- Но ты решила уехать на север, а вдруг не нашла бы работы?
- Я бы нашла, - горячо сказала девушка, указывая на свои вышивки. И ощутила, как наливаются жаром уши – расхвасталась.
- Я не собираюсь отнимать у тебя заслуги, - его смех не был обидным. – Но все иногда складывается не так, как мы хотим. Впрочем, ладно, - поднялся, протянул ей платок, который все еще держал в руке. – Продолжай.
- Что со мной будет? – робко спросила она.
- Пока живи здесь. Есть еще кое-что…
Не уточнил, но она поняла.
Когда затворилась дверь, девушка не сразу взялась снова за вышивку. Она не очень понимала, что чувствует. Господин Кэраи Таэна никак не мог приобрести для нее четких очертаний. С одной стороны, его полагалось бояться. С другой - он слишком мягко и почти дружески обращался с девушкой. Испытывала робость – мошка же! - но не страх. Смысл мошке бояться ну, скажем, горы?
Только сердце ее заколотилось как бешеное, стоило ему вот сейчас оказаться рядом, и даже не слишком близко.
Домочадцы, увидев хозяина, с веселым улыбкой выходящего от вышивальщицы, выводы сделали. За ужином с ней были еще приветливей, чем за обедом.
Поутру – еще розовым было небо – еле слышный, чуть скребущий стук раздался – так могла бы мышь постучаться. Нээле приподнялась, удивленная – здешние женщины входили, не давая себе труд предупредить о своем появлении – выдавали их шаги или звон бубенчика на запястье.
- Войдите, - произнесла Нээле – дверная створка отошла в сторону, и в комнате появилась гибкая девушка лет четырнадцати-пятнадцати, настороженная, но, видно, не робкая.
- Меня зовут Айсу.
Гостья бросала на вышивальщицу быстрые взгляды из-под ресниц: жаркий уголек, по странности принявший облик юной девушки в скромном платье служанки, вот-вот и прожжет это платье.
- Кажется, я раньше видела тебя…. – неуверенно сказала Нээле.
- Весь дом говорит про тебя, старшая сестрица – позволишь так тебя называть? – а ты все прячешься здесь. Вот я и пришла познакомиться.
Вот неожиданность. Для кого-то в этом доме ее общество может оказаться настолько желанным?
Айсу уже пристроилась рядом на полу и протянула тонкие руки к корзинке с вышивкой.
- О, позволь мне, пожалуйста! Я лишь посмотрю, ничего не испорчу!
На миг показалось – у Тайлин могла быть такая сестренка, но нет, та была капризным и беспечным ручейком, а эта… пожалуй, именно она первой заподозрила бы опасность в холмах, вот ведь как полыхают глазищи, черные, чуть раскосые. Нээле улыбнулась: шустрая девочка.
- Расскажи мне про этот город, - попросила она.
- Так всегда делалось, - Айю колыхался виноватой темно-гранатовой тучкой, он, казалось, и пола-то не касается.
- Сколько праздников в год? Каждый раз оставлять в округах столько денег лишь на зрелища и украшения?
- Не на все, но день середины лета один из главных…
- За ним будут другие главные, так ведь? Не такие суммы. И потом… вы же не думаете, что все это и в самом деле тратится на сам праздник? Кажется, думаете… Но очень многие из этих средств окружные главы и чиновники возьмут и себе на наряды, и на обед с заморскими блюдами, и на дорожку в саду, и еще на что-нибудь якобы очень важное для самого округа. А провинция все беднее… скоро брату придется идти на врага с деревянными саблями.
- Люди… не поймут этого. За что их лишат развлечений?
- Я никого ничего не лишаю... мы говорим о простых горожанах, так ведь? Если местные власти о них заботятся, для них все будет, как раньше. Оставлено ровно столько, сколько необходимо. Цены и расходы я знаю. Если же все деньги по-прежнему осядут в чьих-то карманах… а вот и проверим.
