Он рассказал почти обо всем... почти. О том, что Кайе сделал, но не о том, что и как было сказано. И самый конец... почти собрался соврать, мол, от него просто избавились, но глаза женщины напротив были как вонзившиеся в него шипы, чуть дрогнешь — и затеет ведь свою проверку...
— Его старший брат терпеть меня не мог, и я бы там не зажился. Поэтому я сбежал, — завершил Огонек. — И прибавил: — Не знаю, искали меня или нет, я долго плыл по реке, следов не осталось бы.
— Полукровке — и дарить Силу! — проговорила женщина. — Я поражена... Но как? Почему? — Замолчала, глядя на Огонька, словно на что-то не могущее существовать в природе. А тот мог лишь плачами пожать еле заметно — вот уж их личное прошлое никого на Севере не касалось.
— Ему стало любопытно, получится ли. В Доме Солнца, когда пытались прочесть мою память, узнали, что немного Силы в моей крови есть.
Женщина, похоже, поверила. Немного справившись с изумлением, проговорила задумчиво:
— Ах, ну да, любопытство и желание совершить невозможное. Интересно, первым ли ты был таким у него.
Она постучала по металлическому кругу молоточком. Появились две девушки; Лайа что-то сказала им, они ушли и вернулась одна, с подносом. Большая чаша и ряд флаконов стояли на нем; вот содержимое флаконов оказалось в чаше, а женщина, велев Огоньку все это выпить, велела ему смотреть перед собой и стала ходить вокруг то в одну сторону, то в другую, мягко, будто большой зверь на привязи. Она бормотала что-то, перекатывала в ладонях цветные камешки, и мальчишка ощутил, что снова засыпает. Неважно, была ли это сила Лайа или обычная усталость, от которой не избавиться так просто. А потом сквозь закрытые веки начало пробиваться мерцание, и он вскинулся, ошалело глядя — и встретил такой же потрясенный взгляд Лайа.
— Паутина туи-ши, — пробормотала она. — Ты не солгал, ты и впрямь не помнишь прошлое... Но кто же запечатал его, и зачем? Кто ты? — вдруг резко и чуть визгливо спросила она, впиваясь в его плечо острыми ноготками.
Огонек лишь смотрел на женщину. Может, не стоило так пристально, дикие звери и даже рууна не любят прямого взгляда... но не успел опустить глаза, как Лайа его опустила.
— Он пригодится... весьма пригодится, — велела она появившимся вновь служанкам. — Уведите... Выделите комнату… нет, где он сейчас мне не нравится, — оборвала начавшую говорить девушку. — Мне он нужен, я не хочу ждать целый час или бегать в тот закоулок сама. В западной части Ауста… да, пока пусть побудет там.
Комнату ему дали хоть по-прежнему маленькую, но на сей раз с настоящим окном; не как в первый раз, но и не как в доме Кайе, где в оконный проем мог забраться худой человек. Прорезь шириной меньше ладони, но зато почти до потолка, и серовато-розовый свет в него падал. Огонек тут же приник к щели: под ним были ступенчатые огородики, а за ними обрыв. Как только рискуют что-то сажать на такой крутизне...
Горный склон вдали был подернут вечерней дымкой — и не заметил, как день прошел. Огонек был рад видеть горы.
Только когда начало смеркаться, оторвался от окна, оглядел комнату. В углу стояла кровать, такая же, как на Юге. А покрывало на ней — бледно-синее, расшитое по низу двойной каймой узора: сверху птицы летящие, снизу утки, сидящие на волнах. Пожалел о своей циновке — мягкой была, понравилась. К кровати снова надо будет привыкать...
Что тут еще? Лавка в углу и несколько плошек на ней — трехногие, четырехногие и с простым плоским дном, расписанные разноцветным орнаментом. Повертел в руках одну, пытаясь в причудливом сочетании линий найти контуры зверей или птиц — так ничего и не вышло.
Задумался. Кажется, пока ему везло. За один миг он перескочил от любопытной, но не сильно интересной находки до некой заметной ценности — так всё выглядело.
