Голем уже хотел ответить, но я его перебил:
– Прошу его простить, но он не слуга, а мой друг.
Помощница хмыкнула что-то неопределённое, но отвечать не стала. Нетерпеливо поёрзав на скамье, она предложила:
– Ответьте на мой вопрос, а я на ваш.
– Конечно, – закивал я.
– Почему учитель оставил всё своё имущество именно вам? Разве не подозрительно?
Ирина сощурилась, пристально разглядывая меня.
– У него больше никого не было, – нашёлся я, – ни чужим же оставлять? Он пришлых-перекатных недолюбливал.
Оливье хмыкнул.
– Я сам теперь никому ненужный, хуже юнги забитого.
– Это ничего не проясняет, скорее наоборот, – пробормотала помощница, зыркнув бездонными глазищами. – Посол Семисвета. Он прибудет на открытый пир, но я вам ничего не говорила.
– Разве Семисвет не закрыл границы?..
Голем не успел договорить, повозка замедлила ход и остановилась. Ирина постучала по крыше.
– Приехали, – сообщила она. – Выходи?те первым.
Оливье дёрнулся на цепочке, но сначала вылез я.
– Помоги госпоже, – прошипел Евлампий.
Я повернулся к повозке и галантно протянул руку. Ирина задумчиво улыбнулась и едва коснувшись моей ладони спорхнула на пандус.
– Можно? – показывая на повозку, попросил я.
Помощница кивнула, и я хлопнул по борту. Повинуясь команде, панель заехала на место, а я довольно усмехнулся.
Мы остановились напротив парадного входа большой арены, через который проходили два дня назад. Оливье посмотрел в сторону стражников, стоявших у зачехленного магоскопа, и философски произнес:
– Дорога в никуда! На ней разрушаются мечты!
– У кого как, – решил съязвить я.
– Что вы сказали? – не поняла Ирина.
Я повернулся. По пандусу гулял ветер. Нежное голубое платье колыхалось на помощнице, то облегая её стройную фигуру, то развеваясь. Она была столь прекрасна и обворожительна, что я невольно замер, забыв, что именно собирался соврать. А когда она рассеянно улыбнулась, ожидая ответа, у меня сбилось дыхание.
Я так разнервничался, что случайно ляпнул:
– Вы восхитительны!
– О! – протянул голем.
Ирина удивленно посмотрела на меня, но ничего не ответила.
– Да ты ведьмин угодник, заморыш, – вскрикнул Оливье, на мгновение став прежним балагуром.
Теперь покраснел я. Стараясь не смотреть друг на друга, мы с помощницей двинулись к краю пандуса.
– Сдадим его страже арены, – подобравшись к моему уху, предложил голем.
Я покачал головой, и Евлампий зашипел в ответ на мой отказ.
Мы зашли на подъёмник. Безоблачное небо сверкало. То, что несколько дней назад выглядело жутким, яркое солнце раскрасило в теплые цвета. Даже чёрная шхуна качалась у причала не так угрожающе, как всегда. Или мне только казалось?
По пристани сновали моряки и грузчики. Пока существует виктатлон они без работы не останутся.
– Люсьен, а может это вас хотели убить, а не учителя?
Я ошарашенно обернулся, уставившись на Ирину. Она порозовела, но не отступила. Даже наоборот сделала шаг в мою сторону.
– Вы думаете – это случайность, госпожа? – встрял голем.
– Не знаю, – со вздохом выговорила помощница. – Но, если я распутаю это дело, меня обязательно примут в тайную канцелярию. Так что я сделаю всё! Вам угрожали?
– Неееет! – протянул я. – Я всего лишь ученик.
– Вы что-то не договариваете, – нахмурилась Ирина и сощурилась, разглядывая меня.
Я покачал головой.
– Если бы я мог вам помочь, то с радостью бы...
– Посмотрим, – ответила помощница, но чувствовалось, что она не верит. – Идёмте, у нас мало времени.
Чем ближе мы подходили к шхуне, тем больше я волновался. Вдруг корабль меня не примет? Вот решит гремлин, что я не достоин взойти на палубу и что тогда? А может, и того хуже. Никогда не забуду, как он разделался с летучими обезьянами в мире Изумрудного острова.
Шхуна приближалась и, ещё недавно светлый день мрачнел. Когда мы подошли к трапу, чёрным стал не только парусник, но и весь мир. Хотя тучка и закрыла солнце по-настоящему.
