Он никогда не был пойман в измене, никогда не флиртовал с другими девушками, и Еве этого было достаточно. Ей было достаточно мысли о том, что так и есть на самом деле.
В начале 2001 года, когда Стефан сменил мотоцикл на поддержанный автомобиль, они с Евой часто катались вечером по городу. Он подрабатывал грузчиком на обувном складе по выходным, и ему хватало денег на бензин и еду. Несмотря на то, что помимо заработка его обеспечивала мать, Стефан чувствовал себя самостоятельным и независимым. Ева намекала ему, что нужно собирать деньги на свадьбу, но он пока не собирался делать девушке предложение. Стефан после окончания университета должен был отслужить год в армии, а Ева в это время училась бы на пятом курсе, поэтому он не видел смысла регистрировать их отношения. Мало ли что могло произойти за целый год.
За месяц до аварии Стефан и Ева повздорили в машине по пути в общежитие. Девушка сказала, что одногруппник позвал её на бал-маскарад, который вскоре должен был состояться. Стефан стал требовать назвать имя подлеца, и Ева сразу же пожалела, что вообще поделилась с парнем. Уже три года он не ввязывался в драки после случая со сломанной челюстью Тони, поэтому Ева была уверена, что ничего подобного больше не произойдёт. Увидев яростное лицо Стефана, она засомневалась в прогнозах, поэтому решила не называть имя того парня, иначе ему бы досталось по её вине. Стефану не стал повторять дважды. Он остановил машину посреди дороги и велел девушке выйти, если она не передумает и не скажет правду. Ева привыкла к вспыльчивости Стефана, но ещё никогда он не оставлял её ночью одну. Без денег и телефона. Девушка, поставив на весы безопасность одногруппника и свою гордость, вышла из машины, воздержавшись от демонстративного хлопанья дверью. Она пошла по знакомой дороге пешком, не обращая внимания на сигналы невоспитанных водителей, оставшись наедине со своим альтруизмом. Стефан проехал мимо Евы и даже не подумал остановиться и отвезти девушку домой.
На следующее утро Ева не пошла на занятия, потому что вернулась домой далеко за полночь. Проснувшись днём, на тумбочке она обнаружила букет из любимых розовых лилий, открытку с извинениями и приглашением на бал-маскарад. Ева не могла долго сердиться на парня, и простила ему даже то, что уважающая себя девушка даже бы не подумала простить. Она убедила себя, что сама виновата в случившемся, а если бы знала, что ждёт Стефана в день бала-маскарада, сделала бы так, чтобы ни одна живая душа не сообщила ему о мероприятии.
День, когда Стефан попал в аварию, стал для Евы роковым. Перед смертью парень первый раз признался девушке в любви, зная, что умрёт. Зная, что эти слова навсегда заберут часть её души. Одного Стефан сказать так и не сумел: он почти не чувствовал боли, когда Ева лежала с ним на кушетке и обнимала его забинтованное тело. Может, он и не любил её, но сделал так, чтобы она в это свято поверила. Стефан умер, так и не поняв, что эта девушка не заслуживала страданий.
Главный недостаток человеческой жизни –
нахождение в беспощадном плену времени.
Если бы около часа назад я не стала свидетельницей душераздирающей сцены, я бы на несколько дней отложила разговор с Каем, но стоит подумать, что он может оказаться на месте Тони, мне становится дурно. Придя в себя, я поднялась с бордюра, на который пересела, когда ушёл кот. Боялась, что Тони может увидеть меня из окна. Я вызвала к нему врача, который должен с минуты на минуту быть здесь. Нужно уходить, хотя мне бы самой не помешала доза успокоительного.
Я отправилась к Каю, не позаботившись о своём внешнем виде, хотя могла бы зайти домой, чтобы привести себя в порядок, но не стала этого делать. Пусть видит меня во всей красе. Ему будет не до моих растрёпанных волос и потёкшей туши, когда он услышит, что я давно хочу сказать. Его имя обозначает «крепкий», и Кай справится с грузом, который я на него возложу. Есть и другое значение имени – «радостный». Эта черта поможет ему отвлечься от воспоминаний, которые первое время не будут отпускать. Например, в объёмной комнате Кай будет вспоминать наш первый поцелуй, а проходя мимо моего дома, улыбнётся от мысли, что в одну из весенних ночей залез по старой лестнице в моё окно.
