И тут всё исчезает, страх, мутной пеленой закрывает мои глаза, страх, не давая закричать, ледяными пальцами сдавливает горло и сотнями призрачных голосов шелестит над моей головой.
— По какому пути ты пойдёшь? По пути Бога…
— По пути Дьявола…
— Какую маску ты хочешь примерить?
— Маску Бога?
— А может, маска Дьявола манит тебя?
Голоса то сливаются в монотонный шум, то, будто споря друг с другом, взрываются резкими выкриками. Сжимаю голову руками, закрываю уши, прошу их замолчать. Ничего. Они просят, уговаривают, орут громче и громче, требуют сделать выбор. Они сводят с ума. Кричащие черные тени, прикрываясь белыми масками выползают из своих углов. Их тонкие длинные руки медленно прорывают оплетенные лианами паучьи гнезда, слепо ощупывая длинными подвижными пальцами все, что попадается на пути — листья, сплетения цветов, шершавую поверхность дверей, цепко хватаются за них, чтобы вытащить из укрытия черные аморфные тела. Помогая рукам, их бесстрастные маски, приклеенные к толстым уродливым шеям тянутся вверх. Вытянувшись, поворачиваются ко мне. Сверху на меня осыпается грязь и белая крошка. Не хочу видеть их настоящие лица. Маска Бога, маска Дьявола? Нет. Это не правильно! Я не могу это выбирать.
— Нет! Я не могу! Не могу! — повторяя снова и снова, отхожу назад.
Голоса умолкают. Я слышу, как захлопываются двери, а в следующий миг, чей-то разочарованный вздох стирает все звуки.
Ещё даже не поняв, что делаю, бросаюсь бежать, и сразу налетаю на что-то так сильно, что теряю равновесие и хватаюсь руками за забор. Ну почему это со мной происходит? Теперь ещё ободрала ладони до крови. Больно. Поэтому я плачу? Вытираю тыльной стороной рук сухие глаза. Что? Не я. Но… Кто... Замираю. Тогда... Боюсь оглянуться. Плачет? Тоненьким тихим голоском, так горько, будто оплакивает всё горе мира. Здесь никого, кроме меня нет. Я знаю. Ведь маски разговаривали со мной. Только со мной. А теперь они ушли, и я снова слышу эту звенящую, ужасающую тишину и своё дыхание. Так было всегда. Здесь всегда была только я. Всё время, я была одна. Этот горячий, сладковатый воздух всегда нужен был только мне. Я помню. Я ищу Алекса. Одна. Кто же плачет за моей спиной? Такой скорбный плачь. Не могу его слышать! Бегу не оглядываясь, со всех ног. Скорее. Скорее отсюда. Алекс, помоги мне. Пожалуйста, Алекс.
— Алекс! Где ты?
Неожиданно тьму разрывает алое пламя. Поле. Хорошо. Здесь не страшно. Прижимаюсь спиной к забору, меня обволакивает сладковатый запах цветов, будто возвращаюсь домой. Успокоившись, медленно опускаюсь на землю и прижимаю ноги к груди, совсем как в детстве. Снимаю шляпку чтобы стереть пот со лба, но жесткий лён царапает кожу. Шляпа выскальзывает из рук, и я оставляю её валяться на земле. Больше она мне не нужна, последние лучи закатного солнца озаряют небо, скоро они исчезнут, унося за горизонт палящую тяжесть дня.
Опускаю глаза и замечаю плоский серый камень. На нем что-то написано, всего несколько слов. Сил совсем не осталось, приходится ползти на четвереньках чтобы прочесть. Надпись очень старая, я провожу пальцем по выбитым на камне буквам, и тут замечаю второй камень. Третий. А чуть дальше блестящий мраморный крест. Кладбище? Не может быть. Я весь день любовалась огненными кампсисами, цветущими здесь. Затаив дыхание, медленно выпрямляюсь. Вглядываюсь в темнеющее поле. Всюду, под цветами, серые, черные, новые или истёртые временем могильные плиты. Кое-где, как символы человеческой забывчивости, торчат покосившиеся деревянные кресты. Почему я не видела этого раньше? Бесконечное, засеянное смертью поле простирается до самого горизонта.
