- Не с самого начала – это ваши истории, не мои. Мне рассказали потом.
- Но вы не потеряли никого. Скажешь, волк или медведь живут там, и не отважились напасть сразу на многих? Ты ведь это сказал воинам. Они тебе поверили.
- Как видишь, поверили не зря, - мягко легло в ответ.
- Ты меня не обманешь, - застучали бусы на шапке, когда колдун вскинулся, резко вытянул шею: - Ты знаешь, кто там живет. Почему он не тронул ни одного человека?
- Ты слишком многого хочешь, - ответил Энори. – Иди туда и спроси.
- Погибли те двое насмешников, - сказал Мэй-Си, помолчав какое-то время. – Я все о тебе разузнал.
- Может быть, это сухая река взяла плату?
- О, нет, то было позже. Они умерли страшно… Ты похож на весеннее деревце, но корни твои глубже, чем зарывают кости.
- Что ты от меня хочешь?
- Посмотри мне в глаза.
На короткий миг соединились два цвета: древесная кора и темная зелень. Под ветром всхлипнуло полотно стенок. Мэй-Си, белый до прозрачности, вытер лоб, поднялся на подгибающихся ногах.
- Довольно. Я ухожу.
Сотник, с любопытством следивший за разговором, шагнул к нему:
- Эй, постой-ка. Так не годится: говори, что узнал.
- Не вам допрашивать колдуна, - прошелестел голос Энори. – Хочет идти – пусть уходит.
Сотник застыл, озадаченный. Проводник доказал уже свою пользу, а этого колдуна он не знал. С другой стороны, этот, в костяных амулетах – свой, а тот – перебежчик… Но он явно тоже не прост, а когда это колдуны легко признавали сильнейших?
Мэй-Си добрел до палатки Вэй-Ши, едва не натолкнувшись на него, стоящего подле входа.
- А, командир… Жаль, самого У-Шена здесь нет, он велик, но слеп, как и ты…
- Что ты болтаешь? – резко спросил Вэй-Ши. – Наелся волчьих ягод сушеных?
- Смело идите, - отвечал тот, будто не слыша, - Вы минуете горы, дорога будет легка и быстра. Вы, может, и победите даже, но я не хотел бы вам такой победы.
Лунный свет скользил по шелку, казалось – пионы шевелятся. Такая сильная луна сегодня, круглая, все видно, как днем, только не двоих собеседников на прогалине.
- Мне убить этого колдуна, как тех недоумков? Он будет говорить о тебе. Он понял…
- Не знаю, всё или нет, но что-то и правду понял. Мне жаль, но его нельзя отпускать. Отгони его к руслу мертвой реки, и не трогай – его убьет местное зло. Не будет кровавого следа.
- Он сам напомнил об этом месте, - женщина фыркнула, будто кошка. – И пригодилось. Но туда я не доберусь, далеко. Или расстанешься с гребнем?
- Доведи его до начала ущелья, дальше дорога одна. Он рискнет пройти низом, не лезть по склонам. Верит в свою силу. Но, пропустив целый отряд, река голодна…
- Почему не хочешь сам?
- Не хочу.
- Ахх… оставишь ему посмертие. Дело твое, - маленькие острые зубки блеснули. – Тебя начинают любить здесь, сами того не понимая. Даже если смеются порой. Ты знаешь, что они говорят? Шепчутся у костров, что это твоя сила отогнала тепло от ущелий, давая вам спокойно пройти. А ведь и в самом деле! Весна такая холодная, как твое сердце, - рассмеялась женщина.
- Погода мне не подчиняется, - ответил Энори сухо. – Просто так получилось, это на руку всем. Я надеялся, но не мог знать наверняка за несколько месяцев.
- Повезло тебе с этим стадом – сами предлагают пищу. Чувствуешь себя пастухом?
- Тебя бы переименовать в Хайла, Ненависть.
- А тебя тогда как? – со смешком женщина начала таять, дольше всего видны были черные пионы на платье.
