ГЛАВА I
По двору шел дед. На нем была поношенная куртка, чистые глаженые серые брюки и черные ботинки на шнурках. Несмотря на свой бедный вид шел он гордо. По сторонам дед не смотрел, ни на что не отвлекался, а все потому что нес в себе важную миссию. Время было позднее, темное, одинокого фонаря на весь двор не хватало. Вчера погода целый день бушевала и намела сугробы, а сегодня с самого утра начало таять, и вот теперь снег под ногами лежал серый и липкий.
Звали деда Иван Алексеевич Горев. Созвучно фамилии прошла вся его жизнь, длинною ровно в пять десятков зим. Было в его судьбе и счастье, но даже оно горем обернулось. Шел Иван между многоэтажными домами обычного спального района и думал о предстоящих делах. Как вдруг вечер перестал быть тихим. Из-за поворота послышались крики и пьяная ругань. Супруги спорили о житейских делах, да столько шуму подняли, что перебудили всех соседей. В домах позажигались окна.
Бог свидетель, в такой прекрасный день Иван Алексеевич не хотел замечать ничего дурного. С самого утра он находился в приподнятом настроении. Пока ехал электричкой от станции к станции даже строил планы, чем последние двадцать лет ни разу не занимался. И вот после почти суток пути он добрался и был так близок к цели. Обойти бы этих двоих, но деваться было некуда, другой дороги к дому матери он не знал. Дед Иван уже подходил к злосчастному повороту. Крики и маты стали приближаться к нему и липнуть за сознание, очерняя его мысли и с ними душу. Правильнее было бы конечно обождать, но длинная дорога его утомила, а голод подталкивал идти быстрее. Плюнул Иван себе под ноги и пошел дальше.
К счастью, супруги решили угомониться. Двери второго подъезда с шумом закрылись, и во дворе стихло. На радостях дед Иван зашагал смелее, а по пути клял свою судьбу, которую величал дурой. И только он на судьбу то погрешил, а значит и на Бога, как слышит с помойных баков детский плач доносится. Тихий такой слабый гнусавый плач. Иван подумал, что это не его дело и пошел совсем быстро. Разум ему подсказывал обойти беду стороной. Душа же как обычно с разумом не соглашалась: не зверь же ты какой ребенка в беде бросать? Дитё ведь не виновато, что у него родители пьяницы.
Эх, жалеть потом придется, ноги понесли деда обратно к помойным бакам. Заглядывает старик внутрь, а среди мусорных мешков сидит ребенок. Все лицо у мальчика перепачкано серыми разводами, это он сам грязными кулачками слезы обтирал. Ревет ребенок и глядит на него огромными испуганными глазами. Делать нечего, потянулся Иван к мальцу, а он холодный, как картошка из погреба. Жаль стало бедолагу, Иван расстегнул пуговицы своей куртки и сунул дитё к себе в пазуху, будто он котенок. Так и пошли разыскивать его родителей. Нужная дверь стояла без домофона, хоть тут свезло.
В подъезде дед спросил у мальчика:
- Ну, рассказывай, как тебя звать и где твои мамка и папка живут?
- Атем, - гордо произнес мальчик.
- А где ваша дверь, Темка?
- Не-е не Темка, Атем!
- Хорошо, Артем, где ты живешь?
- Не наю, - растерялся малыш и прижал ледяной нос к колючей щеке.
- Тебе лет то сколько?
Артем задумался, нахмурился и выпячивает ладонь с тремя оттопыренными пальцами.
- Ладно, Артем, пойдем твоих родителей искать.
Дед Иван решил звонить в каждую дверь начиная с первого этажа. Уже за третьей ему подсказали нужную. Оказалось, что мальчик рос в неблагополучной семье, о нем не заботились и часто оставляли дома одного. Все это Иван узнал от расторопной соседки Настасьи, лет ей было сколько ему плюс еще полтора десятка. Жил Темка в квартире с номером двенадцать, но ее так и не открыли.
Иван решил взять ребенка к себе всего на одну ночь. Умоет, накормит, спать положит, а завтра непутевые родители сами за голову возьмутся, осознают, что натворили и начнут сына разыскивать. Алкоголь он ведь хоть из человека глупца и зверя делает, а на утро выветривается, и тогда на его место разум возвращается.