Для продавца фонариков из округа Эннэрэн обычно столь радостные предпраздничные дни в этом году стали пасмурными. Глава округа заявил, что, раз традиция в этом году нарушена и послаблений в налоге нет, придется всем затянуть пояса, и сборщики дополнительно заглянули в каждую лавку. Поэтому и сам Яо был грустен и потерял аппетит – как же, и вместо ожидаемой скорой прибыли отдать круглую сумму, и горожане раскупать фонарики не спешили, примерно те же чувства переживая. Какой уж тут праздник.
За весь день в его лавку заглянул лишь один покупатель, обычно бывало уже больше пары десятков, и каждый брал не какой-то пяток, а целую корзину фонариков.
А были они – загляденье: из разноцветной бумаги, в форме зверей и птиц, и с цветной свечкой внутри.
- Мы так разоримся, - печально сказал Яо, высунувшись в окно. – Одной бумаги и воска на все это пошло…
- И другие праздники будут, - жена развешивала белье во дворе, унынию не поддавалась, и вообще с ее характером бы в солдаты идти.
- И снова обдерут нас до нитки. Знаешь, ведь, что говорят, кому мы всем этим обязаны.
- Знаю, что кое-кому пасть бы зашить, - мрачно сказала женщина, заходя в дом и останавливаясь подле стола. – Если еще раз увижу этого твоего собутыльника…
- Да мы и не пьем почти, - оправдывался Яо. – Так, с расстройства душевного… И у него убытки сплошные. Мы вот подумали с ним, может, господин Энори бы помог, он, говорят, праздники любит… Сейчас-то поздно уже, а если потом к нему обратиться, на будущее…
Жена с размаху шваркнула о стол полотенцем.
- Постыдился бы! Таэна – хозяева этой земли а наш долг подчиняться и служить им. А ты хочешь просить безродного о защите, и от кого!
- Но я же не поперек, - оправдывался несчастный муж, - Я же просьбу предать только, так мол и так, господина Энори-то увидеть проще.
- И никого не надо просить, - сурово сказала жена. – Господин Таэна и так знает все, раз так сделано, значит, нужно. Всяко бывало, и кровь, и слезы, но они защищают нас, иначе не фонарики бы ты здесь мастерил, а навоз за лошадями рухэй убирал. Не уподобляйся тем, кто сплетни разносит сам знаешь о чем.
Здесь торговец был согласен с женой: подслушать чужой разговор мог любой камень, доселе годами мирно лежавший возле забора. За сплетни некоторые уже поплатились, кто-то отделался штрафом, а кто-то и голову потерял.
Женщина где-то в дальнем коридоре смеялась, то размеренно, тускло, то отрывисто, громко. Когда Нээле засыпала, безумный этот смех проникал и в сон, казался птичьими криками. Другие голоса оставались снаружи. Тут пресекали громкие разговоры, но тишины все равно не было. Может, поэтому и темнота не пугала. А во сне тело становилось бесплотным и пыталось обойти соседок по камере, подобраться к решетке и проникнуть сквозь нее…
Открыла глаза, ощутив солнечное тепло на щеке, шевельнулась, еще не до конца осознав где она – и подушка теплой была от солнца.
Приснится же. Ведь и впрямь подумала в первый миг, что все еще там, за тюремными стенами, и вот-вот и удастся скинуть телесную оболочку, сбежать. Странно все-таки было. То ли слишком многое случилось и до, и после, то ли кто-то из сил-заступников над ней сжалился, почти и не вспоминаются эти дни…
Сегодня Нээле не торопилась вставать. Солнце понемногу карабкалось на небо, а в мастерской поднимались с рассветом, но девушку пугало время, оно двигалось медленно и неотвратимо, как вода прибывает в наводнение. Служанки, жившие с ней в одной комнате, давно ушли; уже собиралась подняться и Нээле, когда в дверь поскреблась Айсу. Возвещала о своем приходе тихо-тихо, а внутри, в комнатке была уже прежняя, бойкая и востроглазая. Помогла Нээле причесаться – та вспомнила, как сама когда-то прислуживала Тайлин, и снова проснулась тоска по легкомысленной подруге. Ужас, который они перенесли вместе в холмах, сделал маленькую девушку почти сестрой вышивальщице. А теперь у нее нет и могилы...
- Пойдем, погуляем, сестрица, ты здесь будто привязанная.
