Макс тоскливо посмотрел в недозашторенное окно.
— Или ты уже не хочешь знакомиться?.. — неуверенно доспросила.
Со вздохом он подтянул меня за руку к себе, обнимая. Такой тёплый, нежно сопящий в ушко и пропахший бензином…
— Катюш, давай просто поедем домой? Нет, ты не так поняла, — остановил мои отталкивания. — Я хочу познакомиться с твоей семьёй, мои планы не изменились, несмотря на произошедшее. И я благодарен твоей маме за поддержку. Но я не хочу показываться твоим близким вот так, в чужой одежде, и словно меня вынудили.
— Не волнуйся, — обняла, глядя в глаза. — Они хорошие люди, и общаться с ними не сложнее, чем с владельцем крупного завода. Ты ведь не перестал быть собой от того, что иначе выглядишь?
Постепенно напряжённые плечи под моими руками заметно расслабились, я услышала вздох. Едва коснулась губами его губ и прошептала:
— И меньше я тебя любить не буду, даже если вы с папой не найдёте общего языка.
Стиснул, прижимая к себе, покачивая.
— Ласковая моя, голубка… — горячо выдохнул в висок, снова вдыхая запах моих волос. — Извини, я не хотел ссориться.
У него такой внимательный, изучающий взгляд, и такой надёжной кажется колыбель его рук.
— Мы все переволновались, — поморщилась, улыбаясь. — Ну, так что, идём?
Он замер, обнимая меня и лаская взглядом моё лицо.
— Я люблю тебя.
Стремительный, нежнейший поцелуй быстро перекрыл удивление от признания. Мягкими тёплыми губами Макс захватывал и дразнил мои, доставляя немалое удовольствие и языком. Проникал им в рот, выманивая в гости мой, и тут же захватывал его губами, нежно посасывая. Нежность и страсть смешались в одно, и стало просто невозможно соображать, когда так откровенно ласкают по–французски!..
Пришлось сделать над собой усилие.
— Макс, если ты так продолжишь, я ведь перестану сопротивляться!
— Да ну? Это угроза? — улыбнулся коварно и потянулся за новой порцией эротической Франции.
Не сводя с него интригующего взгляда, я сделала шаг назад, покачивая на пальце чёрную футболку. Максим склонил голову набок, укоризненно щурясь, и спустя несколько секунд покорно взял предложенный предмет гардероба. Надо сказать, что на спортивном мужском торсе эта футболка сидела куда лучше, чем на полноватых боках сестрёнки. А после того, как мы подвернули короткие папины штаны, как бриджи, то и вовсе получилось вполне прилично!
Мы шли на запах еды, как голодные хищники идут на запах раненной добычи. С той лишь разницей, что у обоих заложило нос, и теперь мы могли разве что слюной капать, чуя отголоски ароматов кухни. Я думала, что буду поддерживать любимого, и не дам в обиду папе. Но у самых дверей кухни ощутила тепло гусарской ладони на взмокшей от волнения своей и невольно размякла. Только сейчас поняла, как вздыблены мои лопатки…
— Моя футболка!.. — тут же возопила сестра.
— Ты ж мне клялась, что выкинула! Ань?!
Мама спорила с Анькой, пока мы садились за щедро уставленный стол. Не новогодний, конечно, но и не повседневный. И я уже заранее себе представляла сочетание ещё тёплого белого хлебушка с наваристым борщом и сметанкой… А потом ещё и жаренная картошечка!..
Покосившись на Анькины бока, я сглотнула, и целомудренно решила ограничиться борщом.
— Нате вот, выпейте… — папа ловким движением руки налил нам с Максом водки, — и не в шкалики, а в стаканы!.. — Продрогли, небось, воробьи…
— Максим, — застыдила мама отца одними интонациями голоса. — Ты чего?!
— Да нормально, Софьюшка, нормально… — папа налил себе и маме. — Ну что, тёзка, будем знакомы?
Я покосилась на Макса. Тот, не моргнув глазом, поднял наполненный наполовину стакан, тостуя с родителями… Пришлось присоединяться. Но пить не стала, — затошнило от одного запаха!..