Ему будет тяжело, но прежде он будет отговаривать меня от мрачных мыслей. Он способен отказаться от личного счастья ради счастья другого человека, а я – нет, раз так долго держала его в своём плену, не думая о будущем. Не понимаю, как я, замкнутая и неприступная, могла поддаться чувствам. Эйфория завладела разумом, дав волю сердцу, которое постоянно болит, напоминая об опасности. Можно часами рассуждать, как нужно было правильно поступить, но есть только здесь и сейчас. Дом Кая и самый сложный момент в моей жизни.
Я стучу в дверь и слышу родной лай и топот пушистых лап по паркету. Если Кай и спал, то Джонни его уже разбудил, и они оба появились на пороге. Чувства одолели разум, и я наклонилась к ретриверу, чтобы обнять его и зарыться в золотистой шерсти. Он стал облизывать мне руки, и я поняла, что влюбила в себя даже Джонни.
– И как я после этого должен целовать своей девочке руки? Джонни, ты мерзкий пёс, – как всегда, с лучезарной улыбкой на лице сказал Кай. Ему не нужно солнечной погоды, чтобы быть счастливым. Он сам излучает тепло. – Солнце, у тебя что-то случилось? Ты никогда не приходила так рано, ещё и без предупреждения. Я, конечно, рад, но это на тебя не похоже.
Он всегда прав. Он видит мои заплаканные глаза, но тактично молчит. Он никогда не задаёт лишних вопросов, потому что знает, мне это не понравится. Он всегда безупречно выглядит, даже после сна, как сейчас. Его волосы взъерошены. На нём первая попавшаяся под руку футболка и домашние шорты. Он никогда не боится, что на его пороге могут в любой момент оказаться журналисты или фотографы, чтобы выложить в интернет очередную копромитирующую статейку. Ему всё равно, как он предстанет перед публикой, потому что ему нечего скрывать. Он может быть смешным и серьёзным, дружелюбным и недовольным. Его слова всегда искренны, и, в отличие от меня, он никогда не будет притворяться.
– Ты знаешь, сколько мне исполнилось вчера? – спросила я без привычных приветственных поцелуев в щёку или губы.
Кай немного помешкал и жестом пригласил меня войти, вместо чего я села на ступеньки возле Джонни на его коврик. Мальчик, запомнившийся мне своими изумрудными глазами, последовал моему примеру, раскинув ноги на всю лестницу.
– Это и есть причина твоей грусти? – спросил он, ища встречи взглядом. Номер с захватом моего подбородка сегодня не сработает.
– Ответь, – попросила я, гладя Джонни, лежащего между мной и Каем, за что я ему сейчас благодарна. Если я окажусь рядом с парнем, пахнущим кофе и ментоловым гелем для душа, не смогу устоять и напрочь забуду, зачем сюда пришла.
– Ты всегда гладишь его, даже когда он провинится, а меня как будто не существует, – сказал Кай, и до меня наконец дошло, что он не хочет поднимать тему моего возраста. Его она не заботит, но он знает, что она заботит меня.
– Не переводи тему. Я серьёзно.
– Окей. Если тебе во время съёмок был двадцать один год, то сейчас, полагаю, тридцать два. Не положено у девушки спрашивать о её возрасте, даже если она твоя. Я думал, ты не хочешь говорить на эту тему, потому что я младше тебя на семь лет, и тебе неловко от этого. Ты боишься, что все считают меня твоим сынком. Я вижу это по твоим глазам, когда за нами наблюдают соседи. – Кай так быстро произнёс эти слова, будто он репетировал их перед зеркалом.
– В целом ты прав, но проблема гораздо глобальней. Переезжая на новое место, я всегда говорю, что мне двадцать один год, потому что так у меня будет больше времени, чтобы задержаться в том или ином городе.
– Зачем? – спросил Кай.