Лоб покрылся испариной. Я с ужасом представил, как поднимаюсь по трапу, а он изгибается и сбрасывает меня вниз в крутящийся водоворот прилива. Я замотал головой. Хватит! Ничего не случится, я же наследник.
– Подождите, – скомандовала Ирина, – я должна до вас дотронуться, – она несмело приблизилась, но сжав губы, решительно распахнула окошко на панцире.
Багровое пламя выплеснулось на пристань. Железный страж разжал лапы и соскочил вслед за огнем. Всосал пламя и по-паучьи побежал по трапу.
– Он всё проверит, – пояснила помощница.
Я кивнул. Пускай обнюхивает. Как раз вовремя.
Пёсик забрался на корабль, и я с облегчением вздохнул. Пока гремлин бездействовал, или выжидал. Кто поймет, на что он способен?
Железный страж унесся на палубу. Повертелся, осматриваясь, и ловко поднялся на капитанский мостик.
Я затаил дыхание.
Пёсик запрыгнул на штурвал.
Я потёр подбородок. Тревога рассеялась. Шхуна не пыталась пришлёпнуть железного стража реями или придушить парусами. Так что, скорее всего обойдется. Может гремлину все равно кто управляет судном?
Пёсик спустился на палубу и поднял вверх одну из лап.
– Путь свободен, – пояснила помощница.
– Только после вас, госпожа! – обходительно предложил голем.
Ирина начала подниматься по трапу, и я пошёл за ней. Настороженно озираясь. Вроде ничего опасного, но что-то всё же не так. Я нервно облизнулся. Странно. Пусть гремлин такой лояльный, это я допускаю. Сомнения есть, но пусть. А куда подевался Чича? Тоже на всё плюнул? С трудом верится.
Я затравлено осмотрелся.
– На мель сел? – с ухмылкой поинтересовался Оливье.
Я не ответил. Чего с ним разговаривать. Помощи никакой, вред один.
– Так-то, – не успокаивался хранитель вкуса. – Чича тебе кишки выпустит! Он преданный матрос.
Я невольно вздрогнул.
– Перестань дёргаться, – прошептал Евлампий. – Он нарочно тебя изводит.
Хотелось положиться на голема, но я не мог не волноваться.
– С чего начнем? – поинтересовалась Ирина.
– Простите, – протянул я, пытаясь сообразить, что сказать.
– Нам надо переодеться, – вместо меня закончил Евлампий. – Непозволительно предстать перед королем в подобном виде.
Я кивнул и направился к дядиным покоям. Пёсик остался у трапа, а вот помощница последовала за мной.
– Сейчас при дворе актуален синий, голубой и лазурит, – по-деловому сообщила она.
– Поможете Люсьену переодеваться, госпожа? – уточнил голем, пока я открывал дверь.
Ирина остановилась, как вкопанная.
– Сами справитесь, – отрезала она.
– Он же сбежит, трусиха! – заорал Оливье.
– Мы недолго, – вздрогнув от его вопля, заверил Евлампий.
Не глядя на помощницу, я проскользнул в дядины покои, запер дверь и прислонился к ней спиной.
– Какого поглотителя тебе надо в моём кабинете, сухопутный блохонос? – подал голос Оливье.
Я перевёл дыхание, глубоко вдохнул и уверенно произнес:
– Мы на одной цепи, и если ее снять, освободимся!
– Вполне вероятно, – откликнулся голем.
Хранитель вкуса промолчал.
Решив, что он готов слушать, я продолжил.
– Скажи, где символ свободы, и я освобожу нас!
В ответ Оливье засмеялся. Протяжно, истерично. Безумно.
– Как? Отдашь Сычу? – проблеял он.
– Нет, – возмутился я. – Сниму ошейник.
– Думаешь, – взвизгнул он, – я об этом не подумал? Да, я тысячу раз проклял свою жадность!
– Зачем? – не понял я.
– Ты жалкий орк!
– Прекратите оскорбления! – закричал голем.
– Я его похвалил! – ответил Оливье.
Голем вздохнул.
– У вас нет символа свободы? – разочарованно спросил он.
– Конечно, нет, – захрипел хранитель. – Если бы был, я давно бы предложил им воспользоваться!
– Почему вы не сознались? – разозлился я.
– Зачем? – удивился Оливье. – Твои умалишенные родственнички все нервы мне вымотали! Продай артефакт! Продай артефакт! Ну, продай артефакт! Две цены даем! – передразнил он. – Чтоб они на век кости просалили.
