И не вернулся. Тогда она не знала, как жить дальше и чем кормить маленькую дочь. С ребенком на руках она не могла полноценно работать даже на собственном огороде, а о том, чтобы выйти в смену на ферму, речи вообще не шло. Без поддержки мужа и его зарплаты ей и дочери светило дотянуть до ближайших заморозков, а там сгинуть. Или был еще другой вариант, собрать всю свою волю в кулак и не знаю как, но выгрызть себе окно в будущую жизнь. Можно было попробовать на время оставлять Ельку одну, запирать что ли в доме в спальной комнате, набросать погремушек, а самой в это время заниматься огородом, тем более, что на дворе зрело лето, а все грядки были засеяны еще по весне. Оставалось только обслуживать, удалять сорняки, подвязывать, давить жука. Но одной картошкой и свеклой с репкой сыт не будешь, да и на всю зиму их урожая не хватит. Всегда мясо, молоко и яйца покупались на зарплату Ильи, а теперь после его смерти чем она себя и ребенка прокормит? Именно в эти, самые первые дни непростого периода Ольге впервые пришла мысль о том, чтобы завести небольшое хозяйство. Благо оставались общие сбережения, которых хватило на трех наседок и петуха. А к следующем году, когда Еле исполнился годик, женщина обзавелась еще и свиноматками.
Ну, а потом о ней позаботился сам Творец. Он увидел, смотрел наверное с самих небес, какая хорошая из Ольги вышла мать и работящая женщина, себя она ни одной секундочки не жалела и сама, без посторонней помощи, справилась с таким несчастьем - и отправил к ней самого настоящего ангела хранителя. Первое время Ольга думала, что конечно же боженька послал к ней в помощь погибшего на войне мужа. Дух Ильи помогал ей буквально во всем. Огород радовал убойным урожаем, куры несли крупные яйца, свиньи давали опрос, и еще ни разу животинка ничем не заболела. Словом, хозяйство плодилось и приносило ощутимую выгоду. Но когда в деревне появился красавец Константин Корнеевич, она так думать перестала. Не мог же бывший муж прислать ей нового? Не бывает такого, или что на том свете совсем нет грешных чувств таких как ревность?
Когда на дровнях не обнаружилась дочка, в сердце точно также заболело, будто кто-то вставил в него колун. А в голове размножились те же вопросы – что теперь делать, как спасать ситуацию? Образовались и те же самые первые мысли – во-первых, не паникуй, соберись, а за ними страх – потерять дочь. Все как после известия о гибели мужа. Ольга посмотрела на сани и поняла, что если она потащит их за собой, то на поиски Ели уйдет слишком много времени, она просто рискует не успеть ее найти. В лесу ведь ходят голодные звери! А сейчас ночь – их время, а не человека. Это еще днем можно вооружиться колуном и отправиться в лес, а ночью тебе никакое оружие не поможет. В темноте хищники видят и ориентируются лучше, они быстрее, ловчее и сильнее. Если рассуждать здраво, то станет понятно, что одному ребенку в лесу не протянуть и сорока минут, в темное время и того меньше. Но Ольга не хотела мыслить «правильно», пусть уж лучше она будет заблуждаться в том, что ее дочка все еще жива, но пока она своими глазами не увидит тело девочки или пусть даже кровь на снегу, она отсюда никуда не уйдет. Лучше самой тут погребенной под снегом остаться, жизнь без ребенка ей все равно не нужна.
