Всему виной была внезапно разразившаяся эпидемия.
Ликантропия никогда еще не вызывала такой паники. Жили себе вервольфы тихо-мирно, собственными кланами, передавая это счастье по наследству, иногда кусая и заражая чужаков, которым ума хватило явиться к охотничьим угодьям в полнолуние. Никого это не шокировало, дело обычное. И вдруг…
Началось все в небольших деревушках, поблизости от северной границы. Места малонаселенные, охотники да староверы. Так что не сразу понятно стало, что происходит. А когда кинулись – эпидемия шагала по королевству семимильными шагами и отмеряла расстояния горами обросших шерстью, неестественно вывернутых трупов.
Тогда уж забили тревогу, и спешно собранные светила науки и магии объявили: ликантропия стала вирусом, способ передачи которого напоминает грипп. То есть кто-то один чихнул, а все стоящие рядом в первое же полнолуние начинают покрываться волчьими лохмами. Только что-то было в этом вирусе неправильное, и почти никто превращения, для врожденных веров совершенно безболезненного, не мог пережить.
Ну, что тут началось! Города безлюдели, народец прятался по домам, окуривали всё зельями, вынырнувшие невесть откуда бабки-травницы любой пучок корешков выдавали за древнюю панацею, и все тряслись от страха. На улицах без синей маски-фильтра никто и не покажется! Паника и приближающийся коллапс, одним словом. В этот момент меня и выдернули из одного тихого благополучного местечка, где я, не особо напрягаясь, старалась по мере сил оправдать затраченные на меня при обучении средства. Задачу объяснили, всем необходимым снабдили и бросили в самый ад.
Адом оказалась большущая лаборатория. Целый этаж огромного здания почти в самом центре столицы. Руководил ею сам Шталле. Слыхали? Ну, еще бы! Укусы змей, виверн, скорпионов, гремлинов – он изобрел вакцины от всех этих напастей. И теперь королева не поскупилась, выделила ему огромный штат сотрудников с единственным условием: как можно скорее создать вакцину от этой вирусной напасти и спасти королевство от полного и окончательного вымирания.
Больше всего лаборатория напоминала разворошенный прутиком муравейник. С виду хаос и неразбериха, а на самом деле все продуманно и четко. Куча народу в белых мятых халатах и шапочках склонялась над столами. Они смотрели в микроскопы, смешивали и подогревали, наблюдали и записывали, меняли выгоревшие кристаллы на только что заряженные, и все это с ужасно напряженным деловым видом.
Под потолком жужжало зависшее неподвижно ОКО, записывало рабочий процесс, и где-то сидели техники, просматривали весь этот бред.
Невидимые нити управления лабораторией тянулись к кабинету профессора. Оттуда неслись его крики, туда вбегали испуганные сотрудники и вылетали как ошпаренные. Сам Шталле, плохо выбритый, с впавшими щеками и глазами, обведенными темными кругами, не покидал лабораторию ни днем, ни ночью. Он работал как проклятый, забывая о еде и сне, и мне пришлось приложить немало усилий, чтоб заставить его поесть.
- Не отвлекайте меня! Уберите немедленно эту дрянь с моих бумаг!
Он возмущенно сопел и пытался вернуться к своим формулам и расчетам.
- Если не съедите хотя бы ложку, я переверну это прямо на ваши записи, - хладнокровно сообщила я.
- Тебя развоплотит королева лично! – заорал ученый, пытаясь скинуть мисочку с едой на пол.
Но я была моложе и проворнее. Мисочка тут же оказалась у меня в руках, и я угрожающе накренила ее над столом.
- Будете есть?
- НЕТ!
- Ну, как хотите…
И первая капля сорвалась с края посудинки. Этого Шталле не вынес.
- Прекрати! Давай сюда ложку! И если мне не понравится, я выверну это тебе на голову, поняла?
- Как скажете, босс, - я могу казаться покладистой, если надо.
Шталле, сердито сопя, взял из моих рук ложку и осторожно поднес ко рту ярко-желтую кашицу. С неимоверно скептическим видом положил в рот, пожевал.
- Это довольно вкусно, - сообщил он удивленно и заработал ложкой.
Мисочка была небольшая, справился он быстро и тут же забыл обо мне. Но это было неважно.
Когда я появилась возле Шталле в следующий раз и в поле его зрения попала уже знакомая желтая каша, он молча взял ложку и без всяких угроз и уговоров проглотил все до последней капельки. И на следующий день повторилась та же история. Шталле безропотно съедал все, что я ему давала.
