Поездка прошла продуктивно. И я с нетерпением ожидала завтрашнего дня.
Вечером нам с Ингой пришлось готовить. Попробуй прокорми пятерых работников, пусть и двое из них женского пола. Тут ни о какой экономии продуктов и речи быть не может. Радовало, что в запасе оставался один золотой. Но такими темпами мы и его быстро потратим. А зима между тем приближалась семимильными шагами…
Мы потушили в самой большой кастрюле поросенка с ордигами, посмотрели на караваи и тяжело вздохнули. Мужчины… От них, конечно, есть польза, и немалая. Завтра, например, перекрывать крышу начнут. Но попробуй их прокормить…
Впрочем, выбора у нас не было.
Вечерний сон, утреннее мытье и переодевание — все шло по привычному расписанию.
Работники, одетые в теплые штаны и кофты, явно отданные местными крестьянами как плата за ту или иную подработку, появились на телеге вместе с инструментами, когда мы с Ингой закончили завтракать хлебом с молоком.
По лестнице из кухни мы всей толпой поднялись на второй этаж. Оттуда небольшая лестница, как ни странно, железная, вела на чердак. А уже там открывался доступ на крышу.
Ингу я отправила на чердак вместе с работниками. И присмотрит за ними, и подскажет, что нужно, а в случае чего побудет связующим звеном между ними и мной.
Я же занялась рукоделием: сидела в своей комнате и заканчивала вышивку. Я успела сделать последние стежки и любовалась готовой картиной, уже представляя, как повешу ее в раму, когда в дверь постучали.
— Войдите,— крикнула я.
На пороге появилась запыхавшаяся Инга. Я напряглась.
— Лейра, — произнесла она, — там, на чердаке, тайник. Сверкает огнями. Как искры у вас из пальцев сыплются.
Я подскочила, достала из столешницы связку ключей, так, на всякий случай, и направилась следом за Ингой. На чердак мы с ней за все это время ни разу не поднимались — и без того работы в доме хватало. И потому слова о тайнике меня заинтриговали. Что там может лежать? Неужели что-то действительно ценное?
Работники впятером стояли в отдалении и наблюдали за искрами, то и дело вылетавшими из каменной кладки.
— Мы увидели выпиравший из стены кирпич, который держался на честном слове, — объяснил мне тот самый парень, что договаривался с Ингой насчет работы, — я убрал его, от греха подальше, чтобы он не выпал, например, ночью. А оттуда сразу искры посыпались.
Я кивнула, принимая объяснения. Да, грохот ночью с чердака нас с Ингой серьезно напугал бы.
При моем приближении каменная кладка искрить прекратила. Но я убедилась, что ключи мне не понадобятся: часть кладки сама по себе отъехала в сторону, и моим глазам предстал небольшой железный сундучок. Без замка. Я понятия не имела, как его можно открыть, но это было уже второстепенной задачей. Сейчас же я просто вытащила сундучок из кладки и отправилась вниз, в свою комнату. Там все и рассмотрю, если сумею.
По лестнице пришлось спускаться аккуратно. Крутая, с высокими ступеньками, она не предполагала никаких других действий или возможных мыслей. Я одной рукой держала сундучок за ручку с кольцом, другой рукой цеплялась за перила и медленно переставляла ноги.
Наконец, лестница осталась позади, и я поспешила в свою комнату. Любопытство грызло душу, руки так и тянулись побыстрей открыть непонятный сундучок. Закрыв дверь, я поставила его на кровать, начала осматривать. Со всех сторон железо. И узоры на нем. Что-то, похожее на арабскую вязь.
— Ну, и как тебя открыть, чудо? — поинтересовалась я вслух, проводя пальцами по узорам.
Холодный металл внезапно потеплел, и стенка сундучка отъехала в сторону. О как. И что это было? Опознавание по отпечаткам пальцев? Впрочем, неважно. Об этом я подумаю потом. Пока же я с интересом разглядывала «начинку» сундучка.