Но запечатанная память... в Доме Солнца увидели ее же. И Лайа, похоже, так впечатлилась, что забыла проверить, не лжет ли он в остальном. Видно, сильна эта незримая паутина, раз и север, и юг не могут ее разорвать одним движением пальцев. Кому понадобилось прятать воспоминания полукровки, которой на тот момент и Силой-то не обладал? Важный свидетель, случайно потерянный в лесной чаще? Быть может...
Астала
Улиши обживалась в доме. Сладкий запах ее духов витал в коридорах, в саду слышались ее любимые мелодии. Привела с десяток своих служанок, от мастериц укладывать волосы до поварих, теперь эти чужие пока домочадцам женщины встречались то тут, то там. Сама Улиши держалась уверенно и надменно. Дела хозяйственные новобрачную не интересовали; хотя семейная пара домоправителей справлялась почти со всем, все-таки распоряжения им прежде отдавала Натиу, а теперь, с постепенным уходом ее в сны и зелья, обязанности эти перешли на Киаль. Девушка не слишком все это умела и хотела бы получить помощь от жены брата, но тщетно. Киаль поначалу отнеслась к ней по-дружески, потом стала тяготиться общением; но, обладая добрым нравом, лишь перестала заглядывать к новой родственнице и ненавязчиво отвергла все попытки Улиши сблизиться.
— Что, больше не рада? — насмешливо спросил сестру Кайе. Его Улиши побаивалась, и случай с шарами льяти ее впечатлил не меньше, чем остальных. В пересказах тех, кто свидетелем не был, Кайе заставил весь Дом Звезд полыхать до неба.
— Скоро скажут, что я его сжег, — пожаловался он сестре.
— Но кто же отстроил заново?
— А, будто рабочих мало... за ночь управились, к рассвету как новенький был, — фыркнул Кайе. С появлением Улиши Къятта стал уделять брату поменьше внимания, и тот время от времени начал вспоминать, что еще и сестра имеется. У нее точно не наткнешься на очередную чужую девицу-служанку, которая сперва таращится, потом шарахается, или наоборот. А не так себя поведешь, даже слово не то скажешь, визгу будет на весь дом...
— Зачем он только ее притащил, — пробормотал Кайе, отвечая мыслям и Киаль заодно.
— Алани, которую ему сватали, еще хуже была бы.
— Не... Я ее видел. С той хоть поохотиться можно, а эту только в постель — и чем она отличается от всех остальных девок?
Къятта про брата все же не забывал. Понимал, что скоро тот опять заскучает. Сейчас он носится по лесам и радуется свежей листве, гордится, как всем показал с шарами, но скоро душа запросит нового. И тогда ему снова прикажут быть паинькой, но он не сумеет.
— Ему нужен кто-то, кто удержал бы — как лодку на привязи, — сказал Къятта деду. — Любая игрушка, к которой он привяжется и не сломает. Раз уж не может без этого, игрушку я сам ему выберу и позабочусь о ее сохранности.
— Если тебе хочется показать, на что ты способен, не снося полгорода — выходи в Круг, — сказал Къятта спустя несколько дней, как только подвернулся случай. Он умолчал, что Ахатта был против его идеи, и они крупно поспорили, но все же их несгибаемый дед уступил... и уступать будет все чаще.
— В Круг? Что ты. Представляю, что он там вытворит, — сказал Ахатта.
— Закон не запрещает выходить даже детям в крайнем случае. Только традиции — защита для юных, горячих. Вряд ли кто сомневается, что у него уже достаточно силы, на сей раз я говорю не об огне, о простой человеческой. Или ты беспокоишься за других?
— Хм… — повторил дед. — Не знаю, за кого опасаться больше. Он же совсем не сдерживается.
— Щиты сдержат Огонь. Звери играют в жестокие игры — но играют, грызутся, не убивая друг друга; настоящий бой — это иное. Мальчишка будет доволен, если ему позволят говорить на понятном ему языке. У него нет причин желать смерти кому-то в Астале. Разве что…
— Так что же, хочешь? — — Къятта, пристально глядя на брата, склонил голову к плечу, звякнули золотые кольца в ушах.
