Но, раз вспомнила про игру… какую он затеял на сей раз? Лицо его меняется с каждым мигом - будто бросает то в жар, то в холод; только ведь он пришел с какой-то целью! Неужто просто ради нее?
Слишком самонадеянно думать так.
Или все же? Не хочет оставлять ей иллюзию, что ему можно отказать, и это будет покорно принято? Но он не пытается хоть как-то намекнуть на желание близости, если не считать того жеста с рукой…
- Зачем ты пришел? – повторила настойчиво.
В конце концов, порой прямые вопросы – самые лучшие.
- Тебе будет легче, если я уйду? Но тогда ведь начнешь метаться, гадать, не затеял ли я какую-нибудь очередную гадость бедным людям, - засмеялся гость.
Вот и весь толк от прямых вопросов.
- А ведь пока меня любили, вам жилось хорошо, - сказал Энори неожиданно резко, будто колючий ветер ворвался в приоткрытое окно, совсем распахнув ставни.
- Это не так даже со мной. Что говорить о тех, кто, по несчастью, был близок перешедшим тебе дорогу…
- Ты не знаешь, о чем говоришь.
- Уж я-то знаю лучше других. Но я не удивлена – так многие поступают, тут ты совсем человек. И с женщинами… пока они угождают, ими довольны.
- Если бы ты в свое время не полезла, куда не надо…
- …ты бы здесь не сидел, верно? Покорив очередную красотку, можно заняться следующей…
- Не ревнуй, мне не интересны такие победы. И то, чего обычно хотят от красоток. Пусть я и совсем не то же, что трава, вода, ветер, у меня больше общего с ними, чем с людьми.
Лайэнэ коротко вздохнула, самую малость чувствуя себя в очередной раз обманутой: не поняла, не догадалась.
- Просто представь, что я – волна или ветер, или огонь. Вода так же обнимет твое тело. Огонь так же не оставит тебя равнодушной. Но им… нет дела до страстей человеческих.
- Если огонь охватит все существо, человек погибнет, - тихо сказала хозяйка дома.
Энори только плечами пожал.
- Сжигаете себя вы, без нашей помощи. За этим порой интересно смотреть. Нам бы такое в голову не пришло.
- Нам? Ты знаешь много себе подобных?
- Иногда я встречал их следы. Давние… Но свежих мне и не надо.
- Других таких сейчас в провинции нет?
- Таких – нет, - он рассмеялся, откидывая со лба упавшие волосы. – Но, как бы сказали вы, есть мои братья и сестры… ищите. Если вам мало войны.
Лайэнэ слушала, и картины возникали в ее голове: недобрая, пульсирующая сила, похожая на звезду, чужая всему, болезненное порождение мира. Через этот злой сгусток проходил дождь, сквозил ветер, травы стонали испуганно, но росли там, где он был – а черная звезда то замирала, то принималась двигаться, и непонятно, по каким законам она избирала путь.
А ему… казалось, он испытывает потребность говорить, все равно что. У молодой женщины мелькнула мысль – вот разоткровенничается сейчас, а потом решит не оставить свидетеля этой словоохотливости. Немного передвинула стул, чтобы сидеть возле стола. Нашарила ручку ящичка в столе, отодвинула его слегка, вытащила длинную острую шпильку. Не его, упаси Небо – она и не успеет, да и не сможет. Себя, если поймет, что вот он, конец.
- Я вижу, - сказал он, глядя не на хозяйку - на незажженную лампу.
- Я все думала - ведь такие, как ты, должны бояться огня, - сказала Лайэнэ, шпильку не убирая. Знает? Пусть!
- Вот уж чушь несусветная! – от возмущения он даже вскинулся. – Зажги огонь ночью в горах или степи – и тори-ай или мстительный призрак не тронет тебя, но кто-то из нас может придти, привлеченный пламенем. Мы не умеем только разводить огонь, он умирает у нас в руках.
Голос неожиданно дрогнул; кажется, еще немного, и сорвался бы, но прозвучал только короткий смешок, совсем неестественный. Что она там гадала, может ли такое случиться, что ее страшному гостю не по себе?