Три броши, явно серебряные, одно кольцо, золотое, несколько серебряных монет, перевязанная тесьмой стопка писем, пожелтевших от времени, и железный фонарик с красной кнопкой.
Я с осторожностью взяла в руки стопку писем, боясь, что они рассыплются у меня в руках. Но нет, бумага оказалась крепче, чем я думала. Буквы, правда, были незнакомыми, а потому и прочитать я ничего не смогла. Зато, развязав тесьму, убедилась, что все письма написаны одной и той же рукой. Очень интересно. Чьи они? Отправитель так и не рискнул их послать по адресу или же, наоборот, бережно хранил каждое полученное? Почерк мелкий, аккуратный, с завитушками. Может быть, женский, но в музеях я видела и мужские письма, написанные таким же почерком. Поэтому утверждать что-то определенное сложно.
Монеты я пересчитала. Семь штук. Хватит, чтобы протянуть кое-как неделю.
Фонарик включила и с удивлением отметила, что он работает. Свет, правда, показался мне каким-то рассеянным. Но в темноте можно было посветить себе, что уже плюс. Хотя в доме везде при появлении живого существа загорался свет, но существовал и темный ночной лес. Появляться там по ночам я не хотела бы. Но в жизни всякое бывает.
Последними я стала рассматривать украшения. Золотое кольцо было выполнено в виде юркой ящерки с красными глазками. Ее лапки и тельце, скорее всего, крепко охватывали пальцы. Помня о том, что я нахожусь в магическом мире, примерять драгоценности я не спешила. Мало ли, какой эффект будет.
Брошки, все три, были выполнены в виде бабочек, две небольшие и одна крупная. У всех трех — прожилки на крылышках, зеленые глазки и длинные усики.
Красота, одним словом. Еще понять бы, куда все это применить. И можно ли. А то вдруг усадьба решит, что я все же самозванка, и выкинет меня в самый холод на улицу.
Я еще раз осмотрела новые находки, подошла к столу, открыла тот тайник, спрятанный в столешнице, и заложила в него и драгоценности, и письма, и связку ключей. Только монеты оставила. Пригодятся, когда расплатимся с работниками. Зима долгая, голодная.
С этими мыслями я поставила уже пустой сундучок на стол и вернулась к рукоделию. Находки — это, конечно, хорошо, но и руки чем-то занять надо. Желательно еще и голову бы. Но вот пока не очень получается. Мысли так и лезут, и далеко не все самые хорошие.
Рабочие провозились на чердаке несколько часов: расчищали место под древесину, которую собрались спиливать завтра-послезавтра, убирали все лишнее, нашли время через два слуховых окна вылезти на крышу и смотреть фронт работ. Инга дважды сбегала вниз, на кухню, делала чай для пятерых, и мы вдвоем с ней относили кружки наверх.
Обедали мы всемером позже обычного часа на полтора-два. Принесли стулья из других комнат, жилых, стащили их со второго этажа, расселись по всей кухне. И сразу же в ней закончилось место. И даже воздуха стало маловато. Все же не рассчитана была наша кухонька на такое количество людей.
Девушки ели мало, вдвоем они осилили немного свиного мяса с овощами, по кружке молока и по куску хлеба. Мы с Ингой проглотили столько же. А вот парни… Молодой организм требовал не просто еды, нет, он требовал мяса. И наш поросенок неотвратимо исчезал в мужских глотках. И, похоже, вечером нужно было готовить еще. Тоже поросенка. Да, кровля выйдет нам с Ингой очень, очень дорого.
После обеда рабочие вышли в лес. Я, одевшись как можно теплее, направилась с ними. На этот раз на хозяйстве осталась Инга. Ей предстояло убрать со стола и помыть посуду.
Мне повезло: далеко идти не пришлось. Ростинай рос практически у дома. Рабочие придирчиво осмотрели все пять деревьев, огромных, толстых в обхвате, решили, что для кровли этот материал, с его сухой древесиной, вполне подойдет, и попрощались. Завтра они собирались вернуться и уже приступить к работе.
