Этот человек не носил вычурных модных одеяний, предпочитая черное и белое.
Интересно, Алтанор он так же подстерег в минуту душевной уязвимости? Так же подкрался лесным котярой из темноты? В таком случае, не удивительно, что она не смогла дать ему достойный принцессы Рингайского дома отпор. Но она, Дин, не Алтанор. Она не дрогнула, не оступилась, выходя из воды навстречу Элоду ре Шейра. Со спокойным достоинством приняла его руку, чтобы выбраться на берег. Теперь следовало бы наклониться, чтобы подобрать чулки и туфли, но принцессе не должно сгибаться перед каким-то там выскочкой. Поэтому Дин пошла босиком. Отвергнув дальнейшую помощь этого человека. Не хватало еще входить замок с ним под руку! Он не стал ее догонять или останавливать. Исчез, растворился в лесных тенях так же стремительно, как появился.
Оба так и не произнесли ни слова.
____________________________________
*Эдит Седерган
О том, что по праву рождения она стоит куда выше всех своих знакомых, за исключением отпрысков королевских фамилий, Дин знала с детства. Это не радовало ее и не печалило. Это просто было такой же непреложной истиной, как то, что по утрам встает солнце, а по ночам его место занимает луна. Как то, что под ногами земля, а над головой небеса. Она знала свою родословную до самого первого герцога Рингайи и не один час провела в портретной галерее. Лица и имена своих предков Асдин Зиглинда знала едва ли не лучше, чем ближайших соседей. Быть ре Ринхэ для нее означало быть самой собой, и оттого предательство и малодушие сестры, так легко забывшей о чести и достоинстве, больно ранили ее. Разговоры Алтанор о любви неостывшим пеплом ложились на свежие эти раны, растравляя и причиняя страдания. Видя, что Тани и не думает чувствовать себя преступницей, Дин начинала терзаться чувством вины сама. Встреча у пруда только обострила ее ощущения, а потому к утру наследница Рингайи была готова гордо взойти на эшафот по первому слову герцога. Тот ее ожидания вполне оправдал, послав за ней доверенного слугу в самый ранний час.
Наскоро причесавшись и надев самое простое платье, Дин поспешила в отцовский кабинет. Алтанор, обычно любившая поспать подольше, уже была там, сидела в кресле, взволнованная и торжествующая одновременно.
Дин присела в реверансе, почтительно склонив голову.
- Сядь, Зиглинда, - преувеличенно ласково сказал отец. – Разговор будет непростым.
Дин понимающе кивнула. Учитывая обстоятельства, в их доме ничего уже не могло быть просто.
В соседнее с сестринским кресло она, разумеется, села и замерла в ожидании. Герцог заложил руки за спину и принялся расхаживать из угла в угол, как всегда делал при сильном волнении. Лицо его, лицо истинного владетеля Рингайи, впрочем, не отражало совершенно ничего. Как ни силилась Дин угадать отцовские мысли по блеску глаз или хотя бы тени выражения на гордом лице, ей это не удалось. А ведь она знала этого человека ближе, чем очень многие.
- Зиглинда, наши гости из Ниары прибыли не просто так, - наконец нарушил затянувшееся сверх меры молчание герцог.
Дин улыбнулась: уж это-то она поняла сразу.
- Граф Тареи просил у меня твоей руки.
Дин вздрогнула. Никакое самообладание не помогло.
Тареи, Золотой граф, гремучий Алакран. Вот значит кто. Вот значит, кому его величество решил сделать такой поистине королевский подарок. Вот кому отойдет Рингайя после смерти последнего из ре Ринхэ. Этому завитому щеголю со смертельной скукой в красивых глазах. Тому, кто сравнил Дин с луной, отраженной в ночном озере.
- И что вы ему ответили? – ровным голосом спросила Дин.
- Тареи сейчас обласкан королевской милостью, - веско произнес герцог ре Ринхэ. – Он богат, знаменит, смел, как лев, и близок к престолу, как никто другой. С таким человеком нельзя не считаться. Этого не простят даже мне.
