Казалось, они создают какой-то рисунок, но я не могла уловить общей картины. Лишь какие-то ломанные линии и круги. А в центре стояло два ложимента. Подобравшись чуть ближе, я увидела невероятное – детей.
В этих огромных перламутровых ракушках лежало двое детишек – мальчик и девочка. Прелестная, голубоволосая (ну просто Мальвина) маленькая сирена. И она была жива. Просто спала. В соседнем ложементе лежал маленький кэлпи, даже во сне выглядевший чрезвычайно серьезным. Моя рука сама собой потянулась погладить эти пушистые и даже на вид мягкие волосы, как я услышала что-то (или скорее даже почувствовала легкое колебание воды). Последний раз взглянув на спящих детей, поспешила скрыться в боковом коридоре. Но проклятое любопытство не дало мне убраться сразу же. Я лишь скрылась в этой мерзско липнущей тьме и стала наблюдать.
Существо, что вплыло в этот застывший вне времени храм, было отвратно. Но на подкорке стало царапаться какое-то узнавание. Серо-синие тело, рыбья голова с жабьим ртом, перепончатые лапы с присосками, по спине и лапам шли острые гребни и спинной гребень переходил в хвост. Круглые глаза налиты кровью. А стоило этому чудищу открыть пасть, как я увидиле множество огромных иглоподобных зубов, похлеще чем у акулы. И при всем при этом оно сохраняло антропоморфный вид. Гадость какая.
Монстрик метался по залу: от стены к стене, от стен к ложементам, - и что-то бормотал. В какой-то момент он проплыл мимо меня и я смогла уловить несколько слов. В них было что-то до боли знакомое. Я уже собиралась по-тихому смыться от туд, как оно повысило голос, словно кричало на кого-то. И вот тут меня словно током стукнуло – я узнала язык. Латынь. Трижды проклятатя на втором курсе латынь. Но так сходу понять, что это чудо-юдо говорила, я не смогла. Юристам хоть и преподавали латынь, но в отличии от тех же медиков, мы ее благополучно сразу же после зачета и забывали. Как-то в наших судах не прижилось ее использование. Но я все же могла отличить латынь от других языков: в речи этого уродца проскальзывали лишь отдельные фразы на латыни. Остальная же часть была из какого-то другого языка и хорошо ели не из нескольких. Руку даю на отсечения, там была гримучая смесь из всех мертвых языков Земли. К сожалению, не ни разу не была лингвистом.
И как-только я все это осознала, в моей голове сразу же собрался пазл. Вся разрозненная мозайка встала кусочек к кусочку. Не зря мне раньше казалось, что концы с концами не сходились. Но об этом я подумаю уже в своей комнате.
Что ж, похоже, этот монстрик, мой земляк. Что б его!
Как только уродец отвернулся и в очередной раз стал что-то завывать, я стала шевелить ластами, желая как можно быстрее покинуть Дворец, а потом и Океан.
Как бы это не было страно, но Дворец мне удалось покинуть без приключений. Обратный путь по тем же закоулкам, хоть и казлся корочее, но оказался гораздо страшнее. Сердце екало, а потом пускалось в скачь, потом сново замирало или пускалось в скачь, как норовливый конь, стоило толь уловить тень шороха или легкое волнение киселеобразной субстанции, что заменяла здесь воду. Тьма просачивалась в каждую щель. И я уже не могла сказать, это здесь нет света или я просто ослепла. Натруженные мышцы мелко подрагивали. И я каждую секнду ожидала появление не то стражи, не то просто местного агрессивного монстрика. Вот... вот сейчас тьма раступиться и выпустит одно из своих порождений. Выросший на киноиндустрии голивуда мозг с легкостью дорисовывал необходимые атрибуты (клыки, когти, шупальца, необходимое подчеркнуть) ужастика каждой мало мальски плотной тене. Страх, тьма и смрад пропитали каждую мою клеточку и ворочались мелкими насикомыми под кожей. Каким чудом мне удавалось сдерживать крики и не расчесать себя до мяса, до сих пор не знаю.