Не по себе – это мягко сказано, он был как натянутая струна, впервые видела его таким. Жизнь бы поставила в споре, что нет, не играет сейчас. Будь кто другой, постаралась бы доискаться до причин, успокоить. Но за ним только с недоумением наблюдала.
У него-то нет человеческих страстей? Ну, как понимать…
Доводилось по-разному – и готова была вцепиться ему в лицо в том летнем саду, и дрожала от страха, узнав, кто он, и отвечала холодно и высокомерно… Сейчас не понимала ничего, только сердце толкалось из-под ребер гулко и тяжело: что-то случилось… или скоро случится.
Готова была перечеркнуть всё, в прошлый раз сказанное, удержать – но он не за этим пришел. А за чем?! Рассказать ей о Забирающих души? Через третьи руки поздравить Рииши со свадьбой?
В глаза ему смотреть опасалась, разглядывала лису на воротнике. А он вдруг стянул куртку, бросил ее на пол:
- Так уставилась… забирай, если нравится! – и будто его ветром вынесло за дверь.
Лайэнэ побежала следом, но разве ветер догонишь. Вернулась, присела возле брошенной вещи, тронула пушистый мех. Прекрасно. Ну хоть не белые цветы… теперь серебристо-черные лисы.
И что это было?
Ах, да… на сей раз испугаться так и не успела. Не странного этого поведения, а его самого. Теперь уже смысла нет.
Ветер, ветви качаются, души никогда не виденных предков возмущены тем, как она общается с такой страшной нечистью
А перед ними не оправдаешься
Ночью пришел вестник, торопился – она была дома, ворочалась в постели, не находя себе места, и аж подскочила, когда служанка ее тихо окликнула. Сперва рассердилась на этого своего человека – зачем так прямо явился? опасно, вдруг проследят. Но известие важное, из Лощины.
Мальчик, похоже, получил некое послание, или сумел с кем-то встретиться, говорил вестник. Неизвестно все остальное. Но Тайрену очень-очень взволнован. Что бы то ни случилось, было это вроде бы прошлой ночью, если можно судить. Нет, хуже ему не стало. Только не мог успокоиться с рассвета и сильно за полдень… тогда гонец поспешил сообщить.
- Сейчас заполночь, отчего же так долго! – в сердцах сказала Лайэнэ, чувствуя, как руки и ноги дрожат. – На закате запирают ворота!
- Так я же… спешил, ног не жалея, пешком-то не один час, - растерялся вестник, привыкший к наградам, а не к порицаниям, - А потом отдыхать пришлось, а ведь вам, госпожа, все равно никого ночью из города не послать.
- Никого…
В самом деле, что она бы сумела, приди он раньше?
Но встреча и вправду была, и дорого бы заплатила, чтобы узнать, о чем говорилось на ней. Ясно ведь, с кем. Только ведь не один мальчик не находил себе места. Тот, другой, тоже.
С того дня, как Лайэнэ преступила порог дома Кэраи, он поручил приглядывать за ней – что делает, с кем видится. Красивая женщина всегда угроза, женщина опытная тем более.
Шпионы выполняли свою работу, а она как ни в чем не бывало появлялась в этих стенах, всегда нарядная, по-весеннему светлая, и обсуждала с ним дела города и провинции, пусть в малой мере – сколько ему было надо от такой соратницы, - но умно и обстоятельно.
Постепенно стал ловить себя на том, что знает как-то слишком уж много, слишком пристальное внимание проявил к ее жизни. Будто в окно подглядывает.
Кто приходил к ней, в какие дома ходит она – почти все это не имело ни малейшего отношения к возможному заговору. А доносили не только об этом – каждый день мог проследить с точностью до четверти часа; даже когда в одиночку бродила по саду или по рынку, за ней следовал тайный свидетель.
Постоянным покровителем она так и не обзавелась, из поклонников ни с кем не сближалась больше других. Охотней всего принимала приглашения на общие праздники, а не личные.
