Пожалуйста, только живи,
Ты же видишь, я живу тобою,
Моей огромной любви
Хватит нам двоим с головою.
Земфира
Вера созрела рано. Может, дело было в инвалидах-родителях, часто нуждавшихся в помощи со стороны, может – в «мнении» общества, постоянно «жалевшего» ребёнка, а может, изначально в Веру была вложена душа зрелого человека. Кто знает… Но уже в четырнадцать лет девчушка начала задумываться над темами, которые многим ее сверстницам вообще не приходят в голову. Внимательный подросток замечал и яркую любовь матери, и снисходительное, чуть свысока, чувство отца к ней, и жалость со стороны обеих бабушек, и легкую грусть в глазах дедов. Слишком многое замечал подросток, тем более жила семья в небольшом южном городке, рядом с морем и горами. Про такие места обычно говорят: здесь все знают друг друга. Ну, может, и не все. И не знают точно. Но вот сплетни ходили. За спиной, как обычно. Хотя некоторые кумушки не стеснялись и в лицо пожалеть девочку, которой уже в отрочестве пришлось принять на себя заботу о близких родственниках.
Мать, Дарья Викторовна Линчева, тихая, скромная, малозаметная женщина с «букетом» различных заболеваний, главным из которых было ДЦП, «вспыхивала» только рядом с мужем и дочерью. И все вокруг в один голос утверждали, что эта серая мышка души не чает в своей семье, что она подобрала достойную пару, что их дочь вырастет приличным человеком. Дарья часто уезжала в больницы, в которых могла лежать месяцами, и Вера оставалась с отцом, Андреем Андреевичем Линчевым, мужчиной спокойным, рассудительным и невероятно скрытным. Он тоже не отличался железным здоровьем, но больницы не посещал, считая такие поездки напрасной тратой времени. У него, как и у матери, диагностировали ДЦП, но в более легкой степени. В отличие от жены, он работал, зарабатывая на жизнь себе и семье, умственным трудом: статьи, переводы, тексты к годовщинам – что он только не сочинял.
В тот день, воскресенье, на улице было жарко, в доме работал кондиционер, и отец с дочерью, поджидая мать и жену из больницы (её должны были выписать на следующий день, как раз в День Рождения Андрея), спрятались на кухне. Вера обычно уезжала на выходные к одной из бабушек, но вот как-то так сложились обстоятельства, что этот «викэнд» она проводила в отчем доме.
- Пап, - задумчиво глядя в окно, позвала голубоглазая блондинка. – Пап, а ты вообще любишь маму?
Этот вопрос не давал ей покоя уже пару лет, с тех пор девочка начала задумываться о чувствах, своих и окружающих её людей. Нет, мать отца любила, боготворила, обожала. А он? Вот в отце Вера сомневалась. Слишком спокойно отвечал он на пылкие чувства жены, лишком равнодушно воспринимал разнообразные подарки от неё… Да и вообще… Что – вообще, сформулировать было трудно, но ответ девочке был нужен. Наверное, потому и отважилась она задать такой личный вопрос.
Андрей оторвался от планшета, вздохнул, покачал русой головой.
- Я надеялся, что ты не заметишь. Или не спросишь.
- Не любишь? – отвернувшись от окна, изумленно спросил ребенок. Как же так? Как можно жить без любви? Как можно жениться на той, к кому ничего не чувствуешь?
- Как женщину – нет.
- Тогда… Почему, пап?
- Что «почему»?
- Почему вы вместе? До сих пор?
- Сложно сказать… Видимо, потому что она слишком сильно любит меня. А я не хочу причинить ей лишнюю боль.
Лишнюю? А разве боль бывает лишней? Она или есть или нет. Да и мама… Неужели она не видит подобного к ней отношения? Или не хочет видеть?
- У тебя есть брат.
Вера, вздрогнув, вынырнула из своих, мыслей, недоуменно посмотрела в серые глаза отца, потом поняла.
- От другой женщины?
- Да. Старше тебя почти на год.
То есть ему почти пятнадцать… Или уже исполнилось…
- Они живут здесь?