Я просто гребла. Гребла и гребла... Все убыстряясь и убыстряясь.
Себя я начала осознавать уже на полпути между Дворцом и Проклятой бездной. А вот мир вокруг начала осознавать только натолкнувшись на спящего морского змея. Люди его еще называют Морским драконом. Хотя с драконом это чудище даже близко не стояло. Начнем с того, что Змей был не разумным, точнее полуразумным питомцем. Любимым стражем сирен, телепатически связан со своим хозяином и гнездом. А закончить стоит полной амагичностью. Морские Змеи были обычными животными. Были очень огромными животными, больше синего кита раза так в три, с тупой змеиной мордой, полной острых клыков, и прочной чешуей. В общем весь облик этих милых обитателей глубин напоминал облик Васелиска из Тайной комнаты знаменитой Потерианы. Одно хорошо, вроде бы, не ядовиты. В теории. Но на счет этого, конкретного, представителя вида я не была уверена, как и все здесь, он тоже подвергся ядовитым миазмам земного переселенца.
Крупная чешуя Змея была усеяна миллиардами крючков-колючек. На кончике хвоста длиную шишку, прям как у скорпиона. Вместо глаз у чудища было два гнойника. А на крупной башке выросла шикарная корона из тонких подвижных игл.
Змей висел неподвижно в толще уже посветлевшей воды и казался дохлым. Но какое-то внутренее чутье подсказывало, что смертоносный гад очень даже живой и стоит благодарить всех богов, что кто-то его контузил. И мне стоит гребти, гребти от седова, пока руки-ноги целы.
Одного не пойму, неужли никто, ни одна лживая тварь с поверхности не заметила мутаций водной флоры и фауны. Вот ни разу не поверю, что сухопутных не беспокоили новые виды монстров во всех водных ареалах. Легкая мутация должна была коснуться даже разумных. Не возможно столько лет жить рядом с этим, пить воду с такой начинкой и не подвергнуться воздействию.
Гнев во мне бурлил и грозил выплеснуться, словно взболтаное шампанское. Ярость выплескивалась в отрывистых движениях и резком свисте. Мне хотеось рвать, метать и убивать.
- Трусы! Мерзавци!
В тот момент я ненавидела всех, кто остался за линией Океана. А в особенности – тех двуликих ящериц. Они вместо того, чтобы чтить и выполнять свои обязаности Хранителей Мира, грызлись с Волками, как кикие-то безродные шавки за кусок тухолого мяса. Казалось еще чуть-чуть и я взорвусь. И сильным толчком хвоста я послала себя вверх. Вырвавшись из Океана, словно торпеда, я закричала. Закричала на пределе своих сил, меняя диапазон крира от сверх низких до сверх высоких частот. Казалось сам мир на мгновение замер, а потом взорвался. Ударная волна от моего крика разошлась волнами по всей плоскости Океана. Где-то вдали появилось зарево, а потом пришел грохот. Но мне было уже все равно. Я плюхнулась на глубину и устремилась к ближайшему берегу.
Когда я вывалилась на горячий, обжигающий песок Драконьих островов. Единственное, что я могла – это дышать. Дышать. Надрывно, хрипло, через кашель и боль в легких, но дышать. Ветер накидал мои же волосы мне же на лицо. Мелкий, острый песок царапал слишком чувствительную кожу, лез в глаза и рот. А я даже не могла моргнуть. В далеке послышался взволновынный клекот. И уже через несколько мгновений я почувствовала аккуратные прикосновения к лицу. Стася волосок за волоском убирал волосы у меня с лица. Где-то рядом поскуливал Макс. А я могла лишь дышать. Дышать через силу и боль. Солнце припекало, прибой лизал мои ступни.