И в самом деле, привыкла сидеть в четырех стенах, и в голову не пришло узнать, позволено ли.
Вот он, сад, на который девушка доселе только смотрела. Красиво там было, и спокойно-спокойно, только шмель гудел, будоражил воздух. Цветы раннего лета – ирисы, жасмин, ранние колокольчики, неизвестные девушке белые и розоватые грозди. За высокими кустарниками почти не было видно стены. Мирное место, здесь и сами ночные холмы кажутся вымыслом, не говоря о темной жути, бродящей меж ними – что ж удивляться неверию в ее, Нээле, слова?
- Старшая сестрица, мы можем гулять здесь, позади дома, сюда редко заходят хозяева и управляющий.
- А у тебя сейчас нет работы?
- Есть, - хихикнула Айсу. – Но есть и на кого оставить ее.
Нээле подставила лицо солнцу:
- Как хорошо тут... Будто в Стране Облаков – спокойно, и такие чистые краски...
- Да, сестрица... Особенно летом. У нас лучшие садовники в городе.
На траву бы сесть или лечь, касаться ее, теплой земли… Но травяной сок - хоть на ней и не драгоценный наряд, у девушки нет права на эту одежду. Опустилась на камень со стесанной верхушкой, на котором закреплена была круглая дощечка – для сидения.
Юная служанка пристроилась рядом с ней.
Скоро Нээле знала историю Айсу, мало похожую на ее собственную, разве что одиночеством. Сирота, она была еще и шестой дочерью в семье, где рождались только девочки. Мать служила прежним хозяевам этого дома, но уже давно и ее, и отца забрало поветрие, как и двоих сестер. Остальные были уже замужем, одна за вдовцом с детьми.
Айсу уродилась самой пригожей из всех, и самой шустрой – поэтому попала в число младших служанок дома.
- А правда, сестрица, что ты успела и в тюрьме побывать?
- Кто говорит?
- Так…
Занятная эта ее манера, говорить, возводя к небу глаза, будто оттуда рука высунулась и знаки на облаках начертила.
- Вот их и расспрашивай, не меня… нет в этом ничего, кроме желания позабыть, - вздохнула Нээле.
Слухи о ком-то – будто пряности в блюде, самая малость делает его вкусным, избыток – отвратительным. И неизвестно, какое слово может стать тем самым избытком. Слишком многое было и до, и после. И на ведьму уже косились. И невесть чем бы закончилось, если бы…
- Айсу, твой хозяин… какой он человек?
- Я не знаю, - хихикнула девушка.
- Не знаешь? Как это?
- Он пробыл в Столице двенадцать лет, и приехал всего пару месяцев как. До этого приезжал тоже, в гости ненадолго, но я тогда не служила в этом доме.
- Но что о нем говорят?
- О, это… - Айсу пододвинулась ближе и зашептала: - Нельзя сплетничать о хозяевах, но кто же удержится?
Вдалеке прошли две женщины, важно, ручными птицами проплывая по саду. Нет, Нээле никогда не обрести уверенности даже здешних служанок. Айсу, заметив женщин, пригнулась – видно, и впрямь от какой-то работы сбежала, но те внимания не обратили, и девчонка снова выпрямилась, упруго, как полная сил и сока травинка.
Рассказывала, то ли новым ушам радуясь, то ли возможностью поговорить о запретном.
…Домашние привыкли к нему – ряд простых и понятных требований следовало неукоснительно соблюдать, в остальном он не был придирчив. Ждали куда худшего, ведь даже сюда доходят слухи о столичных золотых дворцах, где и птицам положено петь в лад, и людям дышать, и дождевым каплям падать. Никаких таких ужасов не последовало, даже напротив, свободы поболее, чем при старых хозяевах.
- Любит, чтобы все было сделано хорошо и вовремя, а так вежлив даже со слугами. Мало подобных хозяев. Но он все время проводит в палатах управления или у себя за делами, или ездит с визитами.
