- Да, Южанин, сюда.
Он легко подошел к охране, отодвинул одного из воинов и поднялся наверх. Тотчас же на него обратились взоры всех сидевших мужчин, и Элаикс понял, что он - единственный чужак здесь.
- Приветствую тебя, Южанин, - поздоровался с ним высокий атлетически сложенный мужчина в самом расцвете сил, одетый в алую рубаху, штаны и необычно выглядящие для Элаикса сапоги. – Ты знаешь, кто мы?
- Совет Сильных, - Элаикс подошел к последней свободной колоде и нагло уселся в нее. – И я даже знаю, о чем вы хотите поговорить.
Ганнорцы недовольно заворчали, однако богатырь жестом заставил их замолчать.
- Просвети меня, - хищно улыбнувшись, предложил он и уселся на свое место.
- Пока вы грабили город и сводили счеты, фарийцы не только заперлись за каменными стенами – это я видел сам – они еще и успели укрепиться. И теперь, чтобы добраться до них, придется идти на штурм, потому что осада не поможет – с границы подойдут легионы, и вы все окажетесь между молотом и наковальней. Но сил для штурма может не хватить – пока раскачаете провинцию, пока придут ваши друзья и слуги, будет поздно. Поэтому вам нужны все, кто только в состоянии носить оружие.
- А ты умен, разбойник, – процедил кто-то.
- Не только умен, но и прозорлив, - все в той же наглой манере отозвался Элаикс.
Его сильно задело то, как эти богатые и хорошо одетые ганнорцы относились к своим собратьям из трущоб. Еще больше бесило их отношение к Эльре. Изуродованная девушка так или иначе стала ему близким другом, а за друзей Элаикс всегда готовы был рвать глотки.
К тому же, он был для северян никем – приблудой и чужаком, волей случая сумевшим сколотить банду и взяв под контроль немалую часть трущоб, а значит, придется ставить себя жестко, чтобы его воспринимали всерьез.
- И в чем же эта прозорливость выражается?
- Мои отряды уже разбрелись по округе, разрушая поместья и освобождая рабов. Сегодня у меня тысяча человек. Через пару дней будет вдвое больше.
- Рабы – не воины.
- Это как посмотреть, - хмыкнул Элаикс. – Но мы отвлекаемся, м-м-м?
Он изогнул бровь.
- Гвилитар, сын Фаронатара.
Это имя было юноше знакомо – Эльра потратила не один час, чтобы заставить того вызубрить имена и прозвища всех самых знатных ганнорцев Раэлина и окресностей.
- И ты говоришь от имени всех восставших ниилов, или от своего имени?
На сей раз вверх взвились брови северянина.
- От своего имени и имени остальных Сильных.
- Я слушаю.
- Ты прав, нам нужны все, кто жаждет фарийской крови. Ты будешь, - тут он едва заметно поморщился, - равен каждому из нас. Будешь говорить на собраниях Сильных и сможешь командовать воинами.
Элаикс приосанился и огляделся по сторонам. Да, эти слова были услышаны. Хорошо, новые люди не помешают. Он встал и высоко поднял татуированную руку вверх, призывая к тишине.
- Я выслушал Сильных, - эти слова тоже были вбиты Эльрой, - их слова честны и справедливы. Я принимаю эти слова и клянусь богами солнца, земли и неба, что говорю правду. Я и мои люди примут участие в войне и будут убивать фарийцев до своего последнего вздоха.
Эти слова были произнесены не на ганнорском, но даже те из северян, кто не знал фарийского, прекрасно понял смысл сказанного. Площадь взорвалась восторженным гулом и Элаикс покосился на Сильных. Вожди восстания были недовольны – они явно не рассчитывали на то, что странного южанина знает столько народа.
- Ну, родные, это уже ваши проблемы, - прошептал отмеченный демоном.
Он вновь занял свое место и обратился к собеседникам.
- А теперь я предлагаю обсудить, что же все-таки мы станем делать.
