Мама, папа…
Он сбежал. Забился на чердак.
За окном грохотала гроза. Стонали деревья под порывами штормового ветра. Ослепительные росчерки молний рассекали небосвод.
Дом был не в силах защитить от бури. Небо разбивалось и здесь, отражаясь в большом пыльном зеркале. Раскалывалось вдребезги. Осыпалось мелким крошевом…
Как его жизнь.
Земля стонала в предсмертных судорогах, горела в агонии, раздираемая молниями, исполосованная дождем, разодранная ветром. Выжженная.
Как его душа.
Он умер. Умер вместе с ними.
Он должен был быть там же — под толстым страшным слоем земли.
Но его не похоронили.
Он все еще дышал.
Тетя Анна говорила какие-то слова. Не только она. Там, на мокром выцветшем кладбище, было много людей и много слов. Он не понимал для чего. Ведь они уже не услышат.
Слова были разные.
Он слышал.
От него слов не ждали. На его плечах зачем-то лежали тяжелые ладони дяди. Как будто это могло помочь. Его просили держаться, говорили, что он сильный, жалели и сочувствовали, украдкой косясь в его сторону.
Сплетничали.
Нужно было проститься с ними. Так сказала тетя Анна.
А потом началась гроза, и он сбежал.
Вернулся в пустой дом. Затаился на чердаке, прячась от поселившегося здесь одинокого гулкого эха. От собственной боли.
Было страшно.
Дом скрипел старыми досками, стонал, вздыхал…
Дом скорбел вместе с Ним…
Всё начиналось как в плохой страшной сказке. Или громкой лживой статье в какой-нибудь околомистической газетёнке. Где из правды — самый печальный конец.
Если бы только начиналось…
Но Эра тогда об этом еще не знала.
Она покрепче вцепилась в небольшой саквояж, прислонилась спиной к жесткой стене почтовой кареты и закрыла глаза. Сердце отстукивало шальной ритм, заходилось от страха и предвкушения.
Она наконец-то на пути к мечте. Она не будет больше выдумывать глупые истории для этих проклятых газетёнок — она станет настоящим детективом и сможет открыть собственное агентство. Она непременно раскроет это дело. Должна раскрыть.
Если бы хоть одна живая души знала, насколько ей опостылело сочинять этот бред.
Вот наподобие того, который напечатан на первой полосе лежащей рядом газеты. Да, газета тоже имелась. Куда ж без вездесущих сплетников от типографии?
Статья была с претензией на сенсацию. С черно-белой фотографии смотрел горящими глазами-окнами старый особняк. А громкий заголовок гласил: «Проклятие дома Новак». И ниже: «Злой рок навис над особняком четы Новак: тех, кому довелось переступить порог этого старинного дома, забирает смерть. Раньше или позже, но старуха с косой является за каждым, кому хватило смелости заглянуть в окна заброшенного особняка. На этот раз она явилась…» — дальше Эра читала по диагонали, стараясь не задерживать внимание на мрачных эпитетах и метафорах, которыми изобиловала статья. Особенно ей понравился вопрос в конце: «Кто следующий?» Громкий и глупый, он должен был вызывать трепет и ужас у досужего читателя. У Эвы же вызвал лишь гримасу.
Статьи об этом доме Эра встречала уже не в первый раз. К слову, в совершенно разных изданиях: в светской хронике, оперативной сводке, теперь вот в «Мистическом вестнике»… И людей, так или иначе с ним связанных, действительно умерло довольно много. Хотя девушка была склонна считать многие из этих смертей всего лишь совпадениями: некоторым умершим было немало лет еще тогда, когда особняк не был заброшен, кому-то просто не повезло. Но были и пропавшие. Совсем. Без следа. Как в воду.
Наверное, именно поэтому Эра ухватилась за этот проклятущий вопрос. Собралась и уже спустя несколько часов сидела в почтовой карете, чувствуя себя героиней самой настоящей детективной истории. Той самой, которые она с детства читала взахлеб. Отец ее увлечения, разумеется, не одобрял, но слишком любил младшую дочь. И даже не запретил писать статьи для газет.