Дурнота накатила резко. Каким чудом мне удалось перевернуться на бок, не знаю. Выворачивало меня долго. Какой-то черной мерзостью. И с каждым плевком мне становилось все легче и легче. Когда меня перестало выворачивать, Макс и Стася то толчками, то волоком постарались перетащить меня как можно дальше от мерзкой, вонючей, черно-зеленой жижи, что исторглась из меня. Эта гадость казалась живой. Она словно дышала и росла. И двигалась. Точно, переплзала в нашу сторону. Максик, хоть и рычал, но старался держаться от гадости как можно дальше. Еще пару минут полежав, я перекатилась на левый бок, тяжело оперлась сначала на руки, потом и на колени, и кое-как встала. Ноги, руки, - все тело было тяжелым, неповоротливым, неродным. Но оно слушалось. А это уже прогресс. Шажок за шажком (шатало меня как пьяную) я отползала от опасной лужи. С ней нужно что-то делать, но я никак не могла понять что. Голова была чугуной и пустой, что тот колокол. Даже собственное имя всплывало медлено и урывками. К счастью или нет, делать ничего не пришлось. Очередная волна, словно прыгнула вперед и сожрала так пугающее нас пятно.
Общий вздох облегчения. Еще немного отойдя от линии прибоя, я тяжело опустилась на все тот же горячий песок. Но теперь он казался мне мягким и шелковистым. Макс улегся за моей спиной пушистой подушкой. Он все еще тихонько поскуливал. Стасик теплым комочком подлез мне под руку. Тихонечко перебирать его перышки было так же медитативно, как и молитья с четками.
Душевное тепло моих питомцев и жар полуденного солнца выжигали остатки моего гнева и того нечто, чем я умудрилась отравиться в глубинах Радужного океана. В конце концов мои мозги включились. И только теперь я осознала всю неправильность того моего ужаса и гнева. Мне подобное было не свойственно. И так, сидя на пляже, я стала обдумывать все, что со мной случилось: и сейчас, и за последний год. Я тасовала факты, вопросы, ощущения то так, то эдак, стараясь сложить в единую картину. И, наконец, она стала складываться. Уже и так было понятно, что моя ярость была наведенной. Даже несколько часов в том киселе, что заменяет морскую воду вокруг дворца, смогли отравить меня. Что уж говорить о других обитателях глубин. Но, в то же время, с прискорбием, я должна была отметить логичность и правдивость моих мыслей. Пусть моя реакция и была чересчур преувеличенной, но я имела полное право негодовать и требовать ответа. И стоит уже разобраться с тем, что я там натворила в приступе праведного гнева. Ох, чует моя попа, ждет ее свидание с ремнем Ри... Шучу, шучу. Ри никогда меня и пальцем не тронет, а вот часовую головомойку как пить-дать устроит. Возможно, и новооприобретенные братцы к нему присоединяться. А, может, и опередят его.
- Снежа, мелкая паршивка, куда заныкалась?
- Упс.
Первым порывом было бежать и прятаться. Потом включились мозги. Куда я от них денусь?
Они сидели на новенькой террасе у моря, потягивая густое драконье вино и Калеб вдруг решил ответить на старый вопрос.
- Ты как-то спрашивала меня о моей семье и детстве, а еще об имени. В этой истории нет особой тайны, просто за давностью лет люди успели ее позабыть, а остальные расы утратили к ней интерес. Я жил с нянюшкой, она была стара и уже давно слышала, что та змея...
Она была в услужении его матери с самого детства. Нянюшка хоть и была драконом на четверть, но драконьей силы и магии ей не доставало даже на долголетие. Нянюшка ушла к облакам за год до его совершенолетия. Тот год выдался для юного дракона одним из самых сложных. Его никто не навещал, год полного молчания. Он ел лишь то, что добывал охотой, почти не готовя; мылся в реке и мечтал сбежать из закрытой долины. Через год, на пятнадцатую свою весну, он впервые увидел свою мать и деда.
