Думала, что уснет, едва коснувшись подушки, но не могла. Голова оставалась тяжелой, и в ней роились смутные обрывки мыслей. Вот красивая яркая Лайэнэ, протягивает ей чашку с напитком, а глаза изучающие. Вот обратная дорога – и Нээле в носилках, будто знатная дама, а он идет рядом, шторка открыта, и можно коснуться шелка рукава, если осмелиться…
И вопрос, правда ли она хочет уйти.
- Не хочу, - сказала девушка одними губами. Но мало ли что подумаешь и скажешь ночью, на сонную усталую голову. Завтра будет день, она придет в себя и передумает. Обязательно.
За окном падали звезды, и Нээле засмотрелась на них. Говорят, если подставить ладонь, звезда может упасть в нее, и тогда заветное сбудется… Она набросила только накидку – никто в темноте не увидит, ей же только шагов на пять отойти от крыльца. Глупо, по-детски, но все же… Возбуждена была слишком, чтоб думать. Сердце все еще замирало, как вспоминала голос, то одни слова, то другие, ища подтверждения – интересна? Или просто минутная прихоть его? Он сказал «на сегодня достаточно». Значит, завтра, или в иной день, но снова……
Девушка вышла наружу, передернула плечами, когда их обнял прохладный ветерок. Все-таки здесь, на севере, зябко ночами…
Крупная светлая капля чиркнула по небу совсем недалеко. Нээле подняла было руку – нет, мимо. А вот еще одна, чуть подальше… Шаг за шагом девушка дошла до заборчика, вот уже и калитка. Поколебавшись, решила, что в таком виде на улицу все же нельзя, хоть и нет никого, а звезды падают, кажется, на ту сторону дороги.
И тут краем глаза углядела фигуру совсем рядом, и вторую – Энори.
Она не видела, что произошло затем, потому что он очень быстро двинул рукой, не ударив – коснувшись ее шеи, и девушка упала лицом в пряный мох. В ушах толчками гулко ухала кровь, и Нээле еще и ничего не слышала. Когда она пришла в себя, справилась с головокружением, и мир перестал идти радужными разводами, нападавших уже не было, а Энори стоял, прислонившись к дереву, и смотрел куда-то поверх ее головы. Лицо, прекрасно освещенное луной, казалось нежно-мечтательным и почти детским, словно он и вправду стал младше.
Когда Нээле наконец поднялась, держась за ветви, Энори удостоил ее взглядом, и не осталось прежнего выражения.
- Думаешь, мне больше нечего делать, кроме как тебя охранять? – сказал он сердито. - Впуталась, так сиди тихо. И радуйся, что напали ночью!
- Что? – растерялась она.
- А, забудь. Как жаль, что я не могу высказать все Кэраи – вместо бессмысленного шпиона мог бы приставить парочку охранников.
- Ты… сумел справиться с ним?
Он прикусил губу, глядя с таким выражением, словно очень хотел сказать что-то грубое. Сдержался.
- Тогда, в доме… это ведь был не сон? Я видела то, что будет?
- Наконец сообразила.
- Но кому нужно меня убивать?
- Тем, кому ты мешаешь!
- Но ведь не…
- Ох, нет, не ему!
- Дому Нэйта? – робко спросила девушка.
- В первую очередь Тори Аэмара. Но как раз на Нэйта бы и подумали, что те скрывают участие в том деле с питьем.
- Где… где он? – запнулась, и со страхом глянула на черные пятна теней. Где-то здесь, совсем рядом, лежит…
- Иди в дом, - сказал Энори столь же недружелюбно, словно не было у них вечера, который вполне подошел бы хорошим приятелям. Нээле пошла было, и остановилась:
- А как же Айсу? И она ведь знает…
- Да забудь про нее! Она – служанка, и ее хозяин защитить сумеет, раз до сих пор не отправил в Нижний дом.
***
Здесь было безлюдно; ивы свесили ветви до самой земли, что-либо разглядеть меж ними никому бы не удалось. Фигура в капюшоне, горбясь, скользнула под иву. Раздались приглушенные голоса; через несколько мгновений фигура вновь появилась, придерживая на груди нечто, спрятанное под одежду. Стараясь остаться незамеченной, она двинулась от берега к той части города, где располагались богатые дома.