Как страшный сон. Да, сон. Теперь я вспомнила! Здесь, на этом поле, я снова и снова ищу тебя. Каждую ночь, каждую бесконечную ночь, я брожу по комнатам нашего дома, по пустынным улицам, я вновь и вновь возвращаюсь туда, где мы встретились и всегда, неизменно, выхожу к этому полю, но и здесь тебя нет.
Прохладный вечерний воздух приносит тошнотворный запах прогорклой бумаги. Из горла прорывается истеричный смех: «так они и правда, бумажные», но смех застревает липким комом, когда мимо проносятся красные тени. Замираю, чтобы не привлекать их внимание. Бесполезно! Один из них останавливается передо мной. В ужасе смотрю, как медленно поворачивается его голова, как меняется её форма, как разглаживается конус лица, оставляя на пустом красном листе кое-как прорезанные пустые глазницы. Вслед за головой, часть за частью, с сухим шуршанием, поворачивается все тело. Изворачиваясь, он распрямляется, вытягивается, но чтобы заговорить, вновь складывается почти вдвое.
— Тебе здесь не место. — Голос похож на смятую бумагу. — Уходи.
Но я не могу уйти! Алекс, как мне объяснить ему, что это место зовёт меня?
— Я ищу Алекса.
— Уходи.
— Он ждёт меня.
— Тебе здесь не место. — Огромная нескладная фигура надвигается, оттесняя к тропинке. — Уходи.
— Нет.
Красный останавливается и медленно наклоняет голову набок, кажется, он к чему-то прислушивается. Затем он выпрямляется во весь рост, так, что мне приходится задирать голову, чтобы уследить за ним, но он неожиданно легко, будто призрак, касается моей щеки своей шелестящей рукой, заставляя смотреть на поле.
— Поздно. Он идёт.
Идёт? Алекс? Как же так? Я, наверное, ужасно выгляжу. Сумочка так некстати испорчена! Зеркальце, помада..., оглядываюсь по сторонам. Новенький мраморный памятник поблёскивает как зеркало. На гладкой поверхности выбиты два имени. Я вижу их красивые лица. О! Так вот как её зовут! Это она испортила мою сумочку! Неугомонное семейство. Лежали бы себе спокойно вместе с сыном, так нет — бродить им надо, вещи людям портить. И настроение. Рассматриваю собственное отражение. Платье мятое, грязное, без шляпки волосы растрепались, ещё и босая. Где я теперь всё искать буду? Времени нет. Там, среди надгробий, я уже могу различить одинокую фигуру Алекса. Он идёт ко мне.
— Алекс! Алекс! Я здесь!
На бегу отряхиваюсь и приглаживаю волосы. Красная свора расступается. Я так соскучилась, Алекс, любимый. Наконец-то я смогу быть с тобой. Слёзы радости застилают глаза, я не вижу дороги, но уже не могу остановиться. Как давно я не плакала? Ни разу. Когда ты ушел, я не проронила ни слезинки. Просто не могла. Я не бросила тебя. Я не переставала тебя искать. Никогда. И ты вернулся. Это ведь был ты, Алекс? Темная фигура, сидящая ночами у моей кровати. Я знаю, что это ты навещал меня. Ну почему слёзы не останавливаются? Вытираю глаза. Уже совсем рядом. Наконец-то я тебя увижу.
Высокий серый силуэт. Когда он подходит ближе, вижу, какое бледное у него лицо и какие синие глаза. Но он..., рыдания вырываются страшным криком, ноги подкашиваются и я падаю. Нет! Нет! Алекс! Почему? Где же Алекс? Красный сказал, что Алекс идёт за мной. А этот человек.... Кто он? С невероятным трудом поднимаю отяжелевшую голову чтобы увидеть. Почему он такой? Чувствую неожиданный покой, страшный, вечный покой, слезы уходят. Кто он? Я таких никогда не встречала. От него невозможно отвести взгляд. Серый, как пыль на этой дороге, как небо за его спиной, как мгновенно засыхающие под его ногами цветы, как пепел. Я чувствую, как земля содрогается от его шагов, нарушая покой тех, кто в ней лежит. Слышу их беззвучный ропот. Они жаждут услышать волю Хозяина, чтобы подняться и последовать за ним. Миллионы жаждущих мертвецов. И среди них... Алекс?