Думал, что узнал о Лайэнэ все, уже хотел уменьшить слежку, как вдруг громом с ясного неба прозвучало известие о ее собственной слежке за наследником Дома Таэна. Хорошо устроила, умно – за себя не слишком-то беспокоилась, тут же надежно скрыла свой интерес, не сразу шпионы прознали, что за торговцы амулетами или просящие милости бедняки к ней приходят
Обвела вокруг пальца, несмотря на запрет.
Неожиданно это возмутило его до глубины души, больше, чем возможная игра на два Дома, чем заговор - он сам удивился такому сильному чувству. И чувство это, видно, было написано у него на лице – с предупреждающим стуком заглянувший слуга чуть не уронил челюсть, и повинуясь взмаху руки, сбежал, пятясь.
Было это именно возмущением, а не яростью – не примерно наказать нахалку хотелось, а, позабыв про их возраст и положение, сгрести за шиворот и высказать все, что о ней думает, и как она посмела…
К счастью, их дома находились от друга так далеко, что шансов это исполнить у него не было.
Залпом выпил чашу вина, надеясь, что хмельное зелье вернет душевное равновесие. Но нет: еще в юности, только приехав в Столицу, ходил по веселым пирушкам, и даже тогда не умел таким немудреным способом прогонять неприятные мысли.
Глянул на небо – солнце едва пересекло полуденную черту, она может еще спать, проведя сегодняшнюю ночь с… Ах, да, сегодня было женское сборище, несколько учениц достигли полного звания. Вряд ли участницы праздника напились там или чересчур утомились. Хотя Лайэнэ в любом случае могла еще спать.
Не все ли ему равно?
Велел привести ее сразу, хоть бы она была в ночном одеянии. Наряд женщины – это ее доспех. К тому же, пока прихорашивается, успеет обдумать, что говорить.
Уже отдав приказ, пожалел о нем – слишком живо представил, как всему городу известную красавицу заворачивают в одеяло и пихают в носилки, а из свертка свисают длинные неуложенные волосы.
Волосы она все-таки уложить успела, как и одеться, но все-таки была в домашнем – любимом голубом, сейчас бледном, почти без узора, и нижнее платье из тонкого шелка сливочное, а накидка, которую успела захватить – шерстяная, темно-синяя. Зря надеялся, что она лишится главного своего оружия – так выглядит еще лучше, моложе, искренней. И нет на лице краски, только немного подведены глаза, огромные, распахнутые в немом вопросе. Без страха. Получив разрешение, села, сложила на коленях гибкие руки – точь-в-точь два цветка, а кисти – бутоны. Ни одного кольца – и других украшений не надела Лайэнэ.
- Хочешь? – неожиданно для себя спросил, указав кивков в сторону чашки.
- Похмелья после вчерашнего у меня нет.
Не успел ничего сказать, как она продолжила:
- Не знаю, о чем пойдет речь, господин, но, кажется, мне лучше сохранить совсем трезвый рассудок…
- А какой он у тебя был, когда ты устроила слежку за наследником Дома?
- Самым ясным в моей жизни, - сказала она, но пальцы рук напряглись, сжались плотно.
- А сейчас ты в своем уме? – спросил он с некоторым удовольствием, больно уж хорошо она держалась.
- Совершенно. Если позволите, господин, я хочу кое-что прояснить.
- Ну, давай.
- Нет нужды играть в игры. Вы обо мне многое знаете, что я делаю, почему и зачем. На любой вопрос я отвечу. И, думаю, ответов этих вы хотите больше, чем видеть испуганную женщину, которая униженно извиняется за то, что забыла свое положение.
- Я… - он не сразу нашел, что ответить. На его глазах красотка из Квартала – умная, разумеется, но все-таки женщина, сознающая свое положение, превратилась в конного бойца с копьем руке, который несся в атаку. И при этом даже пальцем не пошевелила, хоть они совсем побелели.
Этот признак волнения, когда заметил, ему, напротив, вернул уверенность. Как мячик, перебросили ее друг другу. Что она там говорила об играх? Потянулся к столику, налил себе вина. Демонстративно чуть приподнял, словно собирался выпить за гостью.
- Ну, говори уже.