И это Дин понимала тоже. Выскочка в золоте сейчас был сильнее любого из древней знати. Даже его высочество монсеньор Эрце трижды подумал бы, прежде чем встал бы поперек дороги Алакрану. Потому что за этой раззолоченной спиной всегда маячила грозная венценосная тень
- Поэтому мы будем принимать его у себя в замке столько, сколько ему пожелается. И с теми, кого он счел нужным с собой пригласить. Даже если это кажется кому либо из вас невыносимым.
А вот это уже был прямой намек на положение Алтанор. И на присутствие этого человека под крышей опозоренного их дома. Элод ре Шейра, пусть поглотят Темные боги его душу, будет и дальше беспрепятственно ходить по коридорам и гулять по саду. Как гость и посол государя Алезии. А, может, ему и вход в спаленку Алтанор отворят с благоговейным трепетом?
- Но отец! – выдержка все-таки изменила Дин. Дочь Рингайского герцога вскочила, прижав руку к груди. – Этот человек нанес нам оскорбление! Из тех, что должно смывать кровью!
Алтанор внезапно рассмеялась. Но Дин и не думала ее слушать.
- Элод ре Шейра должен ответить за свои поступки. Он не к дочери булочника лазил в окно, а к принцессе Рингайского дома. Такое не прощают, отец. Отец, да скажите вы хоть что-нибудь!
Герцог сделал еще круг по комнате. И только потом ответил.
- Я понимаю твое негодование, Зиглинда. Это праведный, святой гнев. То, что ты испытываешь его так яростно, говорит о том, что граф Тареи не ошибся в выборе. Именно ты должна занять это место. Ты и никто другой достойна его, как по праву крови, так по душевным качествам, столь редкостным для наших темных времен.
Дин замерла. Слишком много было торжественности в словах отца. Слишком много радости для ситуации, в которой все они сейчас оказались.
- А о нанесенной обиде отныне нам всем придется молчать, Зиглинда. Забыть, запечатать рты воском и даже не пытаться взыскивать по этому счету. И радоваться тому, что у этого рыжего мерзавца хватило благородства умолчать о столь блистательной любовной победе. И надеяться, что все пересуды о ней никогда не выйдут за пределы этого вот дома.
Дин снова села. Нет, творилось что-то совсем необъяснимое. И ей оно очень не нравилось.
- Я в тебя верю, девочка, - чуть печально и слишком пафосно сказал отец. – Из всех моих детей ты, без сомнения, лучше всех понимаешь, что такое долг и родовая честь. И пусть господин Шейра обошелся с нами так неучтиво, способ которым он предлагает свою дерзость загладить, искупает все. Подойди ко мне, дитя мое. Встань, Зиглинда, и подойди ко мне, я обниму тебя.
Дин послушно подошла и даже склонилась, ожидая, что отец по обыкновению, чуть коснется ее плеч и поцелует в лоб, благословляя. Но герцог снова ее удивил, прижав дочь к широкой груди так крепко, что у той затрещали кости.
- Я горжусь тобой, Зиглинда, и всегда буду гордиться, помни это.
Чуть ослабив медвежью хватку, герцог подвел Дин к высокому узкому окну.
Утреннее солнце озаряло долину, уже почти полностью высунувшись из-за окружавшего ее горного хребта. Это была Рингайя, древняя, суровая, прекрасная, как сон или как старинная песнь, из тех, что Дин всегда любила. Горы, леса, чистые и холодные, как лед, озера, сумрачные чащи, таинственные поляны, где она находила диковинные цветы и вкусные ягоды. Это была Рингайя, ее Рингайя.
- Ты ведь любишь все это? – спросил отец.
- Да, - улыбнулась Дин, не очень понимая, к чему он ведет.
- Ты любишь эту землю так же, как я, как все поколения наших предков. Твоя сестра и даже твой брат никогда не смогут испытывать к Ринагйе ничего подобного. Я вижу, знаю. Поэтому то, что именно тебе предстоит унаследовать эту землю одновременно наше с тобой счастье и горе.