Алекс! Я искала тебя повсюду, а ты был здесь. Надо же, я боялась..., а это.... Это ты бросил меня! Оставил одну, а я так скучала, я тысячи раз набирала твой номер, чтобы услышать твой голос, но слышала только гудки. Алекс, и каково это? Лежать здесь. Без мыслей. Без чувств. Без боли. Разлагаться на белой постели из кружев, отдавая свои соки скользящим по рукам, ногам, заползающим под одежду, вползающим на лицо, проникающим под веки мягким личинкам. Внутрь, под тонкую кожу, туда, где раньше билось сердце. Мое сердце. Здесь, рядом с тобой, я не буду одинока, наши нежные спутники позаботятся о моем теле, как позаботились о твоем. Они растворят меня, растянут по кусочкам, сделают удобрением, чтобы твои любимые цветы стали ещё ярче, ещё прекраснее. Я уже вижу их необыкновенную, волшебную красоту, их дурманящий запах. Алекс! Я пришла к тебе.
Ледяной холод, пронзивший босые ступни приводит меня в чувство. Хозяин. Он идет, и всё вокруг начинает меняться, будто проявление Хозяина кладбища поднимает ветер разложения сметающий на своем пути живое буйство красок, оставляя лишь серые надгробия, торчащие из мертвой земли. Теперь он повсюду.
Я чувствую его в холодной земле под моими ногами, в сером тумане, в красных гончих, визгливо выкрикивающих его имя, в тошнотворно-сладком аромате пьянящего воздуха. Он в крошечных частицах праха, кружащегося вокруг меня, в воздухе, наполняющем мои легкие, от него кружится голова и глаза застилает непроглядная тьма.
Почему Хозяин? Разве это имя подходит ему? Я бы назвала его Смерть, но и смерть всего лишь слово, лишь миг обрывающий жизнь. Он что-то другое, что-то большее, что-то бесконечное, скрытое от глаз, непостижимое разумом. Он один и в нём миллионы. В его памяти собраны обрывки снов всех, кто лежит здесь. Он — то, что способно помочь мне.
Хозяин останавливается, его лицо равнодушней бумажной маски. На сером лице яркими пятнами выделяются глаза, с пустым, как глазницы черепа, взглядом. Он слеп? Нет, он смотрит, куда-то вдаль, сквозь меня.
— Я хочу встретиться с Алексом.
— Ты потеряла. — Губы Хозяина двигаются, но голос звучит со стороны.
Что-то холодное переходит в мою руку, отрываю взгляд от мертвого лица. На ладони лежит небольшой очень острый нож, из тех, которые мы используем для работы в саду, но Красный ошибается — это не мой нож, Алекс все инструменты содержит в чистоте, а этот какой-то грязный. Что это к нему прилипло? Похоже на ржавчину. Поспешно стряхиваю нож с руки.
— Зачем ты так? — спрашивает Хозяин шелестящим голосом Красного.
Красный сгибается пополам, как тогда, в беге, длинные руки без труда дотягиваются до земли. Взяв мою руку, он разгибает пальцы и вновь вкладывает нож. Пытаюсь отбросить его, но Красный удерживает, и сжимает мою руку в кулак, чувствую боль, сквозь пальцы проступает кровь.
— Он твой. Скоро, очень скоро ты к нему привыкнешь.
Ничего не могу сделать, бумажная рука оказывается твердой, как камень и продолжает давить. В ужасе смотрю на падающие словно ливень алые капли. Касаясь земли, они впитываются без остатка, не остается даже следа. Она голодная! Земля. Сухая могильная земля хочет еще крови. Словно исполинский монстр, она завывает подо мной и просит ещё, она скрежещет своими серыми гнилыми зубами, готовясь раскрыть грязную голодную пасть.
— Нет! Нет! Нет! — кричу, что есть сил и не могу остановиться. — Нет!
— Нет? — Лицо Красного оказывается передо мной, я вижу, как губы раздвигаются в пустом, беззубом оскале, из рваного рта вырывается страшное шипение. — Сама, ты сама этого хотела. Только великое желание могло привести тебя ко мне.