— Вы будете заваливать деревья? — я покосилась в сторону усадьбы. Одно такое дерево вполне могло лечь прямо на нее. Ну и раздавить своим стволом.
— Нет, лейра ведьма, — покачал головой один из парней, — для этого у нас не хватит ни инструментов, ни сил. Мы просто срубим крупные ветки и пустим их древесину на доски.
Я выдохнула про себя. Что ж, уже легче прожить. Правда, я никогда не сталкивалась ни с ремонтом, ни со строительством, — банально не имелось денег ни на то, ни на другое, — поэтому мне сложно было представить себе, сколько времени и сил уйдет на подобный труд.
Но если усадьба не пострадает ни от действий рабочих, ни от внешних факторов, то я готова была вложить остатки денег в крышу.
Рабочие ушли, я вернулась домой.
Инга уже и убрала, и помыла все, что было нужно. Я, сняв верхнюю одежду и обувь и помыв руки, уселась на стул на кухне.
— Что у нас с чайником? — спросила наугад.
— Только что вскипел, лейра, — обрадовала меня Инга. — Наверху нашлись травы, которые можно заваривать в чай. Их не очень много, но на месяц хватит.
— И они в нормальном состоянии? — уточнила я, наливая в кружку, сверху на измельченные травы, кипяток.
— Да, лейра. Такое ощущение, что кто-то делал запасы на зиму, а потом о них забыл, — поделилась мыслями Инга.
— Все может быть, — я приникла губами к кружке.
Дом постоянно напоминал мне шкатулку с кучей потайных отделений.
Пока пили чай, я рассказала Инге о находках. Как и ожидалось, ее заинтересовали только деньги. Впрочем, меня тоже. Вряд ли письма могли рассказать что-то интересное об этом доме. Обычно они писали для других дел. Драгоценности тоже было чревато носить. Мало ли, вдруг настоящая хозяйка объявится и выскажет все, что думает, «воровке». В быту мог пригодиться только фонарик, но и то не всегда. В общем, деньги оказались наивысшей ценностью из всего найденного.
Вечер мы с Ингой провели за рукоделием. Вернее, она довязывала очередную вещь, а я штопала свою и ее кофты, самые старые, уже изношенные.
Ночь прошла спокойно.
А рано утром прибыли рабочие. И дело пошло. Нам с Ингой повезло: следующие три дня были пасмурными, но не дождливыми. И парням удалось запасти достаточно древесины. Они втроем спиливали ветки потолще, избавляли их от небольших веточек и листвы и на веревках поднимали наверх, на чердак, там эти ветки принимали девушки и или откатывали в дальний угол, или, если ветки были совсем уж огромными, оставляли на месте.
За трое суток на чердаке накопилось прилично древесины.
А потом зарядил очередной нудный, противный, осенний дождь.
Мое настроение, и так не поднимавшееся выше плинтуса, упало куда-то в подпол. Мне хотелось если не тепла, то хотя бы солнца, пусть и редкого, холодного, но яркого.
Я утешала себя тем, что зимовать в непонятной усадьбе мы с Ингой станем под новой, качественно сделанной крышей. С чердака практически постоянно доносился шум: то визг пилы, то стук топора, то голоса работников.
За десять дней их практически постоянного пребывания в усадьбе мы с Ингой потратили все серебро, что у нас было, включая найденное. Наши припасы были съедены практически полностью, травы, даже те, с чердака, заварены и выпиты.
К тому моменту, как крыша была сделана и через нее перестала течь вода, у нас с Ингой оставалось полмиски шарты, треть вареного цыпленка и пригоршня трав. Для нас, двух женщин, еда на сутки, не больше.
Последний золотой мы вручили как плату за труд работникам. И они наконец-то покинули дом.
Мы с Ингой переглянулись и с облегчением вздохнули. Хотя бы от одной проблемы, но избавились. Остальным ремонтом будем заниматься уже весной-летом. Если, конечно, найдем где-нибудь деньги для этого.
— Пойдем пить чай, — решила я. — Раз уж травы для этого остались. Вот их и заварим.
Инга, улыбнувшись, кивнула, и мы направились в кухню.