Пошли они до дома матери, тут было недалеко. Иван Горев встал у родной двери и принялся копошиться в карманах. Достал бумажный сверток, который аккуратно развернул, в нем хранился ключ от материнской хаты. Ключ к замку подошел, дверь отворилась, и они вошли. К удивлению Артема, внутри оказалось совсем темно и холодно, и их никто не встретил. Последнее ребенка обрадовало, это означало, что дедушке будет не с кем ругаться. Артемка ловко спрыгнул с рук Ивана и смело побрел изучать комнаты. Ходил он один по темноте и ничего не боялся. Иван зажег везде свет и некоторое время просто смотрел на еще неуклюжие, но храбрые шаги.
Мать Ивана давно на тот свет отошла. Много лет соседка сдавала их жилье под наем, а вырученные деньги сохраняла на сберегательном счете сына, то есть Ивана. Тетя Маня себе ни копейки не брала, хорошая она женщина. Иван Алексеевич тоже прошелся по комнатам. Полы были чистыми, мусорное ведро пустым, а в ванной комнате нашлось мыло, шампуни и гель. Повезло ему, квартиросъемщики оказались людьми порядочными, обои сохранили и мебель не попортили. Еды в доме, как стоило ожидать, не нашлось. По старой памяти Иван пошел стучаться к соседке и старой подруге матери. Мальчишку он взял с собой. Ивану никогда не приходилось бывать с детьми, но он понимал, что одного его оставлять нельзя.
Было уже очень поздно, но соседка еще не спала, она открыла дверь со второго звонка. Точнее приоткрыла. По строгому прищуру и растерянному взгляду было понятно, что Ивана тут не ждали. Тетя Маня опустила очки с макушки на глаза и спросила:
- Когда тебя выпустили?
- Сегодня. Только приехал.
- А это кто?
- Теть Мань, пусти в дом, чаем угости, замерзшие мы и уставшие, есть сильно хотим, выручай, а за столом и поговорим.
Женщина кивнула и закрыла дверь. Было слышно, как звенит цепочка, освобождая петлю, после дверь полностью распахнулась.
- Входите, обувь снимайте и оставляйте на коврике, потом идите в ванную руки мыть, - она присмотрелась к Артему и добавила, - и лицо. Мальчику кашу на молоке сварю, а тебе Вань борщ разогрею, ты не смотри, что он трехдневный, уже год как одна живу, а привычка готовить большими кастрюлями так и осталась.
- Спасибо, тетя Маня, я в долгу не останусь, за все отблагодарю. Только сначала тут все свои дела порешаю. Сама должна понимать, сколько за эти годы у меня забот накопилось.
- Да не спеши, Вань, - махнула рукой.
Соседка задержалась в прихожей. Мальчишка сам стянул с себя ботинки на липучке и пошел искать ванную. Сильно худой он был и грязный, волосы давно не стриженные, всклокоченные, щек нет. Не ребенок, а чертенок! Она хихикнула и ушла на кухню.
За едой соседи разговорились.
- Сколько ты отсидел то, Ваня, все двадцать? – тетя Маня посмотрела, что у гостя рот битком набит и продолжила говорить сама. - Жаль мать тебя так и не дождалась. Каждый день она Ванюшу своего вспоминала, все переживала, как ты там в казематах, не мерзнешь ли, не бьют ли, всего ли тебе хватает? Посылки вместе с ней покупали, она их бережно так несла на почту, еще боялась, что не доедет, украдут или там в тюрьме заберут. Плакала она много, все глаза выплакала, не видно было их, пропали все, а раньше помнишь какая она красавица была? Когда вы с ней в последний раз то виделись?
Иван доел суп, а тарелку начисто хлебным мякишем обтер, который потом тоже проглотил. Мальченка от него не отставал, ел с большой охотой, на взрослых посматривал, но не боялся, даже хорохорился немного, показывал, что он мужчина.