Говорили они недолго – Обсуждать, собственно, было особо и нечего. Все гениальные идеи свелись к «построить тараны и влезть на стены», а потому собрание Сильных, на редкость бестолковое и шумное, завершилось менее чем за час. Элаикс говорил мало, больше слушал, прочие же ганнорцы тренировались в красноречии, переругиваясь и пытаясь заглушить друг друга. Лишь один из них не проронил ни слова, и именно этот северянин привлек пристальное внимание Элаикса. Он был невысок, толст и бородат, одет неброско, и столь же просто вооружен. Зато бочкообразные руки, которыми, определенно, можно было гнуть подковы и отрывать конечности, а также лицо, покрытое шрамами, говорили о том, что северянин не так прост, как кажется.
Когда Сильные покинули помост, этот ганнорец подошел к Элаиксу и компании. И подошел не один – его сопровождала женщина, от одного вида которой у юноши отвисла челюсть и едва не потекли слюни: она была высока, пышногруда и светловолоса. Чем-то эта северянка напоминала Эльру, вот только прекрасное загорелое лицо не уродовали многочисленные шрамы, а в изумрудных глазах пылало самое настоящее пламя страсти.
- Привет, Грантар, - хохотнул толстяк, стараясь говорить добродушно. При этом его цепкий взгляд внимательно контролировал все пространство вокруг, и особенно – Элаикса.
- О-о, какие люди, - Крыса осклабился и протянул северянину руку. – Бочка собственной персоной. Неужто решил выбраться из лесов?
- Ты меня знаешь, никогда не пропущу хорошую драку с имперцами.
- Ага, как же, знаю. А половину этих драк сам и затеваешь.
- На этот раз я не причем, - широко ухмыльнулся толстяк.
- Как скажешь, - и он повернулся к спутнице ганнорца. - Вариэтра, привет, ты, я погляжу, все хорошеешь.
Блондинка одарила его столь томной улыбкой, что у Элаикса забурлила кровь в жилах, и он выступил вперед.
- Крыса, не познакомишь меня?
- А как же, Старшой, познакомлю. Перед тобой самый неугомонный псих во всей Ганнории. Кличут Ливитаром, но мы все зовем его Бочкой. За пузо. А эта грудастая рядом с ним – Вариэтра, - при этом от Элаикса не укрылось, что Грантар маскирует неприязнь. Женщина ему совершенно точно не нравилась от слова «вообще».
- Элаикс, - представился юноша и протянул руку.
Толстяк промедлил лишь на одну секунду. Он сверлил своим неприятным взглядом Элаикса. Холодно, расчетливо, оценивающе. Юноша понял, что не вызывает у воина ни малейшей симпатии и ответил тем же, со злобой зыркнув на собеседника. Неожиданно тот широко улыбнулся и ответил на рукопожатие так крепко, что южанин едва не охнул – ручищи у Ливитара, действительно, были железными.
- Ты нравишься мне, Южанин. Пойдем отсюда, потолкуем.
- И о чем же?
- О том, что будем делать, когда эти ряженые фазанчики плюхнутся мордами в грязь, как это всегда и бывало.
Элаикс посмотрел на Грантара.
- Бочка дело говорит, - рассмеялся юноша. – Если кто и знает, как нужно драться с империей, так это он.
- Грантар прав, - скривившись, как от зубной боли, согласилась с крысой Эльра. – Этот сын суки и волка, едва ли не последний ганнорец, который понимает, что к чему.
- Приятно слышать столь лестный отзыв, моя любительница фарийцев, - с издевкой отозвался Ливитар.
От этих слов Эльра побледнела и дернулась.
- Следи за языком, - второй раз за день предупредил Элаикс. – Я очень не люблю, когда моих друзей оскорбляют, и предпочитаю вбивать оскорбления обидчикам в глотки вместе с зубами.
- Всегда пожалуйста, - улыбка Бочки стала шире, задняя нога сама собой немного сместилась, а руки чуть-чуть приподнялись и самую малость сжались в кулаки.