На чердаке оказалось множество хлама, в том числе и старой одежды, годившейся только для ремонтных работ. Ее мы выбрасывать не стали, оставили на всякий случай — накрывать мебель перед покраской стен, например. Но среди хлама внезапно обнаружились две фарфоровые чашки и чайник. Не глина, не фаянс, а тонкий фарфор, белый, с расписными яркими цветами на нем. Мы подивились странной находке, я еще раз вспомнила свои мысли о доме, как вложении денег местного олигарха, внезапно невесть куда исчезнувшего. И чайник, и чашки мы отмыли, но пока не пользовались ими. Сегодня же решили обновить и то, и другое. В честь двойного праздника: появления новой крыши и избавления от прожорливых работников.
Остатки цыпленка и травы ушли в тот же день. Шарту мы сварили полностью и тоже подкрепились ею. Того, что после еды находилось в кастрюле, хватило бы на полтора раза. А значит, вставал уже знакомый нам вопрос: где взять деньги или работу, чтобы получить еду?
Ответ был однозначным: нужно снова идти в деревню. Причем на этот раз — Инге. Сходит навестит родителей — неделю точно у них не была. Может, работу найдет. Нет — поголодаем сутки-двое, ничего с нами не станется.
С такими мыслями я отправила Ингу в деревню, тоскливо посмотрела на хмурое небо, обещавшее очередные сутки непрерывного дождя, и поднялась к себе в спальню.
Настроение было под стать небу: такое же хмурое и безрадостное. Очень хотелось стабильности. На Земле у меня была зарплата. Да, небольшая, но я знала, что могу рассчитывать каждый месяц на вполне определенную сумму. А тут… Тут пока приходилось перебиваться случайными заработками и не рассчитывать ни на кого, кроме себя.
С таким настроем я открыла тайник в столешнице, вытащила оттуда письма, села на постель и развязала тесьму.
Письма с веселым шелестом рассыпались по кровати. Судя по пожелтевшей бумаге, им было достаточно много лет. Но сохранились они на удивление хорошо.
Я взяла одно из множества, со вздохом повертела его в руках. Эх… Умела бы я владеть местной грамотой… Наверное, и не так грустно мне было бы. Все развлечение какое-никакое.
Буквы были похожи на латинский алфавит. Я прищурилась, пытаясь хоть что-то понять. Внезапно в глазах защипало, предложения стали расплываться, а потом… Потом все собралось в один вполне читаемый текст. «…И скучаю без наших свиданий…», — прочитала я, не поверила увиденному, нахмурилась, помотала головой. Нет, текст не исчезал.
То есть это что получается… Я внезапно стала понимать местную грамоту? Хотя почему внезапно? Я вроде как несколько минут назад это пожелала…
Все еще слабо понимая, что происходит, я взяла письмо в руки и начала читать.
«Здесь постоянно холодно и сыро. Наверное, потому что я лишена своей силы, мне очень плохо. Местные крестьяне глупы и примитивны. Они считают меня то ведьмой, то посланницей небес. Я устала от их глупости. Хочется нормального, живого общения. Но к отцу взывать точно не буду. Наказал? Пусть. Выдержу. Дом построила на остатках сил. Ничего тут менять уже не получится. Пусть стоит, как есть.
Я постоянно вспоминаю тебя и скучаю без наших свиданий. Письма отправлять все равно не стану, поэтому могу писать откровенно. Ты — самое дорогое, что было в моей жизни. И еще наш ребенок. Но ему я дам самое лучшее. Он точно ни в чем не будет нуждаться. А ты… Ты о нем не узнаешь. Так лучше. Для всех.
Наш малыш растет во мне, ему требуется еда, много еды. Жаль, что я не смогу одарить его своей силой. Но это и к лучшему, наверное. Мне она счастья не принесла».
Я оторвалась от письма, нахмурилась. Это что же получается, я была права? Дом создан тем, у кого не хватило возможности улучшить его? Интересно, от лица кого написаны эти письма? И что стало с этой женщиной и ее не рожденным ребенком?