Разум подсказывал идти обратной дорогой, следовать за лыжней, по крайней мере, до тех мест, где ее пока не замело. И какого черта так валит снегом и где ее ангел хранитель, неужели обиделся, что в то воскресенье она не ходила в церковь? Но ведь на деревню опустился такой лютый мороз! Даже сам батюшка заранее всех простил и сам велел сидеть по домам. Большой грех, конечно, но сам батюшка так сказал. Церковь стояла в часе пути от ее дома, но это если передвигаться в хорошую погоду, а в такую неспокойную и морозную, какая буйствовала в тот день, если перебираться через сугробы и еще попутно бороться с ветром, на поход уйдут все два часа. Она просто послушалась соседку Марью, которая и передала последние известия священнослужителя, и осталась дома. Еще поговаривали, будто бы батюшка захворал и еще поэтому просил не беспокоить. Вот Оля никуда и не пошла, перед сном помолилась на иконку и поцеловала образ святой. Правда в сердце потом всю ночь кололо, и душа была не на месте, спалось ей неспокойно, и еще во сне Илюша родненький приходил и так не по-доброму головой ворочал, будто она перед ним провинилась, свечку за упокой не зажгла и не поставила. А ему там, в земле жизнь сахаром не кажется и в могиле темно и холодно, только огонек святой свечки и спасает. Надо было сходить в церковь! Уу, дура! Только поздно теперь на себя сердиться.
Когда видимая часть лыжни закончилась, Ольга стала слушать зов сердца, а он указывал сворачивать направо. Только следов девочки нигде не было видно, но это и понятно, ведь метель опустила на лес белую пелену. Заблудиться стало проще некуда, но о себе Ольга думала в последнюю очередь, а в первую беспокоилась о своей Елечке. Как же, наверное, страшно сейчас ее девочке, она еще совсем маленькая и глупая, нельзя было оставлять ее без специальных указаний. Ангел хранитель, помоги ее разыскать! Илюша, это же твоя родная кровь, отыщи ее, покажи мне верную дорогу, и хватит дуться, у нас смертных свои заботы, и мы тоже боимся страшного холода!
Ма-а-ма!
На секунду послышалось, что где-то мяукнуло, но конечно же кошек в лесу быть не могло, а значит, это ее дочь. Живая еще! Только как определить правильное направление и не попасться на ловушку с эхом? Ну, скажи, доченька, еще что-нибудь, только позови свою глупую матушку как следует, погромче.
- Ма-а!!!
- Еля! – закричала Ольга и кинулась к высокому сугробу. Взобралась на него, но не удержалась, в спину толкнул порыв ветра, и она скатилась на пятой точке вниз. Плечом сильно приложилась о дерево и сразу стала растирать и гладить болячку. Рука ныла, но отвлекаться на себя времени не было, Ольга встала и осмотрелась. Оказалось, она забрела к Лысому Пятну, получается, не так уж далеко ушла от саней, как показалось.
- А-аа! – рев раздался совсем близко.
- Дочка! – уже радостнее отозвалась Оля.
Метель крутила спирали из снега и завывала, сложно было выбрать правильное направление, ведь совершенно не понятно, откуда пришел звук. Может ей пробежать немного вперед и еще раз позвать?
- Еле-ечка!
Елена так и сидела, утонув попой в снегу, обтирала лицо уже обледеневшими от влаги рукавицами и еще сильнее ревела. Она жалела себя. Как вообще с ней могло произойти вот такое, влипла по полной! Мало того, что она замерзла, проголодалась, ослушалась мать, потерялась одна в лесу, а на дворе уже ночь, так она теперь еще и заболеть может! Сто раз или даже больше Ритка объясняла ей как это опасно - зимой лежать с температурой или не дай бог вообще с воспалением легких! Во всей Петровке никто тебя не вылечит, ведь нет же ни одного врача, ни даже медсестры, а до госпиталя живым не добраться. Что теперь на это скажет мама, если конечно ее найдет? Ну, конечно найдет! Мама еще никогда ее не подводила. Всякий раз, когда с Елей случалась какая-нибудь неприятность, тут как тут на горизонте вырисовывалась Ольга, захватывала дочь в объятия, расцеловывала лицо, утирая слезки теплыми щеками, и долго-долго спокойным голосом утешала горе девочки, и не останавливалась, говорила до тех пор, пока та не перестанет плакать и не успокоится. А если на этот раз все будет по-другому и мама не придет? Вдруг ее маленькая шалость обернулась непоправимой бедой?