– Но почему вы не продали? – закричал я.
– Потому что, его уже не было! – отмахнулся хранитель вкуса. – Они опоздали, я его обменял.
– На что? – не поверил я.
– На рецепт.
– Чего? – озверел я.
– Каменного салата.
Я не верил ушам. Безумец променял ценнейший артефакт на салат. Я убью его!
– Каменный салат? – удивился Евлампий. – Его рецепт утерян с гибелью Стародола!
– Именно, – воодушевился Оливье. – Я единственный из ныне живущих знаю его.
– Но как? – воскликнул голем.
Я замахал руками, пытаясь схватить хранителя, но пальцы прошли насквозь. Я взвыл от бессильной ярости.
– Вызвали дух главного королевского повара Стародола, – игнорируя попытки сцапать его, ответил Оливье. – Он всё выболтал. В бездне междумирья скучно, а потрепаться хочется. Я, признаться, хотел расплатиться деньгами, но у меня не хватило, у этих гальюнных прихвостней бешеные цены. Пришлось оставить в залог символ свободы!
– Так, – строго сказал голем. – Люсьен, прекрати глупить и уймись!
– Я убью его! – проревел я, колотя себя по плечу.
Дядя ядовито усмехнулся, глядя на мои тщетные попытки.
– Пожалуйста, – продолжал Евлампий. – Давайте успокоимся и всё обсудим!
– Что? – заорал я. – Он поменял единственный шанс освободиться на салат!
– Он уникальный, – парировал Оливье. – Твоя свобода не стоит даже его соуса!
Я снова взвыл.
– Спокойно, – скомандовал голем. – Мы всё исправим.
– Не уверен, – зацокал хранитель вкуса.
– Почему? – не понял голем.
– Заморыш отравит наследника, и его перед приливом прикуют к колонне дворца! – весело заметил Оливье. – Вряд ли мы это исправим.
Евлампий вздохнул, а с меня слетела злость и навалилось уныние. Он прав! Надежды рухнули. Шансов не осталось.
– Пожалуйста, мы должны попробовать, – взмолился Евлампий, – расскажите про символ свободы, и мы найдем выход.
Я ошеломлено посмотрел на голема. Что с ним?
Евлампий приставил палец к несуществующим губам и подмигнул. Я, совершенно ошарашенный, повернулся к хранителю. Тот морщился, потирая серую шею.
Пока он решал, как поступить, голем подобрался к уху и зашептал:
– Я понял, мы сдадим его, когда получим символ свободы!
Я вынужденно кивнул, косясь на Оливье. Он нас не услышал.
– Ну, ладно, – благосклонно согласился хранитель. – Пять лет назад страсть к старинным рецептам завела меня в Стародол. Жуткий мир, почти уничтоженный во время войны с поглотителями.
– Каждый школьник знает, – встрял Евлампий. – Из Стародола выкачали всю магическую энергию, и мир разрушается. В нём никто не живет. Только императорские исследователи и пограничная застава защитников, следящая за Отдельным миром.
Оливье надул щеки.
– Будешь перебивать, выплывень форшмачный, вообще ничего не скажу, – плаксиво произнес он.
– Простите, – через силу выдавил голем.
– На первый раз прощаю, – любезно произнес хранитель вкуса. – В Стародоле настоящей воды почти нет. Сушь, пустошь и мёртвое море. Плыть по застывшему киселю противно даже на моей шхуне, – хранитель вздохнул. – А когда сели на мель, пришлось повозиться, – он неожиданно засмеялся. – Гремлин отрастил посудине ноги, штук сорок, и моя шхуна побежала.
Вспомнив ужимки голема, я решил подыграть и криво улыбнулся.
– Не скалься, заморыш. Твое притворство не поможет. Мы больше не друзья! – отсмеявшись, посуровел Оливье.
Я хотел сказать, где видал таких друзей, но голем предупредительно потянул за цепь, и пришлось промолчать.
Глядя на моё перекошенное лицо, хранитель вкуса удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Порылся в руинах, но ничего не нашел. Ни книг, ни табличек. Даже посуды не осталось. Один прах, чтоб мне селёдки обожраться во время качки.
– И… – нетерпеливо протянул Евлампий.
– Уехал, – насмешливо сказал Оливье.
– Понятно, – сквозь зубы пробормотал голем. – Вы ничего не нашли?