Сигнальные вышки в ночи перемигивались огнями, а днем над ними поднимались столбы белого дыма. Несмотря на густой лес и неровные горные склоны, по всему Ожерелью вышки расставлены были так, чтобы дозорные видели поданный знак сразу и весть доходила без промедления. Тагари был между крепостями Черностенной и Шин, когда в сумерках увидел огонь, и отдал приказ двигаться к первой из них. Решение вызвало ропот среди офицеров – по всем донесениям, войска У-Шена были около крепости Шин, и добраться до Черностенной никак не могли.
- Это какая-то ошибка, - говорили они.
- Или ловушка, - мрачно добавляли другие. – Может быть, пара вышек захвачена, и нас намеренно отвлекают от места удара?
Тагари никого слушать не захотел. В последнее время он был не просто быстрым и собранным, как обычно, но непривычно задумчивым.
- Мне снятся дурные сны, - сказал он самому близкому из офицеров. – И я не понимаю, словно упустил что-то.
Генерал никогда не говорил вслух о снах и сомнениях, и от такого признания офицеру стало неуютно, будто стужей дохнуло среди летнего дня.
Ночью вдалеке рокотали военные барабаны. Эхо удваивало, утраивало команды, искажало их. Где-то и Черностенной шло сражение, но отследить ход боя не давало расстояние и блуждающие отзвуки. Тагари торопился, свернул с дороги, чтобы пройти напрямик, но по камням, по все еще снежному лесу идти двигаться было трудно.
Он распорядился подавать сигналы – помощь близко. Когда начало рассветать, все вдали стихло. Когда стало совсем светло, миновали пустую заставу, где, видно, недавно тоже сражались; то тут, то там лежали тела убитых солдат заставы и рухэй. Но основная часть, видно, успела отступить. Тела сложили во дворе, своих ровно, с почтением, врагов как попало. До крепости оставалась пара часов пути, уже не было смысла срезать дорогу.
Вскоре раздался стук копыт, ехал совсем небольшой отряд. Странной показалась такая беспечность, неважно, кто бы то ни был, воины крепости или чужаки. Дорога поворачивала; сквозь кедровые ветви видно стало огромного вороного жеребца. Флажок мелькнул, судя по навершию – командира второй ступени. Кто-то рядом облегченно вздохнул – свои.
Тагари не сразу узнал всадника, за которым ехал человек с синим флажком. Был этот первый без шлема, молод и крепок, и смотрел на подходящий отряд с каким-то мрачным весельем. Над правой бровью алела широкая царапина.
- У, демон его побери! – послышалось сзади. Тогда узнал.
- Что тут у вас происходит? – резко спросил Тагари.
Макори Нэйта чуть поклонился, придерживая коня – скорее насмешливым поклон вышел, нежели почтительным. Движения молодого человека были чуть более размашистыми, неуверенными, словно он выпил лишнего.
- Мой генерал, сегодня ночью отбита атака на Черностенную. Враг ушел.
- Сколько?
- Пара тысяч, наверное… похоже, разведка боем, - рассмеялся Макори. Странно он все же выглядел. Может, его по этой самой голове без шлема чем-то ударили?
- Как дела в крепости?
- Прекрасно… Я и мои люди первыми вышли к ним. Как видите, и земельная стража на что-то годится.
- А сейчас куда едете? – спросил один из офицеров Тагари.
- К заставе… надо же отдать долг убитым.
Не вязалось такое с Макори. Он скорее предоставил бы разбираться с этим солдатам крепости.
- А с чего ты решил, что они не вернутся? – Тагари пристальней вгляделся в сына давних соперников.
- С той стороны ущелья звучали сигналы отхода. Известно же – У-Шен сейчас возле крепости Шин. Решили, видно, что прорываться на север себе дороже, и лучше ударить в бок. Может, спустятся еще ниже.
Он снова непонятно засмеялся. Тагари решил, что это все же следствие пережитого – земельным, конечно, приходилось участвовать в стычках с разбойниками, но самому Макори это никак не могло стать привычным. Да и разница велика – банда человек в десять-пятнадцать и тысячное войско.