От испуга Еля встала на ножки и широко открыла глаза. Лысое Пятно было совсем пустое, ни мамы, ни волков. И куда все подевались, неужели пока она плакала в рукавицы, выборы состоялись, и звери поспешили покинуть поляну? Или она умудрилась своим ревом всех распугать? Рита любила шутить, что когда плачет их Елька, в лесу начинается такой страшный переполох, что даже медведи от испуга, откуда взялись такие крики, спешат отрыть ямы и в них попрятаться. А может Рита и не шутила?
- Ма-ма! – позвала Елена.
В ответ протяжно взвыла метель и будто даже назвала ее дочкой. Наверное, просто показалось, после всего того, что произошло с ней сегодня, и не такое может почудиться.
- Еле-ечка!
Или не показалось?!
Один только бог знает, чего обеим стоило это объятие. Заметив одно единственное темное пятно среди всего этого белого великолепия, Ольга, не задаваясь вопросами и на бегу отбрасывая все-все мысли, с места рванула навстречу своему видению. И не прогадала! Всего в нескольких метрах, если бы не метель, она бы давно заметила, стояла малышка, испуганная, перепачканная смолой, зареванная и трясущаяся как осенний лист. Женщина подхватила дочь на руки, крепко обняла и закружила, наверное, на чистом энтузиазме потому, что силы у нее были на исходе. Звонкий смех, вырвавшийся и хлынувший весенним ручейком ей в правое ухо, показался слаще пятой симфонии Бетховена, которую на свадьбе специально для нее включал Константин. И откуда он тогда взял эту пластинку? Впрочем, какая теперь разница, какие глупые мысли приходят ей в голову, лучше бы подумала о том, здорова ли дочка.
- Сильно замерзла, где-нибудь болит, испугалась? Скорее пойдем домой! – на радостях затараторила Ольга.
- А ты разве не будешь меня ругать? – удивилась Еля. Надо же! Мать казалась такой счастливой, а она-то дурочка решила, что ее будут бранить на чем свет стоит!
- Что ты, глупенькая! – Елена в голос рассмеялась. – Я так рада, что ты нашлась и осталась живая, что тебя зверь не съел, что ангел хранитель помог мне тебя найти. Права была Ритка, ты у нас в рубашке родилась, везде по жизни тебе везет. Во время родов врачи говорили, что ты здоровая не выйдешь, слишком долго я с тобой мучилась, санитарка ругала, что ленюсь, что плохо тужусь и только о себе думаю, а надо о младенчике. Сутки тебя рожала, никто уже не верил, что ребенок живой выйдет, а ты появилась на свет здоровенькая и сразу закричала, сиську ей подавай. Будто так и надо было, и это ты меня мучила, а не я тебя. А после, когда война у тебя папку забрала, помнишь? – Ольга стукнула себя по лбу, и что за глупости она несет? Ельке ведь тогда даже года не было. – Тогда мы с тобой выжили без всяких покровителей и сегодня нашли друг друга в целом лесу. Ну, точно в рубашке родилась, так и есть, теперь в этом нет никаких сомнений.
Мать тараторила без умолку и волочила на себе девочку. Елена ее внимательно слушала, не забывая удивляться, «мотала на ус» все, о чем мать рассказывала, и думала о том, как же хорошо все закончилось. На руках у взрослого сердце сразу успокоилось, душа из пяток вернулась на место, девочка выдохнула и теперь, заслушиваясь материнским голосом, казалось, что никакой опасности не было, и вовсе она не терялась. Дома скорее всего ее ждет хорошая порка, а еще лесных прогулок ей больше никогда не видать, как своих ушей, но это будет потом. А сейчас, наконец, хорошо и спокойно! Елена упиралась носом в мех мамкиной ушанки, дышала родным запахом и даже не заметила, как они добрались до саней. На этот раз Ольга усадила свое сокровище в самый центр, подальше от краев, она так ее и назвала – «мое сокровище», а еще погладила по шапке и нежено поцеловала в губы, после чего укрыла коровьей шкурой и строго-настрого наказала без спроса не спрыгивать. Но Еля и так, без уговоров матери уже никуда не хотела, она нагулялась на три года вперед.