Хранитель вкуса задумался.
– Нашел, – деланно удивившись, воскликнул он. – Сто футов под килем.
Он издевался над нами и наслаждался маленькой, кратковременной властью.
– Копаясь в одном старом храме, заметил древний кухонный нож, – вспомнил Оливье. – Лежал себе на верхней полке у потолка. Люблю такие штучки, иногда так засервируешь стол, самому приятно. Пришлось соорудить целую башню из стола и стульев, чтобы дотянуться. А когда достал, он рассыпался, – хранитель вздохнул. – Я расстроился и с досады махнул рукой. Не удержался и…
– И что? – страдальчески спросил Евлампий.
– Упал, – пожаловался Оливье.
– Не перебивай его! – зашипел я.
И голем кротко потупился.
– Во-во, – бросил хранитель и продолжил. – Я шлепнулся на дряхлые доски и провалился в подвал. Там пахло затхлой листвой и сыростью. Пока выползал, в кромешной тьме наткнулся на ларец, – он сделал эффектную паузу. – Со знаком.
Он ожидающе посмотрел на нас.
– С каким знаком? – послушно спросил я.
– Солнце встающее над волнами! – торжественно провозгласил Оливье.
– Символ свободы, – подтвердил Евлампий.
– Откуда вы всё знаете? – не выдержал я.
– Каждый школьник знает, – заметил голем. – Этот знак стал символом свободы во время вторжения поглотителей.
Не знаю, где они учились. Видать оборотней в школы всезнаек не берут.
– Сомневаюсь, – проговорил я вслух.
– Сейчас не время для дискуссий, – уверенно произнес Евлампий.
– Согласен с булыжником, тебе лучше заткнуться, заморыш! – ухмыляясь, шикнул Оливье.
Я со стоном закрыл лицо руками, чтобы не заорать. Если они объединятся, я рехнусь.
– Я не это имел в виду, – измученно пробормотал голем, и добавил, обращаясь к хранителю. – Пожалуйста, расскажите про ларец?
– Пусть он попросит, – насмешливо велел Оливье.
Я стиснул зубы.
– Давай, Люсьен. Что ты как маленький? – заюлил Евлампий.
– Расскажите, пожалуйста, – процедил я, не опуская рук от лица.
– Сойдет, – смилостивился хранитель вкуса. – Ларец грубо вырезанный, не обработанный, но с такой кучей заклятий, что я не рискнул отпирать.
– Вы его не открыли? – вскрикнул я.
– Нет. Забрал и вернулся на корабль.
– А потом?
– Тоже.
– Что? – закричал я.
– Не открывал, – ответил Оливье.
– Так вы не видели артефакт? – уточнил Евлампий.
– Нет, на кой лихтер он мне сдался, – отмахнулся хранитель вкуса.
– Не может быть, – пробормотал я, и сполз по двери на пол.
Сил не осталось. Я снова закрыл лицо руками. Он сумасшедший! Зачем мы вообще с ним разговариваем?
– С чего вы взяли, что он там был? – срывающимся голосом спросил голем.
– Чернокнижник подтвердил, – обиделся хранитель.
– Черный Эрлик? – удивился я.
– Хватит переспрашивать. Ты меня бесишь, крабий корм! – отрезал Оливье.
– Надо вернуть его, – строго сказал Евлампий.
– Забрать у Эрлика символ свободы? Ты шутишь? – хранитель вкуса сделал удивленные глаза. – Нет, серьезно. Ты серьезно?
– Он не умеет шутить, – заметил я.
Оливье перестал дурачиться и, хлопнув меня по плечу, уточнил:
– Ты тоже хочешь забрать символ свободы у Эрлика?
Я кивнул.
– Вы отдали его в залог, значит, артефакт можно вернуть, расплатившись с чернокнижником, – подтвердил голем.
Я снова опустил голову, в знак согласия. Понимаю, это безумие, надеяться отобрать артефакт у самого знаменитого чёрного мага – безумное безумие, но что остаётся. Я кивнул еще раз.
– Да-а-а-а, – протянул Оливье. – Я конечно связался с Эрликом в тот вечер, когда камень объединял нас, и договорился, чтобы он вернул символ свободы… – и заорал, – но вы меня убили! Соглашение аннулировано, – и сдавленно добавил, – чтобы чернокнижник снюхался с оборотнем? Ничего скудоумнее не слыхал.