За ним прислали из дворца. Двое суровых стражникой и сварливая Дама. Стоило драконше увидеть полудикого подростка, как она сморщила свой курносый носик и поджала тонкие, слишком бледные губы. По наметившимся морщинкам, можно было легко сказать, что подобное выражение лица для Дамы весьма привычно уже не одно столетие. Стражники же были бестрастно холодны и суровы. Во дворце его первым делом повели в купальни. Там хмурые служки выскребли жесткими щетками и душистыми мылами.
Его принимали в малой тронной зале. И дед, и матушка пристали в полном своем великолепии. В первый момент юный Рыжик был столь поражен блеском золотой парчи и алым шелком, что толком и не расмотрел лица той, что его родила. В их слова он тоже особо не вслушивался. Закончилось все быстрее, чем Рыжику хотелось бы. Он еще долго стоял в центре зала, смотря на опустевший малый трон.
Тогда Калеб пробыл во дворце неделю. К нему приставили старого вояку, который целыми днями рассказывал, как велик и значим род драконов и какая ему выпала честь родиться в самой славной из симей. Свободолюбивый мальчишка часто сбегал, шастал по темным закоулкам помпезного дворца. По большому счету никому не было до него дела. Вот тогда он и узнал историю своего происхождения.
Несколько столетий до рождения Рыжего на границе Дейгны и Огенелесья (Тогда еще просто Вольных лесов) открылся межмировой портал. Из этой нестабильной, плюющейся молниями дыры вывалелись полуживые, местами окровавленые, охваченные огнем волки. Тогда этому никто не придал особого значения. Они были не первыми и не последними. Вольные леса были дикими, непроходимыми, а главное из-за отсутствия каких-либо источников магии и полезных ископаемых, никому не нужными. Леса были пристанищем малых народностей, отщепенцев и диких оборотней. На Селене давно уже поговаривали, что нужно вычестить Лес от всякой швали и прзвать сей оплот бродяг к порядку. Но нелюдям не было нужды в этих землях. Со своими бы разобраться. Им еле-еле удавалось удерживать население от вымирания.
Люди может быть были бы и рады прибрать ничейные земли к рукам, да роток был маловат. На захват земель сил им еще, быть может, хватило бы, а вот удержать уже нет.
Так что появление новой переменной всем было только на руку. Стоило волкам немного прийти в себя и зализать раны, как их вожак поспешил засвидетельствовать свое почтение главам всех государств и попросить убежища и приют. Они бежали из родного мира, поскольку тот захватили хаоситы – жутки твари. Пришлые уверили, что не стоит переживать о нашествии хаоситов и на этот мир. Монстры не смогут пройти по следам беженцев – на той стороне остались храбрейшие из волков. Остались смертники, которые активировали артефакт и заклинание, уничтожившие всех порождений. К глубочайшему сожелению, в небытие отправился и мир.
Тогда, впервые после уничтожения сирен, на самит собрались все правители мира. Решение было принято довольно бысро – отдать пришлым волкам Вольные леса (прозваные в народе Лихолесьем), подписать с ними мир и тем самым разом избавиться от обоих проблем. Драконы, правда, немного поворчали, но они всегда ворчат. Разумные ящеры всегда желали быть едиными правителями Селены. И после гибели Сирен не осталось силы способной противостоять им. Но к радости всех остальных народов Селены, дальше пространных разговоров у драконов не заходило. Слишком уж эти высокомерные ящерици были неповоротливы и самолюбивы.
Но вот только не в случае с пришлыми. Как только стало известно, что волки, такие же дети первозданного огня, как драконы встали на дыбы. Император потребовал от Огнелесья признания Дейгны метрополией, а драконов своими сюзеренами. По замыслу драконов огненные волки должны были стать васалами на манер саламандр.
Но тут уж волки не стерпели. Они еще помнили свое прошлое величие и родной мир, где они были равны драконам. На Селене волки не претендовали на прежние лавры, но и идти в лакеи к кому-либо не желали. Вот тут-то и грянул гром. Селену потрясло очередное бедствие, она еще не отошла от вымирания Сирен, а тут драконы объявляют войну волкам. Все делали ставку на драконов и сразу поставили крест на еще не окрепшем государстве.
