. Наверное, со стороны она походила на юродивую, но сейчас это было кстати: не пристанет никто - что с дурочки взять?
Когда до дома осталось рукой подать, навстречу стали попадаться знакомые. Узнавали и отворачивались. Возможно, повстречайся ей кто-то, знавший ее более-менее близко, Салма-цветочница, Джингл или тетушка Лиз, они не воротили бы нос и даже помогли бы… Но нет, так нет. Что ни делается - все к лучшему: не увидят ее такой, и, если повезет, в их памяти она останется сироткой Эби, умницей Эби…
Лавка, что служила дядьке скорее прикрытием, нежели источником прибыли, встретила девушку сомкнутыми ставнями. По такому времени она всегда уже закрыта, но случалось, дверь допоздна не замыкали, и Эби сперва подергала ручку, а уже после, вздохнув тяжело и сипло, побрела, придерживаясь за стену, в обход дома, к черному ходу. Но и там оказалось заперто.
В одном из окон второго этажа горел свет, и Эби подумала, что старый пройдоха принимает тайных гостей. Прежде она погуляла бы где-нибудь часок-другой, чтобы даже случайно не увидеть и не услышать ничего лишнего, но сегодня ей плевать было на темные делишки родственника, лишь бы до кровати добраться. Собравшись с остатками сил, девушка застучала кулаками по двери.
Вскоре послышались шаги и скрип старой лестницы, дернулась занавеска на окошке слева от входа, словно кто-то, решил сначала поглядеть, кого принесло, а уж потом распахнулась дверь, и Эбигейл непроизвольно отшатнулась, увидев вместо худосочной дядькиной фигуры здоровенного детину, загородившего собой проход. Но тут же вздохнула с облегчением, узнав Лапу.
- Здравствуй, Март, - поздоровалась она хрипло. - Посторонился бы…
- Ба! - первый дядькин помощник-подельник радостно оскалился. - Никак принцесса наша пожаловала. Где пропадали, ваше высочество?
- Дядя наверху? - не обращая внимания на насмешки, спросила девушка, войдя в дом.
- Наверху, угу, - ухмылка Лапы, и без того неприятная, стала особенно мерзкой. - Высоко-высоко в горах твой дядюшка.
- В кх… каких горах? - выдохнула Эби.
- В Сарилийских, вестимо, - осклабился здоровяк. - На каторгу его отправили, принцесса, если не поняла еще. А лавочка моя теперь. Но ты все ж заходи, не стесняйся. Нам с тобой есть о чем потолковать, да, Эби? Недотрога Эби…
Вечерний поезд из Милвелли прибыл на центральный вокзал Салджворда строго по расписанию.
Услыхав приветственный гудок и завидев издали ползущий в облаке дыма и пара локомотив, разошедшиеся по перрону носильщики и извозчики подобрались, словно борзые, почуявшие дичь. Разносчики газет нацелились с ходу познакомить гостей города с последними местными новостями. Встречающие поправили галстуки и шляпки, взяли наизготовку букеты и приструнили расшалившуюся детвору. Агенты тайной полиции, сновавшие в толпе, прокручивали в уме полученные от начальства ориентировки, чтобы через несколько минут, когда состав остановится и проводники распахнут дверцы вагонов, отметить среди приезжих тех, кто похож по описаниям на находящихся в розыске преступников, и просто подозрительных граждан…
- Благодарю вас, - пассажирка, ехавшая вторым классом, вежливо кивнула помогшему ей спуститься по приставной лестнице господину.
В целом новоприбывшая не обладала тем типом внешности, что неизменно вызывает восхищение в мужском обществе. У нее было миловидное, но несколько бесцветное лицо, раскосые зеленые глаза, от которых разбегались лучики ранних морщинок, и светло-каштановые волосы, в начале путешествия, должно быть, завитые щипцами в тугие локоны, а сейчас распрямившиеся и немного растрепавшиеся. Наряд дамы также не призван был привлекать внимание и будить восторженные мечты: скромное черное платье с небольшим турнюром, аккуратная шляпка с прикрывающей лоб и брови вуалькой. Но, невзирая на столь неброскую внешность женщины, случайный попутчик был буквально очарован ею.
- Счастлив услужить, - мужчина раскланялся, что, ввиду огромного шарообразного живота, далось ему нелегко.
Его усилия были вознаграждены благосклонной улыбкой. Но, увы, ничего более страдальца не ожидало.