Генерал отрядил с ним десяток своих людей, еще два небольших отряда отправил в разведку. Конь мерно постукивал подковами по мерзлой дороге, а Тагари смотрел промеж его ушей, видя перед собой будто бы карту местности. Странная тактика у молодого командира рухэй. Будто решили взять с налету, сразу не получилось – ушли совсем. Восточные кочевники так воюют, у которых вокруг степь необозримая, смысла нет где-то надолго задерживаться. Зачем У-Шен так по-глупому положил своих? Солдат у него много, конечно, мог и попробовать…
- Ниже они будут прорываться, как и боялись, - раздался над ухом голос старшего офицера. – Все-таки хотят, сволочи, добраться до срединных равнин. Не закрепиться, так хоть пограбить…
В Черностенной уже выяснилось, что с офицером этим согласны все остальные. Тагари тем не менее опасался, что скоро последует еще один удар, и распорядился усилить караулы. Но все было тихо, никто не пытался атаковать. Только одни разведчики не вернулись из дозора, углубились до самой границы с рухэй. Их следы обрывались у пропасти – но тел внизу не было, и вокруг следов не нашли.
Кэраи установил слежку не только за многочисленной родней Аэмара и их доверенными людьми, но и за несколькими другими семействами на всякий случай. Нэйта входили в их число. Жаль, не хватало шпионов – Айю, не говоря о брате, этим не занимался, с нуля же трудно было создать целую сеть. Лайэнэ помогла своими девушками, у которых, в свою очередь, были еще знакомые ловкие особы, но ей нельзя было доверить по-настоящему серьезное.
Хотя выводы она тоже наверняка делала: слухи о скором падении Дома Таэна ползли по городу и округе извилистым ходом дождевого червя. Почти сотню лет правили здесь его предки, их чтили в народе, и, чтобы пошатнуть эту верность, одних слухов было недостаточно. Но он и сам постарался с идеей блага Солнечной Птицы, и война сыграет на руку лишь победителям.
Все чаще думал – ты же сам этого хотел, облегчить приход Столицы сюда. Но не такой же ценой! – возражал сам себе. А иной не получится. Уже не вышло. Не будет мирного договора с Тагари – либо падение Дома, либо смерть твоего брата в бою. Тогда, если захочешь, пытайся договариваться.
Я все это знаю, говорил он незримому собеседнику. Но пока надо найти того, кто распускает слухи.
Недавно на рынке для бедноты показали запрещенную некогда в Столице пьеску про падение одного древнего князя. Кукольную – и правитель этот походил на Тагари лицом и голосом. Подумал – не с Аталина ли ветер дует? Кукольные представления начали входить в моду не так давно, в Столице года два как, а здесь – с приезда посла.
Задумавшись, сидел перед зеркалом. Смотрел на собственные черты. Лицо как лицо… как актеры делают из себя других людей? Как им вообще приходит это в голову, и откуда знают, что нужно так, не иначе? Подозвал Ариму:
- Как думаешь, за кого я лучше сойду?
- Ну, судя по вопросу, хотите податься куда-то в места не самые почтенные, - хмыкнул слуга. – Шпионов вам мало?
- Мало, - вздохнул Кэраи, - Но мне с ними все равно не тягаться. Я устал только слушать донесения: мы тут, а они там. Все равно не годимся на роль небожителей.
- Ну, одевайтесь бедным чиновником, а я солдатом пойду.
- А почему ты не в армии? Дезертир?
- Еще чего, - возмутился Ариму. – Я одноглазый! – и в подтверждение сдвинул головную повязку на половину лица. - На сей день в таких нужды не было.
- А драться-то сможешь, если что, с одним глазом? Вдруг на меня нападет кто?
- А тогда у меня второй вырастет, - нахально заявил тот, и хозяин наконец рассмеялся.
В первый раз прогулялись они впустую, и Ариму уже думал, что господин угомонился. Но тот оставил дела и потащил слугу и на второй день по окраинам города, рынкам, пристани и забегаловкам. По толчее, среди всякого сброда. Часа два ходили. Порой казался мальчишкой, сбежавшим от учителя, а порой слугу поражал холодный и настороженный его взгляд. Развлекается? Как бы не так! Но что ему надо? Ведь ясно - все это лишнее, других занятий полно.