По возвращению домой, получилось здорово перепугать Ритку.
- Вы чего так поздно пришли, на дворе ведь уже ночь? Плутали видимо? Уу, смотреть страшно на обеих, белые, замерзшие. Да проходите уже скорее в дом, хватит возиться с этими санями, дрова в доме еще есть, специально сберегла одну корзинку, чтобы для вас горячего ужину приготовить и уложить спать в теплой избе. На баню с парилкой дров не хватило, но можно будет обмыться в умывальнике, не совсем то, расслабиться, конечно, не получиться, но выбирать сегодня не из чего, а завтра встану пораньше и начну топить. Да оставь ты сани, Ольга!
- Ишь, какая умная нашлась! Ритка, когда это ты успела так одомашниться, что стала считать себя хозяйкой? Знай свое место и дело и лучше сиди и помалкивай, нежели старшим указания раздавать. Вот загоню сани, сарай запру и тогда пойду в дом кости греть. Тоже мне придумала, оставить воз во дворе, будто наша калитка кого-то остановит, как нечего делать упрут весь улов, и сиди потом, слезы проливай!
Ритка фыркнула и чтобы не стоять дальше, разинув рот и проглатывая обиды, стянула в охапку сонную девочку и поволокла ее в дом.
- Как скажешь, барышня-крестьянка, но я не дам дальше морозить твою дочку. Будем ждать тебя в избе, а как освободишься, милости просим.
И хлопнула дверью так, что изба затряслась, и с крыши упала часть сугроба. Не часто Ритка обзывала ее барышней-крестьянкой, а повелось это еще с того времени, когда на Ольге женился сам дворянин. Такой переполох тогда начался, деревня стояла на ушах, все только и делали, что обсуждали странную свадьбу, будто других занятий у русского крестьянина нет. Когда замуж шла, Ольга даже не догадывалась, что ее будущий супруг принадлежит к древнему дворянскому роду. Ну, да фамилию она где-то слышала – Скрябин, красивая, но ни за что бы ни подумала, что тот самый Скрябин! К себе еще примеряла – Ольга Ивановна Скрябина, звучит приятно, язык за зубы не цепляется и хорошо. Но слухами земля полнится, скоро тайна Константина Корнеевича выплыла на поверхность, и за глаза Ольгу стали называть барышней-крестьянкой, как в повести Пушкина. Только в книжке у Лизы все наоборот было, но это тонкости…
Ольга задвинула засов на воротах, посмотрела по сторонам, убедилась, что никто за ней не следит, и отправилась к дому. По пути выругалась и насупилась, не любила она это прозвище, раз родилась крестьянкой, ею и помрет, никакие титулы ей и за даром не сдались, известно ведь, что от них не надо ждать ничего хорошего. Вон как с Костей поступили его родные? Отняли у него наследство, оставили, в чем был, даже на свадьбу не пришли, да что там свадьба – они на похороны его не явились. Не-ет, дворяне это не люди, вот среди крестьянских семей отродясь такого не было. Детей принято поднимать и до последнего всем обеспечивать, холить и лелеять, чтобы деревце не просто выросло, а еще плоды дало.