- Нет. В соседнем городе. Но Антон каждый год навещает меня.
Антон. Пятнадцать лет. Наверное, так и разбиваются девичьи замки.
- Но почему тогда… Она замужем, да?
- Уже нет.
- Пап, я… Не понимаю…
Отец улыбался редко. Но сейчас… Такая добрая, нежная улыбка. И светящиеся глаза.
- Мы с ней слишком разные, милая. Да и люди не поймут.
Люди? С каких пор отца стало волновать чужое мнение? Он всегда твердил, что надо смотреть только на свои поступки. Остальное уже не важно.
- Лариса. Лара. Первая красавица школы. Высокая и худая, как тростинка. Я знал её с детства. В нашем городке все друг друга знают. А влюбился… В твоем возрасте, наверное, когда она пришла на очередной школьный праздник, одетая и накрашенная чересчур по-взрослому: яркое шёлковое платье до колен, умело наложенный в салоне красоты макияж, делавший ее похожей на экзотическую птицу. Все, и школьники, и учителя, не могли от нее глаз оторвать. Она танцевала весь вечер, меняя кавалеров, а я понял тогда, что никого другого уже не смогу полюбить.
Даже здесь, в этом городке, небольшом и далеком от всех столиц, есть, если ты заметила, своя элита: те, кто богаче и удачливей. Лара с детства принадлежит к этой элите. Её отец – крупный, по меркам нашего города, бизнесмен, ведущий свои дела не только у нас в городе, но и по всему побережью. Дочь он с рождения держал в холе и неге. Она ни в чем не знала отказа и всегда смотрела на всех вокруг свысока. Твои же бабушки и дедушки вынуждены были тратить свои и так небольшие зарплаты на лечение меня и твоей мамы. И если Дашу воспитывали как домашнюю девочку, заранее пытаясь оградить от всех тягот жизни, то меня отце с малых лет брал в походы, заставлял заниматься физически, тренировал так, как считал нужным. На гору я, конечно, не взберусь, но ориентироваться в лесу могу, как и прошагаю без проблем несколько километров по не особо сильно пересеченной местности. В одном из подобных походов я познакомился с Димкой, сильным и умным красавцем, мачо, как сейчас принято говорить. Мы не подружились, нет, но приятельствовали. Он мне даже в какой-то степени покровительствовал…
Из-за своей болезни я много времени проводил дома: читал, думал, учился. Чтобы мне особо не было скучно, родители познакомили меня с Дашей, надеясь, что инвалидность поможет нам сблизиться и хотя бы подружиться. Тихий замкнутый ребёнок, твоя мама смотрела на меня с восхищением. Я казался ей героем американских боевиков. Не скрою, такое отношение мне льстило…
В тот год мы, после выпускного, собрались всей школой в горы. Не высоко, так, кто куда сможет долезть. Нас должны были сопровождать инструкторы и родители. Дашу оставили дома, меня же отец отправил со всеми, твердя, что его сын – мужчина, а значит, должен преодолевать трудности…
В поход решено было отправиться ближе к вечеру, ну а когда стемнеет, разжечь костры на высоте и горланить песни, пугая местную живность.
До похода устроили небольшой фуршет, со спиртными напитками. Да, за нами следили родители и учителя, да, спиртного было выставлено мало. Но нам, еще детям, хватило и того, что мы видели.
Мы не напились, нет. Но только спиртным я могу объяснить то, что произошло дальше.
Высоко в горы я не полез, нашел небольшую пещерку невысоко от подножия, решил пересидеть праздник в ней. Фонарик, фляга с водой, бутерброды с мясом и сыром, плед – родители снабдили меня всем, что могло пригодиться. Я уселся подальше от выхода, так, чтобы не быть замеченным «с улицы». Мне не было скучно – я привык проводить время в одиночестве. Сидел и слушал звуки, доносившиеся снаружи, размышлял, уже даже и не помню, о чем.
После той прогулки я понял, что многое в нашей жизни предопределено. И если что-то должно случиться, неважно, где и когда, но оно случится.