- Это мое дело, - сказал Кэраи вечером. – Мой род, память его. Он бы мог тихо догореть, как закат, раз уж меняются времена, или вспыхнуть последний раз – но трепать его имя по балаганам я не позволю. И просто сидеть и ждать докладов… нет, даже если иное бессмысленно.
На третий день они набрели на акробатов-канатоходцев, выступавших на отведенном для актеров пятачке возле пристани. Пара десятков зрителей, из них, может, половина бросит мелкую монетку, а то и вовсе впустую старались.
Легкая одежда – сами постоянно в движении, не холодно им. Красное, черное, белое, желтое… от пестрых нарядов, увешенных лентами, рябило в глазах. Раскрашенные нарочито лица, к поясу прицеплены маски – верно, представляют и сценки. А пока лишь перебрасывались фразами, призванными рассмешить.
Ничего так было, забавно, довольно ловко кувыркались на веревке, публика веселилась, не расходилась. Шутки резали слух, Кэраи морщился, но терпел – простой народ, ему грубость близка. Но, как говорят мудрецы, смех и слезы не ведают рангов…
Один из парней якобы упал с каната, в самый последний миг ногу согнул, удержался. А другой ему бросил – что ты падаешь, олух, как Дом Таэна! – и в публике раздались отчетливые смешки.
- Сходи-ка за стражей, - тихо велел Кэраи, а сам подошел поближе, вглядываясь в тех, кто смеялся, стараясь запомнить.
Акробаты – двое молодцев под тридцать, и певица, похоже, сестра одного из них. Были сильно напуганы, когда поняли – увязли, как муха в смоле. На все вопросы отвечали более чем охотно, скороговоркой, надеясь отделаться малым. Сами не местные уроженцы, летом пришли из Окаэры, перезимовать решили в Осорэи. Выступали помаленьку, а за такие шутки им заплатили щедро – договорились на несколько представлений. Нет, не смогли бы назвать человека, он был в глубоком капюшоне, но, кажется, средних лет. Да, знали, что играют с огнем, но больно хороша была сумма – а взять и сразу сбежать не могли, им пригрозили расправой за стенами.
Почему люди такие дураки, кто бы объяснил…
Судя по всему, сказали правду – не знали того, кто им заплатил. Разумно, кто же покажется.
…А те кукольники успели исчезнуть, даже когда стража нагрянула посреди представления – видно, им помогли. Предупредили и вывели. Надо ждать, где снова появятся. Сочли ценными, не то что этих.
Ему они тем более не ценны, разве что поведали бы имя заказчика. А раз нет, то и возиться незачем больше.
Вернулся к себе, проходя мимо оставленного на столе зеркала на подставке – не убрали слуги, думали, может, понадобится; заметил в нем свое отражение. Снял, бросил серебряный овал в ящик стола.
Мерзко все-таки на душе. В Столице ни одной жизни на нем не было, впрямую, по крайней мере, а тут…
Вечером прислал Лайэнэ приглашение. Дел к ней сегодня не было совершенно, разве что пожаловаться на жизнь и на то, что их план кем-то подхвачен и развернут уже другой стороной? Жаловаться глупо, об остальном не раз говорили…
Голубая Жемчужина явилась в назначенный час - ровно с ударом гонга, отбивающего время. Всегда поражался ее точности, хотя и сам не любил опозданий. Не вошла – вплыла в комнату, будто коридор был рекой, а она – водной птицей. Тяжелый расшитый серебром шелк, мех белой лисы, капли-сапфиры качаются у висков на серебряных цепочках. Настоящая знатная дама, и фасон довольно узкого платья как у знатных дам, не распашной. Интересно, неужто она всегда одевается так? Не ко всем же является побеседовать о делах!
А она сидит на уже привычном месте подле светильника – при дыхании на груди переливается серебристый узор; улыбается уголками губ и чуть ли не изгибом ресниц, будто знает, что он думает всякую чушь…
Лайэнэ стала частой гостьей в его доме. Женщин из Веселых кварталов всегда использовали, чтобы выведать то или иное или, напротив, внушить нужное. Не каждую – выбирали умных. Кэраи сам пользовался их помощью в Столице, но мало, там охотник сидел на охотнике. И здесь у него были в Кварталах доверенные женщины. Но мало, сложно успеть меньше чем за год.