…Это были старые песни на новый лад. Энори якобы вновь посетил ее. И он явно как-то видится с мальчиком. Не стоило и упоминать, что шпионы Кэраи никакого гостя ни у нее, ни в Лощине не видели.
Но злость прошла, осталось некоторое разочарование. Он-то придумал себе, может, Нэйта пытаются навредить Тайрену… С нечистью куда проще – довольно монаха и амулетов. Если, конечно, Лайэнэ не врет и это все же не козни противников Дома. Если и так, мысли свои показывать не обязательно.
Подвел ее к карте, разложенной на столе. Флажками отмечал там перемещения войск, а игральными фишками – местонахождение людей, которым не доверял.
- Смотри, - повел рукой над картой, - Ты ведь хорошо знаешь, что здесь и как; я далеко не всем делился с тобой, но ты умна, и выводы делать умеешь. Вот здесь, - палец скользнул к самому южному округу, - зреет недовольство беженцами. И в соседнем с ним округе тоже. Неурожай сказался на всей провинции, и надо кормить армию, а здесь толпы безземельных крестьян – многие уже занялись разбоем. В других округах чуть полегче, но недовольных и разбойников много и там. Земельные с ними не справятся, к тому же половина их ушла на войну, а из оставшихся многие верны другому Дому и поднимутся по их велению. Что делать?
- Я… не знаю. Но какое это имеет отношение…
- Прямое. Думаешь, если я был занят и не заметил, что ты затеяла в Лощине, то и никто не заметил? Хочешь посеять еще сплетни о нашем Доме? Нэйта и Столица тебе скажут большое спасибо, стараешься ради этого?
Словно со стороны услышал свой голос – сухой и холодный.
- Я не… - смешалась она. Растерялась, похоже.
- Ты думаешь, что женщина из Квартала святее монахов и с нечистью справится лучше?
Сказал – и понял, что намеренно желал ее уколоть. Лишнее ведь… А она, кажется, тоже поняла: только что бледная, вспыхнула, подобралась.
- Подумайте не о моем проступке, о мальчике, - вскинула опущенную голову, выпрямилась, и Кэраи показалось, что молодая женщина одного с ним роста.
- Я как раз и думаю о племяннике. Мой брат очень любит своего ребенка, и, может быть, не вина, а беда, что эту любовь он показать не умеет. Ради Тайрену он отдаст все, что угодно, не задумываясь. А ты… я вижу, тоже готова вцепиться мне в горло, думая, что мы хотим зла мальчишке. Что он тебе?
- Можете считать, что это говорит желание наконец завести собственного, - сухо отозвалась Лайэнэ.
- Допустим. Но почему ты выбрала именно его? Когда-то ради нашей семьи верные люди отдавали жизни, но это время давно миновало. Разве что среди близких слуг еще найдутся такие… - он на миг глянул в окно: за приоткрытой узорной решеткой был мир, в который деды не захотели бы верить. Снова повернулся к женщине, спросил: - Так почему? Привлечь к себе еще больше внимания Дома? Не лучшая затея, а ты умна. А также молода, красива, и не думаю, что бедна, можешь оставить прежнее, уехать и спокойно жить где-нибудь. Или мальчик – временная игрушка, раз нет своих?
- Игрушка? Сын хозяина Хинаи – для гулящей девки? – она засмеялась, и зрачки расширились, будто в комнате сгустились сумерки. – Если бы он хоть взрослым был! А детей… нет, я не рвусь иметь. Не для нас.
- Или это забота о том, кто был дорог твоему бывшему покровителю? – в лоб спросил Кэраи.– И бывшему ли, раз уж он так опасен, держится неподалеку, а ты жива?
Лайэнэ побледнела.
«Я был прав», - с легким огорчением подумал Кэраи.
- Отпустите меня, или я так уйду, - почти потребовала Лайэнэ, отступая на шаг. Пришлось удержать ее за руку: с удивлением ощутил, как она дрожит. Неужели настолько испугана? Да она Забирающих души не боится, а ему заявляет в лицо невесть что.
И с таким вызовом смотрит… только глаза блестят совсем уж не вызывающе, и слезы вот-вот покатятся по щекам. Только этого не хватало.