Уже наступила ночь, когда послышался топот, и в мое убежище кто-то вбежал. Тихие всхлипы подсказали – девушка. Я направил фонарик – Лариса. Кто и чем ее расстроил?
Прежде чем она меня заметила, пещеру сильно тряхнуло, сверху посыпались камни. Нас замуровало. Потом, уже выбравшись оттуда, я узнал, что в тот вечер сейсмологи предупреждали о небольшом землетрясении. Возможном, но не обязательном. Их не послушали, директор решил не менять планы.
Я выдал свое присутствие, меня узнали. А дальше… Дальше Лара повела себя странно: она стала кричать на меня, обвиняла непонятно в чем, что-то утверждала, потом… Я надеюсь, тебе не надо объяснять, откуда берутся дети. Нас долго искали, потом откапывали. В общем, время у нас было. Да и винные пары не всегда выветриваются быстро.
После такой экстремальной прогулки я провел дома в постели трое суток. Даша практически не отходила от меня – плакала, рассказывала, как испугалась, узнав, что меня завалило, признавалась в любви… Мы поженились месяца через два, в ВУЗе учились заочно. Через полтора года родилась ты.
Лариса… Она уехала из нашего города в другой, в котором ее отец держал главный офис, вышла за Димку, обустроила дом. Через семь лет Димка погиб в автокатастрофе. Вы с матерью тогда сильно грипповали. Я не смог поехать, отправил письмо с соболезнованиями. Она ответила… И я узнал, что у меня есть сын…
Антон приезжает сюда два-три раза в год, якобы по делам деда. Ему Лара всё рассказала после похорон Димки.
Тишина. Может ли она быть оглушительной? Вера не знала. Но откровения отца… Как теперь понять и его, и ту, другую? Как смотреть в глаза матери?
Отец молчал, девушка больше не задавала вопросов.
В дверь позвонили. Высокая птичья трель ворвалась в тихий мирок. Вера вздрогнула, но прежде чем она успела спросить, кого ждет ее родной человек, отец улыбнулся, опять – мягко и нежно.
- Твой брат приехал. Открой, милая.
Ты же видишь, я живу тобою,
Моей огромной любви
Хватит нам двоим с головою.
Земфира
Вера созрела рано. Может, дело было в инвалидах-родителях, часто нуждавшихся в помощи со стороны, может – в «мнении» общества, постоянно «жалевшего» ребёнка, а может, изначально в Веру была вложена душа зрелого человека. Кто знает… Но уже в четырнадцать лет девчушка начала задумываться над темами, которые многим ее сверстницам вообще не приходят в голову. Внимательный подросток замечал и яркую любовь матери, и снисходительное, чуть свысока, чувство отца к ней, и жалость со стороны обеих бабушек, и легкую грусть в глазах дедов. Слишком многое замечал подросток, тем более жила семья в небольшом южном городке, рядом с морем и горами. Про такие места обычно говорят: здесь все знают друг друга. Ну, может, и не все. И не знают точно. Но вот сплетни ходили. За спиной, как обычно. Хотя некоторые кумушки не стеснялись и в лицо пожалеть девочку, которой уже в отрочестве пришлось принять на себя заботу о близких родственниках.
Мать, Дарья Викторовна Линчева, тихая, скромная, малозаметная женщина с «букетом» различных заболеваний, главным из которых было ДЦП, «вспыхивала» только рядом с мужем и дочерью. И все вокруг в один голос утверждали, что эта серая мышка души не чает в своей семье, что она подобрала достойную пару, что их дочь вырастет приличным человеком. Дарья часто уезжала в больницы, в которых могла лежать месяцами, и Вера оставалась с отцом, Андреем Андреевичем Линчевым, мужчиной спокойным, рассудительным и невероятно скрытным. Он тоже не отличался железным здоровьем, но больницы не посещал, считая такие поездки напрасной тратой времени. У него, как и у матери, диагностировали ДЦП, но в более легкой степени. В отличие от жены, он работал, зарабатывая на жизнь себе и семье, умственным трудом: статьи, переводы, тексты к годовщинам – что он только не сочинял.