Смерила Нээле недоверчивым взглядом, склонилась к самому уху и зашептала:
- А еще не здесь, но в городе ходят такие речи - боятся, что он позабыл имя предков и обратился к Столице всеми помыслами. Говорят, сроду не было такого, чтобы из их семьи…
Что уж она хотела услышать в ответ, неведомо, Нээле ничего не сказала. Совсем надо быть без ума, такие вещи обсуждать, даже если предложено искренне. Да и не по чину и не по знаниям им обеим.
- А тобой, сестрица, он заинтересовался, выходит, раз взял к себе в дом, - служаночка снова хихикнула.
- Не мной. Просто… так получилось, - говорить о камне желания не было, да и не стоило.
И чем, в самом деле, могла заинтересовать сама Нээле? Даже в мастерской несколько вышивальщиц были красивей нее.
- Да уж будто тебе все равно! – Айсу повела плечиком, потянула себя за тонкую косичку над виском. – Да уж будто поверю!
- Нравится он тебе? – спросила Нээле. – Если уж начистоту?
- Ну… откуда я могу знать, - засмеялась девчонка. – Больше, чем прежний хозяин, это уж точно. А так мы и не видим его почти, но и не достается от него никому. У господина генерала нрав куда круче.
Нээле призадумалась. Мягким и добрым этот человек ей не показался, хоть и проявил участие немыслимое. Но вот, сама она докатилась… слышала, что слуги вечно сплетничают о господах, и пожалуйста – сама начала. А как иначе, если от человека вся твоя жизнь зависит?
Бездумно поднялась, пошла, разглядывая цветы, пятна света и тени на листьях и лепестках, дрожащих в воздухе полосатых шмелей. Склонилась над невиданной травой с красными узкими листьями, словно лентой окаймлявшей клумбу.
Что я делаю не так? - думала Нээле, поглаживая травинки, вдыхая запахи уютного сладкого лета. Почему те, что очутятся рядом со мной, попадают в беду?
С какого мига началась темная полоса – не с того ли несчастливого часа, как Нээле решила ступить на борт корабля? Может, на роду ей было написано оставаться затворницей? Теперь все вокруг расплачиваются за вину ее собственную. Только и осталось – взывать к силам более могущественным… и пользоваться тем, что они предлагают.
Девушка оглянулась – Айсу поодаль сидела, перебирала какие-то бусины.
Нээле прислушалась – тихо... так тихо, что можно услышать, как трава говорит, как течет по ее жилам зеленая кровь... И у самой сердце бьется – тяжело, гулко. Трава и земля слышат это... а остальным дела нет.
Девушка ощутила на себе чужой взгляд – Айсу смотрела на нее пристально, цепко; девчонка опустила глаза, заметив, что Нээле обернулась.
- Что?
- Мне показалось, сестрица, ты будто беседуешь с тем, что вокруг.
«Видно, ты антаану, отмеченная добрым духом», - вспомнила слова продавца трав на рынке – в той, прошлой жизни, где еще была Тайлин. Тогда помогла вылечить ногу чернокосой девушки, и та назвала Нээле своей подругой...
- Может, и так, - Нээле улыбнулась, несмотря на сосущую сердце тревогу.
- Значит, верно домашние говорят, что ты...
- Что я ведьма? – если и эта бойкая девочка станет бояться ее, то лучше опять одной. – Из-за хассы? Обладай я хоть каплей волшебной силы… - она прикусила губу. Не стоит сейчас - про Лиани.
Айсу хмыкнула как-то разочарованно.
- Ты огорчена? – с удивлением отметила Нээле.
- Если бы вдруг ты, сестрица, оказалась не простым человеком… Глаза у тебя добрые, - торопливо произнесла Айсу.
- И что же?
- Когда рядом… чудесное, кто же не захочет прикоснуться к нему?
- Ты не боишься? – недоуменно спросила девушка. – А если бы здесь и впрямь очутилась ведьма?
- Я бы хотела… Может быть, она согласилась бы оказать мне милость, дать кроху собственных знаний.
Айсу глаз с нее не сводила; забыла про бусины: они рассыпались в траве, может, навсегда потерялись. Что она хочет? Ах, да… Нээле собиралась окончательно разубедить девочку, но остановила сама себя. Сейчас каждая мелочь может помочь, а может и повредить. Айсу не боится никаких чар? Пусть думает, что Нээле владеет хоть малым, но волшебством.