– Зачем переезжаю или зачем задерживаться?
– Зачем врать?
– Теоретически я не вру, – ответила я, набрав в лёгкие как можно больше воздуха, и повернулась лицом к Каю, чтобы он не счёл мои слова за шутку. – Примерно в двадцать один биологический год развитие моего организма остановилось.
– Да, ты выглядишь моложе своего возраста, но почему? Операции? Поэтому ты больше не хочешь появляться на публике? – Взгляд Кая забегал по мне. Впервые я рассказываю о себе истинную правду.
– Кай, мне восемьдесят два года.
Я сделала это. Призналась. Это должно породить в сердце Кая ненависть ко мне. В его добром и хрупком сердце.
– Впервые слышу от девушки такие цифры. Я всегда знал, что с чувством юмора у тебя в порядке, – сказал Кай.
Он улыбается, глядя на меня, и от волнения запускает руку в свои волосы. Его улыбка не наполнена радостью, она вызвана смущением и удивлением.
– Слушай, я давно пережила кризис среднего возраста, – сказала я, чем вызвала более широкую улыбку. – Это я говорю на тот случай, если ты думаешь, что моя депрессия связана с днём рождения.
– Так я сначала и подумал, – сказал Кай, пытаясь отодвинуть задремавшего Джонни, чтобы сесть рядом со мной. Я убрала его руку с собаки и спрятала свою в карман, чтобы больше не возникло желания коснуться какой-либо части тела Кая.
– Я родилась в 1980 году, – сказала я.
Не помню, когда произносила это в последний раз. Наверное, в школе или в университете, когда моя жизнь ещё была нормальной, когда можно было сказать о дате своего рождения.
– Ты вампир? – не растерялся Кай.
Узнаю мерцающие огоньки в его глазах. Он обещал играть по моим правилам и не собирается отказываться от своих слов, даже когда услышал самую нелепую вещь в жизни.
– Да. Я сплю в гробу и питаюсь кровью, а мой укус сделает тебя таким же! – подыграла я, еле сдерживая улыбку. С Каем так легко, что я забываю о проблемах. Этого я и боялась. Пора взять себя в руки и включить Еву, которая дерзит и отстаивает своё мнение, в общем, делает всё то, что я и делала до второго поцелуя с Каем. – Разве похоже, что я шучу? Кай, я родилась не вчера, мой день рождения был в марте. Седьмого числа, если быть точной.
– Неужели… – Кай уставился на меня, как на музейный экспонат. Наконец я вызвала у него те эмоции, которые хотела. Он больше не узнаёт меня. – Ты так редко называешь меня по имени!
– Кай! – Он точно издевается.
Я и правда редко к кому-то обращаюсь по имени. Если человек не взглянет на меня в нужный момент, я могу и не сказать то, что хотела лишь потому, что не знаю, как к нему обратиться. Эй, ты? Вы? Кхм-кхм? Почему-то это всегда вызывало неловкость.
– Продолжай, и я не спрошу, почему ты не сказала мне об этом вчера, – сказал Кай.
На его лице ни тени рассерженности. Удивительный парень. За полгода он ни разу не злился на меня, если только в шутку. Не повышал на меня голос, не говорил грубых слов. Чем он заслужил моё наказание?
– Не могла же я поставить тебя в неловкое положение. – Это правда.
– Солнце, ты делаешь это сейчас. Какая разница?
– Не называй меня так, – попросила я.
Кай глубоко вздохнул и через мгновение оказался напротив меня на коленях, ниже на ступеньку, объятый моими ногами. Я забыла, как дышать. Вдох. Выдох. Поднимаю и опускаю грудь. Поддаюсь изумрудным глазам и проклинаю слёзы, скатившиеся с глаз. Они обжигают лицо, капают на руки Кая и испаряются на солнце. Солнце. Кай всегда так называл меня и говорил: «А я твоя Луна». Он думает, что сияет в моей тени, думает, что между нами космическая связь. Так думала и я.