Отец с пытливым любопытством наблюдал, как его тёзка осушает стакан. А я тем временем, трезво оценив ситуацию, быстренько наполняла гусарскую тарелку борщом, от которого он отказался. За всё наше знакомство я ни разу не видела, чтобы Максим столько пил, и понятия не имела, каким он бывает, если сильно выпьет. Да и стоило ли так упрямиться из–за капризов отца? Ведь из упрямства сейчас пил, а теперь улыбается и нахваливает борщ, который, кстати, и впрямь удался…
Анька с любопытством посматривала на Макса, то и дело кидая ревнивые взгляды на свою футболку. Мужчины, несмотря на наши с мамой усилия накормить их, быстро захмелели. Потому что за первой половиной стакана тут же последовала вторая, — и тарелки супа не прошло! Я сидела, как на иголках, слушая их разговор. Папа хотел знать буквально всё, от места рождения до суммы зарплаты. И его нисколько не останавливали мамины охи, да и любимый гусар с честью отвечал на заданные вопросы. Только про семью несколько раз мастерски увиливал отвечать, уводя тему разговора в сторону.
И я знала, почему. Как–то раз он обмолвился, что отец их бросил, когда он был мальчишкой. Нашёл другую женщину, завёл на стороне семью. Только до этого регулярно избивал жену и сына, посмевшего встать на её защиту. Родной брат отца заботился о них, как о родных, но… и он не смог уберечь от гибели невестку. От регулярных побоев мужа у неё развился рак мозга. Она протянула ещё два года, но умирала медленно и мучительно.
— Кроме водки в магазине ничего не было, — тихо посетовал мне Макс, расслабленно улыбаясь. — Может, хоть чая с мёдом выпьешь?
— Давай сначала поедим?
Мою наставительную интонацию восприняли верно, и какое–то время мы действительно ели отлично получившийся борщ.
— А ты чего к магазину–то поехал? За водкой что ли?
Из–под папиных кустистых бровей взгляд выглядел суровым.
— Заблудился… — спокойно ответил Макс, откидываясь на спинку стула. — Оно и к лучшему, — покосился на меня. — Да и места у вас красивые.
И только я сейчас знала, что он сжал мою руку под столом. Неловко, неудобно стало, — так, словно мне снова пятнадцать, а мой одноклассник отпрашивает меня на дискотеку. А тут ещё оторвав взгляд от своей тарелки, встретилась со строгим папиным и приготовилась к новой порции допроса на волне всё нарастающей паники. Но совсем неожиданно отец едва заметно улыбнулся. Одними уголками глаз, что не все заметили.
— Места у нас и впрямь знатные, — засмолил папа очередную папиросу. — Южка щукой славится, — здоровенные попадаются! Сомы тоже бывают.
— Хорошо, когда речка под боком. Мой дядька котлеты отличные из рыбы делал из моего утреннего улова… — ностальгически улыбнулся Макс. — Знатный кулинар был, да и человек отличный…
— О–о… — оживившись протянул отец. — Я тоже в детстве рыбу домой таскал… Денег лишних не было, вот и старались, как могли!.. На леску ловить и не сразу получилось, зато сколько удовольствия! А ты чем любишь рыбачить?
— Да по–разному. Леской в море много не наловишь…
Через две минуты, казалось бы, спокойного разговора, когда все расслабились, мужчины неожиданно сцепились в жарком споре о снастях, каждый отстаивая своё. Дело шло к новой размолвке, — отец метал молнии глазами и дребезжал уничижительными интонациями голоса, Максим напрягся, едва сдерживаясь… И я никак не ожидала, что в этот момент мама позовёт нас с Анькой в комнату родителей. Здесь пахло табаком и сдобой, и это вызывало приятные детские воспоминания.
— Ань, помоги вещи сложить. Я тут нагладила, а рука всё ноет…
Сестра покосилась на меня, но просьбу матери выполнила. Перехватив мой вопросительный взгляд, мама ответила на незаданный вопрос:
— Пусть разберутся сами. Отец из обиды на тебя всё на Максиме срывается, зря ты молчала о разводе. Он ведь не чужой тебе человек, неужели бы не понял?
Я молча складывала полотенца вчетверо.