- Я бы нашла, - горячо сказала девушка, указывая на свои вышивки. И ощутила, как наливаются жаром уши – расхвасталась.
- Я не собираюсь отнимать у тебя заслуги, - его смех не был обидным. – Но все иногда складывается не так, как мы хотим. Впрочем, ладно, - поднялся, протянул ей платок, который все еще держал в руке. – Продолжай.
- Что со мной будет? – робко спросила она.
- Пока живи здесь. Есть еще кое-что…
Не уточнил, но она поняла.
Когда затворилась дверь, девушка не сразу взялась снова за вышивку. Она не очень понимала, что чувствует. Господин Кэраи Таэна никак не мог приобрести для нее четких очертаний. С одной стороны, его полагалось бояться. С другой - он слишком мягко и почти дружески обращался с девушкой. Испытывала робость – мошка же! - но не страх. Смысл мошке бояться ну, скажем, горы?
Только сердце ее заколотилось как бешеное, стоило ему вот сейчас оказаться рядом, и даже не слишком близко.
Домочадцы, увидев хозяина, с веселым улыбкой выходящего от вышивальщицы, выводы сделали. За ужином с ней были еще приветливей, чем за обедом.
Поутру – еще розовым было небо – еле слышный, чуть скребущий стук раздался – так могла бы мышь постучаться. Нээле приподнялась, удивленная – здешние женщины входили, не давая себе труд предупредить о своем появлении – выдавали их шаги или звон бубенчика на запястье.
- Войдите, - произнесла Нээле – дверная створка отошла в сторону, и в комнате появилась гибкая девушка лет четырнадцати-пятнадцати, настороженная, но, видно, не робкая.
- Меня зовут Айсу.
Гостья бросала на вышивальщицу быстрые взгляды из-под ресниц: жаркий уголек, по странности принявший облик юной девушки в скромном платье служанки, вот-вот и прожжет это платье.
- Кажется, я раньше видела тебя…. – неуверенно сказала Нээле.
- Весь дом говорит про тебя, старшая сестрица – позволишь так тебя называть? – а ты все прячешься здесь. Вот я и пришла познакомиться.
Вот неожиданность. Для кого-то в этом доме ее общество может оказаться настолько желанным?
Айсу уже пристроилась рядом на полу и протянула тонкие руки к корзинке с вышивкой.
- О, позволь мне, пожалуйста! Я лишь посмотрю, ничего не испорчу!
На миг показалось – у Тайлин могла быть такая сестренка, но нет, та была капризным и беспечным ручейком, а эта… пожалуй, именно она первой заподозрила бы опасность в холмах, вот ведь как полыхают глазищи, черные, чуть раскосые. Нээле улыбнулась: шустрая девочка.
- Расскажи мне про этот город, - попросила она.
Глава 3
- Так всегда делалось, - Айю колыхался виноватой темно-гранатовой тучкой, он, казалось, и пола-то не касается.
- Сколько праздников в год? Каждый раз оставлять в округах столько денег лишь на зрелища и украшения?
- Не на все, но день середины лета один из главных…
- За ним будут другие главные, так ведь? Не такие суммы. И потом… вы же не думаете, что все это и в самом деле тратится на сам праздник? Кажется, думаете… Но очень многие из этих средств окружные главы и чиновники возьмут и себе на наряды, и на обед с заморскими блюдами, и на дорожку в саду, и еще на что-нибудь якобы очень важное для самого округа. А провинция все беднее… скоро брату придется идти на врага с деревянными саблями.
- Люди… не поймут этого. За что их лишат развлечений?
- Я никого ничего не лишаю... мы говорим о простых горожанах, так ведь? Если местные власти о них заботятся, для них все будет, как раньше. Оставлено ровно столько, сколько необходимо. Цены и расходы я знаю. Если же все деньги по-прежнему осядут в чьих-то карманах… а вот и проверим.