Это не укрылось от Элаикса, который начал злиться все сильнее – день и так выдался паршивым, так тут еще всякие жирные недоумки портят его еще больше.
- Дорогой, - Вариэтра обвила руками шею своего мужчины. – Спокойнее, мы ведь хотим заводить друзей, а не врагов.
Бочка вздохнул и расслабился.
- Ты права. Эльра, прости, я не выспался и не сдержал свой нрав.
- Извинения приняты, - Эльра постаралась говорить равнодушно, как будто ее это ни капли не заботило, однако во взгляде девушки Элаикс увидел жгучую благодарность и сдерживаемые слезы.
Он поставил себе заметку как-нибудь разобраться в хитросплетениях ганнорских племенных взаимоотношений вообще и места Эльры в этом клубке в частности. Одновременно с этим, он ощутил острое желание оторвать Вариэтру от Ливитара и утащить ее куда-нибудь прочь. А еще лучше – запереться с нею в каком-нибудь темном жарком помещении, снабженным бассейном, благовониями и ложем.
Это было новое ощущение, и юноша решил, что с ним тоже имеет смысл разобраться. Но это потом, когда появится свободное время.
- Идем ко мне, - бросил он, поворачиваясь к Бочке спиной. – Потолкуем.
Уже к вечеру свободного времени не осталось. Юноша, заключивший с Ливитаром что-то вроде соглашения о взаимопомощи, лихорадочно пытался поспеть везде и сделать все, что только можно. Сильные, вопреки своему названию, так и не сумели вернуть порядок на улицы мятежного города. Ганнорцы, опьяненные свободой и вином, дрались, предавались блуду, воровали, короче говоря, делали что угодно, только не пытались собраться в некое подобие армии.
Конечно, среди этого океана глупости всплывали островки порядка вроде того же Ливитара, да что там, с каждым днем их становилось все больше, но время – этот безжалостный и неумолимый убийца – работало на Фар. Элаикс прекрасно понимал это, но поделать ничего не мог. Внутренний город охранялся слишком хорошо – слабая попытка штурма, предпринятая через день после его официального присоединения к мятежу, провалилась с треском. Атакующие потеряли почти три десятка не самых плохих воинов и отступили. Фарицы денно и нощно сторожили стены, а конные гонцы присылали новости, одна ненадежнее другой.
Пограничные легионы стерты с лица земли вольными ганнорцами, решившими помочь восставшим собратьям. Нет, наоборот, они теперь спешат к Раэлину – подавить восстание. Да что вы, никуда они не спешат – вся провинция поднялась как один, и теперь фарийцы получат по заслугам. Да никто нигде не поднялся, а те, кто и сделал это, уже лежат в земле!
И так далее и тому подобное. Верить нельзя было ничему и никому, а потому пришлось самостоятельно рассылать разведчиков во все уголки Ганнории, чтобы понять хоть что-нибудь. И вот тут-то большую, прямо-таки неоценимую помощь оказал Ливитар, у которого, как выяснилось, под началом была целая армия – добрых пять тысяч человек, а также – бессчетное число осведомителей в самых разных городах и поселках провинции. Именно благодаря сведениям, поставляемым этим новым и ненадежным союзником, стала вырисовываться общая картина.
Так прошло шесть дней, и все же, все же, постепенно кое-что вырисовывалось. Постоянно подходили все новые и новые отряды, все усадьбы в неделе пути от Раэлина были разрушены, а освобожденные рабы усилили армию. Совет Сильных, разросшийся до пятнадцати человек, помаленьку утихомиривал своих подопечных, вооружал их и приспосабливал к делу.
Однако с каждым днем юношу все больше и больше тяготило это многовластие.
Он понимал, каким образом фарийцы даже без помощи своего императора сумели разбить этот северный народ. Ганнорцы ничего не знали о дисциплине. Они атаковали толпами, не думая ни о защите, ни о хитрых тактических схемах, ни о чем вообще. Только бы убить побольше врагов, а там – как получится.
В случае же, если не получалось, их отвага столь же стремительно превращалась в трусость и бородатые верзилы улепетывали со всех ног, бросая даже оружие.