— Он со мной год после свадьбы не разговаривал, и теперь упрекает, что развелась…
— Да не за это упрекает, дурёха!.. Ты обидела его своим недоверием, не захотела родного отца посвятить в свои проблемы! А ты помнишь, как он вас с Анюткой оберегал всегда? Помнишь, как встал за вас, когда бабка Марья хотела вас палкой отходить за то, что вы у неё клубнику стащили?
Я помнила. Соседка, дородная громовая тётка, уже занесла здоровенную хворостину над нами… А мы дети были, — мне двенадцать, да Аньке пять. Как рядом отец оказался, я до сих пор не знала, но удар пришёлся на его руку. Нам-то, конечно, влетело от него потом дома, но гораздо больнее было видеть, как вздулась рана на его руке, и как с соседкой потом ругался. Клубнику с тех пор я не люблю.
— Мам, а если подерутся? — сестра с тревогой в голосе покосилась на дверь, откуда были слышны крики.
— Если подерутся, то вам там тем более делать нечего, — ответила мама, устало хмурясь.
— Не подерутся, — мрачно откликнулась я.
— Эх, а я уж Кольке на знакомство с родителями намекала… — понуро вздохнула Анька. — Теперь точно зря.
— Анют, ну какое знакомство? Замуж он тебя, что ли звал? Вы молодые оба, институт ещё не закончили — гуляйте!
— А что потом? Ждать, когда папы не станет, чтобы выйти замуж?! — взвилась сестра.
— Аня! — рыкнула я.
— А что «Аня»? Вон слышишь, как тебя благословляют на весь дом матом?.. Думаешь, в этот раз замуж пойдёшь с папкиным разрешением?
— А я не хочу замуж, — встряхнула пододеяльник. — Мне нужно счастье, а не очередная печать в паспорте…
Мама замерла, удивлённо глядя на меня, а затем медленно села на край постели. Анька оказалась рядом с ней раньше меня, и наперебой начали осыпать её вопросами.
— Ты чего? Тебе плохо? Может, воды?!
— Сейчас… — посиневшими губами почти беззвучно промолвила она. — Пройдёт…
Стиснув от ужаса и стыда зубы, я быстро рылась в шкафчике, пропахшем лекарствами. Измеряя давление, боковым зрением я видела, как Анька накапывает матери в стакан с водой сказанное количество капель. В голове носились пугающие мысли. Скорую? Да она здесь застрянет! Нужно быстро ехать в больницу… На моей машине это проще и быстрее!.. А если я не успею?!
Давление было высоким, но мама наотрез отказалась ехать, упрямая! Наши с сестрой уговоры ни к чему не привели. Оставалось только сесть рядом и обнять её по бокам, держа за руки. Спустя несколько минут её губы и лицо приобрели привычный оттенок, и мы втроём облегчённо выдохнули.
— Катя, ты Максима–то не обижай… — вздохнула мама. — Я внуков увидеть хочу, понянчиться… Где ты ещё такого мужа найдёшь? — обняла она меня, с трудом шепча в мою макушку. — С Юркой обожглась, — так ведь все обжигаются. Только помнишь, как тебя искали, а ты в больнице бездомной кошкой лежала?
— Помню, мамочка…
— Ты ведь не знаешь, дочка, а Максим твой квартиру заложил тогда… Это потом начальник его передумал, и помогать взялся... Много за тебя просили, нам бы с отцом таких денег и в жизни не собрать.
Я поражённо замерла.
Вот что он скрывал! Вот почему экономил порой даже на мелочах, хотя и старался ни в чём мне не отказывать!..
Стало немного обидно. Зачем это скрывать от меня? Неужели чтобы показать свою финансовую независимость?.. Или гусарская гордость заела?!
— Притихли чего–то, — констатировала Анька. — Они там вообще живы?
За дверью и впрямь уже несколько минут не доносилось ни одного громкого звука. Подозрительно тихо стало.
— Мам, ты как? Давай ещё давление померим…
Показатели были уже в пределах маминой нормы, но я твёрдо решила, что никогда больше не заикнусь о своих намерениях родным. И Аньке нечего выпендриваться… А будет возможность — отправлю маму на лечение в хорошую клинику. Мне как раз должны на днях дать ответ, когда её могут взять с её букетом заболеваний…
Когда я вышла в кухню, то застала какую–то совершенно психоделическую идиллию. Приятно пахло вишнёвым табаком вместо привычного папиросного дыма. Папа с Максимом сидели в обнимку, абсолютно пьяные, довольные друг другом, и при этом попеременно курили невесть откуда взятую трубку!