– Тебе же нравилось. – И снова он прав. Мы никак не можем повернуть разговор в нужное русло. – Почему ты плачешь? Пожалуйста, не надо. Если тебе станет от этого легче, то я скажу, что ты прекрасна, а слёзы делают твои глаза ярче.
– Нет, мне не станет легче, – ответила я, оттолкнув Кая, но забыла разомкнуть ноги, поэтому он так и остался рядом со мной. Он обхватил меня за талию, тем самым усложнив мне задачу.
– Закрой глаза, – почти шёпотом сказал Кай. Мне нравится, когда его голос звучит так. Это придаёт речи загадочность, а словам – глубину.
Я не успела сделать то, о чём меня попросил Кай (а собиралась ли?), как он лёгким прикосновением подушечек больших пальцев закрыл мне веки и стал покрывать их мягкими, почти неощутимыми поцелуями, о которых я обычно вспоминала по ночам, оставаясь наедине с собой. Мне будет их не хватать.
Я несколько раз вдохнула запах пены для бритья, исходящий от щёк Кая, и слёзы обрушились на его губы новой волной. Он поспешил стереть их поцелуями с моего лица, поглаживая меня по спине и плечам так быстро, что мне кажется, он догадывается, о чём я пытаюсь ему сказать. Мы расстаёмся. Каждая моя клетка противится этому, кричит, что я поступаю глупо, но я открываю глаза на правду и почти задыхаюсь от порыва эмоций. Мне страшно. Я не хочу снова уходить во тьму, где не будет нежности и романтики. Только я и открытый Космос, в который выпустил меня Кай.
Мы расстаёмся...
Он берёт мои ладони в свои, переплетая наши пальцы, и подносит к губам. Кай не ожидал, что я поцелую его руку, но я делаю это, а он целует мою. Мы изучили друг друга, нам не нужно слов. От них только больней. Лучше помнить красочную картинку, чем фразы, складывающиеся из звуков и проблем. Кай пытается максимально оттянуть момент, в который нам придётся снова говорить, поэтому целует меня. Я ложусь на локти, не подумав о том, что сзади меня дверь. Хорошо, что Кай не успел её закрыть. Джонни от неожиданности подскакивает и уходит в дом, явно смущённый нашими телодвижениями. Кай ставит руки слева и справа от меня, опираясь на них, чтобы распределить вес. Между нами нет ни сантиметра свободного пространства. Мы целуемся до тех пор, пока у меня не начинают болеть локти. Ни рукава, ни коврик не спасают меня от боли. Кай понял, почему я прервала наш поцелуй, пропитанный моими слезами и его тоской, и вернул мне сидячее положение.
– У тебя же нет забора, чёрт возьми! – опомнилась я, глядя на пешеходную аллею, находящуюся недалеко от дома Кая.
Сколько прохожих увидели два сплетённых тела на лестнице? Даже сад Кая не спас бедных соседей от постыдного зрелища, потому что никто не сажает деревья возле крыльца с учётом маскировки страстных поцелуев.
– Не твоя задница предстала жителям из дома напротив. – Даже в напряжённые моменты Кай найдёт способ выкрутиться и при этом меня развеселить. – Зато ты перестала плакать. Лично я терпеть не могу, когда щиплет глаза и заложен нос.
– Тебе повезло, что я не всхлипываю и не валяюсь по земле, – сказала я. Обычно я плачу беззвучно, чтобы хоть как-то сохранить гордость. – Давай пройдёмся, не могу больше сидеть.
Кай кивнул, поднялся с пола и зашёл в дом. Не успела я обдумать свою будущую речь, как он вернулся с рубашкой, накинутой на плечи и ключами, которыми он закрыл дверь, оставив Джонни одного.
Мы расстаёмся...
– Да, нам нужно проветриться. Куда пойдём? – спросил он, улыбкой провоцируя меня на новый поцелуй.
«Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Чем дольше я нахожусь на твоей территории, тем меньше хочу отсюда уйти», – подумала я, но вслух произнесла совершенно другое:
– Сделаем кружок по посёлку, – ответила я и направилась прочь от дома, напоследок на него взглянув. В этом маленьком каменном замке я проводила много времени, и мне жаль расставаться с ним. – Кстати, откуда ты знаешь о постсиндромах плача?