Сойдя на перрон, дама поставила на землю потертый саквояж и огляделась. Из оставшейся в ее руке обшитой бархатом корзинки, в каких путешествующие женщины возят обычно рукоделие, выглянула белоснежная кошка и завертела головой, повторяя движения хозяйки.
О пыхтящем рядом воздыхателе очаровательница, казалось, забыла, однако, взглядом отыскав за вокзальной оградой нечто ее интересующее, все же обернулась к нему на миг:
- Была рада знакомству. Возможно, однажды представится случай его продолжить.
Проговорив это со сдержанной учтивостью, она подняла саквояж и уверенной походкой, игнорируя наперебой предлагавших свои услуги носильщиков, двинулась к зданию вокзала.
Войдя в просторный зал, женщина снова осмотрелась, но без настороженности, а будто рассеянно, что, однако, не помешало ей сосчитать всех находившихся в помещении полицейских, как одетых в форму, так и тех, что были в гражданском, а также отметить присутствие агента из другого ведомства. С последним она желала бы столкнуться менее всего, но прежде чем неспешным шагом направиться к выходу, задержалась у стенда с расписанием поездов.
На улице, освещенной хуже, нежели перрон и, тем более, зал, было достаточно темно, чтобы никто не обратил внимания, как недавняя пассажирка милвелльского экспресса, сморщив нос, вздернула верхнюю губу, явив распростертому перед ней готовящемуся ко сну Салджворту ряд мелких ровных зубов с заметно выдающимися клыками. Только выглянувшая из корзинки кошка сердито зашипела.
- Не волнуйся, дорогая, - женщина ласково погладила питомицу, поправив на ее шее янтарное ожерелье.
Кошка фыркнула, словно слова хозяйки ее рассмешили, и спряталась в корзинку, а дама направилась к стоявшему у обочины ландо, которое заприметила еще с платформы. На козлах дремал возничий, по каким-то причинам до сих пор не взявший седоков, хоть с последним поездом людей прибыло немало, и почти все наемные экипажи, дежурившие у вокзала, были уже разобраны.
Не заговаривая с ним, не снизойдя даже до приветствия, женщина устроилась на жестких сиденьях и коротко приказала:
- В «Эбони».
Через полчаса ландо остановилось у крыльца небольшой гостиницы, небогатой, но явно из тех, что называют приличными.
В холле гостью встретил приветливый портье, однако ни саквояж, ни тем паче корзиночку с кошкой ему нести не доверили.
- Я телеграфировала вам вчера, чтобы заказать номер, - сказала владелица затаившегося зверька, подойдя к конторке распорядителя.
- Госпожа Мелина Сайкс, полагаю? - улыбнулся тот, даже не заглядывая в записи. - Мы вас ждали. Номер семь.
Чистый и уютный номер состоял из двух небольших комнат. Первая - проходная - представляла собой нечто вроде гостиной, где постоялица при необходимости могла принимать посетителей. Вторая - спальня. Имелась здесь и ванная, куда любой человек, проведший в дороге сутки, устремился бы в первую очередь, однако, осмотрев апартаменты, их временная хозяйка даже не заглянула за спрятавшуюся в углу спальни дверцу.
Убедившись, что она одна, а шаги провожавшего ее до номера портье уже стихли в коридоре, женщина поставила на кровать корзинку, и кошка выпрыгнула на расшитое розовыми лилиями покрывало. Стряхнула с шеи янтарное ожерелье, но тут же поддела его лапой.
Пора.
Назвавшаяся Мелиной Сайкс опустилась на колени перед кроватью.
Кошка приблизилась к краю.
Глаза в глаза.
Зеленые глаза женщины и ярко-синие глаза кошки…
…длинный зрачок сжался и округлился…
…круглый зрачок вытянулся…
…ярко-синие глаза женщины и зеленые глаза кошки…
Бывшая госпожа Келлар с наслаждением потянулась и расслабленно откинулась назад, на кровать. Роксэн тоже недолго топталась на полу и через секунду уже обосновалась под боком у хозяйки.
- Умница ты моя, - Адалинда ласково почесала любимицу за ухом. - Знаю, как ты это не любишь, но я еще недостаточно восстановилась, чтобы моделировать облик. К тому же, - она лукаво улыбнулась, - не все же мне тебя носить?
Фамильяр фыркнул, изображая недовольство, но тут же подставил голову под руку с янтарным браслетом.