— Во–о–от! — пыхнул папа новенькой трубкой и указал в мою сторону. — Любишь мою дочь?
— Ощень! — кивнул Макс.
— А я тебе её не отдам! — с пьяным вызовом ухмыльнулся папа.
— А пофиг. Украду.
— Уважаю. Давай эщё?
Макс отрицательно мотнул головой, едва не свалившись со стула. Похоже, мне впервые за наше знакомство придётся тащить любимого гусара на себе.
— Пап, нам пора. Доехать ещё надо…
— Ну куда, куда?.. — протянул, словно совестил. — Ночь же!.. Зачем ехать?
— Папуль, вам обоим уже хватит, — чмокнула в дряблую щёку. — А у нас там ещё котики голодные и собака, наверняка, обскулилась, невыгулянная…
До внедорожника мы шли с ним очень осторожно. Анька уже отнесла туда пирожки от мамы и возмущённо вопящего Дамьена в переноске. Кот уезжать не хотел, и его поимка заняла порядочное количество времени. Вся скорбь мира в надрывном кошачьем «муааау!..» оглашала отсыревшие окрестности. Дождь, к счастью, кончился.
— И про рыбалку не забудь!.. — крикнул нам вслед папа, попыхивая трубкой.
Ночь — дивное создание. Только по осени бывают такие яркие, удивительно сверкающие звёзды. Умытая земля свободно дышала, испаряя лёгкий туман, и только одинокая луна удивлённо заглядывала в окна автомобиля. Дамьену надоело орать, и он наконец–то притих, а я сочувственно улыбнулась, на секунду скосив взгляд на застонавшего Макса. В горле першило, я носом чуяла неизбежную простуду. Но отчего–то была безмятежно расслаблена и уверена в том, что всё плохое уже позади. Словно гора с плеч свалилась!..
Только за маму немного тревожно.
Мимо пролетали всё увеличивающиеся в высоте здания, дорога перестала напоминать полосу препятствий. Начинался привычный уже город. Он немного пугал своими габаритами, количеством людей и машин. После тихого затворничества в селе очень резким оказался контраст. Здесь даже небо было словно бы по талонам, — очень скупо и тускло проглядывая между шпилями бетонных и кирпичных башен.
Любить — это означает смотреть не друг на друга,
а вместе, в одном направлении.
Антуан де Сент-Экзюпери
Наутро после знакомства с папой Макс вышел к завтраку позднее обычного. Я специально встала пораньше, чтобы успеть приготовить что–нибудь для него. Он–то взял отгул, а мне ещё на работу собираться. Теська игривым пуфиком вертелась под ногами, благодарно потяфкивая за прогулку, и то и дело падала на спину, забавно жмурясь и крутясь. Я смеялась над ней, а ей, кажется, нравилось меня смешить.
Максим мелькнул в коридоре, сощурился от света и исчез в ванной, где начал что–то искать. А я уже несла ему стакан с разведённым в нём аспирином. Оказалось — угадала.
— Есть будешь? — спросила на пороге ванной.
Он жадно пил и в ответ лишь брезгливо сморщился. Уже на кухне, когда я выкладывала блинчики горкой на тарелку, Макс присел на табурете, подперев голову кулаком.
— Плохо? — сочувственно спросила, обнимая его голову. — Энтеросгель свой пей, я читала он от отравлений помогает…
Обняв мои ноги, он уткнулся своим горячим лбом в мою грудь. Вздохнул.
— Прости, что так напился…
Я улыбнулась, ероша его короткие волосы.
— Можно подумать, у тебя выбор был. У папы это своеобразный тест: напоить и посмотреть, что из себя человек представляет. Кстати, откуда трубка?
Макс застонал.
— Откуда, откуда… Не с пустыми же руками в дом твоих родителей мне ехать!.. Сама говорила, что отец курит много?.. Давно заказал, всё лежала... А про тест ты, конечно, очень вовремя сказала, — буркнул.
— Ну не обижайся, любимый! Я не думала, что папа в тебя так вцепится. И вообще сглупила с этой поездкой…
— Или ты уже не хочешь знакомиться?.. — неуверенно доспросила.
