Стефнклэр Аманди Джоан
Ариш и Маг. Отсвет феникса (книга первая)
Перезвон предрассветного храмового колокольчика сдёргивает паутину сна. В нём плешивый мерзавец убивает мою младшую сестру, а отец в бесплотной ипостаси посмеивается. Пытаясь отрешиться от тёмных воспоминаний, сворачиваюсь в клубок на скомканных простынях. Комок в горле затрудняет дыхание, но эмоции подконтрольны. По их поверхности давно уже не гуляют сильные волны, а страх и ненависть подобны еле уловимому дуновению, что легко теряется в густой листве вековых деревьев.
Точно не помню, когда перестала остро реагировать на трагические события. Продолжая жаждать отмщения, я больше не ощущаю маниакальной готовности жертвовать всем ради единственной цели. Чувства притупились. Осталось направление — и только.
Эйю убили пять лет назад, вскоре после свалившегося на меня откровения, что наш родитель — маньяк. Об этом я узнала после кончины отца от рук случайного грабителя. Не иначе происки судьбы — быть убитым заговорённым огненным кинжалом, когда сам при жизни калённым металлом выжигал на лицах своих жертв святое клеймо полумесяц, отражавшее непорочность в бошской религии.
Зацикленность отца на символике другого народа мне до сих пор не понятна. В империи иная традиционность. Но один из канц-магов сыскного подразделения Имперского Трона, некогда давая интервью местным журналистам, предположил, что убийца руководствовался душевным принципом и пытался таким образом пометить свои души. Сухопарый представитель закона не стал распространяться о деталях и мне оставалось только догадываться, что он имел ввиду.
Когда я читала новости с первых полос газет… Когда следила за ходом расследования, сопереживая семьям погибших молодых девушек, не могла и предположить, что за этими бедствиями стоит мой отец. Пусть мы не особо ладили, но брюзгливый и вечно недовольный жизнью родитель на маньяка не походил. Только через несколько дней после его смерти я прозрела, и мой замкнутый мирок раскололся на части. В шестнадцать лет — юная, мечтательная, грезящая о чудесах — я вдруг окунулась в кишащую ужасами реальность и увидела мир в худшем его проявлении…
Всё началось после похорон, прошедших довольно тихо. У нас с сестрой из родни осталась лишь тётка, впоследствии обеспечивавшая всем необходимым, но не желавшая видеть на пороге своего дома. Мы с Эйей отныне были предоставлены сами себе. Жили в небольшом коттедже под присмотром кухарки и её мужа, выбирались разве что в торговые лавки на окраине поселения. Жизнь казалась простой и понятной. Пока однажды ночью мёртвый отец не пришёл в бесплотной ипостаси требовать мою душу. С её помощью он хотел возродиться.
Сказать, что меня обуял ужас — ничего не сказать. Густая тьма, появившаяся в комнате после полуночи и протянувшая ко мне смоляные сгустки, наполнила воздух непереносимым смрадом могильного тления. В моём горле застрял крик, а тело оледенело. Я не могла слезть с кровати, окутанная плотным вибрирующим саваном, но всё же сопротивлялась пленению, то и дело разрывая клубящийся мрак холодными пальцами.
Мои отчаянные попытки вырваться вызывали у мрака досадные причитания. Сдаваться он не собирался. Отец разделил на нас двоих свои воспоминания. Тогда я и узнала, что найденные мёртвые девушки — дело его рук. Словно наяву увидела творимые родителем безумства, впитала тяжёлые, словно смола, эмоции истязаемых им жертв.
Стоило солнечным лучам проникнуть в комнату — мучитель отступил. Измученная и злая, я от чистого сердца послала отца в бездну. Чем неожиданно порадовала. Помню его жуткую ухмылку сквозь клубы черноты и устрашившие слова:
— Мы однажды сольёмся воедино, Ариш. Однажды сольёмся…
И он исчез. На целую неделю. А когда вернулся, то более года одаривал по ночам всё новыми подробностями своих безумных деяний. Перемещаясь по комнате плотным чёрным туманом, показывал их ярко и чётко, комментируя каждое видение, смакуя подробности.