Внезапно Красный исчезает, на его месте появляется Хозяин, он так близко, что я прислушиваюсь к его дыханию, но он не нуждается в воздухе. От этой близости мое тело цепенеет, мысли, душа, все мое существо сжимается, готовое превратиться в прах, и упасть под ноги Хозяина. А голодный монстр будто чует мой страх. Он всё воет и воет, всё ждет, и подталкивает к бездне, медленно, очень медленно протягивающей мне руку. Изо всех сил заставляю себя заглянуть в бездонные глаза, чтобы найти ответ на свою просьбу, но глаза по прежнему смотрят сквозь меня. Почему? На что он смотрит?
— На то, что стоит позади тебя, — звучит ответ в моей голове.
Позади меня? Вдруг накрывает невыносимое ощущение, будто что-то прижимается к моей спине, давит, не дает повернуться. Чувство тяжести впивается в спину паучьими лапами, ночными страхами, гнетущим взглядом умирающего человека, плачем, что преследует меня. Что-то сдавливает мое горло, рука поднимается, чтобы освободиться, но это мое платье, что-то сзади так сильно тянет за подол, что ворот врезается в шею, очень больно. Тянут всё сильнее, и чувствую, как ступни погружаются в мягкую землю, и она осыпается, будто под моими ногами пустота. Я падаю?
— Аааааааааааа! — Изо всех сил отбиваюсь от того, что вцепилось в меня, руки натыкаются на что-то холодное, тонкое, чьи-то ногти царапают кожу, пытаясь ухватиться за мою руку. — Нет! Нет! — Топаю, от этого земля под ногами просыпается еще сильнее. Сейчас мертвец затянет меня в свою могилу. — Отцепись от меня!
Со всей силы дергаю платье, кажется, дышать становится чуть легче, набираю полную грудь воздуха, рука, защищая, все ещё держится за шею. Секунду вокруг царит мертвая тишина, затем раздается скрежет, глухие удары отбрасываемых комьев земли, мелкие камни, осыпающиеся в яму — кто-то копает. Поднимаю глаза. Пустые черные глазницы Хозяина смотрят на меня. Теперь на меня. Пойманная в капкан его взгляда, чувствую, как меня заволакивает тьма, невыносимый страх, такой, что кажется я вот-вот умру, парализует сердце. В этом страшном онемении, парализованная, лишенная воздуха и сил, я с полной ясностью понимаю, что для Хозяина я только дань голодной пустой земле, я лишь очередное тело для еще одной могилы, и Алекс такой же, и миллионы других. И нам никогда не встретиться. Так же, как эта глупая женщина, я буду бродить по полю в поисках Алекса, пока не превращусь в пыль.
— Вам никогда не встретиться, — звучит пустой голос, и я не могу понять, это голос Красного или мысли Хозяина вползли в мою голову. — Вам никогда не встретиться, вам никогда не встретиться, никогда не встретиться, — повторяет пустой голос.
Хозяин равнодушно отворачивается и уходит, тут же свора окружает меня, и я вновь чувствую тяжесть и удушье и разочарование и злость.
— Нет! — кричу я вдогонку монстру. — Это не то! Совсем, совсем не то. Нет! Я не этого хотела.
Отворачиваюсь от Хозяина, стряхиваю то, что вцепилось в моё платье. Красные топчутся передо мной, стеной отгораживая от меня тропинку. Нет! Я выберусь отсюда. Это ваше поле — это всё обман! Вам меня не удержать. Разбегаюсь и выставив вперед руки врезаюсь в красную стену. Огромные монстры расходятся в стороны, пропуская меня. Убегаю под протяжный вой, такой тоскливый, будто завывания плакальщиц над моим телом. Что же я делаю? Они бегут за мной. Догоняют мгновенно. Окружают, как стая шакалов, но держатся поодаль не набрасываются. Только один бежит за мной по пятам, чувствую его дыхание и прикосновения к спине и слышу, как быстро колотится его сердце. Вылетаю на дорогу. Псы останавливаются. Я тоже замираю, пораженная. Над горизонтом, миллионами кострищ алеет закат. Совсем скоро, с последним лучом солнца исчезнет моя жизнь. Надо поторопиться. Где-то здесь, совсем рядом был выход. В какую дверь стучать? Теперь уже неважно.
Врываюсь на затененную цветами тропинку. Дыхание смерти не коснулось этого места. Здесь все по-прежнему красиво. Опавшие цветы всё также хрустят под ногами, и этот стук. Быстрый, глухой звук, будто сердце пульсирует, отдаваясь грохотом в ушах, но Красные остановились. Что же это? Может, моё сердце? Ужасный звук. Бегу, не разбирая дороги, тут невозможно заблудиться.