Со вздохом он подтянул меня за руку к себе, обнимая. Такой тёплый, нежно сопящий в ушко и пропахший бензином…
— Катюш, давай просто поедем домой? Нет, ты не так поняла, — остановил мои отталкивания. — Я хочу познакомиться с твоей семьёй, мои планы не изменились, несмотря на произошедшее. И я благодарен твоей маме за поддержку. Но я не хочу показываться твоим близким вот так, в чужой одежде, и словно меня вынудили.
— Не волнуйся, — обняла, глядя в глаза. — Они хорошие люди, и общаться с ними не сложнее, чем с владельцем крупного завода. Ты ведь не перестал быть собой от того, что иначе выглядишь?
Постепенно напряжённые плечи под моими руками заметно расслабились, я услышала вздох. Едва коснулась губами его губ и прошептала:
— И меньше я тебя любить не буду, даже если вы с папой не найдёте общего языка.
Стиснул, прижимая к себе, покачивая.
— Ласковая моя, голубка… — горячо выдохнул в висок, снова вдыхая запах моих волос. — Извини, я не хотел ссориться.
У него такой внимательный, изучающий взгляд, и такой надёжной кажется колыбель его рук.
— Мы все переволновались, — поморщилась, улыбаясь. — Ну, так что, идём?
Он замер, обнимая меня и лаская взглядом моё лицо.
— Я люблю тебя.
Стремительный, нежнейший поцелуй быстро перекрыл удивление от признания. Мягкими тёплыми губами Макс захватывал и дразнил мои, доставляя немалое удовольствие и языком. Проникал им в рот, выманивая в гости мой, и тут же захватывал его губами, нежно посасывая. Нежность и страсть смешались в одно, и стало просто невозможно соображать, когда так откровенно ласкают по–французски!..
Пришлось сделать над собой усилие.
— Макс, если ты так продолжишь, я ведь перестану сопротивляться!
— Да ну? Это угроза? — улыбнулся коварно и потянулся за новой порцией эротической Франции.
Не сводя с него интригующего взгляда, я сделала шаг назад, покачивая на пальце чёрную футболку. Максим склонил голову набок, укоризненно щурясь, и спустя несколько секунд покорно взял предложенный предмет гардероба. Надо сказать, что на спортивном мужском торсе эта футболка сидела куда лучше, чем на полноватых боках сестрёнки. А после того, как мы подвернули короткие папины штаны, как бриджи, то и вовсе получилось вполне прилично!
Мы шли на запах еды, как голодные хищники идут на запах раненной добычи. С той лишь разницей, что у обоих заложило нос, и теперь мы могли разве что слюной капать, чуя отголоски ароматов кухни. Я думала, что буду поддерживать любимого, и не дам в обиду папе. Но у самых дверей кухни ощутила тепло гусарской ладони на взмокшей от волнения своей и невольно размякла. Только сейчас поняла, как вздыблены мои лопатки…
— Моя футболка!.. — тут же возопила сестра.
— Ты ж мне клялась, что выкинула! Ань?!
Мама спорила с Анькой, пока мы садились за щедро уставленный стол. Не новогодний, конечно, но и не повседневный. И я уже заранее себе представляла сочетание ещё тёплого белого хлебушка с наваристым борщом и сметанкой… А потом ещё и жаренная картошечка!..
Покосившись на Анькины бока, я сглотнула, и целомудренно решила ограничиться борщом.
— Нате вот, выпейте… — папа ловким движением руки налил нам с Максом водки, — и не в шкалики, а в стаканы!.. — Продрогли, небось, воробьи…
— Максим, — застыдила мама отца одними интонациями голоса. — Ты чего?!
— Да нормально, Софьюшка, нормально… — папа налил себе и маме. — Ну что, тёзка, будем знакомы?
Я покосилась на Макса. Тот, не моргнув глазом, поднял наполненный наполовину стакан, тостуя с родителями… Пришлось присоединяться. Но пить не стала, — затошнило от одного запаха!..