Только она любила истории с хорошим концом.
Экипаж миновал серый межевой камень у развилки и невозмутимо потрясся дальше.
Эра не удержалась — оглянулась, стараясь не потревожить мирно дремлющих спутников. В окружающем золоте осенней природы серый бесформенный валун казался чем-то зловещим, мертвым… Под скорбными дождями он совсем поблек и потерял очертания.
Зябко передернув плечами, девушка торопливо отвернулась и плотнее запахнула накидку.
Примерно через полчаса их экипаж обогнал всадник на вороном коне. Эра, услышав, как замедлился стук копыт, не устояла перед любопытством и выглянула в окно. Придерживая одной рукой повод, вторую расслабленно опустив на луку седла, с возницей беседовал мужчина лет тридцати (Эре никогда не удавалось навскидку правильно определить возраст), статный шатен, наверняка темноглазый. Перекинулся парой слов, кажется, уточнил дорогу и, пустив коня галопом, скрылся в пыли.
На этом приключения закончились. Тракт до постоялого двора вел однообразно ухабистый и в той же степени унылый. Радовало, что дождей нет уже несколько дней и путешественникам не грозит увязнуть в грязи.
Спутники Эры всю дорогу блаженно продремали.
Сама же девушка, отчаянно недоумевавшая, как в таких условиях можно спать, воспользовавшись тишиной и вынужденным бездельем, постаралась вспомнить то, что было известно ей о доме и сопутствующих смертях.
Первая статья датировалась летом примерно четвертьвековой давности — целая полоса о том, что некий господин Лихдэ, мечтавший заполучить особняк Новаков, найден мертвым в саду того самого брошенного поместья, спустя полгода после отъезда его совсем молодого осиротевшего хозяина. Газетчики не постеснялись опубликовать обезображенное ужасом лицо несчастного: на читателей, не считаясь со степенью крепости их нервов, смотрел обтянутый кожей изможденный старик с открытым в беззвучном крике ртом и вытаращенными глазами. Очевидцы утверждали, что Лихдэ оказался совершенно седым, в то время как еще накануне он щеголял роскошной темной шевелюрой, в которой, несмотря на вполне почтенный возраст, едва ли нашлась бы пара седых волосков. Тогда впервые заговорили об ужасе старого особняка.
Эра была склонна объяснять случившееся сердечным приступом. Мало ли что могло привидеться человеку ночью! Няня, вон, все время ели за чудовищ принимала, притом что за столько лет пора было уже выучить наизусть их расположение в отцовском саду. Да и гроза в ту ночь бушевала, как помнил один из найденных девушкой свидетелей.
Гораздо интереснее было, что делал сей почтенный господин в чужой усадьбе среди ночи. И Эра во что бы то ни стало собиралась это выяснить.
— Приехали! — громогласно оповестил возница.
Эра, не обращая внимания на завозившихся спутников, подхватила саквояж и с благодарной улыбкой приняла протянутую дворовым парнишкой руку в перчатке, спускаясь с высокой подножки.
Постоялый двор, совершенно обычный и ничем не примечательный, кроме разве что удивительно вежливых работников, встретил ароматами свежей выпечки, табака и конского навоза.
Эра хмыкнула про себя и решительно шагнула внутрь.
Заселилась быстро. И уже через пару часов отправилась осматривать своего главного подозреваемого.
Искать провожатого не стала: во-первых, денег было немного; во-вторых, она едва ли не до дыр изучила карту, и в-третьих, идти было совсем не далеко.
Старый брошенный особняк стоял не в лесной глуши, как можно было бы предположить, а всего лишь на окраине городка, на холме, так что даже от постоялого двора было видно темные островерхие крыши, полускрытые заросшим за двадцать лет садом. Мрачным и таинственным, как окрестили бы его газетчики.
Шагая по тихим улочкам, Эра рассеянно поглядывала по сторонам. Тишина, мир и покой…
И где-то здесь, в этом умиротворении, совсем не давно погиб человек.
Из проулка вывернула ватага ребятишек, громогласно улюлюкая, проскочила мимо.
И снова — тишина.