Чуть погодя из-под ветвей вынырнул второй человек; если фигура первого была полностью скрыта, то этот особо не прятался. Одежда его была небогатой, как у мастеровых средней руки. Человек огляделся - и направился прочь по берегу реки, негромко насвистывая. Его, похоже, больше интересовали кварталы развлечений – во всяком случае, именно они лежали там, куда человек направлялся.
- Все прескверно, - пробормотал Тори Аэмара, скидывая капюшон и накидку с широкими рукавами на руки доверенному слуге. В руках главы Дома остался маленький футляр - в такие прятали письма. Открыв письмо, проглядев его, Тори удовлетворенно кивнул - спрятал бумагу в футляр и заходил по комнате.
- Вам что-то не нравится, господин, - бесстрастно заметил слуга - высокий, широколицый, он казался сделанным из базальта.
- То, что не нравится мне, к посланию из Рухэй отношения не имеет... тут все по-прежнему.
- Как долго еще, господин? Если господин Кэраи Таэна всерьез заподозрит дом Аэмара...
- Пока удалось скормить ему мелочевку. А наше будущее не за горами, если только... - лицо его омрачилось. - Ты умеешь подделывать почерки, - это был не вопрос - утверждение.
- Вы добры ко мне, господин. Я сумею подделать не каждый...
- Этот - сумеешь. Смотри... - он достал из ящичка записку. Слуга только хмыкнул. Знаки на листе располагались едва ли не против всех правил - словно упали на него кусочки листьев и стеблей, испачканные тушью. И все-таки некая гармония в этом была.
- Не больно-то старался тот, кто писал...
- Сможешь?
- Да, господин. Что нужно сделать?
- Я принесу тебе записку - когда как следует решу, что в ней должно быть. И еще... найди того верзилу со сломанным носом. Есть дело и для него...
Глава 15
Поднимаются руки, кисти раскрываются, трепещут. Не уловить, когда медленное движение переходит в быстрое; только-только бабочка была неподвижна, и вот уже забила крылышками, испуганная мелькнувшей тенью. И вновь застыла…
Танец «Выход бабочки из кокона» каждая умелица исполняла по-своему. Много надо было мастерства, чтобы не просто тело красиво двигалось – но зеркально-слаженно порхали широкие рукава, выписывая узор. Чтобы в такт колыхалась и накидка из прозрачной ткани - лепесток, с которого пытается взлететь бабочка.
Лайэнэ была недовольна собой. Вчера гостям понравилось, как она танцевала, но сама она знала – много ошибок, и движения скованные, словно бабочку заморозили. Знала, почему – тревога мешала. Не то за девочку давешнюю, не то просто дурное предчувствие.
Сейчас она тренировалась усердно, уже третий час пошел. Устала, и дрожь была уже не наигранная – трепет прозрачных крыльев, а настоящая.
А юная прислужница все это время сидела, смотрела на молодую женщину, раскрыв рот. Лайэнэ поначалу думала ее отослать, потом решила – перед зрителем, даже перед этим ребенком, она будет собранней.
Хотя зависть в распахнутых глазах смущала ее.
- Я тоже хочу научиться, - сказала служаночка, подавая ей ароматную воду и полотенце. – Так прекрасно, можно смотреть и смотреть…
- А ты действительно хочешь? Это тяжелый труд.
- Я не боюсь труда. Но я бы и петь хотела, и знать все то, что вы знаете…
- То есть надеть красное?
- Да! У вас настоящая жизнь. Вас и мужчины слушают, не то что обычных женщин. Если бы я… Только меня уже не возьмут, да и лицо у меня так себе, - понуро сказала девочка, обрисовав пальцем в воздухе контур вокруг своей круглой мордашки.