Глава 12
Вечером нам с Ингой пришлось готовить. Попробуй прокорми пятерых работников, пусть и двое из них женского пола. Тут ни о какой экономии продуктов и речи быть не может. Радовало, что в запасе оставался один золотой. Но такими темпами мы и его быстро потратим. А зима между тем приближалась семимильными шагами…
Мы потушили в самой большой кастрюле поросенка с ордигами, посмотрели на караваи и тяжело вздохнули. Мужчины… От них, конечно, есть польза, и немалая. Завтра, например, перекрывать крышу начнут. Но попробуй их прокормить…
Впрочем, выбора у нас не было.
Вечерний сон, утреннее мытье и переодевание — все шло по привычному расписанию.
Работники, одетые в теплые штаны и кофты, явно отданные местными крестьянами как плата за ту или иную подработку, появились на телеге вместе с инструментами, когда мы с Ингой закончили завтракать хлебом с молоком.
По лестнице из кухни мы всей толпой поднялись на второй этаж. Оттуда небольшая лестница, как ни странно, железная, вела на чердак. А уже там открывался доступ на крышу.
Ингу я отправила на чердак вместе с работниками. И присмотрит за ними, и подскажет, что нужно, а в случае чего побудет связующим звеном между ними и мной.
Я же занялась рукоделием: сидела в своей комнате и заканчивала вышивку. Я успела сделать последние стежки и любовалась готовой картиной, уже представляя, как повешу ее в раму, когда в дверь постучали.
— Войдите,— крикнула я.
На пороге появилась запыхавшаяся Инга. Я напряглась.
— Лейра, — произнесла она, — там, на чердаке, тайник. Сверкает огнями. Как искры у вас из пальцев сыплются.
Я подскочила, достала из столешницы связку ключей, так, на всякий случай, и направилась следом за Ингой. На чердак мы с ней за все это время ни разу не поднимались — и без того работы в доме хватало. И потому слова о тайнике меня заинтриговали. Что там может лежать? Неужели что-то действительно ценное?
Работники впятером стояли в отдалении и наблюдали за искрами, то и дело вылетавшими из каменной кладки.
— Мы увидели выпиравший из стены кирпич, который держался на честном слове, — объяснил мне тот самый парень, что договаривался с Ингой насчет работы, — я убрал его, от греха подальше, чтобы он не выпал, например, ночью. А оттуда сразу искры посыпались.
Я кивнула, принимая объяснения. Да, грохот ночью с чердака нас с Ингой серьезно напугал бы.
При моем приближении каменная кладка искрить прекратила. Но я убедилась, что ключи мне не понадобятся: часть кладки сама по себе отъехала в сторону, и моим глазам предстал небольшой железный сундучок. Без замка. Я понятия не имела, как его можно открыть, но это было уже второстепенной задачей. Сейчас же я просто вытащила сундучок из кладки и отправилась вниз, в свою комнату. Там все и рассмотрю, если сумею.
По лестнице пришлось спускаться аккуратно. Крутая, с высокими ступеньками, она не предполагала никаких других действий или возможных мыслей. Я одной рукой держала сундучок за ручку с кольцом, другой рукой цеплялась за перила и медленно переставляла ноги.
Наконец, лестница осталась позади, и я поспешила в свою комнату. Любопытство грызло душу, руки так и тянулись побыстрей открыть непонятный сундучок. Закрыв дверь, я поставила его на кровать, начала осматривать. Со всех сторон железо. И узоры на нем. Что-то, похожее на арабскую вязь.
— Ну, и как тебя открыть, чудо? — поинтересовалась я вслух, проводя пальцами по узорам.
Холодный металл внезапно потеплел, и стенка сундучка отъехала в сторону. О как. И что это было? Опознавание по отпечаткам пальцев? Впрочем, неважно. Об этом я подумаю потом. Пока же я с интересом разглядывала «начинку» сундучка.
Три броши, явно серебряные, одно кольцо, золотое, несколько серебряных монет, перевязанная тесьмой стопка писем, пожелтевших от времени, и железный фонарик с красной кнопкой.