— По какому пути ты пойдёшь? По пути Бога…
— По пути Дьявола…
— Какую маску ты хочешь примерить?
— Маску Бога?
— А может, маска Дьявола манит тебя?
Голоса то сливаются в монотонный шум, то, будто споря друг с другом, взрываются резкими выкриками. Сжимаю голову руками, закрываю уши, прошу их замолчать. Ничего. Они просят, уговаривают, орут громче и громче, требуют сделать выбор. Они сводят с ума. Кричащие черные тени, прикрываясь белыми масками выползают из своих углов. Их тонкие длинные руки медленно прорывают оплетенные лианами паучьи гнезда, слепо ощупывая длинными подвижными пальцами все, что попадается на пути — листья, сплетения цветов, шершавую поверхность дверей, цепко хватаются за них, чтобы вытащить из укрытия черные аморфные тела. Помогая рукам, их бесстрастные маски, приклеенные к толстым уродливым шеям тянутся вверх. Вытянувшись, поворачиваются ко мне. Сверху на меня осыпается грязь и белая крошка. Не хочу видеть их настоящие лица. Маска Бога, маска Дьявола? Нет. Это не правильно! Я не могу это выбирать.
— Нет! Я не могу! Не могу! — повторяя снова и снова, отхожу назад.
Голоса умолкают. Я слышу, как захлопываются двери, а в следующий миг, чей-то разочарованный вздох стирает все звуки.
Ещё даже не поняв, что делаю, бросаюсь бежать, и сразу налетаю на что-то так сильно, что теряю равновесие и хватаюсь руками за забор. Ну почему это со мной происходит? Теперь ещё ободрала ладони до крови. Больно. Поэтому я плачу? Вытираю тыльной стороной рук сухие глаза. Что? Не я. Но… Кто... Замираю. Тогда... Боюсь оглянуться. Плачет? Тоненьким тихим голоском, так горько, будто оплакивает всё горе мира. Здесь никого, кроме меня нет. Я знаю. Ведь маски разговаривали со мной. Только со мной. А теперь они ушли, и я снова слышу эту звенящую, ужасающую тишину и своё дыхание. Так было всегда. Здесь всегда была только я. Всё время, я была одна. Этот горячий, сладковатый воздух всегда нужен был только мне. Я помню. Я ищу Алекса. Одна. Кто же плачет за моей спиной? Такой скорбный плачь. Не могу его слышать! Бегу не оглядываясь, со всех ног. Скорее. Скорее отсюда. Алекс, помоги мне. Пожалуйста, Алекс.
— Алекс! Где ты?
Неожиданно тьму разрывает алое пламя. Поле. Хорошо. Здесь не страшно. Прижимаюсь спиной к забору, меня обволакивает сладковатый запах цветов, будто возвращаюсь домой. Успокоившись, медленно опускаюсь на землю и прижимаю ноги к груди, совсем как в детстве. Снимаю шляпку чтобы стереть пот со лба, но жесткий лён царапает кожу. Шляпа выскальзывает из рук, и я оставляю её валяться на земле. Больше она мне не нужна, последние лучи закатного солнца озаряют небо, скоро они исчезнут, унося за горизонт палящую тяжесть дня.
Опускаю глаза и замечаю плоский серый камень. На нем что-то написано, всего несколько слов. Сил совсем не осталось, приходится ползти на четвереньках чтобы прочесть. Надпись очень старая, я провожу пальцем по выбитым на камне буквам, и тут замечаю второй камень. Третий. А чуть дальше блестящий мраморный крест. Кладбище? Не может быть. Я весь день любовалась огненными кампсисами, цветущими здесь. Затаив дыхание, медленно выпрямляюсь. Вглядываюсь в темнеющее поле. Всюду, под цветами, серые, черные, новые или истёртые временем могильные плиты. Кое-где, как символы человеческой забывчивости, торчат покосившиеся деревянные кресты. Почему я не видела этого раньше? Бесконечное, засеянное смертью поле простирается до самого горизонта.
Как страшный сон. Да, сон. Теперь я вспомнила! Здесь, на этом поле, я снова и снова ищу тебя. Каждую ночь, каждую бесконечную ночь, я брожу по комнатам нашего дома, по пустынным улицам, я вновь и вновь возвращаюсь туда, где мы встретились и всегда, неизменно, выхожу к этому полю, но и здесь тебя нет.