- Но вы не потеряли никого. Скажешь, волк или медведь живут там, и не отважились напасть сразу на многих? Ты ведь это сказал воинам. Они тебе поверили.
- Как видишь, поверили не зря, - мягко легло в ответ.
- Ты меня не обманешь, - застучали бусы на шапке, когда колдун вскинулся, резко вытянул шею: - Ты знаешь, кто там живет. Почему он не тронул ни одного человека?
- Ты слишком многого хочешь, - ответил Энори. – Иди туда и спроси.
- Погибли те двое насмешников, - сказал Мэй-Си, помолчав какое-то время. – Я все о тебе разузнал.
- Может быть, это сухая река взяла плату?
- О, нет, то было позже. Они умерли страшно… Ты похож на весеннее деревце, но корни твои глубже, чем зарывают кости.
- Что ты от меня хочешь?
- Посмотри мне в глаза.
На короткий миг соединились два цвета: древесная кора и темная зелень. Под ветром всхлипнуло полотно стенок. Мэй-Си, белый до прозрачности, вытер лоб, поднялся на подгибающихся ногах.
- Довольно. Я ухожу.
Сотник, с любопытством следивший за разговором, шагнул к нему:
- Эй, постой-ка. Так не годится: говори, что узнал.
- Не вам допрашивать колдуна, - прошелестел голос Энори. – Хочет идти – пусть уходит.
Сотник застыл, озадаченный. Проводник доказал уже свою пользу, а этого колдуна он не знал. С другой стороны, этот, в костяных амулетах – свой, а тот – перебежчик… Но он явно тоже не прост, а когда это колдуны легко признавали сильнейших?
Мэй-Си добрел до палатки Вэй-Ши, едва не натолкнувшись на него, стоящего подле входа.
- А, командир… Жаль, самого У-Шена здесь нет, он велик, но слеп, как и ты…
- Что ты болтаешь? – резко спросил Вэй-Ши. – Наелся волчьих ягод сушеных?
- Смело идите, - отвечал тот, будто не слыша, - Вы минуете горы, дорога будет легка и быстра. Вы, может, и победите даже, но я не хотел бы вам такой победы.
Лунный свет скользил по шелку, казалось – пионы шевелятся. Такая сильная луна сегодня, круглая, все видно, как днем, только не двоих собеседников на прогалине.
- Мне убить этого колдуна, как тех недоумков? Он будет говорить о тебе. Он понял…
- Не знаю, всё или нет, но что-то и правду понял. Мне жаль, но его нельзя отпускать. Отгони его к руслу мертвой реки, и не трогай – его убьет местное зло. Не будет кровавого следа.
- Он сам напомнил об этом месте, - женщина фыркнула, будто кошка. – И пригодилось. Но туда я не доберусь, далеко. Или расстанешься с гребнем?
- Доведи его до начала ущелья, дальше дорога одна. Он рискнет пройти низом, не лезть по склонам. Верит в свою силу. Но, пропустив целый отряд, река голодна…
- Почему не хочешь сам?
- Не хочу.
- Ахх… оставишь ему посмертие. Дело твое, - маленькие острые зубки блеснули. – Тебя начинают любить здесь, сами того не понимая. Даже если смеются порой. Ты знаешь, что они говорят? Шепчутся у костров, что это твоя сила отогнала тепло от ущелий, давая вам спокойно пройти. А ведь и в самом деле! Весна такая холодная, как твое сердце, - рассмеялась женщина.
- Погода мне не подчиняется, - ответил Энори сухо. – Просто так получилось, это на руку всем. Я надеялся, но не мог знать наверняка за несколько месяцев.
- Повезло тебе с этим стадом – сами предлагают пищу. Чувствуешь себя пастухом?
- Тебя бы переименовать в Хайла, Ненависть.
- А тебя тогда как? – со смешком женщина начала таять, дольше всего видны были черные пионы на платье.