Я с осторожностью взяла в руки стопку писем, боясь, что они рассыплются у меня в руках. Но нет, бумага оказалась крепче, чем я думала. Буквы, правда, были незнакомыми, а потому и прочитать я ничего не смогла. Зато, развязав тесьму, убедилась, что все письма написаны одной и той же рукой. Очень интересно. Чьи они? Отправитель так и не рискнул их послать по адресу или же, наоборот, бережно хранил каждое полученное? Почерк мелкий, аккуратный, с завитушками. Может быть, женский, но в музеях я видела и мужские письма, написанные таким же почерком. Поэтому утверждать что-то определенное сложно.
Монеты я пересчитала. Семь штук. Хватит, чтобы протянуть кое-как неделю.
Фонарик включила и с удивлением отметила, что он работает. Свет, правда, показался мне каким-то рассеянным. Но в темноте можно было посветить себе, что уже плюс. Хотя в доме везде при появлении живого существа загорался свет, но существовал и темный ночной лес. Появляться там по ночам я не хотела бы. Но в жизни всякое бывает.
Последними я стала рассматривать украшения. Золотое кольцо было выполнено в виде юркой ящерки с красными глазками. Ее лапки и тельце, скорее всего, крепко охватывали пальцы. Помня о том, что я нахожусь в магическом мире, примерять драгоценности я не спешила. Мало ли, какой эффект будет.
Брошки, все три, были выполнены в виде бабочек, две небольшие и одна крупная. У всех трех — прожилки на крылышках, зеленые глазки и длинные усики.
Красота, одним словом. Еще понять бы, куда все это применить. И можно ли. А то вдруг усадьба решит, что я все же самозванка, и выкинет меня в самый холод на улицу.
Я еще раз осмотрела новые находки, подошла к столу, открыла тот тайник, спрятанный в столешнице, и заложила в него и драгоценности, и письма, и связку ключей. Только монеты оставила. Пригодятся, когда расплатимся с работниками. Зима долгая, голодная.
С этими мыслями я поставила уже пустой сундучок на стол и вернулась к рукоделию. Находки — это, конечно, хорошо, но и руки чем-то занять надо. Желательно еще и голову бы. Но вот пока не очень получается. Мысли так и лезут, и далеко не все самые хорошие.
Глава 13
Рабочие провозились на чердаке несколько часов: расчищали место под древесину, которую собрались спиливать завтра-послезавтра, убирали все лишнее, нашли время через два слуховых окна вылезти на крышу и смотреть фронт работ. Инга дважды сбегала вниз, на кухню, делала чай для пятерых, и мы вдвоем с ней относили кружки наверх.
Обедали мы всемером позже обычного часа на полтора-два. Принесли стулья из других комнат, жилых, стащили их со второго этажа, расселись по всей кухне. И сразу же в ней закончилось место. И даже воздуха стало маловато. Все же не рассчитана была наша кухонька на такое количество людей.
Девушки ели мало, вдвоем они осилили немного свиного мяса с овощами, по кружке молока и по куску хлеба. Мы с Ингой проглотили столько же. А вот парни… Молодой организм требовал не просто еды, нет, он требовал мяса. И наш поросенок неотвратимо исчезал в мужских глотках. И, похоже, вечером нужно было готовить еще. Тоже поросенка. Да, кровля выйдет нам с Ингой очень, очень дорого.
После обеда рабочие вышли в лес. Я, одевшись как можно теплее, направилась с ними. На этот раз на хозяйстве осталась Инга. Ей предстояло убрать со стола и помыть посуду.
Мне повезло: далеко идти не пришлось. Ростинай рос практически у дома. Рабочие придирчиво осмотрели все пять деревьев, огромных, толстых в обхвате, решили, что для кровли этот материал, с его сухой древесиной, вполне подойдет, и попрощались. Завтра они собирались вернуться и уже приступить к работе.
— Вы будете заваливать деревья? — я покосилась в сторону усадьбы. Одно такое дерево вполне могло лечь прямо на нее. Ну и раздавить своим стволом.