Еще ухитрялась подсовывать ему чистые рубахи, отгоняла назойливых лаборантов, вечно сующихся с дурацкими вопросами и выдавала им успокоительное, если Шталле бывал уж очень резким в выражениях. А если он во внезапном приступе отчаяния бросал на пол карандаш, и вцепившись обеими руками в курчавую седую шевелюру, начинал стонать, что, дескать, все это напрасно и ничего у него не выйдет, говорила ему равнодушно:
- Ну и ладно. Передохнем все. Подумаешь! Как будто от вас тут кто-то чуда ждет.
Это подхлестывало профессора не хуже, чем старого хряка скипидар под хвостом, когда его пибои перекрасят и на ярмарке за годовалого подсвинка выдают.
Шталле вскакивал, минут пять орал, что я ничего не понимающая в науке бездарь, что он и не такие задачки решал, еще посмотрим, мол, и снова принимался за работу.
А я шла шпынять зарядчиков и присматривать за тем, чтоб не перегревали опытные образцы. А то те имели отвратительное свойство взрываться и разлетаться липкими ошметками, прилипали к потолку и капали оттуда всем на головы.
Так прошла неделя. Он был почти у цели, я понимала это, может быть, даже лучше самого ученого, и почти перестала спать. Все потому, что должность дракона-хранителя оказалась уж очень востребованной. Теперь Шталле уже искал меня сам. Он стучал по столу и раздраженно кричал:
- Эй! Где эта нахалка? Она нужна мне немедленно!
Но в тот раз я проспала. Да, вот так обыкновенно и цинично проспала. И не успела приготовить ему ежедневную порцию желтой бурды.
Он орал, а я лихорадочно взбивала месиво, никак не желавшее становиться желтым! Требовалось еще шесть минут, но Шталле потерял терпение. Он должен был получить свою кашку, и это чувство, которое он пока принимал за голод, выгнало ученого из кабинета. Он оглянулся, пытаясь взглядом найти меня… и ничего не вышло!
Конечно, ведь вокруг было еще полсотни народу в белом, и все склоняли озабоченные лица при виде шефа, а моего лица он даже и не знал! Ведь никогда головы не поднимал от своих записей, чтоб поглядеть, кто ему еду приносит, разве что голос мой еще смог бы различить. Так что я спокойно мешала себе дальше, спрятавшись за долговязым парнем в очках, но тут оказалось, что Шталле может быть резвым. Он рванул по лаборатории, и в какой-тот момент знакомая мисочка попалась ему на глаза.
- А! Вот ты где! Давай сюда, я голоден!
Пришлось затеять бег с препятствиями по сильно пересеченной местности. Я прыгала по столам, уворачивалась от летящих в меня охранных плетений (система пресечения нежелательной активности тут же сработала), а сама мешала, мешала, мешала…
Хруст стекла под подошвами моих ботинок, вопли лаборантов, грохот взрывающихся колб и падающих подставок… Веселье!
Наконец осталось несколько секунд. Я остановилась, Шталле схватил меня за ногу и потребовал:
- Давай сюда еду!
- Да подождите еще минутку, слишком горячее. Может, еще в догонялки?
Я тянула время как могла. Пока месиво не приобретет нужный цвет, для него оно – яд!
Профессор выхватил мисочку у меня из рук в тот момент когда бурая жижа стала ярко-желтой кашкой. Поднес к лицу, вдыхая такой манящий запах. Поискал глазами ложку… И внезапно понял.
Все-таки он был ученый и маг с мировым именем. Я и так смогла водить его за нос неделю – большое достижение, между прочим!
Шталле поднял на меня уставшие серые глаза с красными прожилками сосудов:
- Как осторожно ты вдыхала в меня жизнь!
Пауза. Что тут ответишь? «Дыхание Жизни» редкая вещь, и пользоваться ею приходится осторожно.
- Сколько мне осталось?
Ответила я честно – а это в моей работе нечасто случается:
- Три дня.
С минуту он стоял, закрыв глаза. Потом решительно произнес:
- Я знаю, что подхватил эту проклятую ликантропию, когда открыл еще первый штамм. Но вакцина будет готова завтра. Самое позднее – послезавтра. Я успею. Надо потратить время с пользой.
И, обернувшись к замершим с разинутыми ртами сотрудникам, хлопнул в ладоши:
- Все за работу!
Решительным шагом Шталле вернулся в кабинет, работал не отрываясь и совершил чудо: вакцина была успешно создана и спасла сотни, тысячи, миллионы жизней! Она спасла само наше королевство, что уж мелочиться!
Но самого Шталле она не спасла. Ученый заблуждался.
Конечно, он принял до полнолуния созданную им самим вакцину, не побоялся быть первым подопытным – героическое стремление служить науке, уважаю. Однако, он так и не понял главного.
К тому моменту, как было совершено это открытие века, Шталле был уже пять дней как мертв. Просто под действием желтой кашки даже этого не заметил.
Я и в самом деле вдыхала в него жизнь очень осторожно.
