Талант управлять памятью остался со мной и после клинической смерти. – Я выпишу Вам курс витаминов, которые Вы начнёте принимать с сегодняшнего дня, чтобы предотвратить риск инфаркта миокарда. Договорились? Вы слишком молоды, мисс Таймерли, чтобы подвергать себя опасности.
– Сделаю всё, что скажете. А когда я могу вернуться домой? – спросила я, чем ещё больше удивила доктора.
При упоминании дома мне стало тепло и уютно. Не думала, что вернусь туда при таких обстоятельствах, но спасибо и на том, что не ногами вперёд.
– Вам нужно провести ещё несколько дней под капельницей.
– Вы хотите, чтобы Новый год я провела в стенах больницы? Я этого не выдержу! Если мне станет хуже, обещаю вернуться сюда добровольно. – Мои слова явно не убедили врача, но он понимающе улыбнулся. Чувствую себя заключённой. Не в тюрьме, а в собственной голове. Как будто мне всё это снится. Не хотелось бы провести остаток дней в больнице.
– Доктор Джонс, я возьму её состояние под свою ответственность. Еве будет обеспечен уход и покой. Дома ей будет лучше, я её знаю, - вмешался в разговор Кай. Ещё не видела его таким серьёзным.
– Вижу, Вы ответственный молодой человек. Проследите, чтобы мисс Таймерли регулярно принимала витамины, – поразмыслив, сказал доктор Джонс. – Завтра можете забрать Еву домой. Если будут ухудшения, сразу же свяжитесь со мной. Теперь прошу меня извинить, нужно продолжить обход пациентов.
– Спасибо, доктор Джонс, Вы волшебник! – сказала я, и его морщинистое лицо покраснело от смущения. Пробормотав, что это часть работы и долг каждого врача, он вышел из палаты.
– Что-то быстро он согласился меня выписать. Вам не кажется это странным, мистер Райтон? – спросила я, приглашая его сесть на мою постель. Не на больничную кушетку, а полуторную кровать, которая, как и весь интерьер палаты, выглядит богато.
– Я пообещал ему главную роль в фильме о субкультурах, который мы с тобой обсуждали, – ответил Кай и поцеловал мою руку.
– Доктор и правда похож на запутавшегося подростка. Его лысина и белые усы вписываются в образ! А если серьёзно?
– Он видит, что твоё состояние нормализовалось. Зачастую люди, вышедшие из комы, долго приходят в себя. У тебя нет осложнений, а значит, и причин, чтобы задерживаться в больнице.
– Как думаешь, почему это произошло со мной? – спросила я, не надеясь, что у Кая имеется ответ.
– У меня есть догадки, но давай поговорим о них дома. – Он вселил в меня уверенность, и я согласилась перенести эту тему на более подходящее время.
– Тогда задам более простой вопрос. Кто додумался поселить меня в такую дорогую палату?
– Оливер сопровождал тебя в больницу, он и распорядился, чтобы тебе создали лучшие условия.
– Наверное, боялся, что я не очнусь, и его станут винить в моей смерти, – в шутку предположила я. – Представляю, как он испугался, когда я потеряла сознание. Надеюсь, слюни на подушку не пускала.
– Зря ты так о нём говоришь. Оливер почти каждый день навещал тебя, интересовался твоим состоянием, – ответил Кай. – Я многим ему обязан за то, что он сразу же сообщил мне о случившемся.
– Я понимаю. Он оказался лучше, чем я думала, – сказала я, вспомнив его растерянный и опечаленный вид из-за смерти Тони. Он должен был сорваться на мне за то, что я не исполнила последнее желание его друга, а вместо этого спас мою жизнь, которую в один миг я стала ценить, как никогда раньше. – Намного лучше.
Часом позже Триш и Дилан вернулись с прогулки и принесли Касси. Она была счастлива снова выйти из клетки, а я не ожидала, что буду настолько рада визиту своих соседей, а они – моему выздоровлению. Это ребята привезли мне плеер и загрузили свои новые песни. За время моего отсутствия они успели записать альбом, который я ждала и, оказывается, уже слышала несколько раз, когда плавала в море памяти и грёз.