Конечно, не все были такими. Богатые ганнорцы и до завоевания содержали отряды профессиональных воинов – в основном конные – которые выходили сражаться в доспехах, с копьями и хорошими мечами. Элаикс с удивлением для себя узнал, что великое селианское изобретение – стремена – совсем недавно добралось до этих глухих мест.
В любом случае, число восставших увеличилось уже почти до тридцати тысяч и не думало останавливаться, однако расслабляться, и хвалиться несовершенными победами было нельзя. Самое страшное в этом деле было то, что даже Аладан с Инатором не понимали всю важность дисциплины. Эльра не лезла в военные дела – умея убивать, она никогда не умела командовать, Грантар также не испытывал желания от обсуждения столь скучных с его точки зрения тем. Зато на помощь Элаиксу неизменно приходил Бартих. Философ, достойный наследник вольных городов Атериады, не понаслышке знал, что такое дисциплина, и как следует вводить ее в отрядах, но, увы, даже этот страшный человек был вынужден отступить, встретившись с яростным напором ганнорцев, утверждавших, что для победы хватит и умения драться.
Так проходили дни, пожар, зажженный в Раэлине, разгорался, охватывая всю провинцию, но до настоящей огненной бури все еще оставалось немного времени. Совсем немного.
Великий храм Фара, выстроенный во славу воцарения богоравного Анаториана, представлял собой внушительное зрелище. Возводился он почти двадцать лет, и даже полубог был удивлен, сколько сил пришлось потратить, дабы это воздушное произведение искусства, сотканное, казалось, из нитей, устремляло свои шпили в небеса.
Храм Императора, как официально он назывался, разительно отличался от всего, что когда-либо создавалось фарийцами, дабы почтить небожителей. Белоснежный, искрящийся на солнце, обрамленный изящными колоннами, он был прекрасен как снаружи, так и внутри. А про его вместительность ходили легенды – в праздничные дни едва ли не четвертая часть населения огромного Фара умудрялась оказаться внутри, дабы воздать хвалу своему живому богу.
Анаториан, что и говорить, любил свое детище, а потому, когда храм был завершен, он испепелил лучших атериадских архитекторов, которых в свое время и нанял для строительных работ – император не желал, чтобы нечто столь же прекрасное появилось на свете. При этом он озолотил их родных и близких, чтобы никто не мог сказать, будто бы властитель Империи не держит слово. С тех пор прошло почти полвека, но никто: ни алчные таверионцы, ни порочные атериадцы, ни даже надменные селианцы вместе со своей странной магией не смогли сотворить чудо, которое бы затмило по красоте жемчужину Фара.
Великий правитель сильнейшей – как он считал – империи мира, всегда радовался, точно ребенок, когда ему приходилось участвовать в крупных чествованиях, проходивших всего лишь семь раз в год. Внешне он этого не показывал – не дело было властителю мира вести себя, точно жалкому плебею, однако поделать что-нибудь с этой своей маленькой слабостью у Анаториана не получалось. Да он и не особо старался.
Вот и сейчас, сидя на массивном золотом троне, установленном над алтарем, окруженный статуями богов и богинь, император искренне наслаждался происходящим.
Жрецы хором пели гимн богам и их посланцу на земле, огромное людское море, колыхавшееся внизу, и отделенное от своего блистательного повелителя строем преторианцев, подпевало, восторженно вереща. Пахло благовониями, вином, которое по традиции с самого рассвета и в неограниченных количествах получали все желающие, и кровью жертвенных животных.
Анаториан откинулся на спинку своего трона и с деланной ленью обвел взглядом прихожан. Как же приятно иногда отвлечься от мирских забот и посидеть вот так, ничего не делая, наслаждаясь покоем и красотой! Внешняя политика, бесконечные игры знатных патрициев, каждый из которых стремилась выцарапать себе как можно больше императорских милостей, заговоры и интриги, плетущиеся, как иногда казалось, каждым булыжником в городе, все это могло подождать один день.