Совсем близко была, в своем бледном платье, такая нежно-домашняя и такая воинственная.
Слишком самонадеянно думать так.
Или все же? Не хочет оставлять ей иллюзию, что ему можно отказать, и это будет покорно принято? Но он не пытается хоть как-то намекнуть на желание близости, если не считать того жеста с рукой…
- Зачем ты пришел? – повторила настойчиво.
В конце концов, порой прямые вопросы – самые лучшие.
- Тебе будет легче, если я уйду? Но тогда ведь начнешь метаться, гадать, не затеял ли я какую-нибудь очередную гадость бедным людям, - засмеялся гость.
Вот и весь толк от прямых вопросов.
- А ведь пока меня любили, вам жилось хорошо, - сказал Энори неожиданно резко, будто колючий ветер ворвался в приоткрытое окно, совсем распахнув ставни.
- Это не так даже со мной. Что говорить о тех, кто, по несчастью, был близок перешедшим тебе дорогу…
- Ты не знаешь, о чем говоришь.
- Уж я-то знаю лучше других. Но я не удивлена – так многие поступают, тут ты совсем человек. И с женщинами… пока они угождают, ими довольны.
- Если бы ты в свое время не полезла, куда не надо…
- …ты бы здесь не сидел, верно? Покорив очередную красотку, можно заняться следующей…
- Не ревнуй, мне не интересны такие победы. И то, чего обычно хотят от красоток. Пусть я и совсем не то же, что трава, вода, ветер, у меня больше общего с ними, чем с людьми.
Лайэнэ коротко вздохнула, самую малость чувствуя себя в очередной раз обманутой: не поняла, не догадалась.
- Просто представь, что я – волна или ветер, или огонь. Вода так же обнимет твое тело. Огонь так же не оставит тебя равнодушной. Но им… нет дела до страстей человеческих.
- Если огонь охватит все существо, человек погибнет, - тихо сказала хозяйка дома.
Энори только плечами пожал.
- Сжигаете себя вы, без нашей помощи. За этим порой интересно смотреть. Нам бы такое в голову не пришло.
- Нам? Ты знаешь много себе подобных?
- Иногда я встречал их следы. Давние… Но свежих мне и не надо.
- Других таких сейчас в провинции нет?
- Таких – нет, - он рассмеялся, откидывая со лба упавшие волосы. – Но, как бы сказали вы, есть мои братья и сестры… ищите. Если вам мало войны.
Лайэнэ слушала, и картины возникали в ее голове: недобрая, пульсирующая сила, похожая на звезду, чужая всему, болезненное порождение мира. Через этот злой сгусток проходил дождь, сквозил ветер, травы стонали испуганно, но росли там, где он был – а черная звезда то замирала, то принималась двигаться, и непонятно, по каким законам она избирала путь.
А ему… казалось, он испытывает потребность говорить, все равно что. У молодой женщины мелькнула мысль – вот разоткровенничается сейчас, а потом решит не оставить свидетеля этой словоохотливости. Немного передвинула стул, чтобы сидеть возле стола. Нашарила ручку ящичка в столе, отодвинула его слегка, вытащила длинную острую шпильку. Не его, упаси Небо – она и не успеет, да и не сможет. Себя, если поймет, что вот он, конец.
- Я вижу, - сказал он, глядя не на хозяйку - на незажженную лампу.
- Я все думала - ведь такие, как ты, должны бояться огня, - сказала Лайэнэ, шпильку не убирая. Знает? Пусть!
- Вот уж чушь несусветная! – от возмущения он даже вскинулся. – Зажги огонь ночью в горах или степи – и тори-ай или мстительный призрак не тронет тебя, но кто-то из нас может придти, привлеченный пламенем. Мы не умеем только разводить огонь, он умирает у нас в руках.
Голос неожиданно дрогнул; кажется, еще немного, и сорвался бы, но прозвучал только короткий смешок, совсем неестественный. Что она там гадала, может ли такое случиться, что ее страшному гостю не по себе?