Это Дин уже понимала лучше. Конечно: она – наследница, ее муж, кем бы он ни был. получит титул, но истинным ре Ринхэ он не будет. Отец любил ее больше всех других детей, но не раз и не два он сожалел, что Дэйн был рожден вне брака и наследником быть не мог.
- Граф Тареи сможет быть хорошим хозяином для этих мест, - осторожно сказала она. – А я постараюсь воспитать наших с ним детей истинными потомками Рингайского дома.
- Тареи? – герцог нахмурился недоуменно. – А причем здесь этот выскочка?
- Но разве вы не сказали, - Дин запнулась. – Разве он не прибыл просить моей руки?
- Нет, дитя, - герцог покачал головой. – Не для себя он ее просит. Не для себя.
Дин отвернулась, пытаясь справиться с нахлынувшим волнением. Она ведь и в самом деле решила, что все уже улажено, что все разрешилось. И ее всем устраивал такой поворот судьбы. Она уже успела к ней примериться. Золотой Алакран с его гремящей славой и печальными глазами вполне подходил на роль рыцаря, о котором можно и даже должно мечтать по ночам юной благородной деве. Тот, в чье окруженное ледяной броней сердце можно было бы попытаться отогреть. Как в сказке, да?
Дин вспыхнула и рассердилась на себя за эти мысли. Тем более, что они были несвоевременными.
- Если это не граф, тогда кто? – стараясь казаться сдержанной и равнодушной, спросила она. – Райенар?
Этого ей бы не хотелось куда больше. В Алакране можно было разглядеть что-то помимо жадности и блеска золотого шитья. В маркизе – никогда.
- Нет, дитя. Другой человек.
Мысли Дин заметались. Другой? Другой? Вызывающий такую печаль на отцовском лице? Это может быть, это…
- Этого не может быть! – резкий возглас всеми позабытой Алтанор. – Этого. Не. Может. Быть. Он моей руки просил, отец, моей! Он не мог позариться на ваш проклятый титул и позабыть обо мне! Никогда!
Дин похолодела.
Тани металась по комнате, заламывая руки. Отец молчал, глядя в окно.
Будь ты проклят, Элод ре Шейра со своим выбором. Обесчестить одну и свататься к другой, где это было видано?
- Сударыня, извольте замолчать, - ледяной тон герцога был известен многим и не предвещал ничего хорошего для тех, кому предназначался. – Иначе я позволю себе усомниться в сохранности вашего рассудка. Вы и так уже сделали все возможное для подобных подозрений, не усугубляйте их.
Алтанор споткнулась, замерев на месте, и даже свои причитания оборвала на полуслове. Герцог не шутил, обе его дочери это прекрасно понимали.
Дин смотрела на его холодное и все равно безмерно любимое лицо и не верила, что она позволит поступить с ней так: отдаст Элоду ре Шейра. Да, в самом начале визита столичных посланников она уже подозревала такой исход всех их злоключений, но то была минутная слабость. О нереальности подобного поворота судьбы она вспомнила довольно быстро. И что ей делать теперь?
- Монсеньор, - стараясь ничем не выдать своих истинных чувств, Дин все же намеревалась выяснить все до конца. – Вы твердо решили?
- Я дал слово, Зиглинда. Разумеется, теперь я не откажусь от него даже под страхом смерти.
Что же, она так и думала. И даже не сомневалась. Вся ее жизнь пойдет прахом из-за того что этот рыжий мерзавец выбрал для развлечений именно их дом. И добро бы именно она попалась в когти наглому котище, но он предпочел Алтанор, а заглаживать вину все равно ей, Дин. Всегда только ей.
- Это высокая честь для нас, девочка моя, - сказал отец.
Честь? Дин готова была закричать, но только кусала губы. Не унизительное для них всех положение, а честь? Стать посмешищем, игрушкой для этого наглого выскочки, пользующегося своей безнаказанностью и королевским заступничеством – честь? Да с этого дня Рингайский дом навсегда вынужден будет позабыть, что означает это слово!
- Ваша матушка ждет вас в своей комнате. Она поможет вам подготовиться к церемонии. Вам обеим.