В начале 2001 года, когда Стефан сменил мотоцикл на поддержанный автомобиль, они с Евой часто катались вечером по городу. Он подрабатывал грузчиком на обувном складе по выходным, и ему хватало денег на бензин и еду. Несмотря на то, что помимо заработка его обеспечивала мать, Стефан чувствовал себя самостоятельным и независимым. Ева намекала ему, что нужно собирать деньги на свадьбу, но он пока не собирался делать девушке предложение. Стефан после окончания университета должен был отслужить год в армии, а Ева в это время училась бы на пятом курсе, поэтому он не видел смысла регистрировать их отношения. Мало ли что могло произойти за целый год.
За месяц до аварии Стефан и Ева повздорили в машине по пути в общежитие. Девушка сказала, что одногруппник позвал её на бал-маскарад, который вскоре должен был состояться. Стефан стал требовать назвать имя подлеца, и Ева сразу же пожалела, что вообще поделилась с парнем. Уже три года он не ввязывался в драки после случая со сломанной челюстью Тони, поэтому Ева была уверена, что ничего подобного больше не произойдёт. Увидев яростное лицо Стефана, она засомневалась в прогнозах, поэтому решила не называть имя того парня, иначе ему бы досталось по её вине. Стефану не стал повторять дважды. Он остановил машину посреди дороги и велел девушке выйти, если она не передумает и не скажет правду. Ева привыкла к вспыльчивости Стефана, но ещё никогда он не оставлял её ночью одну. Без денег и телефона. Девушка, поставив на весы безопасность одногруппника и свою гордость, вышла из машины, воздержавшись от демонстративного хлопанья дверью. Она пошла по знакомой дороге пешком, не обращая внимания на сигналы невоспитанных водителей, оставшись наедине со своим альтруизмом. Стефан проехал мимо Евы и даже не подумал остановиться и отвезти девушку домой.
На следующее утро Ева не пошла на занятия, потому что вернулась домой далеко за полночь. Проснувшись днём, на тумбочке она обнаружила букет из любимых розовых лилий, открытку с извинениями и приглашением на бал-маскарад. Ева не могла долго сердиться на парня, и простила ему даже то, что уважающая себя девушка даже бы не подумала простить. Она убедила себя, что сама виновата в случившемся, а если бы знала, что ждёт Стефана в день бала-маскарада, сделала бы так, чтобы ни одна живая душа не сообщила ему о мероприятии.
День, когда Стефан попал в аварию, стал для Евы роковым. Перед смертью парень первый раз признался девушке в любви, зная, что умрёт. Зная, что эти слова навсегда заберут часть её души. Одного Стефан сказать так и не сумел: он почти не чувствовал боли, когда Ева лежала с ним на кушетке и обнимала его забинтованное тело. Может, он и не любил её, но сделал так, чтобы она в это свято поверила. Стефан умер, так и не поняв, что эта девушка не заслуживала страданий.
Глава 22. Горизонт дней.
Главный недостаток человеческой жизни –
нахождение в беспощадном плену времени.
Если бы около часа назад я не стала свидетельницей душераздирающей сцены, я бы на несколько дней отложила разговор с Каем, но стоит подумать, что он может оказаться на месте Тони, мне становится дурно. Придя в себя, я поднялась с бордюра, на который пересела, когда ушёл кот. Боялась, что Тони может увидеть меня из окна. Я вызвала к нему врача, который должен с минуты на минуту быть здесь. Нужно уходить, хотя мне бы самой не помешала доза успокоительного.
Я отправилась к Каю, не позаботившись о своём внешнем виде, хотя могла бы зайти домой, чтобы привести себя в порядок, но не стала этого делать. Пусть видит меня во всей красе. Ему будет не до моих растрёпанных волос и потёкшей туши, когда он услышит, что я давно хочу сказать. Его имя обозначает «крепкий», и Кай справится с грузом, который я на него возложу. Есть и другое значение имени – «радостный». Эта черта поможет ему отвлечься от воспоминаний, которые первое время не будут отпускать. Например, в объёмной комнате Кай будет вспоминать наш первый поцелуй, а проходя мимо моего дома, улыбнётся от мысли, что в одну из весенних ночей залез по старой лестнице в моё окно.