Солнце высоко в небе. Но уже не греет. И птиц не слышно.
Чем выше по холму поднималась девушка, тем гуще становилась тишина. Безлюдней — улицы.
Прежде чем впереди показалась высокая кованая ограда, Эра насчитала четыре брошенных дома, полуразвалившийся сарай, недобро выглядывающий из-за желтых деревьев битыми крохотными окнами, и даже остов пересохшего колодца, над которым все еще высился журавель. Темное старое дерево надсадно скрипело и стонало, как брошенное чудовище.
Эра, поежившись, продолжила путь.
Завывания за спиной торопили, подгоняли…
Тяжелые ворота усадьбы оказались широко распахнуты. Будто приглашая.
Предостерегающе шуршали под торопливыми шагами опавшие листья, усыпавшие подъездную дорогу. На фоне яркой листвы стволы деревьев вокруг казались совсем черными, будто обугленными. Зловещими. Царящее здесь запустение, казалось, высасывало из души всякий свет.
Девушка, раздраженно передернув плечами и тряхнув головой, прибавила шаг.
Особняк, смутно угадывавшийся среди деревьев, вынырнул вдруг и полностью, заставив гостью потрясенно замереть. Она от неожиданности, кажется, даже дышать забыла. Приложив руку к груди над бешено колотящимся сердцем, во все глаза всматривалась в старый дом.
Выглядел он точно так же, как на пожелтевших газетных вырезках: в сумерках — непременно мрачно и зловеще.
Сейчас же, при ярком дневном свете, это был обычный заброшенный особняк, в которые так любят забираться мальчишки. Разве что, кажется, ничуть не изменившийся за четверть века. Даже стекла целы.
С чего же начать?
— Добрый день, — раздалось за спиной.
Эра, едва не вскрикнув, резко обернулась.
Позади стоял, сложив руки на груди, тот самый высокий статный шатен.
Эра таких никогда не встречала. Дух перехватывало. Но не от красоты. Вряд ли можно назвать эталоном красоты человека с хищным носом, тонкими губами, сжатыми в скептическую кривую, высокими скулами и резко очерченным волевым подбородком. Жесткий образ дополнял взгляд: карие глаза смотрели цепко сквозь привычный прищур, казалось, он насквозь видит каждого, на кого устремляет взор.
И сейчас взор этот был устремлен на Эру. По спине от него полз липкий холодок.
Несмотря на вежливые слова, ни во взгляде, ни в тоне доброжелательности девушка не чувствовала.
Хотелось скорее сбежать отсюда.
Однако будущие детективы труса не празднуют, да и правила приличия требовали проявить ответную вежливость. Потому Эра, упрямо расправив плечи и приподняв подбородок, ответила:
— Добрый день, — отметив про себя, что он так и не сменил припорошенный пылью, будто пеплом, сюртук.
А ведь он должен был добраться сюда гораздо раньше почтовой кареты. Почему же пренебрег переодеванием?
А незнакомец вдруг улыбнулся, едко интересуясь:
— Неужели желаете приобрести эту развалюху?
— Дом очень неплохо выглядит, — не согласилась девушка, бросив короткий взгляд на особняк. — Полагаю, прежние хозяева его очень любили, — и, сделав вид, что не заметила странно-болезненной гримасы непрошеного собеседника, деловито уточнила: — Неужели он выставлен на продажу?
— Вы не читаете газет? — недоверчиво изогнул брови шатен.
— Газет? Почему же?
— Потому что все в округе знают о недоброй славе этого места.
— Да?
Мужчина хмыкнул. Стряхнул листья с незамеченной девушкой скамьи и, предложив:
— Присаживайтесь, — привалился к темному стволу какого-то дерева неподалеку, скрестив на груди руки.
— Благодарю, — отрицательно покачала головой Эра.
Оставаться здесь, под тяжелым взглядом незнакомца, было все сложнее.
— Действительно, — хмыкнул он. — Сбегать будет неудобно.
— Что?
— Милая леди, — он, слава… тому, кто присматривает за ними (ведь там, в высоком, выцветающем уже небе, непременно должен быть кто-то, кто защитит и поможет!), не сдвинулся с места. — Вы совершенно не умеете лгать. Об этом месте вам хорошо известно. Более того, вы боитесь.