Он легко подошел к охране, отодвинул одного из воинов и поднялся наверх. Тотчас же на него обратились взоры всех сидевших мужчин, и Элаикс понял, что он - единственный чужак здесь.
- Приветствую тебя, Южанин, - поздоровался с ним высокий атлетически сложенный мужчина в самом расцвете сил, одетый в алую рубаху, штаны и необычно выглядящие для Элаикса сапоги. – Ты знаешь, кто мы?
- Совет Сильных, - Элаикс подошел к последней свободной колоде и нагло уселся в нее. – И я даже знаю, о чем вы хотите поговорить.
Ганнорцы недовольно заворчали, однако богатырь жестом заставил их замолчать.
- Просвети меня, - хищно улыбнувшись, предложил он и уселся на свое место.
- Пока вы грабили город и сводили счеты, фарийцы не только заперлись за каменными стенами – это я видел сам – они еще и успели укрепиться. И теперь, чтобы добраться до них, придется идти на штурм, потому что осада не поможет – с границы подойдут легионы, и вы все окажетесь между молотом и наковальней. Но сил для штурма может не хватить – пока раскачаете провинцию, пока придут ваши друзья и слуги, будет поздно. Поэтому вам нужны все, кто только в состоянии носить оружие.
- А ты умен, разбойник, – процедил кто-то.
- Не только умен, но и прозорлив, - все в той же наглой манере отозвался Элаикс.
Его сильно задело то, как эти богатые и хорошо одетые ганнорцы относились к своим собратьям из трущоб. Еще больше бесило их отношение к Эльре. Изуродованная девушка так или иначе стала ему близким другом, а за друзей Элаикс всегда готовы был рвать глотки.
К тому же, он был для северян никем – приблудой и чужаком, волей случая сумевшим сколотить банду и взяв под контроль немалую часть трущоб, а значит, придется ставить себя жестко, чтобы его воспринимали всерьез.
- И в чем же эта прозорливость выражается?
- Мои отряды уже разбрелись по округе, разрушая поместья и освобождая рабов. Сегодня у меня тысяча человек. Через пару дней будет вдвое больше.
- Рабы – не воины.
- Это как посмотреть, - хмыкнул Элаикс. – Но мы отвлекаемся, м-м-м?
Он изогнул бровь.
- Гвилитар, сын Фаронатара.
Это имя было юноше знакомо – Эльра потратила не один час, чтобы заставить того вызубрить имена и прозвища всех самых знатных ганнорцев Раэлина и окресностей.
- И ты говоришь от имени всех восставших ниилов, или от своего имени?
На сей раз вверх взвились брови северянина.
- От своего имени и имени остальных Сильных.
- Я слушаю.
- Ты прав, нам нужны все, кто жаждет фарийской крови. Ты будешь, - тут он едва заметно поморщился, - равен каждому из нас. Будешь говорить на собраниях Сильных и сможешь командовать воинами.
Элаикс приосанился и огляделся по сторонам. Да, эти слова были услышаны. Хорошо, новые люди не помешают. Он встал и высоко поднял татуированную руку вверх, призывая к тишине.
- Я выслушал Сильных, - эти слова тоже были вбиты Эльрой, - их слова честны и справедливы. Я принимаю эти слова и клянусь богами солнца, земли и неба, что говорю правду. Я и мои люди примут участие в войне и будут убивать фарийцев до своего последнего вздоха.
Эти слова были произнесены не на ганнорском, но даже те из северян, кто не знал фарийского, прекрасно понял смысл сказанного. Площадь взорвалась восторженным гулом и Элаикс покосился на Сильных. Вожди восстания были недовольны – они явно не рассчитывали на то, что странного южанина знает столько народа.
- Ну, родные, это уже ваши проблемы, - прошептал отмеченный демоном.
Он вновь занял свое место и обратился к собеседникам.
- А теперь я предлагаю обсудить, что же все-таки мы станем делать.