***
Сигнальные вышки в ночи перемигивались огнями, а днем над ними поднимались столбы белого дыма. Несмотря на густой лес и неровные горные склоны, по всему Ожерелью вышки расставлены были так, чтобы дозорные видели поданный знак сразу и весть доходила без промедления. Тагари был между крепостями Черностенной и Шин, когда в сумерках увидел огонь, и отдал приказ двигаться к первой из них. Решение вызвало ропот среди офицеров – по всем донесениям, войска У-Шена были около крепости Шин, и добраться до Черностенной никак не могли.
- Это какая-то ошибка, - говорили они.
- Или ловушка, - мрачно добавляли другие. – Может быть, пара вышек захвачена, и нас намеренно отвлекают от места удара?
Тагари никого слушать не захотел. В последнее время он был не просто быстрым и собранным, как обычно, но непривычно задумчивым.
- Мне снятся дурные сны, - сказал он самому близкому из офицеров. – И я не понимаю, словно упустил что-то.
Генерал никогда не говорил вслух о снах и сомнениях, и от такого признания офицеру стало неуютно, будто стужей дохнуло среди летнего дня.
Ночью вдалеке рокотали военные барабаны. Эхо удваивало, утраивало команды, искажало их. Где-то и Черностенной шло сражение, но отследить ход боя не давало расстояние и блуждающие отзвуки. Тагари торопился, свернул с дороги, чтобы пройти напрямик, но по камням, по все еще снежному лесу идти двигаться было трудно.
Он распорядился подавать сигналы – помощь близко. Когда начало рассветать, все вдали стихло. Когда стало совсем светло, миновали пустую заставу, где, видно, недавно тоже сражались; то тут, то там лежали тела убитых солдат заставы и рухэй. Но основная часть, видно, успела отступить. Тела сложили во дворе, своих ровно, с почтением, врагов как попало. До крепости оставалась пара часов пути, уже не было смысла срезать дорогу.
Вскоре раздался стук копыт, ехал совсем небольшой отряд. Странной показалась такая беспечность, неважно, кто бы то ни был, воины крепости или чужаки. Дорога поворачивала; сквозь кедровые ветви видно стало огромного вороного жеребца. Флажок мелькнул, судя по навершию – командира второй ступени. Кто-то рядом облегченно вздохнул – свои.
Тагари не сразу узнал всадника, за которым ехал человек с синим флажком. Был этот первый без шлема, молод и крепок, и смотрел на подходящий отряд с каким-то мрачным весельем. Над правой бровью алела широкая царапина.
- У, демон его побери! – послышалось сзади. Тогда узнал.
- Что тут у вас происходит? – резко спросил Тагари.
Макори Нэйта чуть поклонился, придерживая коня – скорее насмешливым поклон вышел, нежели почтительным. Движения молодого человека были чуть более размашистыми, неуверенными, словно он выпил лишнего.
- Мой генерал, сегодня ночью отбита атака на Черностенную. Враг ушел.
- Сколько?
- Пара тысяч, наверное… похоже, разведка боем, - рассмеялся Макори. Странно он все же выглядел. Может, его по этой самой голове без шлема чем-то ударили?
- Как дела в крепости?
- Прекрасно… Я и мои люди первыми вышли к ним. Как видите, и земельная стража на что-то годится.
- А сейчас куда едете? – спросил один из офицеров Тагари.
- К заставе… надо же отдать долг убитым.
Не вязалось такое с Макори. Он скорее предоставил бы разбираться с этим солдатам крепости.
- А с чего ты решил, что они не вернутся? – Тагари пристальней вгляделся в сына давних соперников.
- С той стороны ущелья звучали сигналы отхода. Известно же – У-Шен сейчас возле крепости Шин. Решили, видно, что прорываться на север себе дороже, и лучше ударить в бок. Может, спустятся еще ниже.
Он снова непонятно засмеялся. Тагари решил, что это все же следствие пережитого – земельным, конечно, приходилось участвовать в стычках с разбойниками, но самому Макори это никак не могло стать привычным. Да и разница велика – банда человек в десять-пятнадцать и тысячное войско.