- Внешность у тебя весьма привлекательная, и еще расцветешь, что до остального… - хозяйка дома приобняла девочку за плечи, подвела к окну. – Слышишь, зарянка поет? Так и нам… Певицей или музыкантшей быть лучше всего, а хуже – девкой для развлечений, - болезная улыбка тронула губы Лайэнэ. – Если жизнь твоя отдана только музыке, и ты талантлива, неважно, красива ли ты и сколько тебе лет. Для танцовщиц тоже не слишком значима красота лица, но их век не слишком-то долог, лишь пока тело подвижно. А таким, как я… не та это судьба, чтобы о ней мечтать. Если очень повезет, мы и немолодыми будем жить в достатке, обучая преемниц. Вот только не так-то легко смириться с тем, что сама уже отцвела…
- Вам это еще долго не грозит, госпожа, - с обожанием произнесла девочка.
Лет десять, пожалуй… Долго это? Возможно…
…Он не предлагал Лайэнэ отдать за нее выкуп. Он не стал, не ставя ее в известность, говорить напрямую с хозяйкой – тогда она не смогла бы высказать свое мнение, и перешла бы к нему, пока не надоест или иначе не распорядится судьба.
«Почему бы тебе не начать делать то, что ты хочешь сама?»
Эту фразу она никогда не забудет.
Они тогда сидели в одной из беседок в Павильоне Росы, и Лайэнэ еще носила алый шелк – лишь изредка одевалась в голубое, ей порой дозволялось это – уже тогда закладывалось будущее отличие, слава о Голубой Жемчужине…
- За меня предлагали отдать деньги. Но я не могу так…
- Стоило большого труда объяснить хозяйке?
- Да, но ей выгодно оставить меня – она согласилась с моими доводами и просьбами.
…А Рииши выкупа за нее не предлагал – он собирался забрать ее, разумеется, думал, она станет его женой. Но тогда, в беседке, в пронзительно-голубой день месяца Ручейника-Йэн шевельнулся червячок под сердцем, совсем как ручейник в своем самодельном домике. А может, потому и не отдал до сих пор, что ему все равно? Что это лишь разговоры? Ведь он – наследник одного из богатейших Домов…
Но у того, с кем она сидит здесь так по-дружески и так близко денег не меньше. Если Энори поговорит с хозяйкой, та не посмеет ему отказать.
- Пожалуйста, не делай этого.
- Я и не собираюсь. Ты можешь сама.
Он знал, что часть суммы уже есть у нее на руках, и предложил недостающее отдать лично ей. Она сама рассчитается с хозяйкой и выйдет на волю, по закону никто больше не сможет заявить свои права на нее.
- Ты дождешься его свободной женщиной, - улыбнулся он.
Но Лайэнэ не дождалась…
***
Нээле перестала понимать, кого она боится больше, возможных убийц или Энори, но, когда он пришел снова, обрадовалась. На сей раз он и заходить в дом не стал, позвал ее погулять. Так просто, словно они были друзьями или братом и сестрой. Никак не получается угадать, как он себя поведет, и как вести себя с ним.
Пришли они к небольшой рощице у ручья - здесь было тихо, лишь изредка доносились голоса разносчиков, расхваливающих товар, и носильщиков, требующих уступить дорогу. Среди молодых дубков обнаружился мостик через ручей - а за ним в небольшой сухой ложбинке девушка увидела белые столбики - знак, что кто-то схоронен здесь. Ухоженным было место, два крохотных холмика покрывала густая трава, на которой лежали уже потерявшие свежесть колокольчики.
Энори опустился на землю, достал из пояса маленький сверток - Нээле отметила, что это был тот отрез ткани, вышитый ею, с птицами. В ткань были завернуты семена.
- Что это?
- Лилии, огненные и белые.
- Разве их не поздно сажать?
- Месяц Ручейника, Йэн. Самое время. Потому я не приходил сюда раньше… Подойди, помоги мне.
Когда Нээле опустилась рядом, продолжил:
- Тот, кого отметит тери-тае, долго несет на себе это прикосновение… Ты тоже поможешь цветам. Потому и взял тебя с собой. Подержи их, - он вручил девушке семена, а сам ножом быстро вырыл несколько лунок.
- Принеси воды. У ручья стоит небольшая чаша, посвященная духу этого места - вдруг кто захочет напиться.
Нээле послушалась, впервые после ночи силы начали возвращаться - то, что Энори делал сейчас, пришлось ей по душе.
- Вот и все, - он поднялся, отряхнул травинки и комочки земли, приставшие к серому полотну штанов и рукава. – Подожди здесь.