Для продавца фонариков из округа Эннэрэн обычно столь радостные предпраздничные дни в этом году стали пасмурными. Глава округа заявил, что, раз традиция в этом году нарушена и послаблений в налоге нет, придется всем затянуть пояса, и сборщики дополнительно заглянули в каждую лавку. Поэтому и сам Яо был грустен и потерял аппетит – как же, и вместо ожидаемой скорой прибыли отдать круглую сумму, и горожане раскупать фонарики не спешили, примерно те же чувства переживая. Какой уж тут праздник.
За весь день в его лавку заглянул лишь один покупатель, обычно бывало уже больше пары десятков, и каждый брал не какой-то пяток, а целую корзину фонариков.
А были они – загляденье: из разноцветной бумаги, в форме зверей и птиц, и с цветной свечкой внутри.
- Мы так разоримся, - печально сказал Яо, высунувшись в окно. – Одной бумаги и воска на все это пошло…
- И другие праздники будут, - жена развешивала белье во дворе, унынию не поддавалась, и вообще с ее характером бы в солдаты идти.
- И снова обдерут нас до нитки. Знаешь, ведь, что говорят, кому мы всем этим обязаны.
- Знаю, что кое-кому пасть бы зашить, - мрачно сказала женщина, заходя в дом и останавливаясь подле стола. – Если еще раз увижу этого твоего собутыльника…
- Да мы и не пьем почти, - оправдывался Яо. – Так, с расстройства душевного… И у него убытки сплошные. Мы вот подумали с ним, может, господин Энори бы помог, он, говорят, праздники любит… Сейчас-то поздно уже, а если потом к нему обратиться, на будущее…
Жена с размаху шваркнула о стол полотенцем.
- Постыдился бы! Таэна – хозяева этой земли а наш долг подчиняться и служить им. А ты хочешь просить безродного о защите, и от кого!
- Но я же не поперек, - оправдывался несчастный муж, - Я же просьбу предать только, так мол и так, господина Энори-то увидеть проще.
- И никого не надо просить, - сурово сказала жена. – Господин Таэна и так знает все, раз так сделано, значит, нужно. Всяко бывало, и кровь, и слезы, но они защищают нас, иначе не фонарики бы ты здесь мастерил, а навоз за лошадями рухэй убирал. Не уподобляйся тем, кто сплетни разносит сам знаешь о чем.
Здесь торговец был согласен с женой: подслушать чужой разговор мог любой камень, доселе годами мирно лежавший возле забора. За сплетни некоторые уже поплатились, кто-то отделался штрафом, а кто-то и голову потерял.
***
Женщина где-то в дальнем коридоре смеялась, то размеренно, тускло, то отрывисто, громко. Когда Нээле засыпала, безумный этот смех проникал и в сон, казался птичьими криками. Другие голоса оставались снаружи. Тут пресекали громкие разговоры, но тишины все равно не было. Может, поэтому и темнота не пугала. А во сне тело становилось бесплотным и пыталось обойти соседок по камере, подобраться к решетке и проникнуть сквозь нее…
Открыла глаза, ощутив солнечное тепло на щеке, шевельнулась, еще не до конца осознав где она – и подушка теплой была от солнца.
Приснится же. Ведь и впрямь подумала в первый миг, что все еще там, за тюремными стенами, и вот-вот и удастся скинуть телесную оболочку, сбежать. Странно все-таки было. То ли слишком многое случилось и до, и после, то ли кто-то из сил-заступников над ней сжалился, почти и не вспоминаются эти дни…
Сегодня Нээле не торопилась вставать. Солнце понемногу карабкалось на небо, а в мастерской поднимались с рассветом, но девушку пугало время, оно двигалось медленно и неотвратимо, как вода прибывает в наводнение. Служанки, жившие с ней в одной комнате, давно ушли; уже собиралась подняться и Нээле, когда в дверь поскреблась Айсу. Возвещала о своем приходе тихо-тихо, а внутри, в комнатке была уже прежняя, бойкая и востроглазая. Помогла Нээле причесаться – та вспомнила, как сама когда-то прислуживала Тайлин, и снова проснулась тоска по легкомысленной подруге. Ужас, который они перенесли вместе в холмах, сделал маленькую девушку почти сестрой вышивальщице. А теперь у нее нет и могилы...
- Пойдем, погуляем, сестрица, ты здесь будто привязанная.