Под его постоянным натиском я теряла силы. Сопротивление ослабевало. Грань безумия подступила настолько близко, что в какой-то момент захотелось сдаться на милость изувера. Вскрыть себе вены и покончить с бесконечными страданиями единым росчерком лезвия.
Именно в этот момент младшая сестра обо всём прознала. Волнуясь из-за моего потухшего взгляда, чрезмерной худобы да мертвенной бледности, она пошла к местной прорицательнице, где её просветили относительно всего происходящего. Обстоятельно. Детально. Ничего не утаив. Даже подсказали, у кого испросить помощи — у человека, в услужении у которого находился Чёрный Некромант.
Итог оказался плачевным.
Много позже я узнала, что её душа напитала отца, пусть не так, как тому хотелось. Он остался в бестелесной форме, но обрёл власть над сновидениями живых. Проникая в разум спящего, извращая его мысли и чувства, бывший маньяк стал творцом марионеток — Крувов. Всё человеческое чуждо этим изуверам, милосердие неприемлемо.
Но именно мне выпала участь стать первой жертвой, испытавшей мощь отцовского всевластия. В тот злополучный вечер я места себе не находила из-за отсутствия Эйи, задержавшейся в бакалейной лавке, где хозяину помогал его сын — юноша одного с сестрой возраста. Когда сумрак окутывал мир сероватой шалью, а на небе вспыхивали первые звёзды, меня всегда охватывало беспокойство. Зная об этом, сестра обычно возвращалась до захода солнца. Но не в тот день. И очень скоро я узнала, почему.
Отец впервые предстал в человеческой форме, пусть и окутывала призрачную фигуру чернильная дымка. Помню его отвратительно-радушную улыбку, молниеносное движение вперёд и давящее прикосновение пальцев к моим вискам. А затем — поток леденящих кровь образов, хлынувших в сознание с единственной целью — сломить.
Я увидела смерть Эйи. Услышала её разрывающие сердце крики, впитала в себя агонию, глядя в наполненные ужасом и болью глаза. А потом выхватила из хоровода пытавших мою душу картинок лицо убийцы. Он презрительно пнул бездыханное тело, освобождённое от металлических пут и упавшее на залитый кровью пол.
Тогда я не знала, кем был обрюзгший лысеющий гад. Знаю теперь. Барон Ваниус фон Трис. Почти бессмертный приспешник Тёмного — безымянного чёрного мага, чьи возможности выходят за грани понимания магии.
Любые маги мне всегда казались недосягаемыми. Что говорить о Неуязвимых? О них и их слабостях я ровным счётом ничего не знала. Наша семья всегда жила обособленно и не путешествовала. Из газет, где кратко описывались самые важные события империи, я получала минимум сведений о мире, и чуть больше — от жительниц поселения, на окраине которого стоял наш дом. Дородные и худосочные миссан — немолодые женщины, порой неопределённого происхождения, и старушки любили посплетничать в бакалейной лавке, куда мы с сестрой ходили за провизией. Сухих новостей да досужих сплетен оказалось недостаточно для постижения жизни. Во многом я оставалась наивной. Поэтому, запомнив лицо убийцы, не представляла, где искать мерзавца и как ему отомстить.
Отец усложнял задачу. Усыпив кухарку и её мужа, он запер меня в доме, окружил вязкой паутиной безысходности и постоянно напоминал об убийстве Эйи жуткими видениями, чтобы чувство вины, затмив марево отвратительной ненависти, сломило меня окончательно.
Но вопреки его злой воле я отчаянно боролась, не представляя, откуда взялись мужество и стойкость.
Наиболее ярким воспоминанием первых дней изоляции стал отец, терявший терпение и дополнивший старые видения новыми. Из них я узнала, что у родителя появился последователь. Он добавил к изуверствам собственную изюминку — аморальность: не просто убивал и клеймил девушек, а насиловал их.