Тани встрепенулась.
- Что значит: обеим?
- Его величество был столь добр, что устроил и твою судьбу тоже. Твой брак будет заключен сразу после того, как завершатся празднества в честь замужества твоей сестры. И благослови все боги, Темные и Светлые, Виалирра Рихдейра за то, что он так скор в решениях. Потому что уж тебе-то тянуть совершенно непозволительно.
- Кто? – помертвевшими губами вымолвила красавица Алтанор.
- Его сиятельство Райенар.
Дин содрогнулась: королевская милость смешивала имя их рода с грязью. С пылью на подошвах сапог.
Тани ахнула и картинно рухнула без чувств на мягкий эншайский ковер. Герцог позвонил в серебряный колокольчик, вызывая горничную, тут же принявшуюся хлопотать над сомлевшей девой.
- Иди, Зиглинда, - махнул он рукой старшей дочери, сам возвращаясь к стопкам документов на рабочем столе. – Ступай к матери.
Дин присела в очередном реверансе и твердой походкой направилась к покоям герцогини. За Тани она тоже нисколько не переживала. На нее она злилась. Ведь единственной виновной во всей этой унизительной ситуации, была сестра. Это, конечно, если не считать этого человека. А можно ли было его теперь считать? Теперь, когда он без пары месяцев ее муж и господин? Когда он будущий повелитель Рингайи? Ответа Дин не знала.
Когда обе дочери Рингайского герцога входили в приемный зал, мир за окном уже окутали лиловые сумерки, густые и прохладные, как шелк на платье Дин. Матушка вышла из себя, содрала по десять шкур со всех швей в замке, и новые наряды для них с Тани были готовы в небывалый срок. Два дня – это, знаете ли, сродни чуду, но герцогиня умела настаивать.
Дин себя не узнала в зеркале, когда были закончены все приготовления. Вот это хрупкое существо, подобное осенней хризантеме с горьковатым колдовским ароматом – она? Она привыкла видеть себя совсем другой, сильной, решительной, твердой в словах и поступках. А если и представляла иногда красивой в наивных мечтаниях, то это была красота драгоценных камней, холодная и неприступная. Откуда взялась эта нежная дева с огромными глазами и лебяжьим изгибом тонкой шейки, оставалось только догадываться. Впрочем, конечно же, и Дин, и герцогиня, и все вокруг понимали, что стоит снять все шелка и кружева, и наваждение рассеется. Потому что дело лишь в них, и ни в чем ином. Это все стискивающий до невозможности дышать корсет. Это все завитые и украшенные родовой диадемой ре Ринхэ волосы. Ведь в той диадеме сверкают, как звезды, крупные аметисты, бросая отблески на обычно строгое и гордое, а сейчас такое тревожно-чарующее лицо.
Бело-золотое платье Алтанор отчего-то шили куда как быстрее. Это можно бы было объяснить тем, что наследница – только Дин, но раньше это никогда не стремились особенно подчеркнуть. А уж после произошедшего несчастья Дин и сама охотно отступала в тень, давая сестре возможность себя с легкостью затмить. У Алтанор это получалось прекрасно. Всегда. Вплоть до сегодняшнего вечера.
Медленно проходя по озаренному множеством свечей залу, Дин отчетливо ощущала, что все внимание нынче приковано к ней и только к ней. И герцог с герцогиней, и столичные гости, и приглашенные вельможи, из тех, кто жил по соседству – все они не сводили глаз именно со старшей, почти совсем игнорируя мрачнеющую с каждым шагом Тани. Дин даже не выдержала и незаметно пожала холодные пальчики сестры. Она думала, что так выразит поддержку, и была немало удивлена гневно-сверкающей молнии взгляда, которую младшенькая пустила в нее из-под длинных ресниц.
Дин решила не задумываться о причинах теперь. Не до того.
Церемония, которая происходила в этот вечер, была всего лишь первой в череде долгих брачных ритуалов, принятых в Алезии, Рингайе, Энше и множестве граничных государств. Она называлась Обещание и кроме обмена первыми клятвами не содержала ничего важного.