— Да! — почти выкрикнул Кайе, и задумался: — Есть повод для этого?
— Есть, — вздохнул старший. — Девушка именем Чинья, из мастериц вышивать мелкими бусинами, попросила наш Род принять ее под свое покровительство. Прежних своих хозяев она винит в смерти дяди, который о ней заботился чуть не с ее рождения. Сейчас они с матерью принадлежат Роду Кауки, те не отдают без драки даже сухую кость — от платы за нее уже отказались. Тебе сравнялось шестнадцать; вот и попробуешь, каков воздух Круга.
О том, что сама по себе эта девчонка могла хоть обпроситься, он умолчал тоже. Невелика птица. Но... этой игрушкой по крайней мере будет легко управлять.
Наста Кауки знал, что нельзя доводить дело до третьего поединка. Продержаться в первом… мальчик хорош, но и Наста не последний боец. Отвлечь… у Кайе реакции и восприятие зверя, на запах трав реагирует острее, чем люди. Что лучше — черная мята, возбуждающая, отвлекающая, или волчий корень, замедляющий реакции? Первое опасней, пожалуй. Но вернее — второй не сразу действует. Значит, черная мята. Это не яд… слабый запах никто не почует. А во втором круге мальчишке не выстоять. Он привык использовать Огонь и собственное тело, не оружие.
Если же он перекинется, его сдавят «щитами» — и проигрыш неизбежен.
Тем временем юноша пытался разглядеть, кого же все-таки решили принять под свою руку? Женщины стояли с солнечной стороны, и ясно было только, что одна средних, лет, а другая совсем молоденькая. И эта младшая вела себя очень неуверенно — сильный испуг и на расстоянии чувствовался.
Поняв, что девчонка вся дрожит — удивился. С чего бы? Не преступница ведь, сама просила покровительства их Рода. Неужто боится, что он проиграет и Кауки сведут с ней счеты? Он не допустит этого. Заметил неподалеку сияющую улыбкой и золотом Киаль, подумал снисходительно — женщины… Сами не знают, что им надо.
Къятта между тем говорил:
— Я не стану давать тебе советов — все, что мог, уже дал. Ты хорошо подготовлен, а кое-что у тебя прирожденное. Но для твоего противника это далеко не первый бой, он знает, как его надо вести. Не увлекайся. И постарайся закончить все в первом круге.
Заметив, что младший не слушает, а глаз не сводит с освещенного солнцем песка, отступил в сторону:
— Иди.
Песок похрустывал под ногами, живой и упругий. В круг Кайе вышел, не испытывая ничего, кроме радости. Такой же радости, как во время охоты, когда чувствовал — один прыжок, и жертва будет его.
— Не стоило его выпускать, — вполголоса проговорил дед. — Он непредсказуем.
— Ему ничего не грозит. Если перекинется — удержат.
Мальчишка обернулся и помахал рукой родственникам.
Поначалу зрители были удивлены — Наста, известный решительностью своей, уходил, то отступая, то перекатами, будто испытывал страх. Конечно, противник достался нелегкий, но все-таки неопытный и юный — вряд ли мог напугать настолько.
— Что это с ним? — недоуменно спросил Нъенна, глаз не сводя с Насты.
— Это же… — тихое злое шипение сделало бы честь разозленной змее.
— Что такое? — встревожился троюродный брат.
— Глянь… Он водит мальчишку, не подпуская к себе, а тот все больше отвлекается на постороннее… вообще забыл, где находится. Что Наста за запах взял, хотелось бы мне знать? Отродье…
— Но не молчать же! — встревожился Нъенна.
— Да нет нарушений, нет! — сверкнул глазами Къятта. — Ах, Бездна… — сжал руку. — Осталось всего ничего! Круг скоро закончат!
— Смотри!
Люди заволновались, зашумели.
Кайе остановился, прижал ладонь к переносице. Противник использовал этот момент — ударил; но тот в самый последний момент отклонился, и потряс головой, будто не от удара ушел, а от мухи. Огляделся по сторонам, кажется, наконец вспомнив о поединке.