Не по себе – это мягко сказано, он был как натянутая струна, впервые видела его таким. Жизнь бы поставила в споре, что нет, не играет сейчас. Будь кто другой, постаралась бы доискаться до причин, успокоить. Но за ним только с недоумением наблюдала.
У него-то нет человеческих страстей? Ну, как понимать…
Доводилось по-разному – и готова была вцепиться ему в лицо в том летнем саду, и дрожала от страха, узнав, кто он, и отвечала холодно и высокомерно… Сейчас не понимала ничего, только сердце толкалось из-под ребер гулко и тяжело: что-то случилось… или скоро случится.
Готова была перечеркнуть всё, в прошлый раз сказанное, удержать – но он не за этим пришел. А за чем?! Рассказать ей о Забирающих души? Через третьи руки поздравить Рииши со свадьбой?
В глаза ему смотреть опасалась, разглядывала лису на воротнике. А он вдруг стянул куртку, бросил ее на пол:
- Так уставилась… забирай, если нравится! – и будто его ветром вынесло за дверь.
Лайэнэ побежала следом, но разве ветер догонишь. Вернулась, присела возле брошенной вещи, тронула пушистый мех. Прекрасно. Ну хоть не белые цветы… теперь серебристо-черные лисы.
И что это было?
Ах, да… на сей раз испугаться так и не успела. Не странного этого поведения, а его самого. Теперь уже смысла нет.
***
Ветер, ветви качаются, души никогда не виденных предков возмущены тем, как она общается с такой страшной нечистью
А перед ними не оправдаешься
Ночью пришел вестник, торопился – она была дома, ворочалась в постели, не находя себе места, и аж подскочила, когда служанка ее тихо окликнула. Сперва рассердилась на этого своего человека – зачем так прямо явился? опасно, вдруг проследят. Но известие важное, из Лощины.
Мальчик, похоже, получил некое послание, или сумел с кем-то встретиться, говорил вестник. Неизвестно все остальное. Но Тайрену очень-очень взволнован. Что бы то ни случилось, было это вроде бы прошлой ночью, если можно судить. Нет, хуже ему не стало. Только не мог успокоиться с рассвета и сильно за полдень… тогда гонец поспешил сообщить.
- Сейчас заполночь, отчего же так долго! – в сердцах сказала Лайэнэ, чувствуя, как руки и ноги дрожат. – На закате запирают ворота!
- Так я же… спешил, ног не жалея, пешком-то не один час, - растерялся вестник, привыкший к наградам, а не к порицаниям, - А потом отдыхать пришлось, а ведь вам, госпожа, все равно никого ночью из города не послать.
- Никого…
В самом деле, что она бы сумела, приди он раньше?
Но встреча и вправду была, и дорого бы заплатила, чтобы узнать, о чем говорилось на ней. Ясно ведь, с кем. Только ведь не один мальчик не находил себе места. Тот, другой, тоже.
***
С того дня, как Лайэнэ преступила порог дома Кэраи, он поручил приглядывать за ней – что делает, с кем видится. Красивая женщина всегда угроза, женщина опытная тем более.
Шпионы выполняли свою работу, а она как ни в чем не бывало появлялась в этих стенах, всегда нарядная, по-весеннему светлая, и обсуждала с ним дела города и провинции, пусть в малой мере – сколько ему было надо от такой соратницы, - но умно и обстоятельно.
Постепенно стал ловить себя на том, что знает как-то слишком уж много, слишком пристальное внимание проявил к ее жизни. Будто в окно подглядывает.
Кто приходил к ней, в какие дома ходит она – почти все это не имело ни малейшего отношения к возможному заговору. А доносили не только об этом – каждый день мог проследить с точностью до четверти часа; даже когда в одиночку бродила по саду или по рынку, за ней следовал тайный свидетель.
Постоянным покровителем она так и не обзавелась, из поклонников ни с кем не сближалась больше других. Охотней всего принимала приглашения на общие праздники, а не личные.
Думал, что узнал о Лайэнэ все, уже хотел уменьшить слежку, как вдруг громом с ясного неба прозвучало известие о ее собственной слежке за наследником Дома Таэна. Хорошо устроила, умно – за себя не слишком-то беспокоилась, тут же надежно скрыла свой интерес, не сразу шпионы прознали, что за торговцы амулетами или просящие милости бедняки к ней приходят
Обвела вокруг пальца, несмотря на запрет.