Говорили они недолго – Обсуждать, собственно, было особо и нечего. Все гениальные идеи свелись к «построить тараны и влезть на стены», а потому собрание Сильных, на редкость бестолковое и шумное, завершилось менее чем за час. Элаикс говорил мало, больше слушал, прочие же ганнорцы тренировались в красноречии, переругиваясь и пытаясь заглушить друг друга. Лишь один из них не проронил ни слова, и именно этот северянин привлек пристальное внимание Элаикса. Он был невысок, толст и бородат, одет неброско, и столь же просто вооружен. Зато бочкообразные руки, которыми, определенно, можно было гнуть подковы и отрывать конечности, а также лицо, покрытое шрамами, говорили о том, что северянин не так прост, как кажется.
Когда Сильные покинули помост, этот ганнорец подошел к Элаиксу и компании. И подошел не один – его сопровождала женщина, от одного вида которой у юноши отвисла челюсть и едва не потекли слюни: она была высока, пышногруда и светловолоса. Чем-то эта северянка напоминала Эльру, вот только прекрасное загорелое лицо не уродовали многочисленные шрамы, а в изумрудных глазах пылало самое настоящее пламя страсти.
- Привет, Грантар, - хохотнул толстяк, стараясь говорить добродушно. При этом его цепкий взгляд внимательно контролировал все пространство вокруг, и особенно – Элаикса.
- О-о, какие люди, - Крыса осклабился и протянул северянину руку. – Бочка собственной персоной. Неужто решил выбраться из лесов?
- Ты меня знаешь, никогда не пропущу хорошую драку с имперцами.
- Ага, как же, знаю. А половину этих драк сам и затеваешь.
- На этот раз я не причем, - широко ухмыльнулся толстяк.
- Как скажешь, - и он повернулся к спутнице ганнорца. - Вариэтра, привет, ты, я погляжу, все хорошеешь.
Блондинка одарила его столь томной улыбкой, что у Элаикса забурлила кровь в жилах, и он выступил вперед.
- Крыса, не познакомишь меня?
- А как же, Старшой, познакомлю. Перед тобой самый неугомонный псих во всей Ганнории. Кличут Ливитаром, но мы все зовем его Бочкой. За пузо. А эта грудастая рядом с ним – Вариэтра, - при этом от Элаикса не укрылось, что Грантар маскирует неприязнь. Женщина ему совершенно точно не нравилась от слова «вообще».
- Элаикс, - представился юноша и протянул руку.
Толстяк промедлил лишь на одну секунду. Он сверлил своим неприятным взглядом Элаикса. Холодно, расчетливо, оценивающе. Юноша понял, что не вызывает у воина ни малейшей симпатии и ответил тем же, со злобой зыркнув на собеседника. Неожиданно тот широко улыбнулся и ответил на рукопожатие так крепко, что южанин едва не охнул – ручищи у Ливитара, действительно, были железными.
- Ты нравишься мне, Южанин. Пойдем отсюда, потолкуем.
- И о чем же?
- О том, что будем делать, когда эти ряженые фазанчики плюхнутся мордами в грязь, как это всегда и бывало.
Элаикс посмотрел на Грантара.
- Бочка дело говорит, - рассмеялся юноша. – Если кто и знает, как нужно драться с империей, так это он.
- Грантар прав, - скривившись, как от зубной боли, согласилась с крысой Эльра. – Этот сын суки и волка, едва ли не последний ганнорец, который понимает, что к чему.
- Приятно слышать столь лестный отзыв, моя любительница фарийцев, - с издевкой отозвался Ливитар.
От этих слов Эльра побледнела и дернулась.
- Следи за языком, - второй раз за день предупредил Элаикс. – Я очень не люблю, когда моих друзей оскорбляют, и предпочитаю вбивать оскорбления обидчикам в глотки вместе с зубами.
- Всегда пожалуйста, - улыбка Бочки стала шире, задняя нога сама собой немного сместилась, а руки чуть-чуть приподнялись и самую малость сжались в кулаки.
Это не укрылось от Элаикса, который начал злиться все сильнее – день и так выдался паршивым, так тут еще всякие жирные недоумки портят его еще больше.