Но не тут-то было.
В этих огромных перламутровых ракушках лежало двое детишек – мальчик и девочка. Прелестная, голубоволосая (ну просто Мальвина) маленькая сирена. И она была жива. Просто спала. В соседнем ложементе лежал маленький кэлпи, даже во сне выглядевший чрезвычайно серьезным. Моя рука сама собой потянулась погладить эти пушистые и даже на вид мягкие волосы, как я услышала что-то (или скорее даже почувствовала легкое колебание воды). Последний раз взглянув на спящих детей, поспешила скрыться в боковом коридоре. Но проклятое любопытство не дало мне убраться сразу же. Я лишь скрылась в этой мерзско липнущей тьме и стала наблюдать.
Существо, что вплыло в этот застывший вне времени храм, было отвратно. Но на подкорке стало царапаться какое-то узнавание. Серо-синие тело, рыбья голова с жабьим ртом, перепончатые лапы с присосками, по спине и лапам шли острые гребни и спинной гребень переходил в хвост. Круглые глаза налиты кровью. А стоило этому чудищу открыть пасть, как я увидиле множество огромных иглоподобных зубов, похлеще чем у акулы. И при всем при этом оно сохраняло антропоморфный вид. Гадость какая.
Монстрик метался по залу: от стены к стене, от стен к ложементам, - и что-то бормотал. В какой-то момент он проплыл мимо меня и я смогла уловить несколько слов. В них было что-то до боли знакомое. Я уже собиралась по-тихому смыться от туд, как оно повысило голос, словно кричало на кого-то. И вот тут меня словно током стукнуло – я узнала язык. Латынь. Трижды проклятатя на втором курсе латынь. Но так сходу понять, что это чудо-юдо говорила, я не смогла. Юристам хоть и преподавали латынь, но в отличии от тех же медиков, мы ее благополучно сразу же после зачета и забывали. Как-то в наших судах не прижилось ее использование. Но я все же могла отличить латынь от других языков: в речи этого уродца проскальзывали лишь отдельные фразы на латыни. Остальная же часть была из какого-то другого языка и хорошо ели не из нескольких. Руку даю на отсечения, там была гримучая смесь из всех мертвых языков Земли. К сожалению, не ни разу не была лингвистом.
И как-только я все это осознала, в моей голове сразу же собрался пазл. Вся разрозненная мозайка встала кусочек к кусочку. Не зря мне раньше казалось, что концы с концами не сходились. Но об этом я подумаю уже в своей комнате.
Что ж, похоже, этот монстрик, мой земляк. Что б его!
Как только уродец отвернулся и в очередной раз стал что-то завывать, я стала шевелить ластами, желая как можно быстрее покинуть Дворец, а потом и Океан.
Как бы это не было страно, но Дворец мне удалось покинуть без приключений. Обратный путь по тем же закоулкам, хоть и казлся корочее, но оказался гораздо страшнее. Сердце екало, а потом пускалось в скачь, потом сново замирало или пускалось в скачь, как норовливый конь, стоило толь уловить тень шороха или легкое волнение киселеобразной субстанции, что заменяла здесь воду. Тьма просачивалась в каждую щель. И я уже не могла сказать, это здесь нет света или я просто ослепла. Натруженные мышцы мелко подрагивали. И я каждую секнду ожидала появление не то стражи, не то просто местного агрессивного монстрика. Вот... вот сейчас тьма раступиться и выпустит одно из своих порождений. Выросший на киноиндустрии голивуда мозг с легкостью дорисовывал необходимые атрибуты (клыки, когти, шупальца, необходимое подчеркнуть) ужастика каждой мало мальски плотной тене. Страх, тьма и смрад пропитали каждую мою клеточку и ворочались мелкими насикомыми под кожей. Каким чудом мне удавалось сдерживать крики и не расчесать себя до мяса, до сих пор не знаю.