Генерал отрядил с ним десяток своих людей, еще два небольших отряда отправил в разведку. Конь мерно постукивал подковами по мерзлой дороге, а Тагари смотрел промеж его ушей, видя перед собой будто бы карту местности. Странная тактика у молодого командира рухэй. Будто решили взять с налету, сразу не получилось – ушли совсем. Восточные кочевники так воюют, у которых вокруг степь необозримая, смысла нет где-то надолго задерживаться. Зачем У-Шен так по-глупому положил своих? Солдат у него много, конечно, мог и попробовать…
- Ниже они будут прорываться, как и боялись, - раздался над ухом голос старшего офицера. – Все-таки хотят, сволочи, добраться до срединных равнин. Не закрепиться, так хоть пограбить…
В Черностенной уже выяснилось, что с офицером этим согласны все остальные. Тагари тем не менее опасался, что скоро последует еще один удар, и распорядился усилить караулы. Но все было тихо, никто не пытался атаковать. Только одни разведчики не вернулись из дозора, углубились до самой границы с рухэй. Их следы обрывались у пропасти – но тел внизу не было, и вокруг следов не нашли.
***
Кэраи установил слежку не только за многочисленной родней Аэмара и их доверенными людьми, но и за несколькими другими семействами на всякий случай. Нэйта входили в их число. Жаль, не хватало шпионов – Айю, не говоря о брате, этим не занимался, с нуля же трудно было создать целую сеть. Лайэнэ помогла своими девушками, у которых, в свою очередь, были еще знакомые ловкие особы, но ей нельзя было доверить по-настоящему серьезное.
Хотя выводы она тоже наверняка делала: слухи о скором падении Дома Таэна ползли по городу и округе извилистым ходом дождевого червя. Почти сотню лет правили здесь его предки, их чтили в народе, и, чтобы пошатнуть эту верность, одних слухов было недостаточно. Но он и сам постарался с идеей блага Солнечной Птицы, и война сыграет на руку лишь победителям.
Все чаще думал – ты же сам этого хотел, облегчить приход Столицы сюда. Но не такой же ценой! – возражал сам себе. А иной не получится. Уже не вышло. Не будет мирного договора с Тагари – либо падение Дома, либо смерть твоего брата в бою. Тогда, если захочешь, пытайся договариваться.
Я все это знаю, говорил он незримому собеседнику. Но пока надо найти того, кто распускает слухи.
Недавно на рынке для бедноты показали запрещенную некогда в Столице пьеску про падение одного древнего князя. Кукольную – и правитель этот походил на Тагари лицом и голосом. Подумал – не с Аталина ли ветер дует? Кукольные представления начали входить в моду не так давно, в Столице года два как, а здесь – с приезда посла.
Задумавшись, сидел перед зеркалом. Смотрел на собственные черты. Лицо как лицо… как актеры делают из себя других людей? Как им вообще приходит это в голову, и откуда знают, что нужно так, не иначе? Подозвал Ариму:
- Как думаешь, за кого я лучше сойду?
- Ну, судя по вопросу, хотите податься куда-то в места не самые почтенные, - хмыкнул слуга. – Шпионов вам мало?
- Мало, - вздохнул Кэраи, - Но мне с ними все равно не тягаться. Я устал только слушать донесения: мы тут, а они там. Все равно не годимся на роль небожителей.
- Ну, одевайтесь бедным чиновником, а я солдатом пойду.
- А почему ты не в армии? Дезертир?
- Еще чего, - возмутился Ариму. – Я одноглазый! – и в подтверждение сдвинул головную повязку на половину лица. - На сей день в таких нужды не было.
- А драться-то сможешь, если что, с одним глазом? Вдруг на меня нападет кто?
- А тогда у меня второй вырастет, - нахально заявил тот, и хозяин наконец рассмеялся.
В первый раз прогулялись они впустую, и Ариму уже думал, что господин угомонился. Но тот оставил дела и потащил слугу и на второй день по окраинам города, рынкам, пристани и забегаловкам. По толчее, среди всякого сброда. Часа два ходили. Порой казался мальчишкой, сбежавшим от учителя, а порой слугу поражал холодный и настороженный его взгляд. Развлекается? Как бы не так! Но что ему надо? Ведь ясно - все это лишнее, других занятий полно.
- Это мое дело, - сказал Кэраи вечером. – Мой род, память его. Он бы мог тихо догореть, как закат, раз уж меняются времена, или вспыхнуть последний раз – но трепать его имя по балаганам я не позволю. И просто сидеть и ждать докладов… нет, даже если иное бессмысленно.