Прохладный вечерний воздух приносит тошнотворный запах прогорклой бумаги. Из горла прорывается истеричный смех: «так они и правда, бумажные», но смех застревает липким комом, когда мимо проносятся красные тени. Замираю, чтобы не привлекать их внимание. Бесполезно! Один из них останавливается передо мной. В ужасе смотрю, как медленно поворачивается его голова, как меняется её форма, как разглаживается конус лица, оставляя на пустом красном листе кое-как прорезанные пустые глазницы. Вслед за головой, часть за частью, с сухим шуршанием, поворачивается все тело. Изворачиваясь, он распрямляется, вытягивается, но чтобы заговорить, вновь складывается почти вдвое.
— Тебе здесь не место. — Голос похож на смятую бумагу. — Уходи.
Но я не могу уйти! Алекс, как мне объяснить ему, что это место зовёт меня?
— Я ищу Алекса.
— Уходи.
— Он ждёт меня.
— Тебе здесь не место. — Огромная нескладная фигура надвигается, оттесняя к тропинке. — Уходи.
— Нет.
Красный останавливается и медленно наклоняет голову набок, кажется, он к чему-то прислушивается. Затем он выпрямляется во весь рост, так, что мне приходится задирать голову, чтобы уследить за ним, но он неожиданно легко, будто призрак, касается моей щеки своей шелестящей рукой, заставляя смотреть на поле.
— Поздно. Он идёт.
Идёт? Алекс? Как же так? Я, наверное, ужасно выгляжу. Сумочка так некстати испорчена! Зеркальце, помада..., оглядываюсь по сторонам. Новенький мраморный памятник поблёскивает как зеркало. На гладкой поверхности выбиты два имени. Я вижу их красивые лица. О! Так вот как её зовут! Это она испортила мою сумочку! Неугомонное семейство. Лежали бы себе спокойно вместе с сыном, так нет — бродить им надо, вещи людям портить. И настроение. Рассматриваю собственное отражение. Платье мятое, грязное, без шляпки волосы растрепались, ещё и босая. Где я теперь всё искать буду? Времени нет. Там, среди надгробий, я уже могу различить одинокую фигуру Алекса. Он идёт ко мне.
— Алекс! Алекс! Я здесь!
На бегу отряхиваюсь и приглаживаю волосы. Красная свора расступается. Я так соскучилась, Алекс, любимый. Наконец-то я смогу быть с тобой. Слёзы радости застилают глаза, я не вижу дороги, но уже не могу остановиться. Как давно я не плакала? Ни разу. Когда ты ушел, я не проронила ни слезинки. Просто не могла. Я не бросила тебя. Я не переставала тебя искать. Никогда. И ты вернулся. Это ведь был ты, Алекс? Темная фигура, сидящая ночами у моей кровати. Я знаю, что это ты навещал меня. Ну почему слёзы не останавливаются? Вытираю глаза. Уже совсем рядом. Наконец-то я тебя увижу.
Высокий серый силуэт. Когда он подходит ближе, вижу, какое бледное у него лицо и какие синие глаза. Но он..., рыдания вырываются страшным криком, ноги подкашиваются и я падаю. Нет! Нет! Алекс! Почему? Где же Алекс? Красный сказал, что Алекс идёт за мной. А этот человек.... Кто он? С невероятным трудом поднимаю отяжелевшую голову чтобы увидеть. Почему он такой? Чувствую неожиданный покой, страшный, вечный покой, слезы уходят. Кто он? Я таких никогда не встречала. От него невозможно отвести взгляд. Серый, как пыль на этой дороге, как небо за его спиной, как мгновенно засыхающие под его ногами цветы, как пепел. Я чувствую, как земля содрогается от его шагов, нарушая покой тех, кто в ней лежит. Слышу их беззвучный ропот. Они жаждут услышать волю Хозяина, чтобы подняться и последовать за ним. Миллионы жаждущих мертвецов. И среди них... Алекс?