Я просто гребла. Гребла и гребла... Все убыстряясь и убыстряясь.
Себя я начала осознавать уже на полпути между Дворцом и Проклятой бездной. А вот мир вокруг начала осознавать только натолкнувшись на спящего морского змея. Люди его еще называют Морским драконом. Хотя с драконом это чудище даже близко не стояло. Начнем с того, что Змей был не разумным, точнее полуразумным питомцем. Любимым стражем сирен, телепатически связан со своим хозяином и гнездом. А закончить стоит полной амагичностью. Морские Змеи были обычными животными. Были очень огромными животными, больше синего кита раза так в три, с тупой змеиной мордой, полной острых клыков, и прочной чешуей. В общем весь облик этих милых обитателей глубин напоминал облик Васелиска из Тайной комнаты знаменитой Потерианы. Одно хорошо, вроде бы, не ядовиты. В теории. Но на счет этого, конкретного, представителя вида я не была уверена, как и все здесь, он тоже подвергся ядовитым миазмам земного переселенца.
Крупная чешуя Змея была усеяна миллиардами крючков-колючек. На кончике хвоста длиную шишку, прям как у скорпиона. Вместо глаз у чудища было два гнойника. А на крупной башке выросла шикарная корона из тонких подвижных игл.
Змей висел неподвижно в толще уже посветлевшей воды и казался дохлым. Но какое-то внутренее чутье подсказывало, что смертоносный гад очень даже живой и стоит благодарить всех богов, что кто-то его контузил. И мне стоит гребти, гребти от седова, пока руки-ноги целы.
Одного не пойму, неужли никто, ни одна лживая тварь с поверхности не заметила мутаций водной флоры и фауны. Вот ни разу не поверю, что сухопутных не беспокоили новые виды монстров во всех водных ареалах. Легкая мутация должна была коснуться даже разумных. Не возможно столько лет жить рядом с этим, пить воду с такой начинкой и не подвергнуться воздействию.
Гнев во мне бурлил и грозил выплеснуться, словно взболтаное шампанское. Ярость выплескивалась в отрывистых движениях и резком свисте. Мне хотеось рвать, метать и убивать.
- Трусы! Мерзавци!
В тот момент я ненавидела всех, кто остался за линией Океана. А в особенности – тех двуликих ящериц. Они вместо того, чтобы чтить и выполнять свои обязаности Хранителей Мира, грызлись с Волками, как кикие-то безродные шавки за кусок тухолого мяса. Казалось еще чуть-чуть и я взорвусь. И сильным толчком хвоста я послала себя вверх. Вырвавшись из Океана, словно торпеда, я закричала. Закричала на пределе своих сил, меняя диапазон крира от сверх низких до сверх высоких частот. Казалось сам мир на мгновение замер, а потом взорвался. Ударная волна от моего крика разошлась волнами по всей плоскости Океана. Где-то вдали появилось зарево, а потом пришел грохот. Но мне было уже все равно. Я плюхнулась на глубину и устремилась к ближайшему берегу.
Когда я вывалилась на горячий, обжигающий песок Драконьих островов. Единственное, что я могла – это дышать. Дышать. Надрывно, хрипло, через кашель и боль в легких, но дышать. Ветер накидал мои же волосы мне же на лицо. Мелкий, острый песок царапал слишком чувствительную кожу, лез в глаза и рот. А я даже не могла моргнуть. В далеке послышался взволновынный клекот. И уже через несколько мгновений я почувствовала аккуратные прикосновения к лицу. Стася волосок за волоском убирал волосы у меня с лица. Где-то рядом поскуливал Макс. А я могла лишь дышать. Дышать через силу и боль. Солнце припекало, прибой лизал мои ступни.