Интересно, Алтанор он так же подстерег в минуту душевной уязвимости? Так же подкрался лесным котярой из темноты? В таком случае, не удивительно, что она не смогла дать ему достойный принцессы Рингайского дома отпор. Но она, Дин, не Алтанор. Она не дрогнула, не оступилась, выходя из воды навстречу Элоду ре Шейра. Со спокойным достоинством приняла его руку, чтобы выбраться на берег. Теперь следовало бы наклониться, чтобы подобрать чулки и туфли, но принцессе не должно сгибаться перед каким-то там выскочкой. Поэтому Дин пошла босиком. Отвергнув дальнейшую помощь этого человека. Не хватало еще входить замок с ним под руку! Он не стал ее догонять или останавливать. Исчез, растворился в лесных тенях так же стремительно, как появился.
Оба так и не произнесли ни слова.
____________________________________
*Эдит Седерган
Глава вторая. Время зажигать звезды
О том, что по праву рождения она стоит куда выше всех своих знакомых, за исключением отпрысков королевских фамилий, Дин знала с детства. Это не радовало ее и не печалило. Это просто было такой же непреложной истиной, как то, что по утрам встает солнце, а по ночам его место занимает луна. Как то, что под ногами земля, а над головой небеса. Она знала свою родословную до самого первого герцога Рингайи и не один час провела в портретной галерее. Лица и имена своих предков Асдин Зиглинда знала едва ли не лучше, чем ближайших соседей. Быть ре Ринхэ для нее означало быть самой собой, и оттого предательство и малодушие сестры, так легко забывшей о чести и достоинстве, больно ранили ее. Разговоры Алтанор о любви неостывшим пеплом ложились на свежие эти раны, растравляя и причиняя страдания. Видя, что Тани и не думает чувствовать себя преступницей, Дин начинала терзаться чувством вины сама. Встреча у пруда только обострила ее ощущения, а потому к утру наследница Рингайи была готова гордо взойти на эшафот по первому слову герцога. Тот ее ожидания вполне оправдал, послав за ней доверенного слугу в самый ранний час.
Наскоро причесавшись и надев самое простое платье, Дин поспешила в отцовский кабинет. Алтанор, обычно любившая поспать подольше, уже была там, сидела в кресле, взволнованная и торжествующая одновременно.
Дин присела в реверансе, почтительно склонив голову.
- Сядь, Зиглинда, - преувеличенно ласково сказал отец. – Разговор будет непростым.
Дин понимающе кивнула. Учитывая обстоятельства, в их доме ничего уже не могло быть просто.
В соседнее с сестринским кресло она, разумеется, села и замерла в ожидании. Герцог заложил руки за спину и принялся расхаживать из угла в угол, как всегда делал при сильном волнении. Лицо его, лицо истинного владетеля Рингайи, впрочем, не отражало совершенно ничего. Как ни силилась Дин угадать отцовские мысли по блеску глаз или хотя бы тени выражения на гордом лице, ей это не удалось. А ведь она знала этого человека ближе, чем очень многие.
- Зиглинда, наши гости из Ниары прибыли не просто так, - наконец нарушил затянувшееся сверх меры молчание герцог.
Дин улыбнулась: уж это-то она поняла сразу.
- Граф Тареи просил у меня твоей руки.
Дин вздрогнула. Никакое самообладание не помогло.
Тареи, Золотой граф, гремучий Алакран. Вот значит кто. Вот значит, кому его величество решил сделать такой поистине королевский подарок. Вот кому отойдет Рингайя после смерти последнего из ре Ринхэ. Этому завитому щеголю со смертельной скукой в красивых глазах. Тому, кто сравнил Дин с луной, отраженной в ночном озере.
- И что вы ему ответили? – ровным голосом спросила Дин.
- Тареи сейчас обласкан королевской милостью, - веско произнес герцог ре Ринхэ. – Он богат, знаменит, смел, как лев, и близок к престолу, как никто другой. С таким человеком нельзя не считаться. Этого не простят даже мне.