Наста мелькнул перед глазами потерявшего цель противника, очутился за спиной; руки сомкнулись на горле юноши.
— Всё, — сказал Къятта.
Нъенна только открыл рот, но не успел ничего ответить: Кайе сжал запястья противника, враз отцепил руки от собственного горла и легко, будто мышонка, перекинул человека через голову на песок. Хрустнули кости, человек закричал: одна рука его неестественно торчала в сторону, едва не оторванная в локтевом суставе.
Кайе поднялся, отряхнул песчинки с тела и со штанов и замер: чисто по-звериному напряженно то ли вслушивался во что-то, то ли пытался уловить запах. Победы своей он, кажется, не заметил. Растерянно побрел прямо, не обращая внимание на выигранных. Почти натолкнувшись на людей, исполнявших роль ограды, развернулся и двинулся по окружности, видимо, не соображая.
— Что с ним? — встревожился Нъенна.
— Все то же. Трава, я полагаю. — Недобрый прищур Къятты ничего хорошего Кауки не обещал.
— Ладно, Наста и без того пострадал. Теперь невесть сколько будет лечиться, — вступился Нъенна.
— Пострадал... пусть спасибо скажет, что легко отделался, — и добавил: — Иди возьми женщин, а я заберу этого… хомяка.
Нъенна остановил его:
— Ты сказал — всё?
— Я же не мальчика имел в виду.
Къятта направился было за Кайе, но остановился и сказал с легкой улыбкой, и можно было видеть, как он на самом деле доволен:
— Тому идиоту надо было и дальше избегать прямого контакта. Во втором круге, с ножами мальчишка мог и не выстоять. Нет же… решил закончить красиво.
Чтобы привести в чувство брата, старший не стал изобретать изысканных средств. Просто столкнул его в канал, подле которого оказались, идя по улице. Расхохотался, видя ошалелое лицо победителя, который еще в воздухе развернулся лучшим образом, падая, но не понял, почему стоит по шею в воде.
— Ты жив? — спросил, не скрывая гордости за младшего.
— Ты решил меня утопить? Как тогда? — отозвался Кайе, вылезая и отряхиваясь по-звериному; во все стороны полетели брызги. — Бездна, мне давно не было так хорошо.
Да, он явно пришел в себя. Къятта повернулся и, все еще улыбаясь, пошел прочь.
— Девчонку я отослал к тебе, — крикнул напоследок.
Кайе проводил его взглядом, еще раз встряхнул головой. Зачерпнул воды, выпил, какое-то время поводил в воде рукой, словно ловил кого-то невидимого. У дома не стал тратить время на обходные тропинки — срезал прямо через забор, потом через живую изгородь, как всегда, и в комнату нырнул через окно, прихватив по пути неспелый еще плод.
Услышал испуганный вскрик.
Уселся на пол. Вгрызся в суховатый, вяжущий бок тамаль, рассматривая «приобретение» Рода. Девчонка и впрямь оказалась хорошенькой — сейчас вдоволь вблизи нагляделся. Стройная и крепкая. Брови тонкие изогнуты крылышками ткачика, скулы высокие, губы темные, нежные, сложены так, будто о чем-то просить собралась. Вроде все по отдельности обыкновенно, а вместе очень даже, так и тянет коснуться. Вдвойне приятно… в победе не сомневался, но выходить в круг за крокодила как-то смешно. А что Кауки приглянулась, так им все равно, мог оказаться и крокодил.
Девчонка стояла, дрожа. А ведь знала, что, попросив другой Род о защите, придется платить не только мастерством — слишком красива.
— Что, наши мужчины лучше? — спросил он резко.
Она вздрогнула и не ответила.
— Не молчи!
— Наста Кауки мог делать все, что угодно… и не только силой — у меня мать… А он хотел, чтобы и ей было плохо. Ее брат, мой дядя-опекун погиб из-за них всех, я их Род ненавижу!
— А почему побежала к нашему Роду?
— Я знала, что в круг выйдет твой брат или Нъенна, может быть, — девушка подняла глаза, светло-карие, прозрачные из-за слез. — Они сильнее… Это верная победа. И Ахатта слывет справедливым...