Дурнота накатила резко. Каким чудом мне удалось перевернуться на бок, не знаю. Выворачивало меня долго. Какой-то черной мерзостью. И с каждым плевком мне становилось все легче и легче. Когда меня перестало выворачивать, Макс и Стася то толчками, то волоком постарались перетащить меня как можно дальше от мерзкой, вонючей, черно-зеленой жижи, что исторглась из меня. Эта гадость казалась живой. Она словно дышала и росла. И двигалась. Точно, переплзала в нашу сторону. Максик, хоть и рычал, но старался держаться от гадости как можно дальше. Еще пару минут полежав, я перекатилась на левый бок, тяжело оперлась сначала на руки, потом и на колени, и кое-как встала. Ноги, руки, - все тело было тяжелым, неповоротливым, неродным. Но оно слушалось. А это уже прогресс. Шажок за шажком (шатало меня как пьяную) я отползала от опасной лужи. С ней нужно что-то делать, но я никак не могла понять что. Голова была чугуной и пустой, что тот колокол. Даже собственное имя всплывало медлено и урывками. К счастью или нет, делать ничего не пришлось. Очередная волна, словно прыгнула вперед и сожрала так пугающее нас пятно.
Общий вздох облегчения. Еще немного отойдя от линии прибоя, я тяжело опустилась на все тот же горячий песок. Но теперь он казался мне мягким и шелковистым. Макс улегся за моей спиной пушистой подушкой. Он все еще тихонько поскуливал. Стасик теплым комочком подлез мне под руку. Тихонечко перебирать его перышки было так же медитативно, как и молитья с четками.
Душевное тепло моих питомцев и жар полуденного солнца выжигали остатки моего гнева и того нечто, чем я умудрилась отравиться в глубинах Радужного океана. В конце концов мои мозги включились. И только теперь я осознала всю неправильность того моего ужаса и гнева. Мне подобное было не свойственно. И так, сидя на пляже, я стала обдумывать все, что со мной случилось: и сейчас, и за последний год. Я тасовала факты, вопросы, ощущения то так, то эдак, стараясь сложить в единую картину. И, наконец, она стала складываться. Уже и так было понятно, что моя ярость была наведенной. Даже несколько часов в том киселе, что заменяет морскую воду вокруг дворца, смогли отравить меня. Что уж говорить о других обитателях глубин. Но, в то же время, с прискорбием, я должна была отметить логичность и правдивость моих мыслей. Пусть моя реакция и была чересчур преувеличенной, но я имела полное право негодовать и требовать ответа. И стоит уже разобраться с тем, что я там натворила в приступе праведного гнева. Ох, чует моя попа, ждет ее свидание с ремнем Ри... Шучу, шучу. Ри никогда меня и пальцем не тронет, а вот часовую головомойку как пить-дать устроит. Возможно, и новооприобретенные братцы к нему присоединяться. А, может, и опередят его.
- Снежа, мелкая паршивка, куда заныкалась?
- Упс.
Первым порывом было бежать и прятаться. Потом включились мозги. Куда я от них денусь?
Они сидели на новенькой террасе у моря, потягивая густое драконье вино и Калеб вдруг решил ответить на старый вопрос.
- Ты как-то спрашивала меня о моей семье и детстве, а еще об имени. В этой истории нет особой тайны, просто за давностью лет люди успели ее позабыть, а остальные расы утратили к ней интерес. Я жил с нянюшкой, она была стара и уже давно слышала, что та змея...
Она была в услужении его матери с самого детства. Нянюшка хоть и была драконом на четверть, но драконьей силы и магии ей не доставало даже на долголетие. Нянюшка ушла к облакам за год до его совершенолетия. Тот год выдался для юного дракона одним из самых сложных. Его никто не навещал, год полного молчания. Он ел лишь то, что добывал охотой, почти не готовя; мылся в реке и мечтал сбежать из закрытой долины. Через год, на пятнадцатую свою весну, он впервые увидел свою мать и деда.
За ним прислали из дворца. Двое суровых стражникой и сварливая Дама. Стоило драконше увидеть полудикого подростка, как она сморщила свой курносый носик и поджала тонкие, слишком бледные губы. По наметившимся морщинкам, можно было легко сказать, что подобное выражение лица для Дамы весьма привычно уже не одно столетие. Стражники же были бестрастно холодны и суровы. Во дворце его первым делом повели в купальни. Там хмурые служки выскребли жесткими щетками и душистыми мылами.