И в самом деле, привыкла сидеть в четырех стенах, и в голову не пришло узнать, позволено ли.
Вот он, сад, на который девушка доселе только смотрела. Красиво там было, и спокойно-спокойно, только шмель гудел, будоражил воздух. Цветы раннего лета – ирисы, жасмин, ранние колокольчики, неизвестные девушке белые и розоватые грозди. За высокими кустарниками почти не было видно стены. Мирное место, здесь и сами ночные холмы кажутся вымыслом, не говоря о темной жути, бродящей меж ними – что ж удивляться неверию в ее, Нээле, слова?
- Старшая сестрица, мы можем гулять здесь, позади дома, сюда редко заходят хозяева и управляющий.
- А у тебя сейчас нет работы?
- Есть, - хихикнула Айсу. – Но есть и на кого оставить ее.
Нээле подставила лицо солнцу:
- Как хорошо тут... Будто в Стране Облаков – спокойно, и такие чистые краски...
- Да, сестрица... Особенно летом. У нас лучшие садовники в городе.
На траву бы сесть или лечь, касаться ее, теплой земли… Но травяной сок - хоть на ней и не драгоценный наряд, у девушки нет права на эту одежду. Опустилась на камень со стесанной верхушкой, на котором закреплена была круглая дощечка – для сидения.
Юная служанка пристроилась рядом с ней.
Скоро Нээле знала историю Айсу, мало похожую на ее собственную, разве что одиночеством. Сирота, она была еще и шестой дочерью в семье, где рождались только девочки. Мать служила прежним хозяевам этого дома, но уже давно и ее, и отца забрало поветрие, как и двоих сестер. Остальные были уже замужем, одна за вдовцом с детьми.
Айсу уродилась самой пригожей из всех, и самой шустрой – поэтому попала в число младших служанок дома.
- А правда, сестрица, что ты успела и в тюрьме побывать?
- Кто говорит?
- Так…
Занятная эта ее манера, говорить, возводя к небу глаза, будто оттуда рука высунулась и знаки на облаках начертила.
- Вот их и расспрашивай, не меня… нет в этом ничего, кроме желания позабыть, - вздохнула Нээле.
Слухи о ком-то – будто пряности в блюде, самая малость делает его вкусным, избыток – отвратительным. И неизвестно, какое слово может стать тем самым избытком. Слишком многое было и до, и после. И на ведьму уже косились. И невесть чем бы закончилось, если бы…
- Айсу, твой хозяин… какой он человек?
- Я не знаю, - хихикнула девушка.
- Не знаешь? Как это?
- Он пробыл в Столице двенадцать лет, и приехал всего пару месяцев как. До этого приезжал тоже, в гости ненадолго, но я тогда не служила в этом доме.
- Но что о нем говорят?
- О, это… - Айсу пододвинулась ближе и зашептала: - Нельзя сплетничать о хозяевах, но кто же удержится?
Вдалеке прошли две женщины, важно, ручными птицами проплывая по саду. Нет, Нээле никогда не обрести уверенности даже здешних служанок. Айсу, заметив женщин, пригнулась – видно, и впрямь от какой-то работы сбежала, но те внимания не обратили, и девчонка снова выпрямилась, упруго, как полная сил и сока травинка.
Рассказывала, то ли новым ушам радуясь, то ли возможностью поговорить о запретном.
…Домашние привыкли к нему – ряд простых и понятных требований следовало неукоснительно соблюдать, в остальном он не был придирчив. Ждали куда худшего, ведь даже сюда доходят слухи о столичных золотых дворцах, где и птицам положено петь в лад, и людям дышать, и дождевым каплям падать. Никаких таких ужасов не последовало, даже напротив, свободы поболее, чем при старых хозяевах.
- Любит, чтобы все было сделано хорошо и вовремя, а так вежлив даже со слугами. Мало подобных хозяев. Но он все время проводит в палатах управления или у себя за делами, или ездит с визитами.
Смерила Нээле недоверчивым взглядом, склонилась к самому уху и зашептала:
- А еще не здесь, но в городе ходят такие речи - боятся, что он позабыл имя предков и обратился к Столице всеми помыслами. Говорят, сроду не было такого, чтобы из их семьи…
Что уж она хотела услышать в ответ, неведомо, Нээле ничего не сказала. Совсем надо быть без ума, такие вещи обсуждать, даже если предложено искренне. Да и не по чину и не по знаниям им обеим.