— Неправда!
Пропустив её отчаянное восклицание мимо ушей, он продолжил:
— Остаётся вопрос: зачем вы явились сюда? Что вам здесь нужно настолько, что вы готовы преодолевать страх?
— Вы ошибаетесь, — упрямо повторила Эра и, заметив, как он недоверчиво изогнул бровь, поторопилась пояснить: — Я не боюсь, а лишь справедливо опасаюсь.
— Неужели?
— Да, не смейтесь, — Эра вдохнула полной грудью и решительно уселась на предложенную скамью, рассудив, что навредить ей у мужчины было предостаточно времени, и если он до сих пор этого не сделал, вероятно, и не станет. — Мне действительно известно достаточно много. И я хочу в этом разобраться.
— Зачем?
Эра недовольно поджала губы и тоже сложила руки на груди.
— Вас это не касается.
— Вы в этом так уверены? — кажется, в тёмных глазах сверкнул интерес.
— Абсолютно.
Она ожидала, что незнакомец станет настаивать. Но он вдруг улыбнулся и с лёгкой иронией уточнил:
— В чем же конкретно вы желаете разобраться, милая леди?
— В смертях и исчезновении людей, — буркнула девушка. — И не надо на меня так смотреть!
— Как?
— Снисходительно. Я не верю, что в этом виноват какой-то призрак!
— Материалистка? В любовь, полагаю, вы тоже не верите?
— Неуместный и странный вопрос, — хмыкнула девушка, начиная терять терпение от абсурдности диалога.
— Почему же?
— Какое отношение мои чувства или вера в них имеют к делу?
— О, поверьте, — он улыбнулся, но как-то недобро, горько, — именно чувства зачастую становятся толчком к совершению преступления.
Она пожала плечами. Подхватила упавший с ветки листок.
— Разрушительные — возможно. Но при чем здесь любовь?
Он вздохнул. И, отлепившись от дерева, сел на противоположный край скамьи.
— Знали бы вы, как часто люди путают с ней массу других, низменных и зачастую противоположных.
— Вам-то откуда знать?
— Насмотрелся по долгу службы.
Эра начала терять терпение.
— Послушайте, господин…
— Виктор, — невозмутимо подсказал непрошеный собеседник.
— Послушайте, господин Виктор, что вам от меня нужно?
— Хм… Дайте подумать, — протянул мужчина, потом поднял на девушку темные, колкие, чуть прищуренные глаза: — Вы явились сюда, заявили, что намерены вести расследование… Буду откровенен: мне не нужны путающиеся под ногами юные леди.
— Что? — у нее перехватило дыхание то ли от страха, то ли от возмущения. — Да как вы смеете!
— Смею, леди. Даже обязан.
Эра хотела отвернуться, презрительно фыркнув, но в этот момент мужчина извлек из нагрудного кармана небольшой серебряный значок в виде щита с вытравленными на нем скрещенными мечом, пером, свитком и лупой на фоне солнца. Значок стража порядка.
— Вы не носите его на груди, — хмыкнула девушка, не желая верить, что ее затея так бесславно обрывается. — Дайте, — она требовательно протянула руку, — хочу прочитать, чье там имя.
Мужчина так красноречиво изогнул брови, что Эра не выдержала, но, задохнувшись негодованием, смогла лишь спросить:
— Что?
Но он только ухмыльнулся. Молча.
Понимая, что со стороны выглядит глупо и, пожалуй, даже жалко, Эра все-таки попыталась защититься:
— Мало ли, вдруг вы отобрали значок у какого-нибудь стража!
— И что мне помешало бы представиться его именем?
— А вдруг я с ним лично знакома? — признаваться в собственной оплошности не хотелось, потому она, гордо расправив плечи, продолжала стоять на своем.
— Удивлен, как мы не встретились с вами раньше, при таком-то рвении, — хмыкнул Виктор. И вдруг резко утратил веселость: — Послушайте совет, милая леди: возвращайтесь домой, к родителям и забудьте об этом доме.