Приоткрыла дверь, проскользнула в дом и сразу же, не выпуская тепло, затворилась. Внутри в жаре на тело опустилась лень, даже желудок успокоился и перестал ругаться, осталось одно желание – поскорее добраться до кровати и уснуть. А Ельку пусть Ритка кормит, умывает и укладывает, на дочку сил уже не осталось, да и на свое собственное умывание тоже. Ольга скинула валенки, повесила шубу и шапку на крючок и сразу поднялась к себе. Второй этаж прогревался хуже, сюда пока новое тепло долетит, все старое уже по щелям разбежалось. Прохладно было и темно, хоть глаз выкалывай, но хозяйку дома это нисколько не смутило, не в первый же раз она в свою спальню без свечи идет. На ощупь нашла край кровати и угол одеяла, разделась до рубашки и положила себя на перину. Блаженство! Теперь только отдыхать, сегодня она больше ничего делать не собирается, так устала, что даже дурные мысли отступили сразу же, как голова коснулась подушки.
Ну, а потом о ней позаботился сам Творец. Он увидел, смотрел наверное с самих небес, какая хорошая из Ольги вышла мать и работящая женщина, себя она ни одной секундочки не жалела и сама, без посторонней помощи, справилась с таким несчастьем - и отправил к ней самого настоящего ангела хранителя. Первое время Ольга думала, что конечно же боженька послал к ней в помощь погибшего на войне мужа. Дух Ильи помогал ей буквально во всем. Огород радовал убойным урожаем, куры несли крупные яйца, свиньи давали опрос, и еще ни разу животинка ничем не заболела. Словом, хозяйство плодилось и приносило ощутимую выгоду. Но когда в деревне появился красавец Константин Корнеевич, она так думать перестала. Не мог же бывший муж прислать ей нового? Не бывает такого, или что на том свете совсем нет грешных чувств таких как ревность?
Когда на дровнях не обнаружилась дочка, в сердце точно также заболело, будто кто-то вставил в него колун. А в голове размножились те же вопросы – что теперь делать, как спасать ситуацию? Образовались и те же самые первые мысли – во-первых, не паникуй, соберись, а за ними страх – потерять дочь. Все как после известия о гибели мужа. Ольга посмотрела на сани и поняла, что если она потащит их за собой, то на поиски Ели уйдет слишком много времени, она просто рискует не успеть ее найти. В лесу ведь ходят голодные звери! А сейчас ночь – их время, а не человека. Это еще днем можно вооружиться колуном и отправиться в лес, а ночью тебе никакое оружие не поможет. В темноте хищники видят и ориентируются лучше, они быстрее, ловчее и сильнее. Если рассуждать здраво, то станет понятно, что одному ребенку в лесу не протянуть и сорока минут, в темное время и того меньше. Но Ольга не хотела мыслить «правильно», пусть уж лучше она будет заблуждаться в том, что ее дочка все еще жива, но пока она своими глазами не увидит тело девочки или пусть даже кровь на снегу, она отсюда никуда не уйдет. Лучше самой тут погребенной под снегом остаться, жизнь без ребенка ей все равно не нужна.
Разум подсказывал идти обратной дорогой, следовать за лыжней, по крайней мере, до тех мест, где ее пока не замело. И какого черта так валит снегом и где ее ангел хранитель, неужели обиделся, что в то воскресенье она не ходила в церковь? Но ведь на деревню опустился такой лютый мороз! Даже сам батюшка заранее всех простил и сам велел сидеть по домам. Большой грех, конечно, но сам батюшка так сказал. Церковь стояла в часе пути от ее дома, но это если передвигаться в хорошую погоду, а в такую неспокойную и морозную, какая буйствовала в тот день, если перебираться через сугробы и еще попутно бороться с ветром, на поход уйдут все два часа. Она просто послушалась соседку Марью, которая и передала последние известия священнослужителя, и осталась дома. Еще поговаривали, будто бы батюшка захворал и еще поэтому просил не беспокоить. Вот Оля никуда и не пошла, перед сном помолилась на иконку и поцеловала образ святой. Правда в сердце потом всю ночь кололо, и душа была не на месте, спалось ей неспокойно, и еще во сне Илюша родненький приходил и так не по-доброму головой ворочал, будто она перед ним провинилась, свечку за упокой не зажгла и не поставила. А ему там, в земле жизнь сахаром не кажется и в могиле темно и холодно, только огонек святой свечки и спасает. Надо было сходить в церковь! Уу, дура! Только поздно теперь на себя сердиться.