Триш и Дилан, узнав о скорейшей выписке из больницы, внезапно собрались уходить, сославшись на встречу с родителями Дилана. Меня не провести. Они либо разгромили мой дом, либо собираются это сделать. После ухода я поделилась своими предположениями с Каем, отчего он рассмеялся, похвалил меня за богатую фантазию и сказал, что ребята уже несколько дней живут в доме Тони, который он оставил внучке в наследство. Мне стало неимоверно грустно, когда речь зашла об умершем друге, и Кай быстро отвлёк меня от мрачных мыслей. Рано или поздно нам придётся вернуться к этому разговору. Вспомнив привязанность Тони ко мне, я вдвойне стала чувствовать себя виноватой перед ним. Он не заслуживал стирания воспоминаний о себе, тем более почти все они были приятными.
– Надеюсь, ты не разозлишься, – сказал Кай, потянувшись руками к тумбочке. – Я напечатал твои фотографии времён чёрно-розовой моды.
– Субкультуры, – поправила я и стала листать альбом, просматривая фотографии, которые мы с Каем уже видели в его объёмной комнате, но тогда он не знал, что они сделаны больше полувека назад. – Почему я должна разозлиться? Мне очень приятно, спасибо тебе! Я бы многое отдала, чтобы снова так выглядеть...
– Так что мешает? – спросил Кай, рассматривая на моей фотографии значки на чёрных джинсах и розовые пряди в волосах.
– Возраст!
– Ты опять за старое. Человек вправе выглядеть так, как пожелает нужным.
Кай не только в теории, но и на практике придерживается этого мнения, поэтому он не сочтёт сумасшествием, если я, например, снова обрежу чёлку и выкрашу волосы в чёрный цвет.
– Главное, что внутри, а не снаружи. На данный момент я и выгляжу, и чувствую себя гадко.
– Не ври, – сказал Кай, одной рукой гладя меня по щеке, другой – Касси, которая уснула у него на коленях. Ещё никогда она так долго не спала. Дублирует моё состояние. – Ты сияешь ярче Солнца, ты прекраснее неба на закате. Глядя на тебя, хочется плакать, потому что ты в любой момент сможешь снова уйти, и радоваться, потому что этот момент ещё не настал. Если бы ты только могла взглянуть на себя моими глазами...
– Я бы ослепла? – спросила я, и мы оба засмеялись из-за двойственного смысла слов. Сама не знаю, что имела в виду: яркое сияние или уродливость.
– Ты бы сама себе стала завидовать!
– Как тут не позавидуешь больной, эгоистичной, напыщенной, упёртой старухе.
– Достигнув определённого возраста, человек начинает вести себя, как ребёнок. Тебе так не кажется? – спросил Кай, подмигнув мне.
Я скучала по его глазам, улыбке, волосам, рукам. Если бы понадобилось, я бы умерла ещё раз, чтобы снова пережить эти трепетные и до боли милые моменты.
– Тогда будь готов выполнять мои капризы! – Я не удержалась. – Шучу. Ты замечательный, самый заботливый парень на Земле. Знаешь, Кай, мы провели вместе полгода, а такое чувство, что знакомы всю жизнь, даже больше.
После этих слов последовал долгий поцелуй. Меня освободили от капельницы, поэтому я могу беспрепятственно обнять Кая. Он проделал долгий путь, чтобы наконец почувствовать себя любимым. Я не подведу его. Преодолею свой главный страх. Буду рядом с Каем до конца. Неважно сколько лет будет разделять нас. Я сказала ему об этом. Он ответил, что это лучшие слова, которые ему когда-либо говорили.