– Прошу его простить, но он не слуга, а мой друг.
Помощница хмыкнула что-то неопределённое, но отвечать не стала. Нетерпеливо поёрзав на скамье, она предложила:
– Ответьте на мой вопрос, а я на ваш.
– Конечно, – закивал я.
– Почему учитель оставил всё своё имущество именно вам? Разве не подозрительно?
Ирина сощурилась, пристально разглядывая меня.
– У него больше никого не было, – нашёлся я, – ни чужим же оставлять? Он пришлых-перекатных недолюбливал.
Оливье хмыкнул.
– Я сам теперь никому ненужный, хуже юнги забитого.
– Это ничего не проясняет, скорее наоборот, – пробормотала помощница, зыркнув бездонными глазищами. – Посол Семисвета. Он прибудет на открытый пир, но я вам ничего не говорила.
– Разве Семисвет не закрыл границы?..
Голем не успел договорить, повозка замедлила ход и остановилась. Ирина постучала по крыше.
– Приехали, – сообщила она. – Выходи?те первым.
Оливье дёрнулся на цепочке, но сначала вылез я.
– Помоги госпоже, – прошипел Евлампий.
Я повернулся к повозке и галантно протянул руку. Ирина задумчиво улыбнулась и едва коснувшись моей ладони спорхнула на пандус.
– Можно? – показывая на повозку, попросил я.
Помощница кивнула, и я хлопнул по борту. Повинуясь команде, панель заехала на место, а я довольно усмехнулся.
Мы остановились напротив парадного входа большой арены, через который проходили два дня назад. Оливье посмотрел в сторону стражников, стоявших у зачехленного магоскопа, и философски произнес:
– Дорога в никуда! На ней разрушаются мечты!
– У кого как, – решил съязвить я.
– Что вы сказали? – не поняла Ирина.
Я повернулся. По пандусу гулял ветер. Нежное голубое платье колыхалось на помощнице, то облегая её стройную фигуру, то развеваясь. Она была столь прекрасна и обворожительна, что я невольно замер, забыв, что именно собирался соврать. А когда она рассеянно улыбнулась, ожидая ответа, у меня сбилось дыхание.
Я так разнервничался, что случайно ляпнул:
– Вы восхитительны!
– О! – протянул голем.
Ирина удивленно посмотрела на меня, но ничего не ответила.
– Да ты ведьмин угодник, заморыш, – вскрикнул Оливье, на мгновение став прежним балагуром.
Теперь покраснел я. Стараясь не смотреть друг на друга, мы с помощницей двинулись к краю пандуса.
– Сдадим его страже арены, – подобравшись к моему уху, предложил голем.
Я покачал головой, и Евлампий зашипел в ответ на мой отказ.
Мы зашли на подъёмник. Безоблачное небо сверкало. То, что несколько дней назад выглядело жутким, яркое солнце раскрасило в теплые цвета. Даже чёрная шхуна качалась у причала не так угрожающе, как всегда. Или мне только казалось?
По пристани сновали моряки и грузчики. Пока существует виктатлон они без работы не останутся.
– Люсьен, а может это вас хотели убить, а не учителя?
Я ошарашенно обернулся, уставившись на Ирину. Она порозовела, но не отступила. Даже наоборот сделала шаг в мою сторону.
– Вы думаете – это случайность, госпожа? – встрял голем.
– Не знаю, – со вздохом выговорила помощница. – Но, если я распутаю это дело, меня обязательно примут в тайную канцелярию. Так что я сделаю всё! Вам угрожали?
– Неееет! – протянул я. – Я всего лишь ученик.
– Вы что-то не договариваете, – нахмурилась Ирина и сощурилась, разглядывая меня.
Я покачал головой.
– Если бы я мог вам помочь, то с радостью бы...
– Посмотрим, – ответила помощница, но чувствовалось, что она не верит. – Идёмте, у нас мало времени.
Чем ближе мы подходили к шхуне, тем больше я волновался. Вдруг корабль меня не примет? Вот решит гремлин, что я не достоин взойти на палубу и что тогда? А может, и того хуже. Никогда не забуду, как он разделался с летучими обезьянами в мире Изумрудного острова.
Шхуна приближалась и, ещё недавно светлый день мрачнел. Когда мы подошли к трапу, чёрным стал не только парусник, но и весь мир. Хотя тучка и закрыла солнце по-настоящему.