Теперь можно принять ванну, но прежде магиня еще раз исследовала апартаменты, рассматривая все собственными глазами, а не через импа. В гостиной взгляд зацепился за ключ, что портье оставил на столике у входной двери. Обычный гостиничный ключ с номерком. Адалинда повертела его в руках и со вздохом уронила обратно на круглую столешницу.
- Номер семь. Счастливое число… не мое…
Первое, что увидела Эби, очнувшись, - растрескавшаяся потолочная балка и серые ниточки паутины на ней. Паутина была незнакомой, прежде ее тут не водилось, а балка… За годы, что она прожила у дядьки, Эби запомнила каждую трещинку, ведь именно эту балку она долго рассматривала по утрам, прежде чем окончательно проснуться и подняться с кровати. На миг почудилось, что не было никакой облавы, мэтра Дориана, Джека… Эйдена не было, и взрыва, и возвращения в тюрьму… На миг, а потом дыхание перехватило от боли.
Боль. Именно из-за нее она и оказалась на кровати в своей старой комнате. Вчера произошло вот что...
- Нам с тобой есть о чем потолковать, да, Эби? Недотрога Эби…
Март подошел так быстро, что даже будь у нее силы, не получилось бы ни сбежать, ни увернуться. Обхватил лапищами, за которые и получил свое прозвище, стиснул, и Эбигейл захлебнулась не вырвавшимся из горла криком… И очутилась тут.
- Хорошо, - ответила Эби, чувствуя, что ей и впрямь хорошо.
- Как же тебя угораздило так? - сочувственно покачала головой сокамерница. - С виду вроде не совсем пропащая.
- Не совсем, - согласилась девушка и улыбнулась отчего-то.
- За что ж тебя упекли? Скрала чего?
- Не-а, - Эби уже улыбалась во всю, как блаженная. - Прт… проститутка я, вот. Только… тссс… - Она шикнула, и чахоточная подалась вперед, чтобы услышать огромный секрет. - Не простая, а очень дорогая… Я знаешь, сколько за одну ночь беру?
Эбигейл сдавленно хихикнула и хотела уже огорошить сокамерницу ответом, но передумала. Махнула рукой и закрыла глаза, с удовольствием проваливаясь в мягкий, лишенный всяческих мыслей и боли сон.
Хорошие пилюли.
Утром она без сожалений отдала чахоточной, чьего имени так и не удосужилась узнать, половину пресной лепешки и луковицу, а вечером - пол плошки каши в обмен на еще один травяной шарик, и еще одну ночь поспала спокойно. Но проснувшись на следующий день, почувствовала себя хуже, чем накануне. К боли в боку добавились головокружение и тошнота, и девушка призадумалась, что же это за чудесное снадобье, и стоит ли ей и дальше выменивать его на еду.
Вопрос отпал сам собой: когда под вечер Эби вернулась в камеру, чахоточной там уже не было…
Кем-кем, а дураком Сидда никогда не был… Хотя получалось наоборот...
- Теряю чутье, - вздохнул он, в очередной раз просмотрев собранные агентами документы. Отчет Скопы, особенно в той части, что касалась Эбигейл Гроу. Рапорт Оливи Райз. Короткая записка из тюрьмы. И последнее - выписки из банка, которые удалось получить лишь на днях, задействовав высшее руководство, о состоянии счетов Дориана Лленаса и Эйдена Мерита.
- Вот скажи, Кентон, - допытывался шеф у адъютанта, - ты бы отдал какой-нибудь девице…э-э… десять тысяч?
- Зачем? - насторожился тот, словно Сидда уже отобрал у него жалование, до означенной суммы определенно не дотягивавшее.
- Ну, может, понравилась она тебе. Может, не только понравилась, но и… кхм…
- Десять тысяч? - переспросил Кентон. - Никак нет, шеф.
И подмигнул заговорщически:
- Если вам интересно, я знаю, где подешевле.
- Придурок! - разозлился Бейнлаф. - Пошел вон!
- Слушаюсь, шеф.
Дверь за сбежавшим молодчиком захлопнулась, и Сидда снова закопался в бумажки.
Итак, Эйден Мерит за несколько недель до своей трагической гибели снял с личного счета ровно десять тысяч рейлов.
Ровно десять тысяч рейлов обнаружено после взрыва в вещах Эбигейл Гроу.
Согласно отчетам Скопы, между этими двумя что-то было, но свечку им агент Бейнлафа не держал, так что и доподлинно знать не мог… Но Оливи позже отметила, что девица Гроу страдала и вздыхала, а после взрыва кинулась в лабораторию, вытаскивать из огня – кого? - правильно, Мерита.