В тот день, воскресенье, на улице было жарко, в доме работал кондиционер, и отец с дочерью, поджидая мать и жену из больницы (её должны были выписать на следующий день, как раз в День Рождения Андрея), спрятались на кухне. Вера обычно уезжала на выходные к одной из бабушек, но вот как-то так сложились обстоятельства, что этот «викэнд» она проводила в отчем доме.
- Пап, - задумчиво глядя в окно, позвала голубоглазая блондинка. – Пап, а ты вообще любишь маму?
Этот вопрос не давал ей покоя уже пару лет, с тех пор девочка начала задумываться о чувствах, своих и окружающих её людей. Нет, мать отца любила, боготворила, обожала. А он? Вот в отце Вера сомневалась. Слишком спокойно отвечал он на пылкие чувства жены, лишком равнодушно воспринимал разнообразные подарки от неё… Да и вообще… Что – вообще, сформулировать было трудно, но ответ девочке был нужен. Наверное, потому и отважилась она задать такой личный вопрос.
Андрей оторвался от планшета, вздохнул, покачал русой головой.
- Я надеялся, что ты не заметишь. Или не спросишь.
- Не любишь? – отвернувшись от окна, изумленно спросил ребенок. Как же так? Как можно жить без любви? Как можно жениться на той, к кому ничего не чувствуешь?
- Как женщину – нет.
- Тогда… Почему, пап?
- Что «почему»?
- Почему вы вместе? До сих пор?
- Сложно сказать… Видимо, потому что она слишком сильно любит меня. А я не хочу причинить ей лишнюю боль.
Лишнюю? А разве боль бывает лишней? Она или есть или нет. Да и мама… Неужели она не видит подобного к ней отношения? Или не хочет видеть?
- У тебя есть брат.
Вера, вздрогнув, вынырнула из своих, мыслей, недоуменно посмотрела в серые глаза отца, потом поняла.
- От другой женщины?
- Да. Старше тебя почти на год.
То есть ему почти пятнадцать… Или уже исполнилось…
- Они живут здесь?
- Нет. В соседнем городе. Но Антон каждый год навещает меня.
Антон. Пятнадцать лет. Наверное, так и разбиваются девичьи замки.
- Но почему тогда… Она замужем, да?
- Уже нет.
- Пап, я… Не понимаю…
Отец улыбался редко. Но сейчас… Такая добрая, нежная улыбка. И светящиеся глаза.
- Мы с ней слишком разные, милая. Да и люди не поймут.
Люди? С каких пор отца стало волновать чужое мнение? Он всегда твердил, что надо смотреть только на свои поступки. Остальное уже не важно.
- Лариса. Лара. Первая красавица школы. Высокая и худая, как тростинка. Я знал её с детства. В нашем городке все друг друга знают. А влюбился… В твоем возрасте, наверное, когда она пришла на очередной школьный праздник, одетая и накрашенная чересчур по-взрослому: яркое шёлковое платье до колен, умело наложенный в салоне красоты макияж, делавший ее похожей на экзотическую птицу. Все, и школьники, и учителя, не могли от нее глаз оторвать. Она танцевала весь вечер, меняя кавалеров, а я понял тогда, что никого другого уже не смогу полюбить.