Его принимали в малой тронной зале. И дед, и матушка пристали в полном своем великолепии. В первый момент юный Рыжик был столь поражен блеском золотой парчи и алым шелком, что толком и не расмотрел лица той, что его родила. В их слова он тоже особо не вслушивался. Закончилось все быстрее, чем Рыжику хотелось бы. Он еще долго стоял в центре зала, смотря на опустевший малый трон.
Тогда Калеб пробыл во дворце неделю. К нему приставили старого вояку, который целыми днями рассказывал, как велик и значим род драконов и какая ему выпала честь родиться в самой славной из симей. Свободолюбивый мальчишка часто сбегал, шастал по темным закоулкам помпезного дворца. По большому счету никому не было до него дела. Вот тогда он и узнал историю своего происхождения.
Несколько столетий до рождения Рыжего на границе Дейгны и Огенелесья (Тогда еще просто Вольных лесов) открылся межмировой портал. Из этой нестабильной, плюющейся молниями дыры вывалелись полуживые, местами окровавленые, охваченные огнем волки. Тогда этому никто не придал особого значения. Они были не первыми и не последними. Вольные леса были дикими, непроходимыми, а главное из-за отсутствия каких-либо источников магии и полезных ископаемых, никому не нужными. Леса были пристанищем малых народностей, отщепенцев и диких оборотней. На Селене давно уже поговаривали, что нужно вычестить Лес от всякой швали и прзвать сей оплот бродяг к порядку. Но нелюдям не было нужды в этих землях. Со своими бы разобраться. Им еле-еле удавалось удерживать население от вымирания.
Люди может быть были бы и рады прибрать ничейные земли к рукам, да роток был маловат. На захват земель сил им еще, быть может, хватило бы, а вот удержать уже нет.
Так что появление новой переменной всем было только на руку. Стоило волкам немного прийти в себя и зализать раны, как их вожак поспешил засвидетельствовать свое почтение главам всех государств и попросить убежища и приют. Они бежали из родного мира, поскольку тот захватили хаоситы – жутки твари. Пришлые уверили, что не стоит переживать о нашествии хаоситов и на этот мир. Монстры не смогут пройти по следам беженцев – на той стороне остались храбрейшие из волков. Остались смертники, которые активировали артефакт и заклинание, уничтожившие всех порождений. К глубочайшему сожелению, в небытие отправился и мир.
Тогда, впервые после уничтожения сирен, на самит собрались все правители мира. Решение было принято довольно бысро – отдать пришлым волкам Вольные леса (прозваные в народе Лихолесьем), подписать с ними мир и тем самым разом избавиться от обоих проблем. Драконы, правда, немного поворчали, но они всегда ворчат. Разумные ящеры всегда желали быть едиными правителями Селены. И после гибели Сирен не осталось силы способной противостоять им. Но к радости всех остальных народов Селены, дальше пространных разговоров у драконов не заходило. Слишком уж эти высокомерные ящерици были неповоротливы и самолюбивы.
Но вот только не в случае с пришлыми. Как только стало известно, что волки, такие же дети первозданного огня, как драконы встали на дыбы. Император потребовал от Огнелесья признания Дейгны метрополией, а драконов своими сюзеренами. По замыслу драконов огненные волки должны были стать васалами на манер саламандр.
Но тут уж волки не стерпели. Они еще помнили свое прошлое величие и родной мир, где они были равны драконам. На Селене волки не претендовали на прежние лавры, но и идти в лакеи к кому-либо не желали. Вот тут-то и грянул гром. Селену потрясло очередное бедствие, она еще не отошла от вымирания Сирен, а тут драконы объявляют войну волкам. Все делали ставку на драконов и сразу поставили крест на еще не окрепшем государстве.
Но не тут-то было.