Отец с пытливым любопытством наблюдал, как его тёзка осушает стакан. А я тем временем, трезво оценив ситуацию, быстренько наполняла гусарскую тарелку борщом, от которого он отказался. За всё наше знакомство я ни разу не видела, чтобы Максим столько пил, и понятия не имела, каким он бывает, если сильно выпьет. Да и стоило ли так упрямиться из–за капризов отца? Ведь из упрямства сейчас пил, а теперь улыбается и нахваливает борщ, который, кстати, и впрямь удался…
Анька с любопытством посматривала на Макса, то и дело кидая ревнивые взгляды на свою футболку. Мужчины, несмотря на наши с мамой усилия накормить их, быстро захмелели. Потому что за первой половиной стакана тут же последовала вторая, — и тарелки супа не прошло! Я сидела, как на иголках, слушая их разговор. Папа хотел знать буквально всё, от места рождения до суммы зарплаты. И его нисколько не останавливали мамины охи, да и любимый гусар с честью отвечал на заданные вопросы. Только про семью несколько раз мастерски увиливал отвечать, уводя тему разговора в сторону.
И я знала, почему. Как–то раз он обмолвился, что отец их бросил, когда он был мальчишкой. Нашёл другую женщину, завёл на стороне семью. Только до этого регулярно избивал жену и сына, посмевшего встать на её защиту. Родной брат отца заботился о них, как о родных, но… и он не смог уберечь от гибели невестку. От регулярных побоев мужа у неё развился рак мозга. Она протянула ещё два года, но умирала медленно и мучительно.
— Кроме водки в магазине ничего не было, — тихо посетовал мне Макс, расслабленно улыбаясь. — Может, хоть чая с мёдом выпьешь?
— Давай сначала поедим?
Мою наставительную интонацию восприняли верно, и какое–то время мы действительно ели отлично получившийся борщ.
— А ты чего к магазину–то поехал? За водкой что ли?
Из–под папиных кустистых бровей взгляд выглядел суровым.
— Заблудился… — спокойно ответил Макс, откидываясь на спинку стула. — Оно и к лучшему, — покосился на меня. — Да и места у вас красивые.
И только я сейчас знала, что он сжал мою руку под столом. Неловко, неудобно стало, — так, словно мне снова пятнадцать, а мой одноклассник отпрашивает меня на дискотеку. А тут ещё оторвав взгляд от своей тарелки, встретилась со строгим папиным и приготовилась к новой порции допроса на волне всё нарастающей паники. Но совсем неожиданно отец едва заметно улыбнулся. Одними уголками глаз, что не все заметили.
— Места у нас и впрямь знатные, — засмолил папа очередную папиросу. — Южка щукой славится, — здоровенные попадаются! Сомы тоже бывают.
— Хорошо, когда речка под боком. Мой дядька котлеты отличные из рыбы делал из моего утреннего улова… — ностальгически улыбнулся Макс. — Знатный кулинар был, да и человек отличный…
— О–о… — оживившись протянул отец. — Я тоже в детстве рыбу домой таскал… Денег лишних не было, вот и старались, как могли!.. На леску ловить и не сразу получилось, зато сколько удовольствия! А ты чем любишь рыбачить?
— Да по–разному. Леской в море много не наловишь…
Через две минуты, казалось бы, спокойного разговора, когда все расслабились, мужчины неожиданно сцепились в жарком споре о снастях, каждый отстаивая своё. Дело шло к новой размолвке, — отец метал молнии глазами и дребезжал уничижительными интонациями голоса, Максим напрягся, едва сдерживаясь… И я никак не ожидала, что в этот момент мама позовёт нас с Анькой в комнату родителей. Здесь пахло табаком и сдобой, и это вызывало приятные детские воспоминания.
— Ань, помоги вещи сложить. Я тут нагладила, а рука всё ноет…
Сестра покосилась на меня, но просьбу матери выполнила. Перехватив мой вопросительный взгляд, мама ответила на незаданный вопрос:
— Пусть разберутся сами. Отец из обиды на тебя всё на Максиме срывается, зря ты молчала о разводе. Он ведь не чужой тебе человек, неужели бы не понял?
Я молча складывала полотенца вчетверо.