Лоб покрылся испариной. Я с ужасом представил, как поднимаюсь по трапу, а он изгибается и сбрасывает меня вниз в крутящийся водоворот прилива. Я замотал головой. Хватит! Ничего не случится, я же наследник.
– Подождите, – скомандовала Ирина, – я должна до вас дотронуться, – она несмело приблизилась, но сжав губы, решительно распахнула окошко на панцире.
Багровое пламя выплеснулось на пристань. Железный страж разжал лапы и соскочил вслед за огнем. Всосал пламя и по-паучьи побежал по трапу.
– Он всё проверит, – пояснила помощница.
Я кивнул. Пускай обнюхивает. Как раз вовремя.
Пёсик забрался на корабль, и я с облегчением вздохнул. Пока гремлин бездействовал, или выжидал. Кто поймет, на что он способен?
Железный страж унесся на палубу. Повертелся, осматриваясь, и ловко поднялся на капитанский мостик.
Я затаил дыхание.
Пёсик запрыгнул на штурвал.
Я потёр подбородок. Тревога рассеялась. Шхуна не пыталась пришлёпнуть железного стража реями или придушить парусами. Так что, скорее всего обойдется. Может гремлину все равно кто управляет судном?
Пёсик спустился на палубу и поднял вверх одну из лап.
– Путь свободен, – пояснила помощница.
– Только после вас, госпожа! – обходительно предложил голем.
Ирина начала подниматься по трапу, и я пошёл за ней. Настороженно озираясь. Вроде ничего опасного, но что-то всё же не так. Я нервно облизнулся. Странно. Пусть гремлин такой лояльный, это я допускаю. Сомнения есть, но пусть. А куда подевался Чича? Тоже на всё плюнул? С трудом верится.
Я затравлено осмотрелся.
– На мель сел? – с ухмылкой поинтересовался Оливье.
Я не ответил. Чего с ним разговаривать. Помощи никакой, вред один.
– Так-то, – не успокаивался хранитель вкуса. – Чича тебе кишки выпустит! Он преданный матрос.
Я невольно вздрогнул.
– Перестань дёргаться, – прошептал Евлампий. – Он нарочно тебя изводит.
Хотелось положиться на голема, но я не мог не волноваться.
– С чего начнем? – поинтересовалась Ирина.
– Простите, – протянул я, пытаясь сообразить, что сказать.
– Нам надо переодеться, – вместо меня закончил Евлампий. – Непозволительно предстать перед королем в подобном виде.
Я кивнул и направился к дядиным покоям. Пёсик остался у трапа, а вот помощница последовала за мной.
– Сейчас при дворе актуален синий, голубой и лазурит, – по-деловому сообщила она.
– Поможете Люсьену переодеваться, госпожа? – уточнил голем, пока я открывал дверь.
Ирина остановилась, как вкопанная.
– Сами справитесь, – отрезала она.
– Он же сбежит, трусиха! – заорал Оливье.
– Мы недолго, – вздрогнув от его вопля, заверил Евлампий.
Не глядя на помощницу, я проскользнул в дядины покои, запер дверь и прислонился к ней спиной.
Глава 2 - На одной цепи
– Какого поглотителя тебе надо в моём кабинете, сухопутный блохонос? – подал голос Оливье.
Я перевёл дыхание, глубоко вдохнул и уверенно произнес:
– Мы на одной цепи, и если ее снять, освободимся!
– Вполне вероятно, – откликнулся голем.
Хранитель вкуса промолчал.
Решив, что он готов слушать, я продолжил.
– Скажи, где символ свободы, и я освобожу нас!
В ответ Оливье засмеялся. Протяжно, истерично. Безумно.
– Как? Отдашь Сычу? – проблеял он.
– Нет, – возмутился я. – Сниму ошейник.
– Думаешь, – взвизгнул он, – я об этом не подумал? Да, я тысячу раз проклял свою жадность!
– Зачем? – не понял я.
– Ты жалкий орк!
– Прекратите оскорбления! – закричал голем.
– Я его похвалил! – ответил Оливье.
Голем вздохнул.
– У вас нет символа свободы? – разочарованно спросил он.
– Конечно, нет, – захрипел хранитель. – Если бы был, я давно бы предложил им воспользоваться!
– Почему вы не сознались? – разозлился я.
– Зачем? – удивился Оливье. – Твои умалишенные родственнички все нервы мне вымотали! Продай артефакт! Продай артефакт! Ну, продай артефакт! Две цены даем! – передразнил он. – Чтоб они на век кости просалили.