— Нет, лейра ведьма, — покачал головой один из парней, — для этого у нас не хватит ни инструментов, ни сил. Мы просто срубим крупные ветки и пустим их древесину на доски.
Я выдохнула про себя. Что ж, уже легче прожить. Правда, я никогда не сталкивалась ни с ремонтом, ни со строительством, — банально не имелось денег ни на то, ни на другое, — поэтому мне сложно было представить себе, сколько времени и сил уйдет на подобный труд.
Но если усадьба не пострадает ни от действий рабочих, ни от внешних факторов, то я готова была вложить остатки денег в крышу.
Рабочие ушли, я вернулась домой.
Инга уже и убрала, и помыла все, что было нужно. Я, сняв верхнюю одежду и обувь и помыв руки, уселась на стул на кухне.
— Что у нас с чайником? — спросила наугад.
— Только что вскипел, лейра, — обрадовала меня Инга. — Наверху нашлись травы, которые можно заваривать в чай. Их не очень много, но на месяц хватит.
— И они в нормальном состоянии? — уточнила я, наливая в кружку, сверху на измельченные травы, кипяток.
— Да, лейра. Такое ощущение, что кто-то делал запасы на зиму, а потом о них забыл, — поделилась мыслями Инга.
— Все может быть, — я приникла губами к кружке.
Дом постоянно напоминал мне шкатулку с кучей потайных отделений.
Пока пили чай, я рассказала Инге о находках. Как и ожидалось, ее заинтересовали только деньги. Впрочем, меня тоже. Вряд ли письма могли рассказать что-то интересное об этом доме. Обычно они писали для других дел. Драгоценности тоже было чревато носить. Мало ли, вдруг настоящая хозяйка объявится и выскажет все, что думает, «воровке». В быту мог пригодиться только фонарик, но и то не всегда. В общем, деньги оказались наивысшей ценностью из всего найденного.
Вечер мы с Ингой провели за рукоделием. Вернее, она довязывала очередную вещь, а я штопала свою и ее кофты, самые старые, уже изношенные.
Ночь прошла спокойно.
А рано утром прибыли рабочие. И дело пошло. Нам с Ингой повезло: следующие три дня были пасмурными, но не дождливыми. И парням удалось запасти достаточно древесины. Они втроем спиливали ветки потолще, избавляли их от небольших веточек и листвы и на веревках поднимали наверх, на чердак, там эти ветки принимали девушки и или откатывали в дальний угол, или, если ветки были совсем уж огромными, оставляли на месте.
За трое суток на чердаке накопилось прилично древесины.
А потом зарядил очередной нудный, противный, осенний дождь.
Мое настроение, и так не поднимавшееся выше плинтуса, упало куда-то в подпол. Мне хотелось если не тепла, то хотя бы солнца, пусть и редкого, холодного, но яркого.
Я утешала себя тем, что зимовать в непонятной усадьбе мы с Ингой станем под новой, качественно сделанной крышей. С чердака практически постоянно доносился шум: то визг пилы, то стук топора, то голоса работников.
За десять дней их практически постоянного пребывания в усадьбе мы с Ингой потратили все серебро, что у нас было, включая найденное. Наши припасы были съедены практически полностью, травы, даже те, с чердака, заварены и выпиты.
К тому моменту, как крыша была сделана и через нее перестала течь вода, у нас с Ингой оставалось полмиски шарты, треть вареного цыпленка и пригоршня трав. Для нас, двух женщин, еда на сутки, не больше.
Последний золотой мы вручили как плату за труд работникам. И они наконец-то покинули дом.
Мы с Ингой переглянулись и с облегчением вздохнули. Хотя бы от одной проблемы, но избавились. Остальным ремонтом будем заниматься уже весной-летом. Если, конечно, найдем где-нибудь деньги для этого.
— Пойдем пить чай, — решила я. — Раз уж травы для этого остались. Вот их и заварим.
Инга, улыбнувшись, кивнула, и мы направились в кухню.