На третий день они набрели на акробатов-канатоходцев, выступавших на отведенном для актеров пятачке возле пристани. Пара десятков зрителей, из них, может, половина бросит мелкую монетку, а то и вовсе впустую старались.
Легкая одежда – сами постоянно в движении, не холодно им. Красное, черное, белое, желтое… от пестрых нарядов, увешенных лентами, рябило в глазах. Раскрашенные нарочито лица, к поясу прицеплены маски – верно, представляют и сценки. А пока лишь перебрасывались фразами, призванными рассмешить.
Ничего так было, забавно, довольно ловко кувыркались на веревке, публика веселилась, не расходилась. Шутки резали слух, Кэраи морщился, но терпел – простой народ, ему грубость близка. Но, как говорят мудрецы, смех и слезы не ведают рангов…
Один из парней якобы упал с каната, в самый последний миг ногу согнул, удержался. А другой ему бросил – что ты падаешь, олух, как Дом Таэна! – и в публике раздались отчетливые смешки.
- Сходи-ка за стражей, - тихо велел Кэраи, а сам подошел поближе, вглядываясь в тех, кто смеялся, стараясь запомнить.
Акробаты – двое молодцев под тридцать, и певица, похоже, сестра одного из них. Были сильно напуганы, когда поняли – увязли, как муха в смоле. На все вопросы отвечали более чем охотно, скороговоркой, надеясь отделаться малым. Сами не местные уроженцы, летом пришли из Окаэры, перезимовать решили в Осорэи. Выступали помаленьку, а за такие шутки им заплатили щедро – договорились на несколько представлений. Нет, не смогли бы назвать человека, он был в глубоком капюшоне, но, кажется, средних лет. Да, знали, что играют с огнем, но больно хороша была сумма – а взять и сразу сбежать не могли, им пригрозили расправой за стенами.
Почему люди такие дураки, кто бы объяснил…
Судя по всему, сказали правду – не знали того, кто им заплатил. Разумно, кто же покажется.
…А те кукольники успели исчезнуть, даже когда стража нагрянула посреди представления – видно, им помогли. Предупредили и вывели. Надо ждать, где снова появятся. Сочли ценными, не то что этих.
Ему они тем более не ценны, разве что поведали бы имя заказчика. А раз нет, то и возиться незачем больше.
Вернулся к себе, проходя мимо оставленного на столе зеркала на подставке – не убрали слуги, думали, может, понадобится; заметил в нем свое отражение. Снял, бросил серебряный овал в ящик стола.
Мерзко все-таки на душе. В Столице ни одной жизни на нем не было, впрямую, по крайней мере, а тут…
Вечером прислал Лайэнэ приглашение. Дел к ней сегодня не было совершенно, разве что пожаловаться на жизнь и на то, что их план кем-то подхвачен и развернут уже другой стороной? Жаловаться глупо, об остальном не раз говорили…
Голубая Жемчужина явилась в назначенный час - ровно с ударом гонга, отбивающего время. Всегда поражался ее точности, хотя и сам не любил опозданий. Не вошла – вплыла в комнату, будто коридор был рекой, а она – водной птицей. Тяжелый расшитый серебром шелк, мех белой лисы, капли-сапфиры качаются у висков на серебряных цепочках. Настоящая знатная дама, и фасон довольно узкого платья как у знатных дам, не распашной. Интересно, неужто она всегда одевается так? Не ко всем же является побеседовать о делах!
А она сидит на уже привычном месте подле светильника – при дыхании на груди переливается серебристый узор; улыбается уголками губ и чуть ли не изгибом ресниц, будто знает, что он думает всякую чушь…
Лайэнэ стала частой гостьей в его доме. Женщин из Веселых кварталов всегда использовали, чтобы выведать то или иное или, напротив, внушить нужное. Не каждую – выбирали умных. Кэраи сам пользовался их помощью в Столице, но мало, там охотник сидел на охотнике. И здесь у него были в Кварталах доверенные женщины. Но мало, сложно успеть меньше чем за год.