Даже здесь, в этом городке, небольшом и далеком от всех столиц, есть, если ты заметила, своя элита: те, кто богаче и удачливей. Лара с детства принадлежит к этой элите. Её отец – крупный, по меркам нашего города, бизнесмен, ведущий свои дела не только у нас в городе, но и по всему побережью. Дочь он с рождения держал в холе и неге. Она ни в чем не знала отказа и всегда смотрела на всех вокруг свысока. Твои же бабушки и дедушки вынуждены были тратить свои и так небольшие зарплаты на лечение меня и твоей мамы. И если Дашу воспитывали как домашнюю девочку, заранее пытаясь оградить от всех тягот жизни, то меня отце с малых лет брал в походы, заставлял заниматься физически, тренировал так, как считал нужным. На гору я, конечно, не взберусь, но ориентироваться в лесу могу, как и прошагаю без проблем несколько километров по не особо сильно пересеченной местности. В одном из подобных походов я познакомился с Димкой, сильным и умным красавцем, мачо, как сейчас принято говорить. Мы не подружились, нет, но приятельствовали. Он мне даже в какой-то степени покровительствовал…
Из-за своей болезни я много времени проводил дома: читал, думал, учился. Чтобы мне особо не было скучно, родители познакомили меня с Дашей, надеясь, что инвалидность поможет нам сблизиться и хотя бы подружиться. Тихий замкнутый ребёнок, твоя мама смотрела на меня с восхищением. Я казался ей героем американских боевиков. Не скрою, такое отношение мне льстило…
В тот год мы, после выпускного, собрались всей школой в горы. Не высоко, так, кто куда сможет долезть. Нас должны были сопровождать инструкторы и родители. Дашу оставили дома, меня же отец отправил со всеми, твердя, что его сын – мужчина, а значит, должен преодолевать трудности…
В поход решено было отправиться ближе к вечеру, ну а когда стемнеет, разжечь костры на высоте и горланить песни, пугая местную живность.
До похода устроили небольшой фуршет, со спиртными напитками. Да, за нами следили родители и учителя, да, спиртного было выставлено мало. Но нам, еще детям, хватило и того, что мы видели.
Мы не напились, нет. Но только спиртным я могу объяснить то, что произошло дальше.
Высоко в горы я не полез, нашел небольшую пещерку невысоко от подножия, решил пересидеть праздник в ней. Фонарик, фляга с водой, бутерброды с мясом и сыром, плед – родители снабдили меня всем, что могло пригодиться. Я уселся подальше от выхода, так, чтобы не быть замеченным «с улицы». Мне не было скучно – я привык проводить время в одиночестве. Сидел и слушал звуки, доносившиеся снаружи, размышлял, уже даже и не помню, о чем.
После той прогулки я понял, что многое в нашей жизни предопределено. И если что-то должно случиться, неважно, где и когда, но оно случится.
Уже наступила ночь, когда послышался топот, и в мое убежище кто-то вбежал. Тихие всхлипы подсказали – девушка. Я направил фонарик – Лариса. Кто и чем ее расстроил?
Прежде чем она меня заметила, пещеру сильно тряхнуло, сверху посыпались камни. Нас замуровало. Потом, уже выбравшись оттуда, я узнал, что в тот вечер сейсмологи предупреждали о небольшом землетрясении. Возможном, но не обязательном. Их не послушали, директор решил не менять планы.
Я выдал свое присутствие, меня узнали. А дальше… Дальше Лара повела себя странно: она стала кричать на меня, обвиняла непонятно в чем, что-то утверждала, потом… Я надеюсь, тебе не надо объяснять, откуда берутся дети. Нас долго искали, потом откапывали. В общем, время у нас было. Да и винные пары не всегда выветриваются быстро.
После такой экстремальной прогулки я провел дома в постели трое суток. Даша практически не отходила от меня – плакала, рассказывала, как испугалась, узнав, что меня завалило, признавалась в любви… Мы поженились месяца через два, в ВУЗе учились заочно. Через полтора года родилась ты.
Лариса… Она уехала из нашего города в другой, в котором ее отец держал главный офис, вышла за Димку, обустроила дом. Через семь лет Димка погиб в автокатастрофе. Вы с матерью тогда сильно грипповали. Я не смог поехать, отправил письмо с соболезнованиями. Она ответила… И я узнал, что у меня есть сын…
Антон приезжает сюда два-три раза в год, якобы по делам деда. Ему Лара всё рассказала после похорон Димки.
Тишина. Может ли она быть оглушительной? Вера не знала. Но откровения отца… Как теперь понять и его, и ту, другую? Как смотреть в глаза матери?
Отец молчал, девушка больше не задавала вопросов.
В дверь позвонили. Высокая птичья трель ворвалась в тихий мирок. Вера вздрогнула, но прежде чем она успела спросить, кого ждет ее родной человек, отец улыбнулся, опять – мягко и нежно.
- Твой брат приехал. Открой, милая.