Он сбежал. Забился на чердак.
За окном грохотала гроза. Стонали деревья под порывами штормового ветра. Ослепительные росчерки молний рассекали небосвод.
Дом был не в силах защитить от бури. Небо разбивалось и здесь, отражаясь в большом пыльном зеркале. Раскалывалось вдребезги. Осыпалось мелким крошевом…
Как его жизнь.
Земля стонала в предсмертных судорогах, горела в агонии, раздираемая молниями, исполосованная дождем, разодранная ветром. Выжженная.
Как его душа.
Он умер. Умер вместе с ними.
Он должен был быть там же — под толстым страшным слоем земли.
Но его не похоронили.
Он все еще дышал.
Тетя Анна говорила какие-то слова. Не только она. Там, на мокром выцветшем кладбище, было много людей и много слов. Он не понимал для чего. Ведь они уже не услышат.
Слова были разные.
Он слышал.
От него слов не ждали. На его плечах зачем-то лежали тяжелые ладони дяди. Как будто это могло помочь. Его просили держаться, говорили, что он сильный, жалели и сочувствовали, украдкой косясь в его сторону.
Сплетничали.
Нужно было проститься с ними. Так сказала тетя Анна.
А потом началась гроза, и он сбежал.
Вернулся в пустой дом. Затаился на чердаке, прячась от поселившегося здесь одинокого гулкого эха. От собственной боли.
Было страшно.
Дом скрипел старыми досками, стонал, вздыхал…
Дом скорбел вместе с Ним…
***
Всё начиналось как в плохой страшной сказке. Или громкой лживой статье в какой-нибудь околомистической газетёнке. Где из правды — самый печальный конец.
Если бы только начиналось…
Но Эра тогда об этом еще не знала.
Она покрепче вцепилась в небольшой саквояж, прислонилась спиной к жесткой стене почтовой кареты и закрыла глаза. Сердце отстукивало шальной ритм, заходилось от страха и предвкушения.
Она наконец-то на пути к мечте. Она не будет больше выдумывать глупые истории для этих проклятых газетёнок — она станет настоящим детективом и сможет открыть собственное агентство. Она непременно раскроет это дело. Должна раскрыть.
Если бы хоть одна живая души знала, насколько ей опостылело сочинять этот бред.
Вот наподобие того, который напечатан на первой полосе лежащей рядом газеты. Да, газета тоже имелась. Куда ж без вездесущих сплетников от типографии?
Статья была с претензией на сенсацию. С черно-белой фотографии смотрел горящими глазами-окнами старый особняк. А громкий заголовок гласил: «Проклятие дома Новак». И ниже: «Злой рок навис над особняком четы Новак: тех, кому довелось переступить порог этого старинного дома, забирает смерть. Раньше или позже, но старуха с косой является за каждым, кому хватило смелости заглянуть в окна заброшенного особняка. На этот раз она явилась…» — дальше Эра читала по диагонали, стараясь не задерживать внимание на мрачных эпитетах и метафорах, которыми изобиловала статья. Особенно ей понравился вопрос в конце: «Кто следующий?» Громкий и глупый, он должен был вызывать трепет и ужас у досужего читателя. У Эвы же вызвал лишь гримасу.
Статьи об этом доме Эра встречала уже не в первый раз. К слову, в совершенно разных изданиях: в светской хронике, оперативной сводке, теперь вот в «Мистическом вестнике»… И людей, так или иначе с ним связанных, действительно умерло довольно много. Хотя девушка была склонна считать многие из этих смертей всего лишь совпадениями: некоторым умершим было немало лет еще тогда, когда особняк не был заброшен, кому-то просто не повезло. Но были и пропавшие. Совсем. Без следа. Как в воду.
Наверное, именно поэтому Эра ухватилась за этот проклятущий вопрос. Собралась и уже спустя несколько часов сидела в почтовой карете, чувствуя себя героиней самой настоящей детективной истории. Той самой, которые она с детства читала взахлеб. Отец ее увлечения, разумеется, не одобрял, но слишком любил младшую дочь. И даже не запретил писать статьи для газет.