На чердаке оказалось множество хлама, в том числе и старой одежды, годившейся только для ремонтных работ. Ее мы выбрасывать не стали, оставили на всякий случай — накрывать мебель перед покраской стен, например. Но среди хлама внезапно обнаружились две фарфоровые чашки и чайник. Не глина, не фаянс, а тонкий фарфор, белый, с расписными яркими цветами на нем. Мы подивились странной находке, я еще раз вспомнила свои мысли о доме, как вложении денег местного олигарха, внезапно невесть куда исчезнувшего. И чайник, и чашки мы отмыли, но пока не пользовались ими. Сегодня же решили обновить и то, и другое. В честь двойного праздника: появления новой крыши и избавления от прожорливых работников.
Глава 14
Остатки цыпленка и травы ушли в тот же день. Шарту мы сварили полностью и тоже подкрепились ею. Того, что после еды находилось в кастрюле, хватило бы на полтора раза. А значит, вставал уже знакомый нам вопрос: где взять деньги или работу, чтобы получить еду?
Ответ был однозначным: нужно снова идти в деревню. Причем на этот раз — Инге. Сходит навестит родителей — неделю точно у них не была. Может, работу найдет. Нет — поголодаем сутки-двое, ничего с нами не станется.
С такими мыслями я отправила Ингу в деревню, тоскливо посмотрела на хмурое небо, обещавшее очередные сутки непрерывного дождя, и поднялась к себе в спальню.
Настроение было под стать небу: такое же хмурое и безрадостное. Очень хотелось стабильности. На Земле у меня была зарплата. Да, небольшая, но я знала, что могу рассчитывать каждый месяц на вполне определенную сумму. А тут… Тут пока приходилось перебиваться случайными заработками и не рассчитывать ни на кого, кроме себя.
С таким настроем я открыла тайник в столешнице, вытащила оттуда письма, села на постель и развязала тесьму.
Письма с веселым шелестом рассыпались по кровати. Судя по пожелтевшей бумаге, им было достаточно много лет. Но сохранились они на удивление хорошо.
Я взяла одно из множества, со вздохом повертела его в руках. Эх… Умела бы я владеть местной грамотой… Наверное, и не так грустно мне было бы. Все развлечение какое-никакое.
Буквы были похожи на латинский алфавит. Я прищурилась, пытаясь хоть что-то понять. Внезапно в глазах защипало, предложения стали расплываться, а потом… Потом все собралось в один вполне читаемый текст. «…И скучаю без наших свиданий…», — прочитала я, не поверила увиденному, нахмурилась, помотала головой. Нет, текст не исчезал.
То есть это что получается… Я внезапно стала понимать местную грамоту? Хотя почему внезапно? Я вроде как несколько минут назад это пожелала…
Все еще слабо понимая, что происходит, я взяла письмо в руки и начала читать.
«Здесь постоянно холодно и сыро. Наверное, потому что я лишена своей силы, мне очень плохо. Местные крестьяне глупы и примитивны. Они считают меня то ведьмой, то посланницей небес. Я устала от их глупости. Хочется нормального, живого общения. Но к отцу взывать точно не буду. Наказал? Пусть. Выдержу. Дом построила на остатках сил. Ничего тут менять уже не получится. Пусть стоит, как есть.
Я постоянно вспоминаю тебя и скучаю без наших свиданий. Письма отправлять все равно не стану, поэтому могу писать откровенно. Ты — самое дорогое, что было в моей жизни. И еще наш ребенок. Но ему я дам самое лучшее. Он точно ни в чем не будет нуждаться. А ты… Ты о нем не узнаешь. Так лучше. Для всех.
Наш малыш растет во мне, ему требуется еда, много еды. Жаль, что я не смогу одарить его своей силой. Но это и к лучшему, наверное. Мне она счастья не принесла».
Я оторвалась от письма, нахмурилась. Это что же получается, я была права? Дом создан тем, у кого не хватило возможности улучшить его? Интересно, от лица кого написаны эти письма? И что стало с этой женщиной и ее не рожденным ребенком?