— Меня ты не ждала.
— Нет… — всхлипнула и нелепо зажала рот ладонью, боясь, что вырвется еще хоть звук.
— Его старший брат терпеть меня не мог, и я бы там не зажился. Поэтому я сбежал, — завершил Огонек. — И прибавил: — Не знаю, искали меня или нет, я долго плыл по реке, следов не осталось бы.
— Полукровке — и дарить Силу! — проговорила женщина. — Я поражена... Но как? Почему? — Замолчала, глядя на Огонька, словно на что-то не могущее существовать в природе. А тот мог лишь плачами пожать еле заметно — вот уж их личное прошлое никого на Севере не касалось.
— Ему стало любопытно, получится ли. В Доме Солнца, когда пытались прочесть мою память, узнали, что немного Силы в моей крови есть.
Женщина, похоже, поверила. Немного справившись с изумлением, проговорила задумчиво:
— Ах, ну да, любопытство и желание совершить невозможное. Интересно, первым ли ты был таким у него.
Она постучала по металлическому кругу молоточком. Появились две девушки; Лайа что-то сказала им, они ушли и вернулась одна, с подносом. Большая чаша и ряд флаконов стояли на нем; вот содержимое флаконов оказалось в чаше, а женщина, велев Огоньку все это выпить, велела ему смотреть перед собой и стала ходить вокруг то в одну сторону, то в другую, мягко, будто большой зверь на привязи. Она бормотала что-то, перекатывала в ладонях цветные камешки, и мальчишка ощутил, что снова засыпает. Неважно, была ли это сила Лайа или обычная усталость, от которой не избавиться так просто. А потом сквозь закрытые веки начало пробиваться мерцание, и он вскинулся, ошалело глядя — и встретил такой же потрясенный взгляд Лайа.
— Паутина туи-ши, — пробормотала она. — Ты не солгал, ты и впрямь не помнишь прошлое... Но кто же запечатал его, и зачем? Кто ты? — вдруг резко и чуть визгливо спросила она, впиваясь в его плечо острыми ноготками.
Огонек лишь смотрел на женщину. Может, не стоило так пристально, дикие звери и даже рууна не любят прямого взгляда... но не успел опустить глаза, как Лайа его опустила.
— Он пригодится... весьма пригодится, — велела она появившимся вновь служанкам. — Уведите... Выделите комнату… нет, где он сейчас мне не нравится, — оборвала начавшую говорить девушку. — Мне он нужен, я не хочу ждать целый час или бегать в тот закоулок сама. В западной части Ауста… да, пока пусть побудет там.
Комнату ему дали хоть по-прежнему маленькую, но на сей раз с настоящим окном; не как в первый раз, но и не как в доме Кайе, где в оконный проем мог забраться худой человек. Прорезь шириной меньше ладони, но зато почти до потолка, и серовато-розовый свет в него падал. Огонек тут же приник к щели: под ним были ступенчатые огородики, а за ними обрыв. Как только рискуют что-то сажать на такой крутизне...
Горный склон вдали был подернут вечерней дымкой — и не заметил, как день прошел. Огонек был рад видеть горы.
Только когда начало смеркаться, оторвался от окна, оглядел комнату. В углу стояла кровать, такая же, как на Юге. А покрывало на ней — бледно-синее, расшитое по низу двойной каймой узора: сверху птицы летящие, снизу утки, сидящие на волнах. Пожалел о своей циновке — мягкой была, понравилась. К кровати снова надо будет привыкать...
Что тут еще? Лавка в углу и несколько плошек на ней — трехногие, четырехногие и с простым плоским дном, расписанные разноцветным орнаментом. Повертел в руках одну, пытаясь в причудливом сочетании линий найти контуры зверей или птиц — так ничего и не вышло.
Задумался. Кажется, пока ему везло. За один миг он перескочил от любопытной, но не сильно интересной находки до некой заметной ценности — так всё выглядело.