И получалось… Ерунда полная получалась.
Прав Кентон: десять тысяч - многовато будет. Мягко говоря. Но у Мерита денег куры не клевали, при том, что сам он был, как всем известно, не жилец… Разве тот же Кентон за кошелек держался бы, зная, что откинется скоро? А может, господин Эйден решил таким образом от старых грешков откупиться?
Шефа Бейнлафа больше устроило бы, будь Мерит гилешским шпионом, а девица Гроу - его пособницей. Но не складывалось. Никак не складывалось…
Но может, и сложится еще. Чувства все эти, порывы внезапные сильно общую картину искажают, но с другой стороны одно другому не мешает: можно и страсть иметь, разделенную или проплаченную, и при этом на соседнюю державу работать. Все равно у Сидды других версий пока не было, а значит эту нужно отработать как положено.
Глава 16
Эби отпустили под вечер.
Вызвали из камеры, провели по длинному коридору, по дорожке, которую она подметала днем, и чуть ли не взашей вытолкали в открытую угрюмым охранником калитку в больших металлических воротах.
За воротами сновал подозрительный люд. Мужчины, женщины… хныкал ребенок… Встречали кого-то из друзей или родни? Принесли передачу? Караулили обидчиков, укрывшихся за каменными стенами от расплаты? Последняя мысль появилась при взгляде на компанию угрюмого вида мужчин, вооруженных длинными палицами. Они с подозрением осматривали каждого, кто попадал им на глаза, и, оказавшись под прицелом враждебных взглядов, Эбигейл, насколько это было возможно в ее состоянии, ускорила шаг.
С ночи ее лихорадило, бросая то в жар, то в холод. Боль не давала вдохнуть, лицо горело, губы пересохли. Нестерпимо хотелось пить, а еще лучше - найти тихое местечко, где можно посидеть с часок и прийти в себя, но девушка боялась, что, присев, уже не встанет, и тогда даже к утру не доберется до дома. А нужно успеть дойти засветло: глупо получится, едва выйдя из каталажки, снова попасть в облаву.
Эбигейл невесело усмехнулась, представив, как ее хватают и волокут в фургон. Зато на этот раз нашлось бы, чем объяснить позднюю прогулку. Может быть, даже поверили и отпустили бы. Но пришлось бы начинать долгий путь от тюрьмы до дядькиного дома сначала.
Нет уж!
Она шагала, сцепив зубы, и не позволяя себе остановиться ни на минутку.
Серое тюремное платье. Мятый чепец, под которым спрятались неровно обрезанные волосы…
Волосы нужно сразу же вымыть и вычесать частым гребнем. Не хватало, чтобы у нее вши завелись. И вообще отмыться. Одежду сменить.
А там переждет пару дней, отойдет немного и уедет, как собиралась. Дядьке и не скажет. Вряд ли он ее удерживать станет, но все равно не скажет - так вернее…
Она шла, отвлекая себя этими размышлениями, стараясь не замечать ни боли, ни взглядов, которыми награждали ее прохожие. Бормотала что-то себе под нос. Кряхтела по-старушечьи, когда дорога уходила вверх. Наверное, со стороны она походила на юродивую, но сейчас это было кстати: не пристанет никто - что с дурочки взять?
Когда до дома осталось рукой подать, навстречу стали попадаться знакомые. Узнавали и отворачивались. Возможно, повстречайся ей кто-то, знавший ее более-менее близко, Салма-цветочница, Джингл или тетушка Лиз, они не воротили бы нос и даже помогли бы… Но нет, так нет. Что ни делается - все к лучшему: не увидят ее такой, и, если повезет, в их памяти она останется сироткой Эби, умницей Эби…
Лавка, что служила дядьке скорее прикрытием, нежели источником прибыли, встретила девушку сомкнутыми ставнями. По такому времени она всегда уже закрыта, но случалось, дверь допоздна не замыкали, и Эби сперва подергала ручку, а уже после, вздохнув тяжело и сипло, побрела, придерживаясь за стену, в обход дома, к черному ходу. Но и там оказалось заперто.
В одном из окон второго этажа горел свет, и Эби подумала, что старый пройдоха принимает тайных гостей. Прежде она погуляла бы где-нибудь часок-другой, чтобы даже случайно не увидеть и не услышать ничего лишнего, но сегодня ей плевать было на темные делишки родственника, лишь бы до кровати добраться. Собравшись с остатками сил, девушка застучала кулаками по двери.