— Он со мной год после свадьбы не разговаривал, и теперь упрекает, что развелась…
— Да не за это упрекает, дурёха!.. Ты обидела его своим недоверием, не захотела родного отца посвятить в свои проблемы! А ты помнишь, как он вас с Анюткой оберегал всегда? Помнишь, как встал за вас, когда бабка Марья хотела вас палкой отходить за то, что вы у неё клубнику стащили?
Я помнила. Соседка, дородная громовая тётка, уже занесла здоровенную хворостину над нами… А мы дети были, — мне двенадцать, да Аньке пять. Как рядом отец оказался, я до сих пор не знала, но удар пришёлся на его руку. Нам-то, конечно, влетело от него потом дома, но гораздо больнее было видеть, как вздулась рана на его руке, и как с соседкой потом ругался. Клубнику с тех пор я не люблю.
— Мам, а если подерутся? — сестра с тревогой в голосе покосилась на дверь, откуда были слышны крики.
— Если подерутся, то вам там тем более делать нечего, — ответила мама, устало хмурясь.
— Не подерутся, — мрачно откликнулась я.
— Эх, а я уж Кольке на знакомство с родителями намекала… — понуро вздохнула Анька. — Теперь точно зря.
— Анют, ну какое знакомство? Замуж он тебя, что ли звал? Вы молодые оба, институт ещё не закончили — гуляйте!
— А что потом? Ждать, когда папы не станет, чтобы выйти замуж?! — взвилась сестра.
— Аня! — рыкнула я.
— А что «Аня»? Вон слышишь, как тебя благословляют на весь дом матом?.. Думаешь, в этот раз замуж пойдёшь с папкиным разрешением?
— А я не хочу замуж, — встряхнула пододеяльник. — Мне нужно счастье, а не очередная печать в паспорте…
Мама замерла, удивлённо глядя на меня, а затем медленно села на край постели. Анька оказалась рядом с ней раньше меня, и наперебой начали осыпать её вопросами.
— Ты чего? Тебе плохо? Может, воды?!
— Сейчас… — посиневшими губами почти беззвучно промолвила она. — Пройдёт…
Стиснув от ужаса и стыда зубы, я быстро рылась в шкафчике, пропахшем лекарствами. Измеряя давление, боковым зрением я видела, как Анька накапывает матери в стакан с водой сказанное количество капель. В голове носились пугающие мысли. Скорую? Да она здесь застрянет! Нужно быстро ехать в больницу… На моей машине это проще и быстрее!.. А если я не успею?!
Давление было высоким, но мама наотрез отказалась ехать, упрямая! Наши с сестрой уговоры ни к чему не привели. Оставалось только сесть рядом и обнять её по бокам, держа за руки. Спустя несколько минут её губы и лицо приобрели привычный оттенок, и мы втроём облегчённо выдохнули.
— Катя, ты Максима–то не обижай… — вздохнула мама. — Я внуков увидеть хочу, понянчиться… Где ты ещё такого мужа найдёшь? — обняла она меня, с трудом шепча в мою макушку. — С Юркой обожглась, — так ведь все обжигаются. Только помнишь, как тебя искали, а ты в больнице бездомной кошкой лежала?
— Помню, мамочка…
— Ты ведь не знаешь, дочка, а Максим твой квартиру заложил тогда… Это потом начальник его передумал, и помогать взялся... Много за тебя просили, нам бы с отцом таких денег и в жизни не собрать.
Я поражённо замерла.
Вот что он скрывал! Вот почему экономил порой даже на мелочах, хотя и старался ни в чём мне не отказывать!..
Стало немного обидно. Зачем это скрывать от меня? Неужели чтобы показать свою финансовую независимость?.. Или гусарская гордость заела?!
— Притихли чего–то, — констатировала Анька. — Они там вообще живы?
За дверью и впрямь уже несколько минут не доносилось ни одного громкого звука. Подозрительно тихо стало.
— Мам, ты как? Давай ещё давление померим…
Показатели были уже в пределах маминой нормы, но я твёрдо решила, что никогда больше не заикнусь о своих намерениях родным. И Аньке нечего выпендриваться… А будет возможность — отправлю маму на лечение в хорошую клинику. Мне как раз должны на днях дать ответ, когда её могут взять с её букетом заболеваний…
Когда я вышла в кухню, то застала какую–то совершенно психоделическую идиллию. Приятно пахло вишнёвым табаком вместо привычного папиросного дыма. Папа с Максимом сидели в обнимку, абсолютно пьяные, довольные друг другом, и при этом попеременно курили невесть откуда взятую трубку!