Но запечатанная память... в Доме Солнца увидели ее же. И Лайа, похоже, так впечатлилась, что забыла проверить, не лжет ли он в остальном. Видно, сильна эта незримая паутина, раз и север, и юг не могут ее разорвать одним движением пальцев. Кому понадобилось прятать воспоминания полукровки, которой на тот момент и Силой-то не обладал? Важный свидетель, случайно потерянный в лесной чаще? Быть может...
Глава 17
Астала
Улиши обживалась в доме. Сладкий запах ее духов витал в коридорах, в саду слышались ее любимые мелодии. Привела с десяток своих служанок, от мастериц укладывать волосы до поварих, теперь эти чужие пока домочадцам женщины встречались то тут, то там. Сама Улиши держалась уверенно и надменно. Дела хозяйственные новобрачную не интересовали; хотя семейная пара домоправителей справлялась почти со всем, все-таки распоряжения им прежде отдавала Натиу, а теперь, с постепенным уходом ее в сны и зелья, обязанности эти перешли на Киаль. Девушка не слишком все это умела и хотела бы получить помощь от жены брата, но тщетно. Киаль поначалу отнеслась к ней по-дружески, потом стала тяготиться общением; но, обладая добрым нравом, лишь перестала заглядывать к новой родственнице и ненавязчиво отвергла все попытки Улиши сблизиться.
— Что, больше не рада? — насмешливо спросил сестру Кайе. Его Улиши побаивалась, и случай с шарами льяти ее впечатлил не меньше, чем остальных. В пересказах тех, кто свидетелем не был, Кайе заставил весь Дом Звезд полыхать до неба.
— Скоро скажут, что я его сжег, — пожаловался он сестре.
— Но кто же отстроил заново?
— А, будто рабочих мало... за ночь управились, к рассвету как новенький был, — фыркнул Кайе. С появлением Улиши Къятта стал уделять брату поменьше внимания, и тот время от времени начал вспоминать, что еще и сестра имеется. У нее точно не наткнешься на очередную чужую девицу-служанку, которая сперва таращится, потом шарахается, или наоборот. А не так себя поведешь, даже слово не то скажешь, визгу будет на весь дом...
— Зачем он только ее притащил, — пробормотал Кайе, отвечая мыслям и Киаль заодно.
— Алани, которую ему сватали, еще хуже была бы.
— Не... Я ее видел. С той хоть поохотиться можно, а эту только в постель — и чем она отличается от всех остальных девок?
Къятта про брата все же не забывал. Понимал, что скоро тот опять заскучает. Сейчас он носится по лесам и радуется свежей листве, гордится, как всем показал с шарами, но скоро душа запросит нового. И тогда ему снова прикажут быть паинькой, но он не сумеет.
— Ему нужен кто-то, кто удержал бы — как лодку на привязи, — сказал Къятта деду. — Любая игрушка, к которой он привяжется и не сломает. Раз уж не может без этого, игрушку я сам ему выберу и позабочусь о ее сохранности.
— Если тебе хочется показать, на что ты способен, не снося полгорода — выходи в Круг, — сказал Къятта спустя несколько дней, как только подвернулся случай. Он умолчал, что Ахатта был против его идеи, и они крупно поспорили, но все же их несгибаемый дед уступил... и уступать будет все чаще.
— В Круг? Что ты. Представляю, что он там вытворит, — сказал Ахатта.
— Закон не запрещает выходить даже детям в крайнем случае. Только традиции — защита для юных, горячих. Вряд ли кто сомневается, что у него уже достаточно силы, на сей раз я говорю не об огне, о простой человеческой. Или ты беспокоишься за других?
— Хм… — повторил дед. — Не знаю, за кого опасаться больше. Он же совсем не сдерживается.
— Щиты сдержат Огонь. Звери играют в жестокие игры — но играют, грызутся, не убивая друг друга; настоящий бой — это иное. Мальчишка будет доволен, если ему позволят говорить на понятном ему языке. У него нет причин желать смерти кому-то в Астале. Разве что…
— Так что же, хочешь? — — Къятта, пристально глядя на брата, склонил голову к плечу, звякнули золотые кольца в ушах.
— Да! — почти выкрикнул Кайе, и задумался: — Есть повод для этого?