- А тобой, сестрица, он заинтересовался, выходит, раз взял к себе в дом, - служаночка снова хихикнула.
- Не мной. Просто… так получилось, - говорить о камне желания не было, да и не стоило.
И чем, в самом деле, могла заинтересовать сама Нээле? Даже в мастерской несколько вышивальщиц были красивей нее.
- Да уж будто тебе все равно! – Айсу повела плечиком, потянула себя за тонкую косичку над виском. – Да уж будто поверю!
- Нравится он тебе? – спросила Нээле. – Если уж начистоту?
- Ну… откуда я могу знать, - засмеялась девчонка. – Больше, чем прежний хозяин, это уж точно. А так мы и не видим его почти, но и не достается от него никому. У господина генерала нрав куда круче.
Нээле призадумалась. Мягким и добрым этот человек ей не показался, хоть и проявил участие немыслимое. Но вот, сама она докатилась… слышала, что слуги вечно сплетничают о господах, и пожалуйста – сама начала. А как иначе, если от человека вся твоя жизнь зависит?
Бездумно поднялась, пошла, разглядывая цветы, пятна света и тени на листьях и лепестках, дрожащих в воздухе полосатых шмелей. Склонилась над невиданной травой с красными узкими листьями, словно лентой окаймлявшей клумбу.
Что я делаю не так? - думала Нээле, поглаживая травинки, вдыхая запахи уютного сладкого лета. Почему те, что очутятся рядом со мной, попадают в беду?
С какого мига началась темная полоса – не с того ли несчастливого часа, как Нээле решила ступить на борт корабля? Может, на роду ей было написано оставаться затворницей? Теперь все вокруг расплачиваются за вину ее собственную. Только и осталось – взывать к силам более могущественным… и пользоваться тем, что они предлагают.
Девушка оглянулась – Айсу поодаль сидела, перебирала какие-то бусины.
Нээле прислушалась – тихо... так тихо, что можно услышать, как трава говорит, как течет по ее жилам зеленая кровь... И у самой сердце бьется – тяжело, гулко. Трава и земля слышат это... а остальным дела нет.
Девушка ощутила на себе чужой взгляд – Айсу смотрела на нее пристально, цепко; девчонка опустила глаза, заметив, что Нээле обернулась.
- Что?
- Мне показалось, сестрица, ты будто беседуешь с тем, что вокруг.
«Видно, ты антаану, отмеченная добрым духом», - вспомнила слова продавца трав на рынке – в той, прошлой жизни, где еще была Тайлин. Тогда помогла вылечить ногу чернокосой девушки, и та назвала Нээле своей подругой...
- Может, и так, - Нээле улыбнулась, несмотря на сосущую сердце тревогу.
- Значит, верно домашние говорят, что ты...
- Что я ведьма? – если и эта бойкая девочка станет бояться ее, то лучше опять одной. – Из-за хассы? Обладай я хоть каплей волшебной силы… - она прикусила губу. Не стоит сейчас - про Лиани.
Айсу хмыкнула как-то разочарованно.
- Ты огорчена? – с удивлением отметила Нээле.
- Если бы вдруг ты, сестрица, оказалась не простым человеком… Глаза у тебя добрые, - торопливо произнесла Айсу.
- И что же?
- Когда рядом… чудесное, кто же не захочет прикоснуться к нему?
- Ты не боишься? – недоуменно спросила девушка. – А если бы здесь и впрямь очутилась ведьма?
- Я бы хотела… Может быть, она согласилась бы оказать мне милость, дать кроху собственных знаний.
Айсу глаз с нее не сводила; забыла про бусины: они рассыпались в траве, может, навсегда потерялись. Что она хочет? Ах, да… Нээле собиралась окончательно разубедить девочку, но остановила сама себя. Сейчас каждая мелочь может помочь, а может и повредить. Айсу не боится никаких чар? Пусть думает, что Нээле владеет хоть малым, но волшебством.