- Давно это было, перед смертью приезжала. Мать совсем старая стала. Я же ее просил успокоиться, а она все о своем о несправедливости правосудия, о подкупных судьях, жену мою хаяла. Просил ее продолжать жить, а она все одно и тоже повторяла. Говорила, ты у меня один остался, ни о ком другом думать не хочу и не могу. Любила она меня сильнее самой себя.
- Все матери такие без ума, но с большим сердцем. За свое дитя убить готовы. О-ой, - хозяйка ухватилась за рот, потом извинилась, - Ты прости меня дуру, само вырвалось.
- Ничего, не извиняйтесь, давно остыло уже, а касаемо матерей - не все они с большим сердцем.
Иван кивнул в сторону Темки, тот смекнул, что речь идет о нем и притих, глазищи свои в миску уткнул.
ГЛАВА II
Ночь Иван Алексеевич провел здесь же. Хозяйка сама на этом настояла, она выказала неуемное желание помогать с ребенком. Когда же тёте Мане стало известно, откуда Темка взялся, женщина схватилась за голову.
- Поотрывать бы этим родителям руки и ноги! Нет, лучше головы, они им все равно уже не нужны, без мозгов то жить нельзя!
Тётя Маня была женщиной сердобольной в силу своего возраста и одинокого положения. Уже долгое время она жила совсем одна и сильно тосковала по детям, давно выросшим и теперь не нуждающимся в ее супах и варениках. А потому по-бабьи продолжив причитать, она пододвинула табурет и достала с верхней полки целлофановый пакет с печеньем и сушками. Темка обрадовался, но более одной сушки так и не осилил. Каким-то образом по «стеклянным» глазам ребенка женщина решила, что он уже валится с ног, так сильно хочет спать, и уволокла мальчишку в ванную.
Все это время Иван Алексеевич сидел на том же месте и молча наблюдал. Дождался, когда тетя Маня закончит с купанием ребенка, и обмылся сам. Дело было уже позднее, на сытое тело опустилась лень. Укладываясь на чистые простыни, под одеяло с запахом стирального порошка, Иван подумал, как все это вышло кстати и очень хорошо, что старая подруга матери еще жива и не отвернулась от его горя. С этими мыслями Иван Горев и уснул.
Ночью его всегда крепкий сон потревожили пинки мальчика. Они спали вместе. Темка брыкался как та собачонка, с которой спал Иван в детстве таком далеком, что уже и не вспомнить. За то, что он таскал с собой в постель «грязь», мать на него ругалась:
- Ванечка, опять?
Василисе Андреевне было по нраву называть сына Ванечка, вместо Ванька, и это ее «Ванечка, опять?» относилось ко всем его шалостям и никогда не вызывало огорчения или обиды. Мать его любила и даже когда бранила, то выглядело это как забота, и ее голос как будто ласкал и гладил по голове, успокаивая, а не наставляя.
Утро выдалось шумным и хлопотливым. Иван Алексеевич проверил: не было еще и восьми утра, а по квартире уже разносились запахи жареного лука. Он встал, умылся и чтобы не обижать хозяйку, сразу появился на кухне и сел за стол. Темка был уже там. С неподдельным удовольствием мальчик наблюдал, как ловко баба Маня переворачивает блины на сковороде, ему нравилось, как скворчит жир и если бы он был немного посмелее, то обязательно попросил все то же самое повторить самому. Но он не попросил. А когда пришло время собираться и зачем-то идти на улицу, Артем сам натянул штанишки, курточку и шапку. Он не спрашивал, почему нельзя остаться тут, и ему совсем не хотелось выходить на холод.
Иван Алексеевич держал Темку за ладошку и шел медленно, согласно шагу ребенка. Поддерживал дверь, когда они выходили из подъезда и помогал переступать с высоко бордюра. Артему он понравился сразу, еще вчера. Мальчик шел рядом с взрослым и даже не думал бояться, беспокойно ему стало, только когда он увидел родной двор. Он вовсе не хотел возвращаться домой к родителям. В подъезде Артем совсем поник и растерял игривый настрой. Иван Алексеевич надавил на черную кнопку – звонок квартиры номер двенадцать. Но никто не шел открывать. Горев позвонил во второй раз и в третий, но за дверью было тихо, и старик подумал, что никого дома нет.