— Есть, — вздохнул старший. — Девушка именем Чинья, из мастериц вышивать мелкими бусинами, попросила наш Род принять ее под свое покровительство. Прежних своих хозяев она винит в смерти дяди, который о ней заботился чуть не с ее рождения. Сейчас они с матерью принадлежат Роду Кауки, те не отдают без драки даже сухую кость — от платы за нее уже отказались. Тебе сравнялось шестнадцать; вот и попробуешь, каков воздух Круга.
О том, что сама по себе эта девчонка могла хоть обпроситься, он умолчал тоже. Невелика птица. Но... этой игрушкой по крайней мере будет легко управлять.
Наста Кауки знал, что нельзя доводить дело до третьего поединка. Продержаться в первом… мальчик хорош, но и Наста не последний боец. Отвлечь… у Кайе реакции и восприятие зверя, на запах трав реагирует острее, чем люди. Что лучше — черная мята, возбуждающая, отвлекающая, или волчий корень, замедляющий реакции? Первое опасней, пожалуй. Но вернее — второй не сразу действует. Значит, черная мята. Это не яд… слабый запах никто не почует. А во втором круге мальчишке не выстоять. Он привык использовать Огонь и собственное тело, не оружие.
Если же он перекинется, его сдавят «щитами» — и проигрыш неизбежен.
Тем временем юноша пытался разглядеть, кого же все-таки решили принять под свою руку? Женщины стояли с солнечной стороны, и ясно было только, что одна средних, лет, а другая совсем молоденькая. И эта младшая вела себя очень неуверенно — сильный испуг и на расстоянии чувствовался.
Поняв, что девчонка вся дрожит — удивился. С чего бы? Не преступница ведь, сама просила покровительства их Рода. Неужто боится, что он проиграет и Кауки сведут с ней счеты? Он не допустит этого. Заметил неподалеку сияющую улыбкой и золотом Киаль, подумал снисходительно — женщины… Сами не знают, что им надо.
Къятта между тем говорил:
— Я не стану давать тебе советов — все, что мог, уже дал. Ты хорошо подготовлен, а кое-что у тебя прирожденное. Но для твоего противника это далеко не первый бой, он знает, как его надо вести. Не увлекайся. И постарайся закончить все в первом круге.
Заметив, что младший не слушает, а глаз не сводит с освещенного солнцем песка, отступил в сторону:
— Иди.
Песок похрустывал под ногами, живой и упругий. В круг Кайе вышел, не испытывая ничего, кроме радости. Такой же радости, как во время охоты, когда чувствовал — один прыжок, и жертва будет его.
— Не стоило его выпускать, — вполголоса проговорил дед. — Он непредсказуем.
— Ему ничего не грозит. Если перекинется — удержат.
Мальчишка обернулся и помахал рукой родственникам.
Поначалу зрители были удивлены — Наста, известный решительностью своей, уходил, то отступая, то перекатами, будто испытывал страх. Конечно, противник достался нелегкий, но все-таки неопытный и юный — вряд ли мог напугать настолько.
— Что это с ним? — недоуменно спросил Нъенна, глаз не сводя с Насты.
— Это же… — тихое злое шипение сделало бы честь разозленной змее.
— Что такое? — встревожился троюродный брат.
— Глянь… Он водит мальчишку, не подпуская к себе, а тот все больше отвлекается на постороннее… вообще забыл, где находится. Что Наста за запах взял, хотелось бы мне знать? Отродье…
— Но не молчать же! — встревожился Нъенна.
— Да нет нарушений, нет! — сверкнул глазами Къятта. — Ах, Бездна… — сжал руку. — Осталось всего ничего! Круг скоро закончат!
— Смотри!
Люди заволновались, зашумели.
Кайе остановился, прижал ладонь к переносице. Противник использовал этот момент — ударил; но тот в самый последний момент отклонился, и потряс головой, будто не от удара ушел, а от мухи. Огляделся по сторонам, кажется, наконец вспомнив о поединке.
Наста мелькнул перед глазами потерявшего цель противника, очутился за спиной; руки сомкнулись на горле юноши.
— Всё, — сказал Къятта.