Поужинав в столовой, я надела куртку, которую Кай привёз мне из дома, и мы с ним вышли на улицу. Из-за сильного мороза я решила оставить Касси в палате. В ванной комнате стоит её лоток, поэтому нет необходимости выгуливать кошку в сильный мороз. Триш и Дилан выносили Касси на улицу в контейнере, который поддерживает температуру внутри стен. Мне бы самой не помешала тёплая клетка, но в объятиях Кая я быстро согрелась, и падающий снег перестал казаться колючим. Семнадцатого декабря, в день, когда меня увозили в больницу, шёл дождь, а сегодня земля, деревья, крыши домов и машин укрыты снежным одеялом. Под светом больничных фонарей снег кажется то голубым, то жёлтым, и невозможно оторвать взгляд от мерцающей поверхности снега, нетронутого следами пациентов. При всём своём желании упасть в сугроб и смотреть на звёзды я этого не сделала, чтобы не нарушать идиллию природы.
В спешке Кай забыл взять перчатки, когда собирал мои вещи, чтобы отвезти их больницу, а в чемодане, который я забрала с собой в Мираж, тёплых вещей практически не было. Пока я находилась в коме, Кай с Оливером доставили чемодан в палату. Кто стал бы подбирать мои вещи, если бы они были разбросаны по квартире? Я облегчила парням задачу своей привычкой первые несколько недель на новом месте не распаковывать чемодан, а там более вытаскивать из него коробку, в которой хранятся дневники. Вспомнив о них, я спросила Кая, прочитал ли он мою тетрадь с описанием тягот временного бессмертия и испытываемых при этом чувств.
– В тот день, когда ты мне его принесла, – ответил Кай, задумавшись о чём-то, недоступном моему пониманию. – Ты думала, что оттолкнёшь меня от себя, но вышло наоборот. Ты меня ещё сильнее к себе привязала. Прочитав дневник, я понял, почему ты ушла. Я читал его снова и снова, чтобы узнать причину, по которой ты могла бы вернуться.
– Нашёл? – спросила я, мысленно перебрав последние записи в том дневнике. В них не было надежды. Только отчаяние.
– Любовь. Только она могла заставить тебя перестать прятаться.
– Но любовь разбудила бы во мне страх потери близких...
– Такова реальность. Вместо того чтобы думать о неминуемой смерти, нужно наслаждаться каждым днём жизни.
– Я готова, – без раздумий сказала я. Мне нравится пребывать в боевом настроении.
Ни мне, ни Каю не удалось улыбнуться. Щёки замёрзли. Без перчаток руки покраснели, но это не помешало мне поймать ещё одну пушистую снежинку, после чего мы вернулись в палату. Согревшись, мы устроились на диване, и Кай сказал, что хочет мои фотографии, которые мы недавно смотрели, задействовать в своём фильме о субкультурах. Я не стала возражать – в любом случае меня никто не узнает. Заговорив на эту тему, я вспомнила самоубийство Бони, которое, находясь в коме, я воображала несколько раз. Если бы не её опрометчивый поступок, возможно, сейчас она была бы милой старушкой, но Бони выбрала вечную молодость. Память о смерти подруги так свежа, словно это случилось вчера. Разве я, стерев воспоминания, убив все чувства, не уподобилась самоубийце? На горьком примере Бони мне следовало жить дальше, смириться со смертью близких, но я оступилась и толкнула свою душу с крыши.
– Ты ещё не утвердил сценарий? – спросила я. Кай отрицательно покачал головой. – Не мог бы ты дать персонажам имена Бони и Люк? Пусть и второстепенным. Эти ребята внесли большой вклад в субкультуру.
– В таком случае у главной героини появится новое имя и брат, – согласился Кай.
Однажды он сказал, что ему нравится в последний момент вносить изменения в сценарий. Это делает сюжет более реалистичным и запоминающимся.
– Они на самом деле брат и сестра, – уточнила я и рассказала о Люке. О том, как он стал моим лучшим другом, как заботился о сводной сестре, как добился успеха в качестве звукорежиссёра. Несколько лет назад о его смерти писали в газетах, и из них я узнала, что Люк был счастлив с женой и сыном, что его внучку назвали Лаурой. Если бы я могла повернуть время вспять, то попросила бы у Люка прощение за свой безмолвный уход из его жизни, хотя сейчас это уже не имеет никакого значения. – Знаешь, ни одно событие, связанное с ними, не считая, конечно, смерти Бони, не было удалено из моих воспоминаний.