- Дорогой, - Вариэтра обвила руками шею своего мужчины. – Спокойнее, мы ведь хотим заводить друзей, а не врагов.
Бочка вздохнул и расслабился.
- Ты права. Эльра, прости, я не выспался и не сдержал свой нрав.
- Извинения приняты, - Эльра постаралась говорить равнодушно, как будто ее это ни капли не заботило, однако во взгляде девушки Элаикс увидел жгучую благодарность и сдерживаемые слезы.
Он поставил себе заметку как-нибудь разобраться в хитросплетениях ганнорских племенных взаимоотношений вообще и места Эльры в этом клубке в частности. Одновременно с этим, он ощутил острое желание оторвать Вариэтру от Ливитара и утащить ее куда-нибудь прочь. А еще лучше – запереться с нею в каком-нибудь темном жарком помещении, снабженным бассейном, благовониями и ложем.
Это было новое ощущение, и юноша решил, что с ним тоже имеет смысл разобраться. Но это потом, когда появится свободное время.
- Идем ко мне, - бросил он, поворачиваясь к Бочке спиной. – Потолкуем.
***
Уже к вечеру свободного времени не осталось. Юноша, заключивший с Ливитаром что-то вроде соглашения о взаимопомощи, лихорадочно пытался поспеть везде и сделать все, что только можно. Сильные, вопреки своему названию, так и не сумели вернуть порядок на улицы мятежного города. Ганнорцы, опьяненные свободой и вином, дрались, предавались блуду, воровали, короче говоря, делали что угодно, только не пытались собраться в некое подобие армии.
Конечно, среди этого океана глупости всплывали островки порядка вроде того же Ливитара, да что там, с каждым днем их становилось все больше, но время – этот безжалостный и неумолимый убийца – работало на Фар. Элаикс прекрасно понимал это, но поделать ничего не мог. Внутренний город охранялся слишком хорошо – слабая попытка штурма, предпринятая через день после его официального присоединения к мятежу, провалилась с треском. Атакующие потеряли почти три десятка не самых плохих воинов и отступили. Фарицы денно и нощно сторожили стены, а конные гонцы присылали новости, одна ненадежнее другой.
Пограничные легионы стерты с лица земли вольными ганнорцами, решившими помочь восставшим собратьям. Нет, наоборот, они теперь спешат к Раэлину – подавить восстание. Да что вы, никуда они не спешат – вся провинция поднялась как один, и теперь фарийцы получат по заслугам. Да никто нигде не поднялся, а те, кто и сделал это, уже лежат в земле!
И так далее и тому подобное. Верить нельзя было ничему и никому, а потому пришлось самостоятельно рассылать разведчиков во все уголки Ганнории, чтобы понять хоть что-нибудь. И вот тут-то большую, прямо-таки неоценимую помощь оказал Ливитар, у которого, как выяснилось, под началом была целая армия – добрых пять тысяч человек, а также – бессчетное число осведомителей в самых разных городах и поселках провинции. Именно благодаря сведениям, поставляемым этим новым и ненадежным союзником, стала вырисовываться общая картина.
Так прошло шесть дней, и все же, все же, постепенно кое-что вырисовывалось. Постоянно подходили все новые и новые отряды, все усадьбы в неделе пути от Раэлина были разрушены, а освобожденные рабы усилили армию. Совет Сильных, разросшийся до пятнадцати человек, помаленьку утихомиривал своих подопечных, вооружал их и приспосабливал к делу.
Однако с каждым днем юношу все больше и больше тяготило это многовластие.
Он понимал, каким образом фарийцы даже без помощи своего императора сумели разбить этот северный народ. Ганнорцы ничего не знали о дисциплине. Они атаковали толпами, не думая ни о защите, ни о хитрых тактических схемах, ни о чем вообще. Только бы убить побольше врагов, а там – как получится.
В случае же, если не получалось, их отвага столь же стремительно превращалась в трусость и бородатые верзилы улепетывали со всех ног, бросая даже оружие.