Только она любила истории с хорошим концом.
Экипаж миновал серый межевой камень у развилки и невозмутимо потрясся дальше.
Эра не удержалась — оглянулась, стараясь не потревожить мирно дремлющих спутников. В окружающем золоте осенней природы серый бесформенный валун казался чем-то зловещим, мертвым… Под скорбными дождями он совсем поблек и потерял очертания.
Зябко передернув плечами, девушка торопливо отвернулась и плотнее запахнула накидку.
Примерно через полчаса их экипаж обогнал всадник на вороном коне. Эра, услышав, как замедлился стук копыт, не устояла перед любопытством и выглянула в окно. Придерживая одной рукой повод, вторую расслабленно опустив на луку седла, с возницей беседовал мужчина лет тридцати (Эре никогда не удавалось навскидку правильно определить возраст), статный шатен, наверняка темноглазый. Перекинулся парой слов, кажется, уточнил дорогу и, пустив коня галопом, скрылся в пыли.
На этом приключения закончились. Тракт до постоялого двора вел однообразно ухабистый и в той же степени унылый. Радовало, что дождей нет уже несколько дней и путешественникам не грозит увязнуть в грязи.
Спутники Эры всю дорогу блаженно продремали.
Сама же девушка, отчаянно недоумевавшая, как в таких условиях можно спать, воспользовавшись тишиной и вынужденным бездельем, постаралась вспомнить то, что было известно ей о доме и сопутствующих смертях.
Первая статья датировалась летом примерно четвертьвековой давности — целая полоса о том, что некий господин Лихдэ, мечтавший заполучить особняк Новаков, найден мертвым в саду того самого брошенного поместья, спустя полгода после отъезда его совсем молодого осиротевшего хозяина. Газетчики не постеснялись опубликовать обезображенное ужасом лицо несчастного: на читателей, не считаясь со степенью крепости их нервов, смотрел обтянутый кожей изможденный старик с открытым в беззвучном крике ртом и вытаращенными глазами. Очевидцы утверждали, что Лихдэ оказался совершенно седым, в то время как еще накануне он щеголял роскошной темной шевелюрой, в которой, несмотря на вполне почтенный возраст, едва ли нашлась бы пара седых волосков. Тогда впервые заговорили об ужасе старого особняка.
Эра была склонна объяснять случившееся сердечным приступом. Мало ли что могло привидеться человеку ночью! Няня, вон, все время ели за чудовищ принимала, притом что за столько лет пора было уже выучить наизусть их расположение в отцовском саду. Да и гроза в ту ночь бушевала, как помнил один из найденных девушкой свидетелей.
Гораздо интереснее было, что делал сей почтенный господин в чужой усадьбе среди ночи. И Эра во что бы то ни стало собиралась это выяснить.
— Приехали! — громогласно оповестил возница.
Эра, не обращая внимания на завозившихся спутников, подхватила саквояж и с благодарной улыбкой приняла протянутую дворовым парнишкой руку в перчатке, спускаясь с высокой подножки.
Постоялый двор, совершенно обычный и ничем не примечательный, кроме разве что удивительно вежливых работников, встретил ароматами свежей выпечки, табака и конского навоза.
Эра хмыкнула про себя и решительно шагнула внутрь.
Заселилась быстро. И уже через пару часов отправилась осматривать своего главного подозреваемого.
Искать провожатого не стала: во-первых, денег было немного; во-вторых, она едва ли не до дыр изучила карту, и в-третьих, идти было совсем не далеко.
Старый брошенный особняк стоял не в лесной глуши, как можно было бы предположить, а всего лишь на окраине городка, на холме, так что даже от постоялого двора было видно темные островерхие крыши, полускрытые заросшим за двадцать лет садом. Мрачным и таинственным, как окрестили бы его газетчики.
Шагая по тихим улочкам, Эра рассеянно поглядывала по сторонам. Тишина, мир и покой…
И где-то здесь, в этом умиротворении, совсем не давно погиб человек.
Из проулка вывернула ватага ребятишек, громогласно улюлюкая, проскочила мимо.
И снова — тишина.
Солнце высоко в небе. Но уже не греет. И птиц не слышно.