Неожиданно это возмутило его до глубины души, больше, чем возможная игра на два Дома, чем заговор - он сам удивился такому сильному чувству. И чувство это, видно, было написано у него на лице – с предупреждающим стуком заглянувший слуга чуть не уронил челюсть, и повинуясь взмаху руки, сбежал, пятясь.
Было это именно возмущением, а не яростью – не примерно наказать нахалку хотелось, а, позабыв про их возраст и положение, сгрести за шиворот и высказать все, что о ней думает, и как она посмела…
К счастью, их дома находились от друга так далеко, что шансов это исполнить у него не было.
Залпом выпил чашу вина, надеясь, что хмельное зелье вернет душевное равновесие. Но нет: еще в юности, только приехав в Столицу, ходил по веселым пирушкам, и даже тогда не умел таким немудреным способом прогонять неприятные мысли.
Глянул на небо – солнце едва пересекло полуденную черту, она может еще спать, проведя сегодняшнюю ночь с… Ах, да, сегодня было женское сборище, несколько учениц достигли полного звания. Вряд ли участницы праздника напились там или чересчур утомились. Хотя Лайэнэ в любом случае могла еще спать.
Не все ли ему равно?
Велел привести ее сразу, хоть бы она была в ночном одеянии. Наряд женщины – это ее доспех. К тому же, пока прихорашивается, успеет обдумать, что говорить.
Уже отдав приказ, пожалел о нем – слишком живо представил, как всему городу известную красавицу заворачивают в одеяло и пихают в носилки, а из свертка свисают длинные неуложенные волосы.
Волосы она все-таки уложить успела, как и одеться, но все-таки была в домашнем – любимом голубом, сейчас бледном, почти без узора, и нижнее платье из тонкого шелка сливочное, а накидка, которую успела захватить – шерстяная, темно-синяя. Зря надеялся, что она лишится главного своего оружия – так выглядит еще лучше, моложе, искренней. И нет на лице краски, только немного подведены глаза, огромные, распахнутые в немом вопросе. Без страха. Получив разрешение, села, сложила на коленях гибкие руки – точь-в-точь два цветка, а кисти – бутоны. Ни одного кольца – и других украшений не надела Лайэнэ.
- Хочешь? – неожиданно для себя спросил, указав кивков в сторону чашки.
- Похмелья после вчерашнего у меня нет.
Не успел ничего сказать, как она продолжила:
- Не знаю, о чем пойдет речь, господин, но, кажется, мне лучше сохранить совсем трезвый рассудок…
- А какой он у тебя был, когда ты устроила слежку за наследником Дома?
- Самым ясным в моей жизни, - сказала она, но пальцы рук напряглись, сжались плотно.
- А сейчас ты в своем уме? – спросил он с некоторым удовольствием, больно уж хорошо она держалась.
- Совершенно. Если позволите, господин, я хочу кое-что прояснить.
- Ну, давай.
- Нет нужды играть в игры. Вы обо мне многое знаете, что я делаю, почему и зачем. На любой вопрос я отвечу. И, думаю, ответов этих вы хотите больше, чем видеть испуганную женщину, которая униженно извиняется за то, что забыла свое положение.
- Я… - он не сразу нашел, что ответить. На его глазах красотка из Квартала – умная, разумеется, но все-таки женщина, сознающая свое положение, превратилась в конного бойца с копьем руке, который несся в атаку. И при этом даже пальцем не пошевелила, хоть они совсем побелели.
Этот признак волнения, когда заметил, ему, напротив, вернул уверенность. Как мячик, перебросили ее друг другу. Что она там говорила об играх? Потянулся к столику, налил себе вина. Демонстративно чуть приподнял, словно собирался выпить за гостью.
- Ну, говори уже.
…Это были старые песни на новый лад. Энори якобы вновь посетил ее. И он явно как-то видится с мальчиком. Не стоило и упоминать, что шпионы Кэраи никакого гостя ни у нее, ни в Лощине не видели.