Когда видимая часть лыжни закончилась, Ольга стала слушать зов сердца, а он указывал сворачивать направо. Только следов девочки нигде не было видно, но это и понятно, ведь метель опустила на лес белую пелену. Заблудиться стало проще некуда, но о себе Ольга думала в последнюю очередь, а в первую беспокоилась о своей Елечке. Как же, наверное, страшно сейчас ее девочке, она еще совсем маленькая и глупая, нельзя было оставлять ее без специальных указаний. Ангел хранитель, помоги ее разыскать! Илюша, это же твоя родная кровь, отыщи ее, покажи мне верную дорогу, и хватит дуться, у нас смертных свои заботы, и мы тоже боимся страшного холода!
Ма-а-ма!
На секунду послышалось, что где-то мяукнуло, но конечно же кошек в лесу быть не могло, а значит, это ее дочь. Живая еще! Только как определить правильное направление и не попасться на ловушку с эхом? Ну, скажи, доченька, еще что-нибудь, только позови свою глупую матушку как следует, погромче.
- Ма-а!!!
- Еля! – закричала Ольга и кинулась к высокому сугробу. Взобралась на него, но не удержалась, в спину толкнул порыв ветра, и она скатилась на пятой точке вниз. Плечом сильно приложилась о дерево и сразу стала растирать и гладить болячку. Рука ныла, но отвлекаться на себя времени не было, Ольга встала и осмотрелась. Оказалось, она забрела к Лысому Пятну, получается, не так уж далеко ушла от саней, как показалось.
- А-аа! – рев раздался совсем близко.
- Дочка! – уже радостнее отозвалась Оля.
Метель крутила спирали из снега и завывала, сложно было выбрать правильное направление, ведь совершенно не понятно, откуда пришел звук. Может ей пробежать немного вперед и еще раз позвать?
- Еле-ечка!
Елена так и сидела, утонув попой в снегу, обтирала лицо уже обледеневшими от влаги рукавицами и еще сильнее ревела. Она жалела себя. Как вообще с ней могло произойти вот такое, влипла по полной! Мало того, что она замерзла, проголодалась, ослушалась мать, потерялась одна в лесу, а на дворе уже ночь, так она теперь еще и заболеть может! Сто раз или даже больше Ритка объясняла ей как это опасно - зимой лежать с температурой или не дай бог вообще с воспалением легких! Во всей Петровке никто тебя не вылечит, ведь нет же ни одного врача, ни даже медсестры, а до госпиталя живым не добраться. Что теперь на это скажет мама, если конечно ее найдет? Ну, конечно найдет! Мама еще никогда ее не подводила. Всякий раз, когда с Елей случалась какая-нибудь неприятность, тут как тут на горизонте вырисовывалась Ольга, захватывала дочь в объятия, расцеловывала лицо, утирая слезки теплыми щеками, и долго-долго спокойным голосом утешала горе девочки, и не останавливалась, говорила до тех пор, пока та не перестанет плакать и не успокоится. А если на этот раз все будет по-другому и мама не придет? Вдруг ее маленькая шалость обернулась непоправимой бедой?
От испуга Еля встала на ножки и широко открыла глаза. Лысое Пятно было совсем пустое, ни мамы, ни волков. И куда все подевались, неужели пока она плакала в рукавицы, выборы состоялись, и звери поспешили покинуть поляну? Или она умудрилась своим ревом всех распугать? Рита любила шутить, что когда плачет их Елька, в лесу начинается такой страшный переполох, что даже медведи от испуга, откуда взялись такие крики, спешат отрыть ямы и в них попрятаться. А может Рита и не шутила?