Ему будет тяжело, но прежде он будет отговаривать меня от мрачных мыслей. Он способен отказаться от личного счастья ради счастья другого человека, а я – нет, раз так долго держала его в своём плену, не думая о будущем. Не понимаю, как я, замкнутая и неприступная, могла поддаться чувствам. Эйфория завладела разумом, дав волю сердцу, которое постоянно болит, напоминая об опасности. Можно часами рассуждать, как нужно было правильно поступить, но есть только здесь и сейчас. Дом Кая и самый сложный момент в моей жизни.
Я стучу в дверь и слышу родной лай и топот пушистых лап по паркету. Если Кай и спал, то Джонни его уже разбудил, и они оба появились на пороге. Чувства одолели разум, и я наклонилась к ретриверу, чтобы обнять его и зарыться в золотистой шерсти. Он стал облизывать мне руки, и я поняла, что влюбила в себя даже Джонни.
– И как я после этого должен целовать своей девочке руки? Джонни, ты мерзкий пёс, – как всегда, с лучезарной улыбкой на лице сказал Кай. Ему не нужно солнечной погоды, чтобы быть счастливым. Он сам излучает тепло. – Солнце, у тебя что-то случилось? Ты никогда не приходила так рано, ещё и без предупреждения. Я, конечно, рад, но это на тебя не похоже.
Он всегда прав. Он видит мои заплаканные глаза, но тактично молчит. Он никогда не задаёт лишних вопросов, потому что знает, мне это не понравится. Он всегда безупречно выглядит, даже после сна, как сейчас. Его волосы взъерошены. На нём первая попавшаяся под руку футболка и домашние шорты. Он никогда не боится, что на его пороге могут в любой момент оказаться журналисты или фотографы, чтобы выложить в интернет очередную копромитирующую статейку. Ему всё равно, как он предстанет перед публикой, потому что ему нечего скрывать. Он может быть смешным и серьёзным, дружелюбным и недовольным. Его слова всегда искренны, и, в отличие от меня, он никогда не будет притворяться.
– Ты знаешь, сколько мне исполнилось вчера? – спросила я без привычных приветственных поцелуев в щёку или губы.
Кай немного помешкал и жестом пригласил меня войти, вместо чего я села на ступеньки возле Джонни на его коврик. Мальчик, запомнившийся мне своими изумрудными глазами, последовал моему примеру, раскинув ноги на всю лестницу.
– Это и есть причина твоей грусти? – спросил он, ища встречи взглядом. Номер с захватом моего подбородка сегодня не сработает.
– Ответь, – попросила я, гладя Джонни, лежащего между мной и Каем, за что я ему сейчас благодарна. Если я окажусь рядом с парнем, пахнущим кофе и ментоловым гелем для душа, не смогу устоять и напрочь забуду, зачем сюда пришла.
– Ты всегда гладишь его, даже когда он провинится, а меня как будто не существует, – сказал Кай, и до меня наконец дошло, что он не хочет поднимать тему моего возраста. Его она не заботит, но он знает, что она заботит меня.
– Не переводи тему. Я серьёзно.
– Окей. Если тебе во время съёмок был двадцать один год, то сейчас, полагаю, тридцать два. Не положено у девушки спрашивать о её возрасте, даже если она твоя. Я думал, ты не хочешь говорить на эту тему, потому что я младше тебя на семь лет, и тебе неловко от этого. Ты боишься, что все считают меня твоим сынком. Я вижу это по твоим глазам, когда за нами наблюдают соседи. – Кай так быстро произнёс эти слова, будто он репетировал их перед зеркалом.
– В целом ты прав, но проблема гораздо глобальней. Переезжая на новое место, я всегда говорю, что мне двадцать один год, потому что так у меня будет больше времени, чтобы задержаться в том или ином городе.
– Зачем? – спросил Кай.
– Зачем переезжаю или зачем задерживаться?