Алекс! Я искала тебя повсюду, а ты был здесь. Надо же, я боялась..., а это.... Это ты бросил меня! Оставил одну, а я так скучала, я тысячи раз набирала твой номер, чтобы услышать твой голос, но слышала только гудки. Алекс, и каково это? Лежать здесь. Без мыслей. Без чувств. Без боли. Разлагаться на белой постели из кружев, отдавая свои соки скользящим по рукам, ногам, заползающим под одежду, вползающим на лицо, проникающим под веки мягким личинкам. Внутрь, под тонкую кожу, туда, где раньше билось сердце. Мое сердце. Здесь, рядом с тобой, я не буду одинока, наши нежные спутники позаботятся о моем теле, как позаботились о твоем. Они растворят меня, растянут по кусочкам, сделают удобрением, чтобы твои любимые цветы стали ещё ярче, ещё прекраснее. Я уже вижу их необыкновенную, волшебную красоту, их дурманящий запах. Алекс! Я пришла к тебе.
Ледяной холод, пронзивший босые ступни приводит меня в чувство. Хозяин. Он идет, и всё вокруг начинает меняться, будто проявление Хозяина кладбища поднимает ветер разложения сметающий на своем пути живое буйство красок, оставляя лишь серые надгробия, торчащие из мертвой земли. Теперь он повсюду.
Я чувствую его в холодной земле под моими ногами, в сером тумане, в красных гончих, визгливо выкрикивающих его имя, в тошнотворно-сладком аромате пьянящего воздуха. Он в крошечных частицах праха, кружащегося вокруг меня, в воздухе, наполняющем мои легкие, от него кружится голова и глаза застилает непроглядная тьма.
Почему Хозяин? Разве это имя подходит ему? Я бы назвала его Смерть, но и смерть всего лишь слово, лишь миг обрывающий жизнь. Он что-то другое, что-то большее, что-то бесконечное, скрытое от глаз, непостижимое разумом. Он один и в нём миллионы. В его памяти собраны обрывки снов всех, кто лежит здесь. Он — то, что способно помочь мне.
Хозяин останавливается, его лицо равнодушней бумажной маски. На сером лице яркими пятнами выделяются глаза, с пустым, как глазницы черепа, взглядом. Он слеп? Нет, он смотрит, куда-то вдаль, сквозь меня.
— Я хочу встретиться с Алексом.
— Ты потеряла. — Губы Хозяина двигаются, но голос звучит со стороны.
Что-то холодное переходит в мою руку, отрываю взгляд от мертвого лица. На ладони лежит небольшой очень острый нож, из тех, которые мы используем для работы в саду, но Красный ошибается — это не мой нож, Алекс все инструменты содержит в чистоте, а этот какой-то грязный. Что это к нему прилипло? Похоже на ржавчину. Поспешно стряхиваю нож с руки.
— Зачем ты так? — спрашивает Хозяин шелестящим голосом Красного.
Красный сгибается пополам, как тогда, в беге, длинные руки без труда дотягиваются до земли. Взяв мою руку, он разгибает пальцы и вновь вкладывает нож. Пытаюсь отбросить его, но Красный удерживает, и сжимает мою руку в кулак, чувствую боль, сквозь пальцы проступает кровь.
— Он твой. Скоро, очень скоро ты к нему привыкнешь.
Ничего не могу сделать, бумажная рука оказывается твердой, как камень и продолжает давить. В ужасе смотрю на падающие словно ливень алые капли. Касаясь земли, они впитываются без остатка, не остается даже следа. Она голодная! Земля. Сухая могильная земля хочет еще крови. Словно исполинский монстр, она завывает подо мной и просит ещё, она скрежещет своими серыми гнилыми зубами, готовясь раскрыть грязную голодную пасть.
— Нет! Нет! Нет! — кричу, что есть сил и не могу остановиться. — Нет!
— Нет? — Лицо Красного оказывается передо мной, я вижу, как губы раздвигаются в пустом, беззубом оскале, из рваного рта вырывается страшное шипение. — Сама, ты сама этого хотела. Только великое желание могло привести тебя ко мне.
Внезапно Красный исчезает, на его месте появляется Хозяин, он так близко, что я прислушиваюсь к его дыханию, но он не нуждается в воздухе. От этой близости мое тело цепенеет, мысли, душа, все мое существо сжимается, готовое превратиться в прах, и упасть под ноги Хозяина. А голодный монстр будто чует мой страх. Он всё воет и воет, всё ждет, и подталкивает к бездне, медленно, очень медленно протягивающей мне руку. Изо всех сил заставляю себя заглянуть в бездонные глаза, чтобы найти ответ на свою просьбу, но глаза по прежнему смотрят сквозь меня. Почему? На что он смотрит?