Столь наглядные откровения меня подкосили. Однажды, перепутав подаренный сестрой браслет с кухонным ножом, я чуть не совершила непоправимое. Когда прижатое к запястью лезвие почти полоснуло по венам, передо мной в переливе белого света появилась Эйя. Приблизившись и обняв меня, она разогнала навеянный морок и обратилась яркими пылинками, осевшими на пол, стены и мебель.
Впервые за многие недели туманящее разум тошнотворное искажение, мешавшее покинуть дом, отступило. Я не просто возжелала свободы, но справедливости для сестры. Оставалось выбраться и найти путь к возмездию.
Именно с таким дальним прицелом в тот день я побежала к выходу, спеша выбраться из проклятого дома. Открыв парадную дверь, удивилась привычному виду на подъездную аллею и ещё больше — статной незнакомке с поднятой для стука рукой.
Чуть улыбнувшись и отступив на шаг, женщина представилась Настоятельницей Альлеяль Грёжес и предложила пройти испытание для выявления у меня магического потенциала. Ухоженная и хорошо одетая, она располагала к себе, а мне не из чего было выбирать, и я приняла странное предложение. Так оказалась в Храме Амунаи — закрытой обители для избранных, где обучают «недужных Хвори» — носителей древней разрушительной магии. Во избежание магических бедствий, раз в полгода здесь проводятся индивидуальные испытания, выявляющие у людей определённые способности.
Тех, у кого обнаруживается магия Хвори, оставляют на три года в Храме проходить общий курс по самоконтролю и индивидуальным направлениям, зависящим от особенностей обнаруженной силы. А затем некоторым предлагают послужить во благо империи в качестве жрецов и жриц. Такое служение позволяет подобраться к знатным господам и дамам довольно близко.
Благодаря поддержке абонессы я стала «мгновением любви» Ваниуса фон Триса, его личной Шальэ, одной из необычных жриц, что собирают сведения для императора, воплощая сокровенные желания избранного через прямой контакт. Тогда как Эпэлэ — неприкасаемые в любви — ткут заказанную иллюзию, с помощью которой вытягивают из подсознания клиента сокрытое, оставаясь при этом на почтительном расстоянии.
Только неважен твой ранг — круг замкнут.
Так как сила «недужных» пробуждается через сексуальный контакт, принят ряд мер для изоляции девственности. Физическое целомудрие всех служителей магически защищено. У девушек одним способом, у парней — другим.
Впрочем, защита защитой, а ранг Шальэ обязывает «отдаваться».
Вздохнув, покидаю постель. День служения начался.
Посетив умывальную и смыв тугими струями воды тяжесть ночного кошмара, как есть возвращаюсь в комнату. На ходу перекусывая принесённым служанкой завтраком, без особого энтузиазма облачаюсь в элегантное длинное платье с глубоким декольте. Встаю на шпильки и заплетаю светлые волосы в косу, на лицо наношу яркий макияж — всё, как пожелал барон, и с ненавистью в сердце направлюсь в одну из комнат Красного Орана, где предстоит ублажить аморальную личность, по которой плачет «альфская гильотина». Та самая, которая способна убить Неуязвимого.
Войдя в место служения, я оглядываю пафосный антураж. Многочисленные комнаты Красного Орана разнятся элементами роскоши и деталями интерьера. Одни клиенты склонны к аскетике, других тянет к излишествам. Именно здесь много алого и золотого, круглая кровать окольцована балдахином, вместительные мягкие кресла обиты дорогой кожей и покрыты бархатными пледами с изображениями языков пламени, похожих на переплётшиеся в страсти тела.
Мой главный клиент вальяжно развалился на прошитых золотой нитью алых подушках. Чуть покачивающейся походкой приближаюсь, чтобы даровать ему неземное наслаждение, зависимость от которого всегда возвращает его в нашу обитель…
Когда через некоторое время барон нависает надо мной весь в пылу низменной страсти, во славу служения играю отведённую мне роль, вонзая острые ногти в его потную спину. Тут же тучное тело придавливает к круглой алой кровати, окольцованной пологом. Мягкий бархат, создающий видимость изоляции, то и дело отвлекает качающейся бахромой от начавшейся мужской активности.