– Зачем врать?
– Теоретически я не вру, – ответила я, набрав в лёгкие как можно больше воздуха, и повернулась лицом к Каю, чтобы он не счёл мои слова за шутку. – Примерно в двадцать один биологический год развитие моего организма остановилось.
– Да, ты выглядишь моложе своего возраста, но почему? Операции? Поэтому ты больше не хочешь появляться на публике? – Взгляд Кая забегал по мне. Впервые я рассказываю о себе истинную правду.
– Кай, мне восемьдесят два года.
Я сделала это. Призналась. Это должно породить в сердце Кая ненависть ко мне. В его добром и хрупком сердце.
– Впервые слышу от девушки такие цифры. Я всегда знал, что с чувством юмора у тебя в порядке, – сказал Кай.
Он улыбается, глядя на меня, и от волнения запускает руку в свои волосы. Его улыбка не наполнена радостью, она вызвана смущением и удивлением.
– Слушай, я давно пережила кризис среднего возраста, – сказала я, чем вызвала более широкую улыбку. – Это я говорю на тот случай, если ты думаешь, что моя депрессия связана с днём рождения.
– Так я сначала и подумал, – сказал Кай, пытаясь отодвинуть задремавшего Джонни, чтобы сесть рядом со мной. Я убрала его руку с собаки и спрятала свою в карман, чтобы больше не возникло желания коснуться какой-либо части тела Кая.
– Я родилась в 1980 году, – сказала я.
Не помню, когда произносила это в последний раз. Наверное, в школе или в университете, когда моя жизнь ещё была нормальной, когда можно было сказать о дате своего рождения.
– Ты вампир? – не растерялся Кай.
Узнаю мерцающие огоньки в его глазах. Он обещал играть по моим правилам и не собирается отказываться от своих слов, даже когда услышал самую нелепую вещь в жизни.
– Да. Я сплю в гробу и питаюсь кровью, а мой укус сделает тебя таким же! – подыграла я, еле сдерживая улыбку. С Каем так легко, что я забываю о проблемах. Этого я и боялась. Пора взять себя в руки и включить Еву, которая дерзит и отстаивает своё мнение, в общем, делает всё то, что я и делала до второго поцелуя с Каем. – Разве похоже, что я шучу? Кай, я родилась не вчера, мой день рождения был в марте. Седьмого числа, если быть точной.
– Неужели… – Кай уставился на меня, как на музейный экспонат. Наконец я вызвала у него те эмоции, которые хотела. Он больше не узнаёт меня. – Ты так редко называешь меня по имени!
– Кай! – Он точно издевается.
Я и правда редко к кому-то обращаюсь по имени. Если человек не взглянет на меня в нужный момент, я могу и не сказать то, что хотела лишь потому, что не знаю, как к нему обратиться. Эй, ты? Вы? Кхм-кхм? Почему-то это всегда вызывало неловкость.
– Продолжай, и я не спрошу, почему ты не сказала мне об этом вчера, – сказал Кай.
На его лице ни тени рассерженности. Удивительный парень. За полгода он ни разу не злился на меня, если только в шутку. Не повышал на меня голос, не говорил грубых слов. Чем он заслужил моё наказание?
– Не могла же я поставить тебя в неловкое положение. – Это правда.
– Солнце, ты делаешь это сейчас. Какая разница?
– Не называй меня так, – попросила я.
Кай глубоко вздохнул и через мгновение оказался напротив меня на коленях, ниже на ступеньку, объятый моими ногами. Я забыла, как дышать. Вдох. Выдох. Поднимаю и опускаю грудь. Поддаюсь изумрудным глазам и проклинаю слёзы, скатившиеся с глаз. Они обжигают лицо, капают на руки Кая и испаряются на солнце. Солнце. Кай всегда так называл меня и говорил: «А я твоя Луна». Он думает, что сияет в моей тени, думает, что между нами космическая связь. Так думала и я.
– Тебе же нравилось. – И снова он прав. Мы никак не можем повернуть разговор в нужное русло. – Почему ты плачешь? Пожалуйста, не надо. Если тебе станет от этого легче, то я скажу, что ты прекрасна, а слёзы делают твои глаза ярче.