– Что значит «не было удалено»? – удивился Кай. – Ты говорила, что через пару лет меня забудешь, но я не думал, что это было сказано всерьёз.
– В 2021 году мне сделали операцию по стиранию негативных воспоминаний, – призналась я. Теперь между нами нет секретов. – Я сама вспомнила об этом, когда находилась между небом и землёй.
– Зачем ты это сделала? Как такое возможно? Даже сейчас подобные процедуры не практикуются легально. – Кай не упрекал меня, в его глазах читался интерес, который я поспешила удовлетворить и рассказала ему обо всём, что вспомнила: причину и последствия.
– Теперь я понимаю, почему своё детство, родителей и жизнь страны я чётко помнила. Раньше мне казалось, что у меня систематическая потеря памяти, ведь я не написала в своём дневнике об операции. Пытаясь облегчить душу, я создала себе ещё больше проблем, жила в постоянном забвении...
– То есть, чтобы не забыть о негативных событиях, ты перечитывала о них в дневниках? Как часто?
– С каждым разом «освежённые» воспоминания задерживались всё дольше, и достаточно было прочитать раз в год, чтобы не дать себе забыть...
– Иначе ты бы заново переживала те моменты, – продолжил за меня Кай, и я кивнула.
– Я и сейчас их переживаю... Перед операцией я вырвала из дневников, на тот случай, если их найду, все печальные истории, не считая смертей Стефана, родителей и Бони. Если бы я лишила себя и этой информации, вероятно, сейчас находилась бы в психушке, потому что искала бы по всему миру давно умерших людей. И ведь несколько недель искала, пока не забрала из банковской ячейки дневники...
– Даже не знаю, что и сказать. – С Каем такое случается редко. – Как мне помочь тебе, солнце? Если бы я только мог разделить твою печаль...
– Я сама подписалась на это и рада, что узнала правду. Миф о том, что я каждые несколько лет буду забывать свою жизнь, развеялся. Я едва узнала лицо Брендона, когда приняла его за таксиста, как и песню, которую он включил. Подозреваю, что это было самовнушение. Когда столько лет живёшь с мыслью, что забудешь какие-то определённые события, на подсознательном уровне начинаешь со временем забывать и всё остальное. Хотя, будем честными, в моём возрасте давно пора обзавестись склерозом. – Последние слова развеселили Кая, но вижу, что ему по-прежнему меня жаль. – Спасибо за поддержку, милый. Я справлюсь. Сорок лет жизни, как будто прошли мимо меня. Каждый день был похож на предыдущий. Наверное, поэтому сложно составить хронологию событий.
– Представляю, что творится у тебя в голове. Как будто твои вырванные страницы прошлого сложились в цельный фильм.
Кай угадал. Примерно так можно охарактеризовать мои видения.
– Я снова стала видеть сны. Наверное, их отсутствие было побочным эффектом процедуры, – предположила я. – Жаль, я не могу поинтересоваться об этом у доктора, который проводил операцию. Полагаю, он уже умер, если, конечно, не изобрёл таблетку бессмертия.
– Возможно, кто-то продолжает его дело. Мы можем найти этих людей.
– Ты толкаешь меня в объятия нового забытия, я же могу соблазниться! – Мы засмеялись, но я быстро себя оборвала, вспомнив о мальчике, которого вычеркнула из жизни. – Я попала в больницу в тот день, когда умер Тони. Мне кажется, это было роковым наказанием за то, как гадко я с ним обошлась.
– Не выдумывай! Он не держал на тебя зла, – сказал Кай и, заметив моё удивлённый взгляд, понял, что проболтался. – Перед смертью мы с ним разговаривали о тебе. Мне стало страшно, что я стану таким же обезумевшим от неразделённой любви стариком.
– Твоя любовь взаимна, Кай, – сказала я, взяв его руку в свою. Мы оба почувствовали, что не можем прерывать нежностями важный разговор. – Всё это время я боролась с собой, представляя тебя на месте несчастного Тони. Я разрывалась. Не хотела для тебя такой участи, понимаешь? Лучше в будущем я буду твоей внучкой, чем позволю тебе умереть одиноким!