Но злость прошла, осталось некоторое разочарование. Он-то придумал себе, может, Нэйта пытаются навредить Тайрену… С нечистью куда проще – довольно монаха и амулетов. Если, конечно, Лайэнэ не врет и это все же не козни противников Дома. Если и так, мысли свои показывать не обязательно.
Подвел ее к карте, разложенной на столе. Флажками отмечал там перемещения войск, а игральными фишками – местонахождение людей, которым не доверял.
- Смотри, - повел рукой над картой, - Ты ведь хорошо знаешь, что здесь и как; я далеко не всем делился с тобой, но ты умна, и выводы делать умеешь. Вот здесь, - палец скользнул к самому южному округу, - зреет недовольство беженцами. И в соседнем с ним округе тоже. Неурожай сказался на всей провинции, и надо кормить армию, а здесь толпы безземельных крестьян – многие уже занялись разбоем. В других округах чуть полегче, но недовольных и разбойников много и там. Земельные с ними не справятся, к тому же половина их ушла на войну, а из оставшихся многие верны другому Дому и поднимутся по их велению. Что делать?
- Я… не знаю. Но какое это имеет отношение…
- Прямое. Думаешь, если я был занят и не заметил, что ты затеяла в Лощине, то и никто не заметил? Хочешь посеять еще сплетни о нашем Доме? Нэйта и Столица тебе скажут большое спасибо, стараешься ради этого?
Словно со стороны услышал свой голос – сухой и холодный.
- Я не… - смешалась она. Растерялась, похоже.
- Ты думаешь, что женщина из Квартала святее монахов и с нечистью справится лучше?
Сказал – и понял, что намеренно желал ее уколоть. Лишнее ведь… А она, кажется, тоже поняла: только что бледная, вспыхнула, подобралась.
- Подумайте не о моем проступке, о мальчике, - вскинула опущенную голову, выпрямилась, и Кэраи показалось, что молодая женщина одного с ним роста.
- Я как раз и думаю о племяннике. Мой брат очень любит своего ребенка, и, может быть, не вина, а беда, что эту любовь он показать не умеет. Ради Тайрену он отдаст все, что угодно, не задумываясь. А ты… я вижу, тоже готова вцепиться мне в горло, думая, что мы хотим зла мальчишке. Что он тебе?
- Можете считать, что это говорит желание наконец завести собственного, - сухо отозвалась Лайэнэ.
- Допустим. Но почему ты выбрала именно его? Когда-то ради нашей семьи верные люди отдавали жизни, но это время давно миновало. Разве что среди близких слуг еще найдутся такие… - он на миг глянул в окно: за приоткрытой узорной решеткой был мир, в который деды не захотели бы верить. Снова повернулся к женщине, спросил: - Так почему? Привлечь к себе еще больше внимания Дома? Не лучшая затея, а ты умна. А также молода, красива, и не думаю, что бедна, можешь оставить прежнее, уехать и спокойно жить где-нибудь. Или мальчик – временная игрушка, раз нет своих?
- Игрушка? Сын хозяина Хинаи – для гулящей девки? – она засмеялась, и зрачки расширились, будто в комнате сгустились сумерки. – Если бы он хоть взрослым был! А детей… нет, я не рвусь иметь. Не для нас.
- Или это забота о том, кто был дорог твоему бывшему покровителю? – в лоб спросил Кэраи.– И бывшему ли, раз уж он так опасен, держится неподалеку, а ты жива?
Лайэнэ побледнела.
«Я был прав», - с легким огорчением подумал Кэраи.
- Отпустите меня, или я так уйду, - почти потребовала Лайэнэ, отступая на шаг. Пришлось удержать ее за руку: с удивлением ощутил, как она дрожит. Неужели настолько испугана? Да она Забирающих души не боится, а ему заявляет в лицо невесть что.
И с таким вызовом смотрит… только глаза блестят совсем уж не вызывающе, и слезы вот-вот покатятся по щекам. Только этого не хватало.
Совсем близко была, в своем бледном платье, такая нежно-домашняя и такая воинственная.