Сегодня служение не изобилует сложностями. Главное — томно улыбаться, закатывать глаза и стонать в поддельном наслаждении. Не так уж сложно. Я играю. Комкаю простыни в ложной страсти, хватаю ртом воздух, имитируя наслаждение — воплощаю плотскую иллюзию, призывающую достоверно обыграть роль неистовой и послушной служительницы.
Барон ускоряется, сопя мне в ухо. Трясётся кровать. Звонкие шлепки неприятно режут слух. Сверху маячит его красная физиономия: глаза полуприкрыты, а полная губа прикушена. Слышны страстные хрипы, дающие понять, что финал близок. И вот причинное в последний раз вламывается «внутрь», отчего меня ощутимо подбрасывает, и лысеющий мерзавец достигает экстаза, исторгнув протяжный рычащий стон.
В этот феерический момент я посылаю из кольца незримые нити, усиливающие магическую сеть, оплетающую толстяка. Его тёмная защита, присущая Неуязвимым, скоро треснет, и тогда появится шанс покарать гада. Именно из-за лёгкой отрешённости, продиктованной ментальным действом, еле успеваю вцепиться ногтями в потную спину и, расцарапав её от души, изобразить конвульсии оргазма.
Повисает томительная тишина. Проходит вечность, прежде чем барон откатывается в сторону, позволив свободно дышать. Прикосновение его пухлых пальцев отвратительно.
— Ты нечто, малышка…
А то не знаю? Стараюсь со всей злости!
— Вы получили наслаждение, господин? — спрашиваю приторно сладким голоском подобострастной служанки, а в мыслях душу сию персону всеми доступными способами.
Мерзавец искренне считает, что жрицы Амунаи ничем не отличаются от третьесортных девиц с портовых улиц. Частое заблуждение, особенно среди людей, с нашей культурой незнакомых или закрывающих глаза на очевидные вещи. Правда в том, что девушки обители не продают себя. Для нас достоинство, честь, самоуважение — незыблемы. Мы дарим иллюзию, несмотря на то, что Шальэ допускают поверхностный физический контакт. Дарим эмоциональные оттенки любви, позволяющие мужчинам ощутить различные уровни взаимоотношений, на которые в реальности они неспособны.
Ваниус фон Трис отличается от большинства. Ему неинтересны сердечные радости. Он может притворяться мягким и пушистым, но пойди что не по его воле — наживёшь врага до гробовой доски. С богатым тёмным магом, имеющим ещё и некроманта под боком, лучше не связываться.
Вспомнив о смерти сестры, на мгновение смыкаю губы. Я всем сердцем желаю покарать убийцу, но, как выяснилось, собственных возможностей недостаточно. Сильные мира сего обходят барона стороной, предпочитая не связываться. Куда уж мне?
Оказалось, есть подступ.
Несколько лет назад Настоятельница предложила мне занять освободившееся место Шальэ — одной из трёх контактных жриц. Я согласилась. И с той поры три дня в неделю «совокупляюсь» с мерзавцем и одновременно пытаюсь нащупать его уязвимое место. Два года прошло, прежде чем появилось ощущение, что цель близка. Ещё немного, и брешь в неприступной защите Неуязвимого будет пробита!
— Ты всегда оправдываешь мои ожидания, — раздаётся глумливый смешок у уха, а рука с толстыми пальцами шаловливо тянется ко мне.
Но не светит барону больше ничего. Он замирает, когда отдёргивается полог.
— Время истекло, абукан! — слышится непреклонный женский голос.
Официально внутри и вне обители клиентов называют абуканами. Так сохраняется статус инкогнито. Старшая Жрица, следящая за порядком и не позволяющая наиболее ретивым персонам превысить лимит дозволенного и оплаченного времени, поистине королевским взмахом руки указывает фон Трису на дверь.