Иван решил ждать во дворе. Кто знает, может судьба соблаговолит и пошлет ему непутевых Темкиных родителей. Иван Алексеевич был вовсе не против общества ребенка, Артем казался ему смышленым мальчиком, хоть и не по возрасту молчаливым. Скоротать время решили на детской площадке. Были тут и качели, и песочница, но Артем выбрал игру в героя. Сухой сук нашелся у старой ольхи, он послужил мечом, а враги с которыми сражался мальчик находились исключительно в его воображении. Артем отгонял злодеев от своего нового друга.
Иван Алексеевич сидел совсем рядом на деревянной скамье и смотрел ситуацию. Вот из второго подъезда вышла пожилая пара, наверное отправились в магазин. Себя Иван Алексеевич старым не считал, пятьдесят лет - это ровно половина жизни, страшно было другое. Он тосковал. Горев всегда хотел иметь крепкую семью, такую чтобы на всю жизнь, вот как у них. Старики взялись за руки, о чем-то посмеялись и отправились тропой, уходящей к главной магистрали. Иван Алексеевич проводил их, глянул Темку и продолжил наблюдение.
Навстречу шла молодая женщина. На вид ей было около сорока лет, не больше. Прохожая была одета безвкусно в пальто слишком помпезное для этого серого двора, да и для самой нее. На ногах она носила кожаные сапоги с блестящими брошами в виде цветков. Сначала женщина просто шла своей дорогой, а теперь стало ясно, что смотрит она целенаправленно на Ивана и движется именно к нему. Когда дистанция между ними достигла комфортного расстояния в три условных шага, она поздоровалась и спросила:
- Должно быть, вы приходитесь Артему дедушкой? Раньше то с мальчишкой никого кроме матери не видела, потом появился этот…ухажер ее.
Молодая особа замолчала и увела глаза, переложила пакеты с продуктами в другую руку, помялась на месте и наконец, сообразила оставить ношу на скамье. Иван Алексеевич выжидал, признаться в правде или солгать он всегда успеет. Сейчас же выгоднее тайну сохранять. Женщина продолжила:
- В общем, вы кажетесь человеком сознательным и не пьющим и раз вы приехали к внуку, вы его с собой заберите! Ребенку так лучше будет. Я ведь не за себя прошу, а за дитё. Не обижайтесь, но мать у Артема никудышная, сына совсем не любит, только и знает, что хвостом крутить. Вот и нагуляла мужика! Он по первости приличным казался, даже гулять приемыша водил, а потом такое началось! Крики, шум, пьянь, как Кирилла не встречу, а он бутылку в дом тащит, понимаете? Другие берут конфет ребенку, игрушку какую, а он алкоголик. Какое может быть счастье в семье и развитие ребенку, если же там родители…
- Полно вам! – перебил Иван. – Хватит, Темка ведь все слышит, а вы заладили шу-шу, да шу-шу, подумайте о его чувствах! – Иван Алексеевич встал со скамьи, отвернулся и пошел к мальчику. Он решил, что прохожая, так и не ставшая ему знакомой, даже не представившаяся, была лишена манер. Неужели, сердился он про себя, за двадцать лет тюрьмы общество так испортилось, пострадало?
В это время Артем хоть играть и продолжил, но настроение было уже не тем. Враги стали не такие яркие и задорные, а меч превратился обратно в палку. Тетя ему не понравилась, и сейчас мальчик махал сучком по воздуху и с презрением пилил ее удаляющуюся, надутую фигуру.
Настигнув Темку, Горев присел на корточки и сказал:
- Ты не слушай никого. Ты, Артем, запомни в жизни главное: люди они так устроены, им бы сплетни из угла в угол переносить, больше ничего и не надо. Человеку так легче: ежели тебя кто обидел, перескажи обиду другу, и он отнесет твои слова другому. Первое время обиженному кажется, что так он излечил свою израненную душу. Когда ты вырастешь, то поймешь: человек слаб и глуп. Эта прохожая тётя слаба и глупа. А правда она ведь вот здесь, - ткнул пальцем в худую мальчишечью грудь, – только здесь, у тебя в сердце и в душе. Всегда сам решай, как тебе к кому относиться, понял?