Чем выше по холму поднималась девушка, тем гуще становилась тишина. Безлюдней — улицы.
Прежде чем впереди показалась высокая кованая ограда, Эра насчитала четыре брошенных дома, полуразвалившийся сарай, недобро выглядывающий из-за желтых деревьев битыми крохотными окнами, и даже остов пересохшего колодца, над которым все еще высился журавель. Темное старое дерево надсадно скрипело и стонало, как брошенное чудовище.
Эра, поежившись, продолжила путь.
Завывания за спиной торопили, подгоняли…
Тяжелые ворота усадьбы оказались широко распахнуты. Будто приглашая.
Предостерегающе шуршали под торопливыми шагами опавшие листья, усыпавшие подъездную дорогу. На фоне яркой листвы стволы деревьев вокруг казались совсем черными, будто обугленными. Зловещими. Царящее здесь запустение, казалось, высасывало из души всякий свет.
Девушка, раздраженно передернув плечами и тряхнув головой, прибавила шаг.
Особняк, смутно угадывавшийся среди деревьев, вынырнул вдруг и полностью, заставив гостью потрясенно замереть. Она от неожиданности, кажется, даже дышать забыла. Приложив руку к груди над бешено колотящимся сердцем, во все глаза всматривалась в старый дом.
Выглядел он точно так же, как на пожелтевших газетных вырезках: в сумерках — непременно мрачно и зловеще.
Сейчас же, при ярком дневном свете, это был обычный заброшенный особняк, в которые так любят забираться мальчишки. Разве что, кажется, ничуть не изменившийся за четверть века. Даже стекла целы.
С чего же начать?
— Добрый день, — раздалось за спиной.
Эра, едва не вскрикнув, резко обернулась.
Позади стоял, сложив руки на груди, тот самый высокий статный шатен.
Эра таких никогда не встречала. Дух перехватывало. Но не от красоты. Вряд ли можно назвать эталоном красоты человека с хищным носом, тонкими губами, сжатыми в скептическую кривую, высокими скулами и резко очерченным волевым подбородком. Жесткий образ дополнял взгляд: карие глаза смотрели цепко сквозь привычный прищур, казалось, он насквозь видит каждого, на кого устремляет взор.
И сейчас взор этот был устремлен на Эру. По спине от него полз липкий холодок.
Несмотря на вежливые слова, ни во взгляде, ни в тоне доброжелательности девушка не чувствовала.
Хотелось скорее сбежать отсюда.
Однако будущие детективы труса не празднуют, да и правила приличия требовали проявить ответную вежливость. Потому Эра, упрямо расправив плечи и приподняв подбородок, ответила:
— Добрый день, — отметив про себя, что он так и не сменил припорошенный пылью, будто пеплом, сюртук.
А ведь он должен был добраться сюда гораздо раньше почтовой кареты. Почему же пренебрег переодеванием?
А незнакомец вдруг улыбнулся, едко интересуясь:
— Неужели желаете приобрести эту развалюху?
— Дом очень неплохо выглядит, — не согласилась девушка, бросив короткий взгляд на особняк. — Полагаю, прежние хозяева его очень любили, — и, сделав вид, что не заметила странно-болезненной гримасы непрошеного собеседника, деловито уточнила: — Неужели он выставлен на продажу?
— Вы не читаете газет? — недоверчиво изогнул брови шатен.
— Газет? Почему же?
— Потому что все в округе знают о недоброй славе этого места.
— Да?
Мужчина хмыкнул. Стряхнул листья с незамеченной девушкой скамьи и, предложив:
— Присаживайтесь, — привалился к темному стволу какого-то дерева неподалеку, скрестив на груди руки.
— Благодарю, — отрицательно покачала головой Эра.
Оставаться здесь, под тяжелым взглядом незнакомца, было все сложнее.
— Действительно, — хмыкнул он. — Сбегать будет неудобно.
— Что?
— Милая леди, — он, слава… тому, кто присматривает за ними (ведь там, в высоком, выцветающем уже небе, непременно должен быть кто-то, кто защитит и поможет!), не сдвинулся с места. — Вы совершенно не умеете лгать. Об этом месте вам хорошо известно. Более того, вы боитесь.