– Но почему вы не продали? – закричал я.
– Потому что, его уже не было! – отмахнулся хранитель вкуса. – Они опоздали, я его обменял.
– На что? – не поверил я.
– На рецепт.
– Чего? – озверел я.
– Каменного салата.
Я не верил ушам. Безумец променял ценнейший артефакт на салат. Я убью его!
– Каменный салат? – удивился Евлампий. – Его рецепт утерян с гибелью Стародола!
– Именно, – воодушевился Оливье. – Я единственный из ныне живущих знаю его.
– Но как? – воскликнул голем.
Я замахал руками, пытаясь схватить хранителя, но пальцы прошли насквозь. Я взвыл от бессильной ярости.
– Вызвали дух главного королевского повара Стародола, – игнорируя попытки сцапать его, ответил Оливье. – Он всё выболтал. В бездне междумирья скучно, а потрепаться хочется. Я, признаться, хотел расплатиться деньгами, но у меня не хватило, у этих гальюнных прихвостней бешеные цены. Пришлось оставить в залог символ свободы!
– Так, – строго сказал голем. – Люсьен, прекрати глупить и уймись!
– Я убью его! – проревел я, колотя себя по плечу.
Дядя ядовито усмехнулся, глядя на мои тщетные попытки.
– Пожалуйста, – продолжал Евлампий. – Давайте успокоимся и всё обсудим!
– Что? – заорал я. – Он поменял единственный шанс освободиться на салат!
– Он уникальный, – парировал Оливье. – Твоя свобода не стоит даже его соуса!
Я снова взвыл.
– Спокойно, – скомандовал голем. – Мы всё исправим.
– Не уверен, – зацокал хранитель вкуса.
– Почему? – не понял голем.
– Заморыш отравит наследника, и его перед приливом прикуют к колонне дворца! – весело заметил Оливье. – Вряд ли мы это исправим.
Евлампий вздохнул, а с меня слетела злость и навалилось уныние. Он прав! Надежды рухнули. Шансов не осталось.
– Пожалуйста, мы должны попробовать, – взмолился Евлампий, – расскажите про символ свободы, и мы найдем выход.
Я ошеломлено посмотрел на голема. Что с ним?
Евлампий приставил палец к несуществующим губам и подмигнул. Я, совершенно ошарашенный, повернулся к хранителю. Тот морщился, потирая серую шею.
Пока он решал, как поступить, голем подобрался к уху и зашептал:
– Я понял, мы сдадим его, когда получим символ свободы!
Я вынужденно кивнул, косясь на Оливье. Он нас не услышал.
– Ну, ладно, – благосклонно согласился хранитель. – Пять лет назад страсть к старинным рецептам завела меня в Стародол. Жуткий мир, почти уничтоженный во время войны с поглотителями.
– Каждый школьник знает, – встрял Евлампий. – Из Стародола выкачали всю магическую энергию, и мир разрушается. В нём никто не живет. Только императорские исследователи и пограничная застава защитников, следящая за Отдельным миром.
Оливье надул щеки.
– Будешь перебивать, выплывень форшмачный, вообще ничего не скажу, – плаксиво произнес он.
– Простите, – через силу выдавил голем.
– На первый раз прощаю, – любезно произнес хранитель вкуса. – В Стародоле настоящей воды почти нет. Сушь, пустошь и мёртвое море. Плыть по застывшему киселю противно даже на моей шхуне, – хранитель вздохнул. – А когда сели на мель, пришлось повозиться, – он неожиданно засмеялся. – Гремлин отрастил посудине ноги, штук сорок, и моя шхуна побежала.
Вспомнив ужимки голема, я решил подыграть и криво улыбнулся.
– Не скалься, заморыш. Твое притворство не поможет. Мы больше не друзья! – отсмеявшись, посуровел Оливье.
Я хотел сказать, где видал таких друзей, но голем предупредительно потянул за цепь, и пришлось промолчать.
Глядя на моё перекошенное лицо, хранитель вкуса удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Порылся в руинах, но ничего не нашел. Ни книг, ни табличек. Даже посуды не осталось. Один прах, чтоб мне селёдки обожраться во время качки.
– И… – нетерпеливо протянул Евлампий.
– Уехал, – насмешливо сказал Оливье.
– Понятно, – сквозь зубы пробормотал голем. – Вы ничего не нашли?