И это Дин понимала тоже. Выскочка в золоте сейчас был сильнее любого из древней знати. Даже его высочество монсеньор Эрце трижды подумал бы, прежде чем встал бы поперек дороги Алакрану. Потому что за этой раззолоченной спиной всегда маячила грозная венценосная тень
- Поэтому мы будем принимать его у себя в замке столько, сколько ему пожелается. И с теми, кого он счел нужным с собой пригласить. Даже если это кажется кому либо из вас невыносимым.
А вот это уже был прямой намек на положение Алтанор. И на присутствие этого человека под крышей опозоренного их дома. Элод ре Шейра, пусть поглотят Темные боги его душу, будет и дальше беспрепятственно ходить по коридорам и гулять по саду. Как гость и посол государя Алезии. А, может, ему и вход в спаленку Алтанор отворят с благоговейным трепетом?
- Но отец! – выдержка все-таки изменила Дин. Дочь Рингайского герцога вскочила, прижав руку к груди. – Этот человек нанес нам оскорбление! Из тех, что должно смывать кровью!
Алтанор внезапно рассмеялась. Но Дин и не думала ее слушать.
- Элод ре Шейра должен ответить за свои поступки. Он не к дочери булочника лазил в окно, а к принцессе Рингайского дома. Такое не прощают, отец. Отец, да скажите вы хоть что-нибудь!
Герцог сделал еще круг по комнате. И только потом ответил.
- Я понимаю твое негодование, Зиглинда. Это праведный, святой гнев. То, что ты испытываешь его так яростно, говорит о том, что граф Тареи не ошибся в выборе. Именно ты должна занять это место. Ты и никто другой достойна его, как по праву крови, так по душевным качествам, столь редкостным для наших темных времен.
Дин замерла. Слишком много было торжественности в словах отца. Слишком много радости для ситуации, в которой все они сейчас оказались.
- А о нанесенной обиде отныне нам всем придется молчать, Зиглинда. Забыть, запечатать рты воском и даже не пытаться взыскивать по этому счету. И радоваться тому, что у этого рыжего мерзавца хватило благородства умолчать о столь блистательной любовной победе. И надеяться, что все пересуды о ней никогда не выйдут за пределы этого вот дома.
Дин снова села. Нет, творилось что-то совсем необъяснимое. И ей оно очень не нравилось.
- Я в тебя верю, девочка, - чуть печально и слишком пафосно сказал отец. – Из всех моих детей ты, без сомнения, лучше всех понимаешь, что такое долг и родовая честь. И пусть господин Шейра обошелся с нами так неучтиво, способ которым он предлагает свою дерзость загладить, искупает все. Подойди ко мне, дитя мое. Встань, Зиглинда, и подойди ко мне, я обниму тебя.
Дин послушно подошла и даже склонилась, ожидая, что отец по обыкновению, чуть коснется ее плеч и поцелует в лоб, благословляя. Но герцог снова ее удивил, прижав дочь к широкой груди так крепко, что у той затрещали кости.
- Я горжусь тобой, Зиглинда, и всегда буду гордиться, помни это.
Чуть ослабив медвежью хватку, герцог подвел Дин к высокому узкому окну.
Утреннее солнце озаряло долину, уже почти полностью высунувшись из-за окружавшего ее горного хребта. Это была Рингайя, древняя, суровая, прекрасная, как сон или как старинная песнь, из тех, что Дин всегда любила. Горы, леса, чистые и холодные, как лед, озера, сумрачные чащи, таинственные поляны, где она находила диковинные цветы и вкусные ягоды. Это была Рингайя, ее Рингайя.
- Ты ведь любишь все это? – спросил отец.
- Да, - улыбнулась Дин, не очень понимая, к чему он ведет.
- Ты любишь эту землю так же, как я, как все поколения наших предков. Твоя сестра и даже твой брат никогда не смогут испытывать к Ринагйе ничего подобного. Я вижу, знаю. Поэтому то, что именно тебе предстоит унаследовать эту землю одновременно наше с тобой счастье и горе.