— Неправда!
Пропустив её отчаянное восклицание мимо ушей, он продолжил:
— Остаётся вопрос: зачем вы явились сюда? Что вам здесь нужно настолько, что вы готовы преодолевать страх?
— Вы ошибаетесь, — упрямо повторила Эра и, заметив, как он недоверчиво изогнул бровь, поторопилась пояснить: — Я не боюсь, а лишь справедливо опасаюсь.
— Неужели?
— Да, не смейтесь, — Эра вдохнула полной грудью и решительно уселась на предложенную скамью, рассудив, что навредить ей у мужчины было предостаточно времени, и если он до сих пор этого не сделал, вероятно, и не станет. — Мне действительно известно достаточно много. И я хочу в этом разобраться.
— Зачем?
Эра недовольно поджала губы и тоже сложила руки на груди.
— Вас это не касается.
— Вы в этом так уверены? — кажется, в тёмных глазах сверкнул интерес.
— Абсолютно.
Она ожидала, что незнакомец станет настаивать. Но он вдруг улыбнулся и с лёгкой иронией уточнил:
— В чем же конкретно вы желаете разобраться, милая леди?
— В смертях и исчезновении людей, — буркнула девушка. — И не надо на меня так смотреть!
— Как?
— Снисходительно. Я не верю, что в этом виноват какой-то призрак!
— Материалистка? В любовь, полагаю, вы тоже не верите?
— Неуместный и странный вопрос, — хмыкнула девушка, начиная терять терпение от абсурдности диалога.
— Почему же?
— Какое отношение мои чувства или вера в них имеют к делу?
— О, поверьте, — он улыбнулся, но как-то недобро, горько, — именно чувства зачастую становятся толчком к совершению преступления.
Она пожала плечами. Подхватила упавший с ветки листок.
— Разрушительные — возможно. Но при чем здесь любовь?
Он вздохнул. И, отлепившись от дерева, сел на противоположный край скамьи.
— Знали бы вы, как часто люди путают с ней массу других, низменных и зачастую противоположных.
— Вам-то откуда знать?
— Насмотрелся по долгу службы.
Эра начала терять терпение.
— Послушайте, господин…
— Виктор, — невозмутимо подсказал непрошеный собеседник.
— Послушайте, господин Виктор, что вам от меня нужно?
— Хм… Дайте подумать, — протянул мужчина, потом поднял на девушку темные, колкие, чуть прищуренные глаза: — Вы явились сюда, заявили, что намерены вести расследование… Буду откровенен: мне не нужны путающиеся под ногами юные леди.
— Что? — у нее перехватило дыхание то ли от страха, то ли от возмущения. — Да как вы смеете!
— Смею, леди. Даже обязан.
Эра хотела отвернуться, презрительно фыркнув, но в этот момент мужчина извлек из нагрудного кармана небольшой серебряный значок в виде щита с вытравленными на нем скрещенными мечом, пером, свитком и лупой на фоне солнца. Значок стража порядка.
— Вы не носите его на груди, — хмыкнула девушка, не желая верить, что ее затея так бесславно обрывается. — Дайте, — она требовательно протянула руку, — хочу прочитать, чье там имя.
Мужчина так красноречиво изогнул брови, что Эра не выдержала, но, задохнувшись негодованием, смогла лишь спросить:
— Что?
Но он только ухмыльнулся. Молча.
Понимая, что со стороны выглядит глупо и, пожалуй, даже жалко, Эра все-таки попыталась защититься:
— Мало ли, вдруг вы отобрали значок у какого-нибудь стража!
— И что мне помешало бы представиться его именем?
— А вдруг я с ним лично знакома? — признаваться в собственной оплошности не хотелось, потому она, гордо расправив плечи, продолжала стоять на своем.
— Удивлен, как мы не встретились с вами раньше, при таком-то рвении, — хмыкнул Виктор. И вдруг резко утратил веселость: — Послушайте совет, милая леди: возвращайтесь домой, к родителям и забудьте об этом доме.