- Ма-ма! – позвала Елена.
В ответ протяжно взвыла метель и будто даже назвала ее дочкой. Наверное, просто показалось, после всего того, что произошло с ней сегодня, и не такое может почудиться.
- Еле-ечка!
Или не показалось?!
Один только бог знает, чего обеим стоило это объятие. Заметив одно единственное темное пятно среди всего этого белого великолепия, Ольга, не задаваясь вопросами и на бегу отбрасывая все-все мысли, с места рванула навстречу своему видению. И не прогадала! Всего в нескольких метрах, если бы не метель, она бы давно заметила, стояла малышка, испуганная, перепачканная смолой, зареванная и трясущаяся как осенний лист. Женщина подхватила дочь на руки, крепко обняла и закружила, наверное, на чистом энтузиазме потому, что силы у нее были на исходе. Звонкий смех, вырвавшийся и хлынувший весенним ручейком ей в правое ухо, показался слаще пятой симфонии Бетховена, которую на свадьбе специально для нее включал Константин. И откуда он тогда взял эту пластинку? Впрочем, какая теперь разница, какие глупые мысли приходят ей в голову, лучше бы подумала о том, здорова ли дочка.
- Сильно замерзла, где-нибудь болит, испугалась? Скорее пойдем домой! – на радостях затараторила Ольга.
- А ты разве не будешь меня ругать? – удивилась Еля. Надо же! Мать казалась такой счастливой, а она-то дурочка решила, что ее будут бранить на чем свет стоит!
- Что ты, глупенькая! – Елена в голос рассмеялась. – Я так рада, что ты нашлась и осталась живая, что тебя зверь не съел, что ангел хранитель помог мне тебя найти. Права была Ритка, ты у нас в рубашке родилась, везде по жизни тебе везет. Во время родов врачи говорили, что ты здоровая не выйдешь, слишком долго я с тобой мучилась, санитарка ругала, что ленюсь, что плохо тужусь и только о себе думаю, а надо о младенчике. Сутки тебя рожала, никто уже не верил, что ребенок живой выйдет, а ты появилась на свет здоровенькая и сразу закричала, сиську ей подавай. Будто так и надо было, и это ты меня мучила, а не я тебя. А после, когда война у тебя папку забрала, помнишь? – Ольга стукнула себя по лбу, и что за глупости она несет? Ельке ведь тогда даже года не было. – Тогда мы с тобой выжили без всяких покровителей и сегодня нашли друг друга в целом лесу. Ну, точно в рубашке родилась, так и есть, теперь в этом нет никаких сомнений.
Мать тараторила без умолку и волочила на себе девочку. Елена ее внимательно слушала, не забывая удивляться, «мотала на ус» все, о чем мать рассказывала, и думала о том, как же хорошо все закончилось. На руках у взрослого сердце сразу успокоилось, душа из пяток вернулась на место, девочка выдохнула и теперь, заслушиваясь материнским голосом, казалось, что никакой опасности не было, и вовсе она не терялась. Дома скорее всего ее ждет хорошая порка, а еще лесных прогулок ей больше никогда не видать, как своих ушей, но это будет потом. А сейчас, наконец, хорошо и спокойно! Елена упиралась носом в мех мамкиной ушанки, дышала родным запахом и даже не заметила, как они добрались до саней. На этот раз Ольга усадила свое сокровище в самый центр, подальше от краев, она так ее и назвала – «мое сокровище», а еще погладила по шапке и нежено поцеловала в губы, после чего укрыла коровьей шкурой и строго-настрого наказала без спроса не спрыгивать. Но Еля и так, без уговоров матери уже никуда не хотела, она нагулялась на три года вперед.
Глава 2
По возвращению домой, получилось здорово перепугать Ритку.