Хранитель вкуса задумался.
– Нашел, – деланно удивившись, воскликнул он. – Сто футов под килем.
Он издевался над нами и наслаждался маленькой, кратковременной властью.
– Копаясь в одном старом храме, заметил древний кухонный нож, – вспомнил Оливье. – Лежал себе на верхней полке у потолка. Люблю такие штучки, иногда так засервируешь стол, самому приятно. Пришлось соорудить целую башню из стола и стульев, чтобы дотянуться. А когда достал, он рассыпался, – хранитель вздохнул. – Я расстроился и с досады махнул рукой. Не удержался и…
– И что? – страдальчески спросил Евлампий.
– Упал, – пожаловался Оливье.
– Не перебивай его! – зашипел я.
И голем кротко потупился.
– Во-во, – бросил хранитель и продолжил. – Я шлепнулся на дряхлые доски и провалился в подвал. Там пахло затхлой листвой и сыростью. Пока выползал, в кромешной тьме наткнулся на ларец, – он сделал эффектную паузу. – Со знаком.
Он ожидающе посмотрел на нас.
– С каким знаком? – послушно спросил я.
– Солнце встающее над волнами! – торжественно провозгласил Оливье.
– Символ свободы, – подтвердил Евлампий.
– Откуда вы всё знаете? – не выдержал я.
– Каждый школьник знает, – заметил голем. – Этот знак стал символом свободы во время вторжения поглотителей.
Не знаю, где они учились. Видать оборотней в школы всезнаек не берут.
– Сомневаюсь, – проговорил я вслух.
– Сейчас не время для дискуссий, – уверенно произнес Евлампий.
– Согласен с булыжником, тебе лучше заткнуться, заморыш! – ухмыляясь, шикнул Оливье.
Я со стоном закрыл лицо руками, чтобы не заорать. Если они объединятся, я рехнусь.
– Я не это имел в виду, – измученно пробормотал голем, и добавил, обращаясь к хранителю. – Пожалуйста, расскажите про ларец?
– Пусть он попросит, – насмешливо велел Оливье.
Я стиснул зубы.
– Давай, Люсьен. Что ты как маленький? – заюлил Евлампий.
– Расскажите, пожалуйста, – процедил я, не опуская рук от лица.
– Сойдет, – смилостивился хранитель вкуса. – Ларец грубо вырезанный, не обработанный, но с такой кучей заклятий, что я не рискнул отпирать.
– Вы его не открыли? – вскрикнул я.
– Нет. Забрал и вернулся на корабль.
– А потом?
– Тоже.
– Что? – закричал я.
– Не открывал, – ответил Оливье.
– Так вы не видели артефакт? – уточнил Евлампий.
– Нет, на кой лихтер он мне сдался, – отмахнулся хранитель вкуса.
– Не может быть, – пробормотал я, и сполз по двери на пол.
Сил не осталось. Я снова закрыл лицо руками. Он сумасшедший! Зачем мы вообще с ним разговариваем?
– С чего вы взяли, что он там был? – срывающимся голосом спросил голем.
– Чернокнижник подтвердил, – обиделся хранитель.
– Черный Эрлик? – удивился я.
– Хватит переспрашивать. Ты меня бесишь, крабий корм! – отрезал Оливье.
– Надо вернуть его, – строго сказал Евлампий.
– Забрать у Эрлика символ свободы? Ты шутишь? – хранитель вкуса сделал удивленные глаза. – Нет, серьезно. Ты серьезно?
– Он не умеет шутить, – заметил я.
Оливье перестал дурачиться и, хлопнув меня по плечу, уточнил:
– Ты тоже хочешь забрать символ свободы у Эрлика?
Я кивнул.
– Вы отдали его в залог, значит, артефакт можно вернуть, расплатившись с чернокнижником, – подтвердил голем.
Я снова опустил голову, в знак согласия. Понимаю, это безумие, надеяться отобрать артефакт у самого знаменитого чёрного мага – безумное безумие, но что остаётся. Я кивнул еще раз.
– Да-а-а-а, – протянул Оливье. – Я конечно связался с Эрликом в тот вечер, когда камень объединял нас, и договорился, чтобы он вернул символ свободы… – и заорал, – но вы меня убили! Соглашение аннулировано, – и сдавленно добавил, – чтобы чернокнижник снюхался с оборотнем? Ничего скудоумнее не слыхал.