Ликантропия никогда еще не вызывала такой паники. Жили себе вервольфы тихо-мирно, собственными кланами, передавая это счастье по наследству, иногда кусая и заражая чужаков, которым ума хватило явиться к охотничьим угодьям в полнолуние. Никого это не шокировало, дело обычное. И вдруг…
Началось все в небольших деревушках, поблизости от северной границы. Места малонаселенные, охотники да староверы. Так что не сразу понятно стало, что происходит. А когда кинулись – эпидемия шагала по королевству семимильными шагами и отмеряла расстояния горами обросших шерстью, неестественно вывернутых трупов.
Тогда уж забили тревогу, и спешно собранные светила науки и магии объявили: ликантропия стала вирусом, способ передачи которого напоминает грипп. То есть кто-то один чихнул, а все стоящие рядом в первое же полнолуние начинают покрываться волчьими лохмами. Только что-то было в этом вирусе неправильное, и почти никто превращения, для врожденных веров совершенно безболезненного, не мог пережить.
Ну, что тут началось! Города безлюдели, народец прятался по домам, окуривали всё зельями, вынырнувшие невесть откуда бабки-травницы любой пучок корешков выдавали за древнюю панацею, и все тряслись от страха. На улицах без синей маски-фильтра никто и не покажется! Паника и приближающийся коллапс, одним словом. В этот момент меня и выдернули из одного тихого благополучного местечка, где я, не особо напрягаясь, старалась по мере сил оправдать затраченные на меня при обучении средства. Задачу объяснили, всем необходимым снабдили и бросили в самый ад.
Адом оказалась большущая лаборатория. Целый этаж огромного здания почти в самом центре столицы. Руководил ею сам Шталле. Слыхали? Ну, еще бы! Укусы змей, виверн, скорпионов, гремлинов – он изобрел вакцины от всех этих напастей. И теперь королева не поскупилась, выделила ему огромный штат сотрудников с единственным условием: как можно скорее создать вакцину от этой вирусной напасти и спасти королевство от полного и окончательного вымирания.
Больше всего лаборатория напоминала разворошенный прутиком муравейник. С виду хаос и неразбериха, а на самом деле все продуманно и четко. Куча народу в белых мятых халатах и шапочках склонялась над столами. Они смотрели в микроскопы, смешивали и подогревали, наблюдали и записывали, меняли выгоревшие кристаллы на только что заряженные, и все это с ужасно напряженным деловым видом.
Под потолком жужжало зависшее неподвижно ОКО, записывало рабочий процесс, и где-то сидели техники, просматривали весь этот бред.
Невидимые нити управления лабораторией тянулись к кабинету профессора. Оттуда неслись его крики, туда вбегали испуганные сотрудники и вылетали как ошпаренные. Сам Шталле, плохо выбритый, с впавшими щеками и глазами, обведенными темными кругами, не покидал лабораторию ни днем, ни ночью. Он работал как проклятый, забывая о еде и сне, и мне пришлось приложить немало усилий, чтоб заставить его поесть.
- Не отвлекайте меня! Уберите немедленно эту дрянь с моих бумаг!
Он возмущенно сопел и пытался вернуться к своим формулам и расчетам.
- Если не съедите хотя бы ложку, я переверну это прямо на ваши записи, - хладнокровно сообщила я.
- Тебя развоплотит королева лично! – заорал ученый, пытаясь скинуть мисочку с едой на пол.
Но я была моложе и проворнее. Мисочка тут же оказалась у меня в руках, и я угрожающе накренила ее над столом.
- Будете есть?
- НЕТ!
- Ну, как хотите…
И первая капля сорвалась с края посудинки. Этого Шталле не вынес.
- Прекрати! Давай сюда ложку! И если мне не понравится, я выверну это тебе на голову, поняла?
- Как скажете, босс, - я могу казаться покладистой, если надо.
Шталле, сердито сопя, взял из моих рук ложку и осторожно поднес ко рту ярко-желтую кашицу. С неимоверно скептическим видом положил в рот, пожевал.
- Это довольно вкусно, - сообщил он удивленно и заработал ложкой.
Мисочка была небольшая, справился он быстро и тут же забыл обо мне. Но это было неважно.
Когда я появилась возле Шталле в следующий раз и в поле его зрения попала уже знакомая желтая каша, он молча взял ложку и без всяких угроз и уговоров проглотил все до последней капельки. И на следующий день повторилась та же история. Шталле безропотно съедал все, что я ему давала.