- Вы чего так поздно пришли, на дворе ведь уже ночь? Плутали видимо? Уу, смотреть страшно на обеих, белые, замерзшие. Да проходите уже скорее в дом, хватит возиться с этими санями, дрова в доме еще есть, специально сберегла одну корзинку, чтобы для вас горячего ужину приготовить и уложить спать в теплой избе. На баню с парилкой дров не хватило, но можно будет обмыться в умывальнике, не совсем то, расслабиться, конечно, не получиться, но выбирать сегодня не из чего, а завтра встану пораньше и начну топить. Да оставь ты сани, Ольга!
- Ишь, какая умная нашлась! Ритка, когда это ты успела так одомашниться, что стала считать себя хозяйкой? Знай свое место и дело и лучше сиди и помалкивай, нежели старшим указания раздавать. Вот загоню сани, сарай запру и тогда пойду в дом кости греть. Тоже мне придумала, оставить воз во дворе, будто наша калитка кого-то остановит, как нечего делать упрут весь улов, и сиди потом, слезы проливай!
Ритка фыркнула и чтобы не стоять дальше, разинув рот и проглатывая обиды, стянула в охапку сонную девочку и поволокла ее в дом.
- Как скажешь, барышня-крестьянка, но я не дам дальше морозить твою дочку. Будем ждать тебя в избе, а как освободишься, милости просим.
И хлопнула дверью так, что изба затряслась, и с крыши упала часть сугроба. Не часто Ритка обзывала ее барышней-крестьянкой, а повелось это еще с того времени, когда на Ольге женился сам дворянин. Такой переполох тогда начался, деревня стояла на ушах, все только и делали, что обсуждали странную свадьбу, будто других занятий у русского крестьянина нет. Когда замуж шла, Ольга даже не догадывалась, что ее будущий супруг принадлежит к древнему дворянскому роду. Ну, да фамилию она где-то слышала – Скрябин, красивая, но ни за что бы ни подумала, что тот самый Скрябин! К себе еще примеряла – Ольга Ивановна Скрябина, звучит приятно, язык за зубы не цепляется и хорошо. Но слухами земля полнится, скоро тайна Константина Корнеевича выплыла на поверхность, и за глаза Ольгу стали называть барышней-крестьянкой, как в повести Пушкина. Только в книжке у Лизы все наоборот было, но это тонкости…
Ольга задвинула засов на воротах, посмотрела по сторонам, убедилась, что никто за ней не следит, и отправилась к дому. По пути выругалась и насупилась, не любила она это прозвище, раз родилась крестьянкой, ею и помрет, никакие титулы ей и за даром не сдались, известно ведь, что от них не надо ждать ничего хорошего. Вон как с Костей поступили его родные? Отняли у него наследство, оставили, в чем был, даже на свадьбу не пришли, да что там свадьба – они на похороны его не явились. Не-ет, дворяне это не люди, вот среди крестьянских семей отродясь такого не было. Детей принято поднимать и до последнего всем обеспечивать, холить и лелеять, чтобы деревце не просто выросло, а еще плоды дало.
Приоткрыла дверь, проскользнула в дом и сразу же, не выпуская тепло, затворилась. Внутри в жаре на тело опустилась лень, даже желудок успокоился и перестал ругаться, осталось одно желание – поскорее добраться до кровати и уснуть. А Ельку пусть Ритка кормит, умывает и укладывает, на дочку сил уже не осталось, да и на свое собственное умывание тоже. Ольга скинула валенки, повесила шубу и шапку на крючок и сразу поднялась к себе. Второй этаж прогревался хуже, сюда пока новое тепло долетит, все старое уже по щелям разбежалось. Прохладно было и темно, хоть глаз выкалывай, но хозяйку дома это нисколько не смутило, не в первый же раз она в свою спальню без свечи идет. На ощупь нашла край кровати и угол одеяла, разделась до рубашки и положила себя на перину. Блаженство! Теперь только отдыхать, сегодня она больше ничего делать не собирается, так устала, что даже дурные мысли отступили сразу же, как голова коснулась подушки.