– Сделаю всё, что скажете. А когда я могу вернуться домой? – спросила я, чем ещё больше удивила доктора.
При упоминании дома мне стало тепло и уютно. Не думала, что вернусь туда при таких обстоятельствах, но спасибо и на том, что не ногами вперёд.
– Вам нужно провести ещё несколько дней под капельницей.
– Вы хотите, чтобы Новый год я провела в стенах больницы? Я этого не выдержу! Если мне станет хуже, обещаю вернуться сюда добровольно. – Мои слова явно не убедили врача, но он понимающе улыбнулся. Чувствую себя заключённой. Не в тюрьме, а в собственной голове. Как будто мне всё это снится. Не хотелось бы провести остаток дней в больнице.
– Доктор Джонс, я возьму её состояние под свою ответственность. Еве будет обеспечен уход и покой. Дома ей будет лучше, я её знаю, - вмешался в разговор Кай. Ещё не видела его таким серьёзным.
– Вижу, Вы ответственный молодой человек. Проследите, чтобы мисс Таймерли регулярно принимала витамины, – поразмыслив, сказал доктор Джонс. – Завтра можете забрать Еву домой. Если будут ухудшения, сразу же свяжитесь со мной. Теперь прошу меня извинить, нужно продолжить обход пациентов.
– Спасибо, доктор Джонс, Вы волшебник! – сказала я, и его морщинистое лицо покраснело от смущения. Пробормотав, что это часть работы и долг каждого врача, он вышел из палаты.
– Что-то быстро он согласился меня выписать. Вам не кажется это странным, мистер Райтон? – спросила я, приглашая его сесть на мою постель. Не на больничную кушетку, а полуторную кровать, которая, как и весь интерьер палаты, выглядит богато.
– Я пообещал ему главную роль в фильме о субкультурах, который мы с тобой обсуждали, – ответил Кай и поцеловал мою руку.
– Доктор и правда похож на запутавшегося подростка. Его лысина и белые усы вписываются в образ! А если серьёзно?
– Он видит, что твоё состояние нормализовалось. Зачастую люди, вышедшие из комы, долго приходят в себя. У тебя нет осложнений, а значит, и причин, чтобы задерживаться в больнице.
– Как думаешь, почему это произошло со мной? – спросила я, не надеясь, что у Кая имеется ответ.
– У меня есть догадки, но давай поговорим о них дома. – Он вселил в меня уверенность, и я согласилась перенести эту тему на более подходящее время.
– Тогда задам более простой вопрос. Кто додумался поселить меня в такую дорогую палату?
– Оливер сопровождал тебя в больницу, он и распорядился, чтобы тебе создали лучшие условия.
– Наверное, боялся, что я не очнусь, и его станут винить в моей смерти, – в шутку предположила я. – Представляю, как он испугался, когда я потеряла сознание. Надеюсь, слюни на подушку не пускала.
– Зря ты так о нём говоришь. Оливер почти каждый день навещал тебя, интересовался твоим состоянием, – ответил Кай. – Я многим ему обязан за то, что он сразу же сообщил мне о случившемся.
– Я понимаю. Он оказался лучше, чем я думала, – сказала я, вспомнив его растерянный и опечаленный вид из-за смерти Тони. Он должен был сорваться на мне за то, что я не исполнила последнее желание его друга, а вместо этого спас мою жизнь, которую в один миг я стала ценить, как никогда раньше. – Намного лучше.
Часом позже Триш и Дилан вернулись с прогулки и принесли Касси. Она была счастлива снова выйти из клетки, а я не ожидала, что буду настолько рада визиту своих соседей, а они – моему выздоровлению. Это ребята привезли мне плеер и загрузили свои новые песни. За время моего отсутствия они успели записать альбом, который я ждала и, оказывается, уже слышала несколько раз, когда плавала в море памяти и грёз.