Это Дин уже понимала лучше. Конечно: она – наследница, ее муж, кем бы он ни был. получит титул, но истинным ре Ринхэ он не будет. Отец любил ее больше всех других детей, но не раз и не два он сожалел, что Дэйн был рожден вне брака и наследником быть не мог.
- Граф Тареи сможет быть хорошим хозяином для этих мест, - осторожно сказала она. – А я постараюсь воспитать наших с ним детей истинными потомками Рингайского дома.
- Тареи? – герцог нахмурился недоуменно. – А причем здесь этот выскочка?
- Но разве вы не сказали, - Дин запнулась. – Разве он не прибыл просить моей руки?
- Нет, дитя, - герцог покачал головой. – Не для себя он ее просит. Не для себя.
Дин отвернулась, пытаясь справиться с нахлынувшим волнением. Она ведь и в самом деле решила, что все уже улажено, что все разрешилось. И ее всем устраивал такой поворот судьбы. Она уже успела к ней примериться. Золотой Алакран с его гремящей славой и печальными глазами вполне подходил на роль рыцаря, о котором можно и даже должно мечтать по ночам юной благородной деве. Тот, в чье окруженное ледяной броней сердце можно было бы попытаться отогреть. Как в сказке, да?
Дин вспыхнула и рассердилась на себя за эти мысли. Тем более, что они были несвоевременными.
- Если это не граф, тогда кто? – стараясь казаться сдержанной и равнодушной, спросила она. – Райенар?
Этого ей бы не хотелось куда больше. В Алакране можно было разглядеть что-то помимо жадности и блеска золотого шитья. В маркизе – никогда.
- Нет, дитя. Другой человек.
Мысли Дин заметались. Другой? Другой? Вызывающий такую печаль на отцовском лице? Это может быть, это…
- Этого не может быть! – резкий возглас всеми позабытой Алтанор. – Этого. Не. Может. Быть. Он моей руки просил, отец, моей! Он не мог позариться на ваш проклятый титул и позабыть обо мне! Никогда!
Дин похолодела.
Тани металась по комнате, заламывая руки. Отец молчал, глядя в окно.
Будь ты проклят, Элод ре Шейра со своим выбором. Обесчестить одну и свататься к другой, где это было видано?
- Сударыня, извольте замолчать, - ледяной тон герцога был известен многим и не предвещал ничего хорошего для тех, кому предназначался. – Иначе я позволю себе усомниться в сохранности вашего рассудка. Вы и так уже сделали все возможное для подобных подозрений, не усугубляйте их.
Алтанор споткнулась, замерев на месте, и даже свои причитания оборвала на полуслове. Герцог не шутил, обе его дочери это прекрасно понимали.
Дин смотрела на его холодное и все равно безмерно любимое лицо и не верила, что она позволит поступить с ней так: отдаст Элоду ре Шейра. Да, в самом начале визита столичных посланников она уже подозревала такой исход всех их злоключений, но то была минутная слабость. О нереальности подобного поворота судьбы она вспомнила довольно быстро. И что ей делать теперь?
- Монсеньор, - стараясь ничем не выдать своих истинных чувств, Дин все же намеревалась выяснить все до конца. – Вы твердо решили?
- Я дал слово, Зиглинда. Разумеется, теперь я не откажусь от него даже под страхом смерти.
Что же, она так и думала. И даже не сомневалась. Вся ее жизнь пойдет прахом из-за того что этот рыжий мерзавец выбрал для развлечений именно их дом. И добро бы именно она попалась в когти наглому котище, но он предпочел Алтанор, а заглаживать вину все равно ей, Дин. Всегда только ей.
- Это высокая честь для нас, девочка моя, - сказал отец.
Честь? Дин готова была закричать, но только кусала губы. Не унизительное для них всех положение, а честь? Стать посмешищем, игрушкой для этого наглого выскочки, пользующегося своей безнаказанностью и королевским заступничеством – честь? Да с этого дня Рингайский дом навсегда вынужден будет позабыть, что означает это слово!
- Ваша матушка ждет вас в своей комнате. Она поможет вам подготовиться к церемонии. Вам обеим.