Ариш и Маг. Отсвет феникса (книга первая)
ГЛАВА 1
Перезвон предрассветного храмового колокольчика сдёргивает паутину сна. В нём плешивый мерзавец убивает мою младшую сестру, а отец в бесплотной ипостаси посмеивается. Пытаясь отрешиться от тёмных воспоминаний, сворачиваюсь в клубок на скомканных простынях. Комок в горле затрудняет дыхание, но эмоции подконтрольны. По их поверхности давно уже не гуляют сильные волны, а страх и ненависть подобны еле уловимому дуновению, что легко теряется в густой листве вековых деревьев.
Точно не помню, когда перестала остро реагировать на трагические события. Продолжая жаждать отмщения, я больше не ощущаю маниакальной готовности жертвовать всем ради единственной цели. Чувства притупились. Осталось направление — и только.
Эйю убили пять лет назад, вскоре после свалившегося на меня откровения, что наш родитель — маньяк. Об этом я узнала после кончины отца от рук случайного грабителя. Не иначе происки судьбы — быть убитым заговорённым огненным кинжалом, когда сам при жизни калённым металлом выжигал на лицах своих жертв святое клеймо полумесяц, отражавшее непорочность в бошской религии.
Зацикленность отца на символике другого народа мне до сих пор не понятна. В империи иная традиционность. Но один из канц-магов сыскного подразделения Имперского Трона, некогда давая интервью местным журналистам, предположил, что убийца руководствовался душевным принципом и пытался таким образом пометить свои души. Сухопарый представитель закона не стал распространяться о деталях и мне оставалось только догадываться, что он имел ввиду.
Когда я читала новости с первых полос газет… Когда следила за ходом расследования, сопереживая семьям погибших молодых девушек, не могла и предположить, что за этими бедствиями стоит мой отец. Пусть мы не особо ладили, но брюзгливый и вечно недовольный жизнью родитель на маньяка не походил. Только через несколько дней после его смерти я прозрела, и мой замкнутый мирок раскололся на части. В шестнадцать лет — юная, мечтательная, грезящая о чудесах — я вдруг окунулась в кишащую ужасами реальность и увидела мир в худшем его проявлении…
Всё началось после похорон, прошедших довольно тихо. У нас с сестрой из родни осталась лишь тётка, впоследствии обеспечивавшая всем необходимым, но не желавшая видеть на пороге своего дома. Мы с Эйей отныне были предоставлены сами себе. Жили в небольшом коттедже под присмотром кухарки и её мужа, выбирались разве что в торговые лавки на окраине поселения. Жизнь казалась простой и понятной. Пока однажды ночью мёртвый отец не пришёл в бесплотной ипостаси требовать мою душу. С её помощью он хотел возродиться.
Сказать, что меня обуял ужас — ничего не сказать. Густая тьма, появившаяся в комнате после полуночи и протянувшая ко мне смоляные сгустки, наполнила воздух непереносимым смрадом могильного тления. В моём горле застрял крик, а тело оледенело. Я не могла слезть с кровати, окутанная плотным вибрирующим саваном, но всё же сопротивлялась пленению, то и дело разрывая клубящийся мрак холодными пальцами.
Мои отчаянные попытки вырваться вызывали у мрака досадные причитания. Сдаваться он не собирался. Отец разделил на нас двоих свои воспоминания. Тогда я и узнала, что найденные мёртвые девушки — дело его рук. Словно наяву увидела творимые родителем безумства, впитала тяжёлые, словно смола, эмоции истязаемых им жертв.
Стоило солнечным лучам проникнуть в комнату — мучитель отступил. Измученная и злая, я от чистого сердца послала отца в бездну. Чем неожиданно порадовала. Помню его жуткую ухмылку сквозь клубы черноты и устрашившие слова:
— Мы однажды сольёмся воедино, Ариш. Однажды сольёмся…
И он исчез. На целую неделю. А когда вернулся, то более года одаривал по ночам всё новыми подробностями своих безумных деяний. Перемещаясь по комнате плотным чёрным туманом, показывал их ярко и чётко, комментируя каждое видение, смакуя подробности.