Вскоре послышались шаги и скрип старой лестницы, дернулась занавеска на окошке слева от входа, словно кто-то, решил сначала поглядеть, кого принесло, а уж потом распахнулась дверь, и Эбигейл непроизвольно отшатнулась, увидев вместо худосочной дядькиной фигуры здоровенного детину, загородившего собой проход. Но тут же вздохнула с облегчением, узнав Лапу.
- Здравствуй, Март, - поздоровалась она хрипло. - Посторонился бы…
- Ба! - первый дядькин помощник-подельник радостно оскалился. - Никак принцесса наша пожаловала. Где пропадали, ваше высочество?
- Дядя наверху? - не обращая внимания на насмешки, спросила девушка, войдя в дом.
- Наверху, угу, - ухмылка Лапы, и без того неприятная, стала особенно мерзкой. - Высоко-высоко в горах твой дядюшка.
- В кх… каких горах? - выдохнула Эби.
- В Сарилийских, вестимо, - осклабился здоровяк. - На каторгу его отправили, принцесса, если не поняла еще. А лавочка моя теперь. Но ты все ж заходи, не стесняйся. Нам с тобой есть о чем потолковать, да, Эби? Недотрога Эби…
Вечерний поезд из Милвелли прибыл на центральный вокзал Салджворда строго по расписанию.
Услыхав приветственный гудок и завидев издали ползущий в облаке дыма и пара локомотив, разошедшиеся по перрону носильщики и извозчики подобрались, словно борзые, почуявшие дичь. Разносчики газет нацелились с ходу познакомить гостей города с последними местными новостями. Встречающие поправили галстуки и шляпки, взяли наизготовку букеты и приструнили расшалившуюся детвору. Агенты тайной полиции, сновавшие в толпе, прокручивали в уме полученные от начальства ориентировки, чтобы через несколько минут, когда состав остановится и проводники распахнут дверцы вагонов, отметить среди приезжих тех, кто похож по описаниям на находящихся в розыске преступников, и просто подозрительных граждан…
- Благодарю вас, - пассажирка, ехавшая вторым классом, вежливо кивнула помогшему ей спуститься по приставной лестнице господину.
В целом новоприбывшая не обладала тем типом внешности, что неизменно вызывает восхищение в мужском обществе. У нее было миловидное, но несколько бесцветное лицо, раскосые зеленые глаза, от которых разбегались лучики ранних морщинок, и светло-каштановые волосы, в начале путешествия, должно быть, завитые щипцами в тугие локоны, а сейчас распрямившиеся и немного растрепавшиеся. Наряд дамы также не призван был привлекать внимание и будить восторженные мечты: скромное черное платье с небольшим турнюром, аккуратная шляпка с прикрывающей лоб и брови вуалькой. Но, невзирая на столь неброскую внешность женщины, случайный попутчик был буквально очарован ею.
- Счастлив услужить, - мужчина раскланялся, что, ввиду огромного шарообразного живота, далось ему нелегко.
Его усилия были вознаграждены благосклонной улыбкой. Но, увы, ничего более страдальца не ожидало.
Сойдя на перрон, дама поставила на землю потертый саквояж и огляделась. Из оставшейся в ее руке обшитой бархатом корзинки, в каких путешествующие женщины возят обычно рукоделие, выглянула белоснежная кошка и завертела головой, повторяя движения хозяйки.
О пыхтящем рядом воздыхателе очаровательница, казалось, забыла, однако, взглядом отыскав за вокзальной оградой нечто ее интересующее, все же обернулась к нему на миг:
- Была рада знакомству. Возможно, однажды представится случай его продолжить.
Проговорив это со сдержанной учтивостью, она подняла саквояж и уверенной походкой, игнорируя наперебой предлагавших свои услуги носильщиков, двинулась к зданию вокзала.
Войдя в просторный зал, женщина снова осмотрелась, но без настороженности, а будто рассеянно, что, однако, не помешало ей сосчитать всех находившихся в помещении полицейских, как одетых в форму, так и тех, что были в гражданском, а также отметить присутствие агента из другого ведомства. С последним она желала бы столкнуться менее всего, но прежде чем неспешным шагом направиться к выходу, задержалась у стенда с расписанием поездов.