— Во–о–от! — пыхнул папа новенькой трубкой и указал в мою сторону. — Любишь мою дочь?
— Ощень! — кивнул Макс.
— А я тебе её не отдам! — с пьяным вызовом ухмыльнулся папа.
— А пофиг. Украду.
— Уважаю. Давай эщё?
Макс отрицательно мотнул головой, едва не свалившись со стула. Похоже, мне впервые за наше знакомство придётся тащить любимого гусара на себе.
— Пап, нам пора. Доехать ещё надо…
— Ну куда, куда?.. — протянул, словно совестил. — Ночь же!.. Зачем ехать?
— Папуль, вам обоим уже хватит, — чмокнула в дряблую щёку. — А у нас там ещё котики голодные и собака, наверняка, обскулилась, невыгулянная…
До внедорожника мы шли с ним очень осторожно. Анька уже отнесла туда пирожки от мамы и возмущённо вопящего Дамьена в переноске. Кот уезжать не хотел, и его поимка заняла порядочное количество времени. Вся скорбь мира в надрывном кошачьем «муааау!..» оглашала отсыревшие окрестности. Дождь, к счастью, кончился.
— И про рыбалку не забудь!.. — крикнул нам вслед папа, попыхивая трубкой.
Ночь — дивное создание. Только по осени бывают такие яркие, удивительно сверкающие звёзды. Умытая земля свободно дышала, испаряя лёгкий туман, и только одинокая луна удивлённо заглядывала в окна автомобиля. Дамьену надоело орать, и он наконец–то притих, а я сочувственно улыбнулась, на секунду скосив взгляд на застонавшего Макса. В горле першило, я носом чуяла неизбежную простуду. Но отчего–то была безмятежно расслаблена и уверена в том, что всё плохое уже позади. Словно гора с плеч свалилась!..
Только за маму немного тревожно.
Мимо пролетали всё увеличивающиеся в высоте здания, дорога перестала напоминать полосу препятствий. Начинался привычный уже город. Он немного пугал своими габаритами, количеством людей и машин. После тихого затворничества в селе очень резким оказался контраст. Здесь даже небо было словно бы по талонам, — очень скупо и тускло проглядывая между шпилями бетонных и кирпичных башен.
Любить — это означает смотреть не друг на друга,
а вместе, в одном направлении.
Антуан де Сент-Экзюпери
ГЛАВА 12
Наутро после знакомства с папой Макс вышел к завтраку позднее обычного. Я специально встала пораньше, чтобы успеть приготовить что–нибудь для него. Он–то взял отгул, а мне ещё на работу собираться. Теська игривым пуфиком вертелась под ногами, благодарно потяфкивая за прогулку, и то и дело падала на спину, забавно жмурясь и крутясь. Я смеялась над ней, а ей, кажется, нравилось меня смешить.
Максим мелькнул в коридоре, сощурился от света и исчез в ванной, где начал что–то искать. А я уже несла ему стакан с разведённым в нём аспирином. Оказалось — угадала.
— Есть будешь? — спросила на пороге ванной.
Он жадно пил и в ответ лишь брезгливо сморщился. Уже на кухне, когда я выкладывала блинчики горкой на тарелку, Макс присел на табурете, подперев голову кулаком.
— Плохо? — сочувственно спросила, обнимая его голову. — Энтеросгель свой пей, я читала он от отравлений помогает…
Обняв мои ноги, он уткнулся своим горячим лбом в мою грудь. Вздохнул.
— Прости, что так напился…
Я улыбнулась, ероша его короткие волосы.
— Можно подумать, у тебя выбор был. У папы это своеобразный тест: напоить и посмотреть, что из себя человек представляет. Кстати, откуда трубка?
Макс застонал.
— Откуда, откуда… Не с пустыми же руками в дом твоих родителей мне ехать!.. Сама говорила, что отец курит много?.. Давно заказал, всё лежала... А про тест ты, конечно, очень вовремя сказала, — буркнул.
— Ну не обижайся, любимый! Я не думала, что папа в тебя так вцепится. И вообще сглупила с этой поездкой…