Под его постоянным натиском я теряла силы. Сопротивление ослабевало. Грань безумия подступила настолько близко, что в какой-то момент захотелось сдаться на милость изувера. Вскрыть себе вены и покончить с бесконечными страданиями единым росчерком лезвия.
Именно в этот момент младшая сестра обо всём прознала. Волнуясь из-за моего потухшего взгляда, чрезмерной худобы да мертвенной бледности, она пошла к местной прорицательнице, где её просветили относительно всего происходящего. Обстоятельно. Детально. Ничего не утаив. Даже подсказали, у кого испросить помощи — у человека, в услужении у которого находился Чёрный Некромант.
Итог оказался плачевным.
Много позже я узнала, что её душа напитала отца, пусть не так, как тому хотелось. Он остался в бестелесной форме, но обрёл власть над сновидениями живых. Проникая в разум спящего, извращая его мысли и чувства, бывший маньяк стал творцом марионеток — Крувов. Всё человеческое чуждо этим изуверам, милосердие неприемлемо.
Но именно мне выпала участь стать первой жертвой, испытавшей мощь отцовского всевластия. В тот злополучный вечер я места себе не находила из-за отсутствия Эйи, задержавшейся в бакалейной лавке, где хозяину помогал его сын — юноша одного с сестрой возраста. Когда сумрак окутывал мир сероватой шалью, а на небе вспыхивали первые звёзды, меня всегда охватывало беспокойство. Зная об этом, сестра обычно возвращалась до захода солнца. Но не в тот день. И очень скоро я узнала, почему.
Отец впервые предстал в человеческой форме, пусть и окутывала призрачную фигуру чернильная дымка. Помню его отвратительно-радушную улыбку, молниеносное движение вперёд и давящее прикосновение пальцев к моим вискам. А затем — поток леденящих кровь образов, хлынувших в сознание с единственной целью — сломить.
Я увидела смерть Эйи. Услышала её разрывающие сердце крики, впитала в себя агонию, глядя в наполненные ужасом и болью глаза. А потом выхватила из хоровода пытавших мою душу картинок лицо убийцы. Он презрительно пнул бездыханное тело, освобождённое от металлических пут и упавшее на залитый кровью пол.
Тогда я не знала, кем был обрюзгший лысеющий гад. Знаю теперь. Барон Ваниус фон Трис. Почти бессмертный приспешник Тёмного — безымянного чёрного мага, чьи возможности выходят за грани понимания магии.
Любые маги мне всегда казались недосягаемыми. Что говорить о Неуязвимых? О них и их слабостях я ровным счётом ничего не знала. Наша семья всегда жила обособленно и не путешествовала. Из газет, где кратко описывались самые важные события империи, я получала минимум сведений о мире, и чуть больше — от жительниц поселения, на окраине которого стоял наш дом. Дородные и худосочные миссан — немолодые женщины, порой неопределённого происхождения, и старушки любили посплетничать в бакалейной лавке, куда мы с сестрой ходили за провизией. Сухих новостей да досужих сплетен оказалось недостаточно для постижения жизни. Во многом я оставалась наивной. Поэтому, запомнив лицо убийцы, не представляла, где искать мерзавца и как ему отомстить.
Отец усложнял задачу. Усыпив кухарку и её мужа, он запер меня в доме, окружил вязкой паутиной безысходности и постоянно напоминал об убийстве Эйи жуткими видениями, чтобы чувство вины, затмив марево отвратительной ненависти, сломило меня окончательно.
Но вопреки его злой воле я отчаянно боролась, не представляя, откуда взялись мужество и стойкость.
Наиболее ярким воспоминанием первых дней изоляции стал отец, терявший терпение и дополнивший старые видения новыми. Из них я узнала, что у родителя появился последователь. Он добавил к изуверствам собственную изюминку — аморальность: не просто убивал и клеймил девушек, а насиловал их.