На улице, освещенной хуже, нежели перрон и, тем более, зал, было достаточно темно, чтобы никто не обратил внимания, как недавняя пассажирка милвелльского экспресса, сморщив нос, вздернула верхнюю губу, явив распростертому перед ней готовящемуся ко сну Салджворту ряд мелких ровных зубов с заметно выдающимися клыками. Только выглянувшая из корзинки кошка сердито зашипела.
- Не волнуйся, дорогая, - женщина ласково погладила питомицу, поправив на ее шее янтарное ожерелье.
Кошка фыркнула, словно слова хозяйки ее рассмешили, и спряталась в корзинку, а дама направилась к стоявшему у обочины ландо, которое заприметила еще с платформы. На козлах дремал возничий, по каким-то причинам до сих пор не взявший седоков, хоть с последним поездом людей прибыло немало, и почти все наемные экипажи, дежурившие у вокзала, были уже разобраны.
Не заговаривая с ним, не снизойдя даже до приветствия, женщина устроилась на жестких сиденьях и коротко приказала:
- В «Эбони».
Через полчаса ландо остановилось у крыльца небольшой гостиницы, небогатой, но явно из тех, что называют приличными.
В холле гостью встретил приветливый портье, однако ни саквояж, ни тем паче корзиночку с кошкой ему нести не доверили.
- Я телеграфировала вам вчера, чтобы заказать номер, - сказала владелица затаившегося зверька, подойдя к конторке распорядителя.
- Госпожа Мелина Сайкс, полагаю? - улыбнулся тот, даже не заглядывая в записи. - Мы вас ждали. Номер семь.
Чистый и уютный номер состоял из двух небольших комнат. Первая - проходная - представляла собой нечто вроде гостиной, где постоялица при необходимости могла принимать посетителей. Вторая - спальня. Имелась здесь и ванная, куда любой человек, проведший в дороге сутки, устремился бы в первую очередь, однако, осмотрев апартаменты, их временная хозяйка даже не заглянула за спрятавшуюся в углу спальни дверцу.
Убедившись, что она одна, а шаги провожавшего ее до номера портье уже стихли в коридоре, женщина поставила на кровать корзинку, и кошка выпрыгнула на расшитое розовыми лилиями покрывало. Стряхнула с шеи янтарное ожерелье, но тут же поддела его лапой.
Пора.
Назвавшаяся Мелиной Сайкс опустилась на колени перед кроватью.
Кошка приблизилась к краю.
Глаза в глаза.
Зеленые глаза женщины и ярко-синие глаза кошки…
…длинный зрачок сжался и округлился…
…круглый зрачок вытянулся…
…ярко-синие глаза женщины и зеленые глаза кошки…
Бывшая госпожа Келлар с наслаждением потянулась и расслабленно откинулась назад, на кровать. Роксэн тоже недолго топталась на полу и через секунду уже обосновалась под боком у хозяйки.
- Умница ты моя, - Адалинда ласково почесала любимицу за ухом. - Знаю, как ты это не любишь, но я еще недостаточно восстановилась, чтобы моделировать облик. К тому же, - она лукаво улыбнулась, - не все же мне тебя носить?
Фамильяр фыркнул, изображая недовольство, но тут же подставил голову под руку с янтарным браслетом.
Теперь можно принять ванну, но прежде магиня еще раз исследовала апартаменты, рассматривая все собственными глазами, а не через импа. В гостиной взгляд зацепился за ключ, что портье оставил на столике у входной двери. Обычный гостиничный ключ с номерком. Адалинда повертела его в руках и со вздохом уронила обратно на круглую столешницу.
- Номер семь. Счастливое число… не мое…
Первое, что увидела Эби, очнувшись, - растрескавшаяся потолочная балка и серые ниточки паутины на ней. Паутина была незнакомой, прежде ее тут не водилось, а балка… За годы, что она прожила у дядьки, Эби запомнила каждую трещинку, ведь именно эту балку она долго рассматривала по утрам, прежде чем окончательно проснуться и подняться с кровати. На миг почудилось, что не было никакой облавы, мэтра Дориана, Джека… Эйдена не было, и взрыва, и возвращения в тюрьму… На миг, а потом дыхание перехватило от боли.
Боль. Именно из-за нее она и оказалась на кровати в своей старой комнате. Вчера произошло вот что...
- Нам с тобой есть о чем потолковать, да, Эби? Недотрога Эби…
Март подошел так быстро, что даже будь у нее силы, не получилось бы ни сбежать, ни увернуться. Обхватил лапищами, за которые и получил свое прозвище, стиснул, и Эбигейл захлебнулась не вырвавшимся из горла криком… И очутилась тут.