– Нет, мне не станет легче, – ответила я, оттолкнув Кая, но забыла разомкнуть ноги, поэтому он так и остался рядом со мной. Он обхватил меня за талию, тем самым усложнив мне задачу.
– Закрой глаза, – почти шёпотом сказал Кай. Мне нравится, когда его голос звучит так. Это придаёт речи загадочность, а словам – глубину.
Я не успела сделать то, о чём меня попросил Кай (а собиралась ли?), как он лёгким прикосновением подушечек больших пальцев закрыл мне веки и стал покрывать их мягкими, почти неощутимыми поцелуями, о которых я обычно вспоминала по ночам, оставаясь наедине с собой. Мне будет их не хватать.
Я несколько раз вдохнула запах пены для бритья, исходящий от щёк Кая, и слёзы обрушились на его губы новой волной. Он поспешил стереть их поцелуями с моего лица, поглаживая меня по спине и плечам так быстро, что мне кажется, он догадывается, о чём я пытаюсь ему сказать. Мы расстаёмся. Каждая моя клетка противится этому, кричит, что я поступаю глупо, но я открываю глаза на правду и почти задыхаюсь от порыва эмоций. Мне страшно. Я не хочу снова уходить во тьму, где не будет нежности и романтики. Только я и открытый Космос, в который выпустил меня Кай.
Мы расстаёмся...
Он берёт мои ладони в свои, переплетая наши пальцы, и подносит к губам. Кай не ожидал, что я поцелую его руку, но я делаю это, а он целует мою. Мы изучили друг друга, нам не нужно слов. От них только больней. Лучше помнить красочную картинку, чем фразы, складывающиеся из звуков и проблем. Кай пытается максимально оттянуть момент, в который нам придётся снова говорить, поэтому целует меня. Я ложусь на локти, не подумав о том, что сзади меня дверь. Хорошо, что Кай не успел её закрыть. Джонни от неожиданности подскакивает и уходит в дом, явно смущённый нашими телодвижениями. Кай ставит руки слева и справа от меня, опираясь на них, чтобы распределить вес. Между нами нет ни сантиметра свободного пространства. Мы целуемся до тех пор, пока у меня не начинают болеть локти. Ни рукава, ни коврик не спасают меня от боли. Кай понял, почему я прервала наш поцелуй, пропитанный моими слезами и его тоской, и вернул мне сидячее положение.
– У тебя же нет забора, чёрт возьми! – опомнилась я, глядя на пешеходную аллею, находящуюся недалеко от дома Кая.
Сколько прохожих увидели два сплетённых тела на лестнице? Даже сад Кая не спас бедных соседей от постыдного зрелища, потому что никто не сажает деревья возле крыльца с учётом маскировки страстных поцелуев.
– Не твоя задница предстала жителям из дома напротив. – Даже в напряжённые моменты Кай найдёт способ выкрутиться и при этом меня развеселить. – Зато ты перестала плакать. Лично я терпеть не могу, когда щиплет глаза и заложен нос.
– Тебе повезло, что я не всхлипываю и не валяюсь по земле, – сказала я. Обычно я плачу беззвучно, чтобы хоть как-то сохранить гордость. – Давай пройдёмся, не могу больше сидеть.
Кай кивнул, поднялся с пола и зашёл в дом. Не успела я обдумать свою будущую речь, как он вернулся с рубашкой, накинутой на плечи и ключами, которыми он закрыл дверь, оставив Джонни одного.
Мы расстаёмся...
– Да, нам нужно проветриться. Куда пойдём? – спросил он, улыбкой провоцируя меня на новый поцелуй.
«Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Чем дольше я нахожусь на твоей территории, тем меньше хочу отсюда уйти», – подумала я, но вслух произнесла совершенно другое:
– Сделаем кружок по посёлку, – ответила я и направилась прочь от дома, напоследок на него взглянув. В этом маленьком каменном замке я проводила много времени, и мне жаль расставаться с ним. – Кстати, откуда ты знаешь о постсиндромах плача?