Триш и Дилан, узнав о скорейшей выписке из больницы, внезапно собрались уходить, сославшись на встречу с родителями Дилана. Меня не провести. Они либо разгромили мой дом, либо собираются это сделать. После ухода я поделилась своими предположениями с Каем, отчего он рассмеялся, похвалил меня за богатую фантазию и сказал, что ребята уже несколько дней живут в доме Тони, который он оставил внучке в наследство. Мне стало неимоверно грустно, когда речь зашла об умершем друге, и Кай быстро отвлёк меня от мрачных мыслей. Рано или поздно нам придётся вернуться к этому разговору. Вспомнив привязанность Тони ко мне, я вдвойне стала чувствовать себя виноватой перед ним. Он не заслуживал стирания воспоминаний о себе, тем более почти все они были приятными.
– Надеюсь, ты не разозлишься, – сказал Кай, потянувшись руками к тумбочке. – Я напечатал твои фотографии времён чёрно-розовой моды.
– Субкультуры, – поправила я и стала листать альбом, просматривая фотографии, которые мы с Каем уже видели в его объёмной комнате, но тогда он не знал, что они сделаны больше полувека назад. – Почему я должна разозлиться? Мне очень приятно, спасибо тебе! Я бы многое отдала, чтобы снова так выглядеть...
– Так что мешает? – спросил Кай, рассматривая на моей фотографии значки на чёрных джинсах и розовые пряди в волосах.
– Возраст!
– Ты опять за старое. Человек вправе выглядеть так, как пожелает нужным.
Кай не только в теории, но и на практике придерживается этого мнения, поэтому он не сочтёт сумасшествием, если я, например, снова обрежу чёлку и выкрашу волосы в чёрный цвет.
– Главное, что внутри, а не снаружи. На данный момент я и выгляжу, и чувствую себя гадко.
– Не ври, – сказал Кай, одной рукой гладя меня по щеке, другой – Касси, которая уснула у него на коленях. Ещё никогда она так долго не спала. Дублирует моё состояние. – Ты сияешь ярче Солнца, ты прекраснее неба на закате. Глядя на тебя, хочется плакать, потому что ты в любой момент сможешь снова уйти, и радоваться, потому что этот момент ещё не настал. Если бы ты только могла взглянуть на себя моими глазами...
– Я бы ослепла? – спросила я, и мы оба засмеялись из-за двойственного смысла слов. Сама не знаю, что имела в виду: яркое сияние или уродливость.
– Ты бы сама себе стала завидовать!
– Как тут не позавидуешь больной, эгоистичной, напыщенной, упёртой старухе.
– Достигнув определённого возраста, человек начинает вести себя, как ребёнок. Тебе так не кажется? – спросил Кай, подмигнув мне.
Я скучала по его глазам, улыбке, волосам, рукам. Если бы понадобилось, я бы умерла ещё раз, чтобы снова пережить эти трепетные и до боли милые моменты.
– Тогда будь готов выполнять мои капризы! – Я не удержалась. – Шучу. Ты замечательный, самый заботливый парень на Земле. Знаешь, Кай, мы провели вместе полгода, а такое чувство, что знакомы всю жизнь, даже больше.
После этих слов последовал долгий поцелуй. Меня освободили от капельницы, поэтому я могу беспрепятственно обнять Кая. Он проделал долгий путь, чтобы наконец почувствовать себя любимым. Я не подведу его. Преодолею свой главный страх. Буду рядом с Каем до конца. Неважно сколько лет будет разделять нас. Я сказала ему об этом. Он ответил, что это лучшие слова, которые ему когда-либо говорили.
Поужинав в столовой, я надела куртку, которую Кай привёз мне из дома, и мы с ним вышли на улицу. Из-за сильного мороза я решила оставить Касси в палате. В ванной комнате стоит её лоток, поэтому нет необходимости выгуливать кошку в сильный мороз. Триш и Дилан выносили Касси на улицу в контейнере, который поддерживает температуру внутри стен. Мне бы самой не помешала тёплая клетка, но в объятиях Кая я быстро согрелась, и падающий снег перестал казаться колючим. Семнадцатого декабря, в день, когда меня увозили в больницу, шёл дождь, а сегодня земля, деревья, крыши домов и машин укрыты снежным одеялом. Под светом больничных фонарей снег кажется то голубым, то жёлтым, и невозможно оторвать взгляд от мерцающей поверхности снега, нетронутого следами пациентов. При всём своём желании упасть в сугроб и смотреть на звёзды я этого не сделала, чтобы не нарушать идиллию природы.