И скрылся за деревьями. Девушка устроилась поудобней и смотрела на два белых столбика. Чей пепел схоронен здесь?
Энори говорить не хочет… кто-то, дорогой ему? Но это немыслимо. Хотя – почему бы нет? Зачем иначе сажать цветы на могиле?
Он скоро вернулся, принес охапку стеблей с широкими, плоскими белыми венчиками – таких не знала Нээле.
- Лесная мальва. Пока вырастут лилии, время пройдет.
- То-то удивятся родные…
- Не удивятся. Об этих двоих уже складывают легенды, решат, что лилии выросли сами…
На обратной дороге Нээле задержалась у ручья - выпила кристально-чистой воды. Уютно здесь было, и вовсе не хотелось думать о смерти. А может, воспоминание о лесной хозяйке вызвало частицу ее силы - девушке показалось, что добрый взгляд провожает ее. Она и рада была бы подольше посидеть у бегущей воды, но Энори потянул Нээле за собой. Похоже, ему наскучила тишина.
- Идем, а то покроешься мхом, как вон те камни...
Девушка подчинилась. Но сделала только шаг - перед глазами до сих пор покачивали венчиками белые цветы, и чудилось - лилии уже выросли.
- И все-таки… кто они были?
- Ты любопытна, как сойка!
- Просто пытаюсь понять тебя…
- Вот оно как, - голос его изменился, в нем не осталось беззаботной насмешки.
- Если угодно… ну, попробуй понять. Они были моложе тебя, мальчик и девочка. Росли вместе – и любили друг друга. Родители решили не разлучать их в смерти…
- Потому и здесь, а не на кладбище?
- Да. Там бы никак не могли оказаться рядом.
- Отчего они умерли? – тихо спросила Нээле.
Он не ответил, и отвернулся, смотрел, как играет солнце с водой. Невольно и девушка снова глянула на ручей, блики усилились, ослепили, сложились в картинку. Были в ней и голоса, и даже знания, которым и вовсе неоткуда взяться, а самой Нээле не было.
В одежде из небеленого холста – пришлось выдержать настоящую битву с родителями – она сидела в углу, не горели лампы, только лунная полоса лежала на полу. В полуоткрытое окно проникал ночной ветерок.
- Орэйин...
Девушка вскинулась, но слезы обессилили ее, и не получилось испугаться или удивиться.
- Вы? Откуда?
- Я не мог оставить тебя одну…
Да, подумала Орэйин. Он хорошо относился к Сэйку, и, зная о его даре, родители согласились впустить…
Энори приблизился к девушке, опустился на циновку подле нее. Одежда – белая с серебром – сияла в лунном луче, а тусклое полотно платья Орэйин казалось погребальным нарядом.
Несмотря на горе, воспитание пересилило – девушка чуть склонила голову, руку поднесла к груди в приветственном жесте. И спрятала в ладонях лицо.
- Только что он был жив... помните ту беседку? - она уже с трудом могла говорить.
- За тобой осталось желание. В той игре, помнишь? - он осторожно отвел руки от лица Орэйин, заставляя взглянуть на себя – мягко, и она подчинилась.
- Что сейчас значит игра...
- Обещания – значат. И вот... - Энори положил ей на колени легкий стебель.
- Этот цветок он просил передать тебе.
- Что? - девушка подняла глаза, с трудом понимая, что он говорит.
- Он верил, что этот цветок поможет влюбленным никогда не разлучаться. За ним он и отправился в горы.
- И Сэйку... принес?
- Да. Этот. Я немного помог цветку – теперь он такой, каким должен быть...
Орэйин взяла стебель, пустым взглядом посмотрела на сиреневые лепестки венчика. Они едва не светились, будто сделаны были из утренней дымки.
- Поможет... не разлучаться?
- Ты не веришь?
- Не знаю… чудес не бывает… Небо, как я хочу этого… быть вместе с ним… Все бы отдала, только бы… Поздно, теперь все поздно…
- Он хотел быть с тобой. Он ждет тебя, девочка.
- Господин генерал верит вашим советам… Вы можете большее, чем все люди. Скажите, что там, на той стороне? Мы встретимся?