Тани встрепенулась.
- Что значит: обеим?
- Его величество был столь добр, что устроил и твою судьбу тоже. Твой брак будет заключен сразу после того, как завершатся празднества в честь замужества твоей сестры. И благослови все боги, Темные и Светлые, Виалирра Рихдейра за то, что он так скор в решениях. Потому что уж тебе-то тянуть совершенно непозволительно.
- Кто? – помертвевшими губами вымолвила красавица Алтанор.
- Его сиятельство Райенар.
Дин содрогнулась: королевская милость смешивала имя их рода с грязью. С пылью на подошвах сапог.
Тани ахнула и картинно рухнула без чувств на мягкий эншайский ковер. Герцог позвонил в серебряный колокольчик, вызывая горничную, тут же принявшуюся хлопотать над сомлевшей девой.
- Иди, Зиглинда, - махнул он рукой старшей дочери, сам возвращаясь к стопкам документов на рабочем столе. – Ступай к матери.
Дин присела в очередном реверансе и твердой походкой направилась к покоям герцогини. За Тани она тоже нисколько не переживала. На нее она злилась. Ведь единственной виновной во всей этой унизительной ситуации, была сестра. Это, конечно, если не считать этого человека. А можно ли было его теперь считать? Теперь, когда он без пары месяцев ее муж и господин? Когда он будущий повелитель Рингайи? Ответа Дин не знала.
***
Когда обе дочери Рингайского герцога входили в приемный зал, мир за окном уже окутали лиловые сумерки, густые и прохладные, как шелк на платье Дин. Матушка вышла из себя, содрала по десять шкур со всех швей в замке, и новые наряды для них с Тани были готовы в небывалый срок. Два дня – это, знаете ли, сродни чуду, но герцогиня умела настаивать.
Дин себя не узнала в зеркале, когда были закончены все приготовления. Вот это хрупкое существо, подобное осенней хризантеме с горьковатым колдовским ароматом – она? Она привыкла видеть себя совсем другой, сильной, решительной, твердой в словах и поступках. А если и представляла иногда красивой в наивных мечтаниях, то это была красота драгоценных камней, холодная и неприступная. Откуда взялась эта нежная дева с огромными глазами и лебяжьим изгибом тонкой шейки, оставалось только догадываться. Впрочем, конечно же, и Дин, и герцогиня, и все вокруг понимали, что стоит снять все шелка и кружева, и наваждение рассеется. Потому что дело лишь в них, и ни в чем ином. Это все стискивающий до невозможности дышать корсет. Это все завитые и украшенные родовой диадемой ре Ринхэ волосы. Ведь в той диадеме сверкают, как звезды, крупные аметисты, бросая отблески на обычно строгое и гордое, а сейчас такое тревожно-чарующее лицо.
Бело-золотое платье Алтанор отчего-то шили куда как быстрее. Это можно бы было объяснить тем, что наследница – только Дин, но раньше это никогда не стремились особенно подчеркнуть. А уж после произошедшего несчастья Дин и сама охотно отступала в тень, давая сестре возможность себя с легкостью затмить. У Алтанор это получалось прекрасно. Всегда. Вплоть до сегодняшнего вечера.
Медленно проходя по озаренному множеством свечей залу, Дин отчетливо ощущала, что все внимание нынче приковано к ней и только к ней. И герцог с герцогиней, и столичные гости, и приглашенные вельможи, из тех, кто жил по соседству – все они не сводили глаз именно со старшей, почти совсем игнорируя мрачнеющую с каждым шагом Тани. Дин даже не выдержала и незаметно пожала холодные пальчики сестры. Она думала, что так выразит поддержку, и была немало удивлена гневно-сверкающей молнии взгляда, которую младшенькая пустила в нее из-под длинных ресниц.
Дин решила не задумываться о причинах теперь. Не до того.
Церемония, которая происходила в этот вечер, была всего лишь первой в череде долгих брачных ритуалов, принятых в Алезии, Рингайе, Энше и множестве граничных государств. Она называлась Обещание и кроме обмена первыми клятвами не содержала ничего важного.