Конечно, не все были такими. Богатые ганнорцы и до завоевания содержали отряды профессиональных воинов – в основном конные – которые выходили сражаться в доспехах, с копьями и хорошими мечами. Элаикс с удивлением для себя узнал, что великое селианское изобретение – стремена – совсем недавно добралось до этих глухих мест.
В любом случае, число восставших увеличилось уже почти до тридцати тысяч и не думало останавливаться, однако расслабляться, и хвалиться несовершенными победами было нельзя. Самое страшное в этом деле было то, что даже Аладан с Инатором не понимали всю важность дисциплины. Эльра не лезла в военные дела – умея убивать, она никогда не умела командовать, Грантар также не испытывал желания от обсуждения столь скучных с его точки зрения тем. Зато на помощь Элаиксу неизменно приходил Бартих. Философ, достойный наследник вольных городов Атериады, не понаслышке знал, что такое дисциплина, и как следует вводить ее в отрядах, но, увы, даже этот страшный человек был вынужден отступить, встретившись с яростным напором ганнорцев, утверждавших, что для победы хватит и умения драться.
Так проходили дни, пожар, зажженный в Раэлине, разгорался, охватывая всю провинцию, но до настоящей огненной бури все еще оставалось немного времени. Совсем немного.
Часть 2.
Глава 1.
Великий храм Фара, выстроенный во славу воцарения богоравного Анаториана, представлял собой внушительное зрелище. Возводился он почти двадцать лет, и даже полубог был удивлен, сколько сил пришлось потратить, дабы это воздушное произведение искусства, сотканное, казалось, из нитей, устремляло свои шпили в небеса.
Храм Императора, как официально он назывался, разительно отличался от всего, что когда-либо создавалось фарийцами, дабы почтить небожителей. Белоснежный, искрящийся на солнце, обрамленный изящными колоннами, он был прекрасен как снаружи, так и внутри. А про его вместительность ходили легенды – в праздничные дни едва ли не четвертая часть населения огромного Фара умудрялась оказаться внутри, дабы воздать хвалу своему живому богу.
Анаториан, что и говорить, любил свое детище, а потому, когда храм был завершен, он испепелил лучших атериадских архитекторов, которых в свое время и нанял для строительных работ – император не желал, чтобы нечто столь же прекрасное появилось на свете. При этом он озолотил их родных и близких, чтобы никто не мог сказать, будто бы властитель Империи не держит слово. С тех пор прошло почти полвека, но никто: ни алчные таверионцы, ни порочные атериадцы, ни даже надменные селианцы вместе со своей странной магией не смогли сотворить чудо, которое бы затмило по красоте жемчужину Фара.
Великий правитель сильнейшей – как он считал – империи мира, всегда радовался, точно ребенок, когда ему приходилось участвовать в крупных чествованиях, проходивших всего лишь семь раз в год. Внешне он этого не показывал – не дело было властителю мира вести себя, точно жалкому плебею, однако поделать что-нибудь с этой своей маленькой слабостью у Анаториана не получалось. Да он и не особо старался.
Вот и сейчас, сидя на массивном золотом троне, установленном над алтарем, окруженный статуями богов и богинь, император искренне наслаждался происходящим.
Жрецы хором пели гимн богам и их посланцу на земле, огромное людское море, колыхавшееся внизу, и отделенное от своего блистательного повелителя строем преторианцев, подпевало, восторженно вереща. Пахло благовониями, вином, которое по традиции с самого рассвета и в неограниченных количествах получали все желающие, и кровью жертвенных животных.
Анаториан откинулся на спинку своего трона и с деланной ленью обвел взглядом прихожан. Как же приятно иногда отвлечься от мирских забот и посидеть вот так, ничего не делая, наслаждаясь покоем и красотой! Внешняя политика, бесконечные игры знатных патрициев, каждый из которых стремилась выцарапать себе как можно больше императорских милостей, заговоры и интриги, плетущиеся, как иногда казалось, каждым булыжником в городе, все это могло подождать один день.