Еще ухитрялась подсовывать ему чистые рубахи, отгоняла назойливых лаборантов, вечно сующихся с дурацкими вопросами и выдавала им успокоительное, если Шталле бывал уж очень резким в выражениях. А если он во внезапном приступе отчаяния бросал на пол карандаш, и вцепившись обеими руками в курчавую седую шевелюру, начинал стонать, что, дескать, все это напрасно и ничего у него не выйдет, говорила ему равнодушно:
- Ну и ладно. Передохнем все. Подумаешь! Как будто от вас тут кто-то чуда ждет.
Это подхлестывало профессора не хуже, чем старого хряка скипидар под хвостом, когда его пибои перекрасят и на ярмарке за годовалого подсвинка выдают.
Шталле вскакивал, минут пять орал, что я ничего не понимающая в науке бездарь, что он и не такие задачки решал, еще посмотрим, мол, и снова принимался за работу.
А я шла шпынять зарядчиков и присматривать за тем, чтоб не перегревали опытные образцы. А то те имели отвратительное свойство взрываться и разлетаться липкими ошметками, прилипали к потолку и капали оттуда всем на головы.
Так прошла неделя. Он был почти у цели, я понимала это, может быть, даже лучше самого ученого, и почти перестала спать. Все потому, что должность дракона-хранителя оказалась уж очень востребованной. Теперь Шталле уже искал меня сам. Он стучал по столу и раздраженно кричал:
- Эй! Где эта нахалка? Она нужна мне немедленно!
Но в тот раз я проспала. Да, вот так обыкновенно и цинично проспала. И не успела приготовить ему ежедневную порцию желтой бурды.
Он орал, а я лихорадочно взбивала месиво, никак не желавшее становиться желтым! Требовалось еще шесть минут, но Шталле потерял терпение. Он должен был получить свою кашку, и это чувство, которое он пока принимал за голод, выгнало ученого из кабинета. Он оглянулся, пытаясь взглядом найти меня… и ничего не вышло!
Конечно, ведь вокруг было еще полсотни народу в белом, и все склоняли озабоченные лица при виде шефа, а моего лица он даже и не знал! Ведь никогда головы не поднимал от своих записей, чтоб поглядеть, кто ему еду приносит, разве что голос мой еще смог бы различить. Так что я спокойно мешала себе дальше, спрятавшись за долговязым парнем в очках, но тут оказалось, что Шталле может быть резвым. Он рванул по лаборатории, и в какой-тот момент знакомая мисочка попалась ему на глаза.
- А! Вот ты где! Давай сюда, я голоден!
Пришлось затеять бег с препятствиями по сильно пересеченной местности. Я прыгала по столам, уворачивалась от летящих в меня охранных плетений (система пресечения нежелательной активности тут же сработала), а сама мешала, мешала, мешала…
Хруст стекла под подошвами моих ботинок, вопли лаборантов, грохот взрывающихся колб и падающих подставок… Веселье!
Наконец осталось несколько секунд. Я остановилась, Шталле схватил меня за ногу и потребовал:
- Давай сюда еду!
- Да подождите еще минутку, слишком горячее. Может, еще в догонялки?
Я тянула время как могла. Пока месиво не приобретет нужный цвет, для него оно – яд!
Профессор выхватил мисочку у меня из рук в тот момент когда бурая жижа стала ярко-желтой кашкой. Поднес к лицу, вдыхая такой манящий запах. Поискал глазами ложку… И внезапно понял.
Все-таки он был ученый и маг с мировым именем. Я и так смогла водить его за нос неделю – большое достижение, между прочим!
Шталле поднял на меня уставшие серые глаза с красными прожилками сосудов:
- Как осторожно ты вдыхала в меня жизнь!
Пауза. Что тут ответишь? «Дыхание Жизни» редкая вещь, и пользоваться ею приходится осторожно.
- Сколько мне осталось?
Ответила я честно – а это в моей работе нечасто случается:
- Три дня.
С минуту он стоял, закрыв глаза. Потом решительно произнес:
- Я знаю, что подхватил эту проклятую ликантропию, когда открыл еще первый штамм. Но вакцина будет готова завтра. Самое позднее – послезавтра. Я успею. Надо потратить время с пользой.
И, обернувшись к замершим с разинутыми ртами сотрудникам, хлопнул в ладоши:
- Все за работу!
Решительным шагом Шталле вернулся в кабинет, работал не отрываясь и совершил чудо: вакцина была успешно создана и спасла сотни, тысячи, миллионы жизней! Она спасла само наше королевство, что уж мелочиться!
Но самого Шталле она не спасла. Ученый заблуждался.
Конечно, он принял до полнолуния созданную им самим вакцину, не побоялся быть первым подопытным – героическое стремление служить науке, уважаю. Однако, он так и не понял главного.
К тому моменту, как было совершено это открытие века, Шталле был уже пять дней как мертв. Просто под действием желтой кашки даже этого не заметил.
Я и в самом деле вдыхала в него жизнь очень осторожно.