Столь наглядные откровения меня подкосили. Однажды, перепутав подаренный сестрой браслет с кухонным ножом, я чуть не совершила непоправимое. Когда прижатое к запястью лезвие почти полоснуло по венам, передо мной в переливе белого света появилась Эйя. Приблизившись и обняв меня, она разогнала навеянный морок и обратилась яркими пылинками, осевшими на пол, стены и мебель.
Впервые за многие недели туманящее разум тошнотворное искажение, мешавшее покинуть дом, отступило. Я не просто возжелала свободы, но справедливости для сестры. Оставалось выбраться и найти путь к возмездию.
Именно с таким дальним прицелом в тот день я побежала к выходу, спеша выбраться из проклятого дома. Открыв парадную дверь, удивилась привычному виду на подъездную аллею и ещё больше — статной незнакомке с поднятой для стука рукой.
Чуть улыбнувшись и отступив на шаг, женщина представилась Настоятельницей Альлеяль Грёжес и предложила пройти испытание для выявления у меня магического потенциала. Ухоженная и хорошо одетая, она располагала к себе, а мне не из чего было выбирать, и я приняла странное предложение. Так оказалась в Храме Амунаи — закрытой обители для избранных, где обучают «недужных Хвори» — носителей древней разрушительной магии. Во избежание магических бедствий, раз в полгода здесь проводятся индивидуальные испытания, выявляющие у людей определённые способности.
Тех, у кого обнаруживается магия Хвори, оставляют на три года в Храме проходить общий курс по самоконтролю и индивидуальным направлениям, зависящим от особенностей обнаруженной силы. А затем некоторым предлагают послужить во благо империи в качестве жрецов и жриц. Такое служение позволяет подобраться к знатным господам и дамам довольно близко.
Благодаря поддержке абонессы я стала «мгновением любви» Ваниуса фон Триса, его личной Шальэ, одной из необычных жриц, что собирают сведения для императора, воплощая сокровенные желания избранного через прямой контакт. Тогда как Эпэлэ — неприкасаемые в любви — ткут заказанную иллюзию, с помощью которой вытягивают из подсознания клиента сокрытое, оставаясь при этом на почтительном расстоянии.
Только неважен твой ранг — круг замкнут.
Так как сила «недужных» пробуждается через сексуальный контакт, принят ряд мер для изоляции девственности. Физическое целомудрие всех служителей магически защищено. У девушек одним способом, у парней — другим.
Впрочем, защита защитой, а ранг Шальэ обязывает «отдаваться».
Вздохнув, покидаю постель. День служения начался.
Посетив умывальную и смыв тугими струями воды тяжесть ночного кошмара, как есть возвращаюсь в комнату. На ходу перекусывая принесённым служанкой завтраком, без особого энтузиазма облачаюсь в элегантное длинное платье с глубоким декольте. Встаю на шпильки и заплетаю светлые волосы в косу, на лицо наношу яркий макияж — всё, как пожелал барон, и с ненавистью в сердце направлюсь в одну из комнат Красного Орана, где предстоит ублажить аморальную личность, по которой плачет «альфская гильотина». Та самая, которая способна убить Неуязвимого.
Войдя в место служения, я оглядываю пафосный антураж. Многочисленные комнаты Красного Орана разнятся элементами роскоши и деталями интерьера. Одни клиенты склонны к аскетике, других тянет к излишествам. Именно здесь много алого и золотого, круглая кровать окольцована балдахином, вместительные мягкие кресла обиты дорогой кожей и покрыты бархатными пледами с изображениями языков пламени, похожих на переплётшиеся в страсти тела.
Мой главный клиент вальяжно развалился на прошитых золотой нитью алых подушках. Чуть покачивающейся походкой приближаюсь, чтобы даровать ему неземное наслаждение, зависимость от которого всегда возвращает его в нашу обитель…
Когда через некоторое время барон нависает надо мной весь в пылу низменной страсти, во славу служения играю отведённую мне роль, вонзая острые ногти в его потную спину. Тут же тучное тело придавливает к круглой алой кровати, окольцованной пологом. Мягкий бархат, создающий видимость изоляции, то и дело отвлекает качающейся бахромой от начавшейся мужской активности.