В спешке Кай забыл взять перчатки, когда собирал мои вещи, чтобы отвезти их больницу, а в чемодане, который я забрала с собой в Мираж, тёплых вещей практически не было. Пока я находилась в коме, Кай с Оливером доставили чемодан в палату. Кто стал бы подбирать мои вещи, если бы они были разбросаны по квартире? Я облегчила парням задачу своей привычкой первые несколько недель на новом месте не распаковывать чемодан, а там более вытаскивать из него коробку, в которой хранятся дневники. Вспомнив о них, я спросила Кая, прочитал ли он мою тетрадь с описанием тягот временного бессмертия и испытываемых при этом чувств.
– В тот день, когда ты мне его принесла, – ответил Кай, задумавшись о чём-то, недоступном моему пониманию. – Ты думала, что оттолкнёшь меня от себя, но вышло наоборот. Ты меня ещё сильнее к себе привязала. Прочитав дневник, я понял, почему ты ушла. Я читал его снова и снова, чтобы узнать причину, по которой ты могла бы вернуться.
– Нашёл? – спросила я, мысленно перебрав последние записи в том дневнике. В них не было надежды. Только отчаяние.
– Любовь. Только она могла заставить тебя перестать прятаться.
– Но любовь разбудила бы во мне страх потери близких...
– Такова реальность. Вместо того чтобы думать о неминуемой смерти, нужно наслаждаться каждым днём жизни.
– Я готова, – без раздумий сказала я. Мне нравится пребывать в боевом настроении.
Ни мне, ни Каю не удалось улыбнуться. Щёки замёрзли. Без перчаток руки покраснели, но это не помешало мне поймать ещё одну пушистую снежинку, после чего мы вернулись в палату. Согревшись, мы устроились на диване, и Кай сказал, что хочет мои фотографии, которые мы недавно смотрели, задействовать в своём фильме о субкультурах. Я не стала возражать – в любом случае меня никто не узнает. Заговорив на эту тему, я вспомнила самоубийство Бони, которое, находясь в коме, я воображала несколько раз. Если бы не её опрометчивый поступок, возможно, сейчас она была бы милой старушкой, но Бони выбрала вечную молодость. Память о смерти подруги так свежа, словно это случилось вчера. Разве я, стерев воспоминания, убив все чувства, не уподобилась самоубийце? На горьком примере Бони мне следовало жить дальше, смириться со смертью близких, но я оступилась и толкнула свою душу с крыши.
– Ты ещё не утвердил сценарий? – спросила я. Кай отрицательно покачал головой. – Не мог бы ты дать персонажам имена Бони и Люк? Пусть и второстепенным. Эти ребята внесли большой вклад в субкультуру.
– В таком случае у главной героини появится новое имя и брат, – согласился Кай.
Однажды он сказал, что ему нравится в последний момент вносить изменения в сценарий. Это делает сюжет более реалистичным и запоминающимся.
– Они на самом деле брат и сестра, – уточнила я и рассказала о Люке. О том, как он стал моим лучшим другом, как заботился о сводной сестре, как добился успеха в качестве звукорежиссёра. Несколько лет назад о его смерти писали в газетах, и из них я узнала, что Люк был счастлив с женой и сыном, что его внучку назвали Лаурой. Если бы я могла повернуть время вспять, то попросила бы у Люка прощение за свой безмолвный уход из его жизни, хотя сейчас это уже не имеет никакого значения. – Знаешь, ни одно событие, связанное с ними, не считая, конечно, смерти Бони, не было удалено из моих воспоминаний.
– Что значит «не было удалено»? – удивился Кай. – Ты говорила, что через пару лет меня забудешь, но я не думал, что это было сказано всерьёз.