— На то, что стоит позади тебя, — звучит ответ в моей голове.
Позади меня? Вдруг накрывает невыносимое ощущение, будто что-то прижимается к моей спине, давит, не дает повернуться. Чувство тяжести впивается в спину паучьими лапами, ночными страхами, гнетущим взглядом умирающего человека, плачем, что преследует меня. Что-то сдавливает мое горло, рука поднимается, чтобы освободиться, но это мое платье, что-то сзади так сильно тянет за подол, что ворот врезается в шею, очень больно. Тянут всё сильнее, и чувствую, как ступни погружаются в мягкую землю, и она осыпается, будто под моими ногами пустота. Я падаю?
— Аааааааааааа! — Изо всех сил отбиваюсь от того, что вцепилось в меня, руки натыкаются на что-то холодное, тонкое, чьи-то ногти царапают кожу, пытаясь ухватиться за мою руку. — Нет! Нет! — Топаю, от этого земля под ногами просыпается еще сильнее. Сейчас мертвец затянет меня в свою могилу. — Отцепись от меня!
Со всей силы дергаю платье, кажется, дышать становится чуть легче, набираю полную грудь воздуха, рука, защищая, все ещё держится за шею. Секунду вокруг царит мертвая тишина, затем раздается скрежет, глухие удары отбрасываемых комьев земли, мелкие камни, осыпающиеся в яму — кто-то копает. Поднимаю глаза. Пустые черные глазницы Хозяина смотрят на меня. Теперь на меня. Пойманная в капкан его взгляда, чувствую, как меня заволакивает тьма, невыносимый страх, такой, что кажется я вот-вот умру, парализует сердце. В этом страшном онемении, парализованная, лишенная воздуха и сил, я с полной ясностью понимаю, что для Хозяина я только дань голодной пустой земле, я лишь очередное тело для еще одной могилы, и Алекс такой же, и миллионы других. И нам никогда не встретиться. Так же, как эта глупая женщина, я буду бродить по полю в поисках Алекса, пока не превращусь в пыль.
— Вам никогда не встретиться, — звучит пустой голос, и я не могу понять, это голос Красного или мысли Хозяина вползли в мою голову. — Вам никогда не встретиться, вам никогда не встретиться, никогда не встретиться, — повторяет пустой голос.
Хозяин равнодушно отворачивается и уходит, тут же свора окружает меня, и я вновь чувствую тяжесть и удушье и разочарование и злость.
— Нет! — кричу я вдогонку монстру. — Это не то! Совсем, совсем не то. Нет! Я не этого хотела.
Отворачиваюсь от Хозяина, стряхиваю то, что вцепилось в моё платье. Красные топчутся передо мной, стеной отгораживая от меня тропинку. Нет! Я выберусь отсюда. Это ваше поле — это всё обман! Вам меня не удержать. Разбегаюсь и выставив вперед руки врезаюсь в красную стену. Огромные монстры расходятся в стороны, пропуская меня. Убегаю под протяжный вой, такой тоскливый, будто завывания плакальщиц над моим телом. Что же я делаю? Они бегут за мной. Догоняют мгновенно. Окружают, как стая шакалов, но держатся поодаль не набрасываются. Только один бежит за мной по пятам, чувствую его дыхание и прикосновения к спине и слышу, как быстро колотится его сердце. Вылетаю на дорогу. Псы останавливаются. Я тоже замираю, пораженная. Над горизонтом, миллионами кострищ алеет закат. Совсем скоро, с последним лучом солнца исчезнет моя жизнь. Надо поторопиться. Где-то здесь, совсем рядом был выход. В какую дверь стучать? Теперь уже неважно.
Врываюсь на затененную цветами тропинку. Дыхание смерти не коснулось этого места. Здесь все по-прежнему красиво. Опавшие цветы всё также хрустят под ногами, и этот стук. Быстрый, глухой звук, будто сердце пульсирует, отдаваясь грохотом в ушах, но Красные остановились. Что же это? Может, моё сердце? Ужасный звук. Бегу, не разбирая дороги, тут невозможно заблудиться.