Нъенна только открыл рот, но не успел ничего ответить: Кайе сжал запястья противника, враз отцепил руки от собственного горла и легко, будто мышонка, перекинул человека через голову на песок. Хрустнули кости, человек закричал: одна рука его неестественно торчала в сторону, едва не оторванная в локтевом суставе.
Кайе поднялся, отряхнул песчинки с тела и со штанов и замер: чисто по-звериному напряженно то ли вслушивался во что-то, то ли пытался уловить запах. Победы своей он, кажется, не заметил. Растерянно побрел прямо, не обращая внимание на выигранных. Почти натолкнувшись на людей, исполнявших роль ограды, развернулся и двинулся по окружности, видимо, не соображая.
— Что с ним? — встревожился Нъенна.
— Все то же. Трава, я полагаю. — Недобрый прищур Къятты ничего хорошего Кауки не обещал.
— Ладно, Наста и без того пострадал. Теперь невесть сколько будет лечиться, — вступился Нъенна.
— Пострадал... пусть спасибо скажет, что легко отделался, — и добавил: — Иди возьми женщин, а я заберу этого… хомяка.
Нъенна остановил его:
— Ты сказал — всё?
— Я же не мальчика имел в виду.
Къятта направился было за Кайе, но остановился и сказал с легкой улыбкой, и можно было видеть, как он на самом деле доволен:
— Тому идиоту надо было и дальше избегать прямого контакта. Во втором круге, с ножами мальчишка мог и не выстоять. Нет же… решил закончить красиво.
Чтобы привести в чувство брата, старший не стал изобретать изысканных средств. Просто столкнул его в канал, подле которого оказались, идя по улице. Расхохотался, видя ошалелое лицо победителя, который еще в воздухе развернулся лучшим образом, падая, но не понял, почему стоит по шею в воде.
— Ты жив? — спросил, не скрывая гордости за младшего.
— Ты решил меня утопить? Как тогда? — отозвался Кайе, вылезая и отряхиваясь по-звериному; во все стороны полетели брызги. — Бездна, мне давно не было так хорошо.
Да, он явно пришел в себя. Къятта повернулся и, все еще улыбаясь, пошел прочь.
— Девчонку я отослал к тебе, — крикнул напоследок.
Кайе проводил его взглядом, еще раз встряхнул головой. Зачерпнул воды, выпил, какое-то время поводил в воде рукой, словно ловил кого-то невидимого. У дома не стал тратить время на обходные тропинки — срезал прямо через забор, потом через живую изгородь, как всегда, и в комнату нырнул через окно, прихватив по пути неспелый еще плод.
Услышал испуганный вскрик.
Уселся на пол. Вгрызся в суховатый, вяжущий бок тамаль, рассматривая «приобретение» Рода. Девчонка и впрямь оказалась хорошенькой — сейчас вдоволь вблизи нагляделся. Стройная и крепкая. Брови тонкие изогнуты крылышками ткачика, скулы высокие, губы темные, нежные, сложены так, будто о чем-то просить собралась. Вроде все по отдельности обыкновенно, а вместе очень даже, так и тянет коснуться. Вдвойне приятно… в победе не сомневался, но выходить в круг за крокодила как-то смешно. А что Кауки приглянулась, так им все равно, мог оказаться и крокодил.
Девчонка стояла, дрожа. А ведь знала, что, попросив другой Род о защите, придется платить не только мастерством — слишком красива.
— Что, наши мужчины лучше? — спросил он резко.
Она вздрогнула и не ответила.
— Не молчи!
— Наста Кауки мог делать все, что угодно… и не только силой — у меня мать… А он хотел, чтобы и ей было плохо. Ее брат, мой дядя-опекун погиб из-за них всех, я их Род ненавижу!
— А почему побежала к нашему Роду?
— Я знала, что в круг выйдет твой брат или Нъенна, может быть, — девушка подняла глаза, светло-карие, прозрачные из-за слез. — Они сильнее… Это верная победа. И Ахатта слывет справедливым...
— Меня ты не ждала.
— Нет… — всхлипнула и нелепо зажала рот ладонью, боясь, что вырвется еще хоть звук.