– В 2021 году мне сделали операцию по стиранию негативных воспоминаний, – призналась я. Теперь между нами нет секретов. – Я сама вспомнила об этом, когда находилась между небом и землёй.
– Зачем ты это сделала? Как такое возможно? Даже сейчас подобные процедуры не практикуются легально. – Кай не упрекал меня, в его глазах читался интерес, который я поспешила удовлетворить и рассказала ему обо всём, что вспомнила: причину и последствия.
– Теперь я понимаю, почему своё детство, родителей и жизнь страны я чётко помнила. Раньше мне казалось, что у меня систематическая потеря памяти, ведь я не написала в своём дневнике об операции. Пытаясь облегчить душу, я создала себе ещё больше проблем, жила в постоянном забвении...
– То есть, чтобы не забыть о негативных событиях, ты перечитывала о них в дневниках? Как часто?
– С каждым разом «освежённые» воспоминания задерживались всё дольше, и достаточно было прочитать раз в год, чтобы не дать себе забыть...
– Иначе ты бы заново переживала те моменты, – продолжил за меня Кай, и я кивнула.
– Я и сейчас их переживаю... Перед операцией я вырвала из дневников, на тот случай, если их найду, все печальные истории, не считая смертей Стефана, родителей и Бони. Если бы я лишила себя и этой информации, вероятно, сейчас находилась бы в психушке, потому что искала бы по всему миру давно умерших людей. И ведь несколько недель искала, пока не забрала из банковской ячейки дневники...
– Даже не знаю, что и сказать. – С Каем такое случается редко. – Как мне помочь тебе, солнце? Если бы я только мог разделить твою печаль...
– Я сама подписалась на это и рада, что узнала правду. Миф о том, что я каждые несколько лет буду забывать свою жизнь, развеялся. Я едва узнала лицо Брендона, когда приняла его за таксиста, как и песню, которую он включил. Подозреваю, что это было самовнушение. Когда столько лет живёшь с мыслью, что забудешь какие-то определённые события, на подсознательном уровне начинаешь со временем забывать и всё остальное. Хотя, будем честными, в моём возрасте давно пора обзавестись склерозом. – Последние слова развеселили Кая, но вижу, что ему по-прежнему меня жаль. – Спасибо за поддержку, милый. Я справлюсь. Сорок лет жизни, как будто прошли мимо меня. Каждый день был похож на предыдущий. Наверное, поэтому сложно составить хронологию событий.
– Представляю, что творится у тебя в голове. Как будто твои вырванные страницы прошлого сложились в цельный фильм.
Кай угадал. Примерно так можно охарактеризовать мои видения.
– Я снова стала видеть сны. Наверное, их отсутствие было побочным эффектом процедуры, – предположила я. – Жаль, я не могу поинтересоваться об этом у доктора, который проводил операцию. Полагаю, он уже умер, если, конечно, не изобрёл таблетку бессмертия.
– Возможно, кто-то продолжает его дело. Мы можем найти этих людей.
– Ты толкаешь меня в объятия нового забытия, я же могу соблазниться! – Мы засмеялись, но я быстро себя оборвала, вспомнив о мальчике, которого вычеркнула из жизни. – Я попала в больницу в тот день, когда умер Тони. Мне кажется, это было роковым наказанием за то, как гадко я с ним обошлась.
– Не выдумывай! Он не держал на тебя зла, – сказал Кай и, заметив моё удивлённый взгляд, понял, что проболтался. – Перед смертью мы с ним разговаривали о тебе. Мне стало страшно, что я стану таким же обезумевшим от неразделённой любви стариком.
– Твоя любовь взаимна, Кай, – сказала я, взяв его руку в свою. Мы оба почувствовали, что не можем прерывать нежностями важный разговор. – Всё это время я боролась с собой, представляя тебя на месте несчастного Тони. Я разрывалась. Не хотела для тебя такой участи, понимаешь? Лучше в будущем я буду твоей внучкой, чем позволю тебе умереть одиноким!