Сегодня служение не изобилует сложностями. Главное — томно улыбаться, закатывать глаза и стонать в поддельном наслаждении. Не так уж сложно. Я играю. Комкаю простыни в ложной страсти, хватаю ртом воздух, имитируя наслаждение — воплощаю плотскую иллюзию, призывающую достоверно обыграть роль неистовой и послушной служительницы.
Барон ускоряется, сопя мне в ухо. Трясётся кровать. Звонкие шлепки неприятно режут слух. Сверху маячит его красная физиономия: глаза полуприкрыты, а полная губа прикушена. Слышны страстные хрипы, дающие понять, что финал близок. И вот причинное в последний раз вламывается «внутрь», отчего меня ощутимо подбрасывает, и лысеющий мерзавец достигает экстаза, исторгнув протяжный рычащий стон.
В этот феерический момент я посылаю из кольца незримые нити, усиливающие магическую сеть, оплетающую толстяка. Его тёмная защита, присущая Неуязвимым, скоро треснет, и тогда появится шанс покарать гада. Именно из-за лёгкой отрешённости, продиктованной ментальным действом, еле успеваю вцепиться ногтями в потную спину и, расцарапав её от души, изобразить конвульсии оргазма.
Повисает томительная тишина. Проходит вечность, прежде чем барон откатывается в сторону, позволив свободно дышать. Прикосновение его пухлых пальцев отвратительно.
— Ты нечто, малышка…
А то не знаю? Стараюсь со всей злости!
— Вы получили наслаждение, господин? — спрашиваю приторно сладким голоском подобострастной служанки, а в мыслях душу сию персону всеми доступными способами.
Мерзавец искренне считает, что жрицы Амунаи ничем не отличаются от третьесортных девиц с портовых улиц. Частое заблуждение, особенно среди людей, с нашей культурой незнакомых или закрывающих глаза на очевидные вещи. Правда в том, что девушки обители не продают себя. Для нас достоинство, честь, самоуважение — незыблемы. Мы дарим иллюзию, несмотря на то, что Шальэ допускают поверхностный физический контакт. Дарим эмоциональные оттенки любви, позволяющие мужчинам ощутить различные уровни взаимоотношений, на которые в реальности они неспособны.
Ваниус фон Трис отличается от большинства. Ему неинтересны сердечные радости. Он может притворяться мягким и пушистым, но пойди что не по его воле — наживёшь врага до гробовой доски. С богатым тёмным магом, имеющим ещё и некроманта под боком, лучше не связываться.
Вспомнив о смерти сестры, на мгновение смыкаю губы. Я всем сердцем желаю покарать убийцу, но, как выяснилось, собственных возможностей недостаточно. Сильные мира сего обходят барона стороной, предпочитая не связываться. Куда уж мне?
Оказалось, есть подступ.
Несколько лет назад Настоятельница предложила мне занять освободившееся место Шальэ — одной из трёх контактных жриц. Я согласилась. И с той поры три дня в неделю «совокупляюсь» с мерзавцем и одновременно пытаюсь нащупать его уязвимое место. Два года прошло, прежде чем появилось ощущение, что цель близка. Ещё немного, и брешь в неприступной защите Неуязвимого будет пробита!
— Ты всегда оправдываешь мои ожидания, — раздаётся глумливый смешок у уха, а рука с толстыми пальцами шаловливо тянется ко мне.
Но не светит барону больше ничего. Он замирает, когда отдёргивается полог.
— Время истекло, абукан! — слышится непреклонный женский голос.
Официально внутри и вне обители клиентов называют абуканами. Так сохраняется статус инкогнито. Старшая Жрица, следящая за порядком и не позволяющая наиболее ретивым персонам превысить лимит дозволенного и оплаченного времени, поистине королевским взмахом руки указывает фон Трису на дверь.
