Часть 1. Первая жаркая ночь
Отрывок из главы 4. Утром он уйдёт
Уже поздним вечером я, запыхавшись, добралась до нужного дома. Небольшое прямоугольное здание в два этажа, простое, но добротное. Консьерж на входе подозрительно косился, пока я объясняла свою нужду. Он отвлёкся шум на улицу, и я проскользнула мимо по лестнице на второй этаж. Дверь с именем Микаша оказалась в длинном коридоре последней слева. Я постучала – никто не ответил. Нахлынуло осознание. Он ведь теперь Сумеречник, ровня мне… или нет, я теперь ниже, женщина, считай, никто. Должно быть, празднует с новыми друзьями, а про меня с моими жалкими заботами и думать забыл.
Я закрыла лицо руками, развернулась и едва не врезалось в кого-то.
- Принцесска, как чудно! Я тебя повсюду искал, – послышался знакомый низкий голос.
Я растопырила пальцы и вгляделась в улыбающееся лицо Микаша. Действительно, чудно!
- Отпразднуем? Я всего накупил. Не знаю, что ты любишь.
Я убрала ладони от лица. Он держал в охапке огромные полотняные свертки. Верхний чуть не упал – я подхватила у самого пола. Забрала часть, чтобы Микаш смог отпереть дверь увесистым ключом.
- Входи. Это, конечно, не замок высокого лорда, но и не бедняцкая лачуга, - подмигнул он и подтолкнул внутрь.
Мы сгрузили свёртки на небольшой стол у ближней к двери стены. Микаш хотел зажечь свечи, но огниво не поддавалось, да и свечей было как на Йольтайд – две дюжины, не меньше. В конце концов он справился. Отсветы плясали по комнате, разгоняя тени. Она была чистая и просторная, только необжитая и неуютная: голые стены, из мебели только кровать, тумба, стол и два стула. Даже вешалки для одежды нет. В углу камин. Хорошо бы было протопить, чтобы избавиться от сырости и плесени, но кто-то забыл купить дрова. Впрочем, Микаш и сам понял: вздыхал и суетливо распаковывал свёртки, неловко толкая другие вещи и едва не роняя их.
- Давай я, - отстранила его, иначе бы всю ночь пришлось убирать грязь.
Микаш наблюдал за мной с несчастным видом, но хоть под руку не лез. Накупил он действительно всего: мяса, рыбы, пирогов, медовых рогаликов, халвы, фруктов, овощей, ещё странные белые сласти, которые я видела впервые. Армию накормить можно. Зачем?
Мы уселись. Я разлила по кружкам вино, наложила в тарелку Микаша всего по чуть-чуть. Он хоть часть из этого пробовал раньше? Себе взяла только пирожок с мясом и грибами, потому что он был горячий, а меня знобило, и винограда с яблоками.
- За нас. Мы покорили этот город, - Микаш чокнулся с моей кружкой.
Мы выпили. Голову повело, загорелись щёки. Страх и робость как рукой сняло, да и не было с ним по-настоящему страшно никогда. Я слишком привыкла к его сильному, терпкому с лёгкой кислинкой запаху, к нежным, почти интимным прикосновениям.
- Маршал Комри и вправду необыкновенный. Кто бы ещё меня взял? – делился радостью Микаш, от которой мне было тревожно. – Нужно было сразу к нему обратиться.
- Поосторожней с ним. Если ты оступишься, он не подставит плечо, а забьёт гвоздь в гроб. Ты же видел.
- А раньше было по-другому? Теперь я Сумеречник, по-настоящему, вот, - он вытянул из-за пазухи серебряный медальон в виде заключённого в круг меча – знак простого рыцаря. - Настоящий поход с настоящими воинами, а не молокососами, которые не знают, с какой стороны за меч браться. Все мои победы и поражения – только мои и ничьи больше. Даже если я умру в первый день, то меня сожгут, как Сумеречника, и поминать будут как брата, а не безродную дворнягу без имени и судьбы.
Я не сдержалась и прикоснулась к его выбритой щеке. Восторженный наивный мальчик, которым снова и снова будут пользоваться, пока он не сломается. Таково его сокровенное желание.
- Только не верь никому и не подставляй спину.
Микаш сжал мои пальцы и снова улыбнулся. Он произносил тосты, я немного пила, немного ела, но больше отщипывала хлебные крошки и скатывала их в шарики. Как спросить у него и что?
- Не нравится? – Микаш затянул старую балладу. - Скажи, что тебе нравится. Поздно, конечно, но я найду, всех бакалейщиков подниму. У меня теперь есть деньги.
- Микаш! – я взяла его за руки.
Он успокоился и вгляделся в моё лицо.
- Что это? – шершавые пальцы дотронулись до скулы. Немного больно. Похоже, там остался синяк. – Тебя кто-то обидел? Скажи, я разберусь!
- Я сама себя обидела, - оттолкнула его руку. – Книжники меня не приняли. Моя мечта оказалась горячечным бредом и развеялась, как дым. Ты же знал, что так будет. Это было понятно любому здравомыслящему человеку. Отыскать Духа огненного, возродить Безликого – несусветная чушь, которую я придумала, чтобы казаться себе более важной и нужной. Теперь придётся с этим жить.
- Мне так жаль, – он попытался заглянуть мне в глаза, но я отворачивалась, пряча слёзы. – Я откажусь от всего и останусь с тобой. Вместе мы что-нибудь придумаем. И с Безликим, и с этим Духом, кто бы он ни был. А хочешь, поедем в Муспельсхейм, только ты и я.
Я всё же посмотрела на него. Такое открытое, искреннее лицо. Он не шутил, и мне нестерпимо хотелось ответить: «Да! Брось всё, и мы дальше будем последними неудачниками в Мидгарде вместе».
- Не нужно. Пускай хоть твоя мечта исполнится. Ты заслужил это место, как никто другой, и я не имею права... – К горлу подступили рыдания. Я подскочила и отвернулась. Глотала, а оно не хотело оседать.
Микаш тоже встал и шагнул за мной.
- Скажи, - остановила я его до того, как он успел меня обнять. – Только правду. Я знаю, ты не умеешь лгать. Скажи, я ведь когда-то тебе нравилась. Ты даже был влюблен.
- Конечно! Я до сих пор... люблю тебя больше всего в Мидгарде, - заверил он, стоя у меня за спиной. Дыхание опаляло мой затылок. – Даже больше, чем раньше.
- Скажи, я красивая? Я похожа на... на женщину?
- К-конечно, ты самая, ты единственная, ты... – заверял он, но я хотела не этого. Не верила в его глупую мальчишескую влюбленность, упрямства больше, чем чувства. Однажды он поймёт, что любил образ в своей голове, который не имеет ничего общего со мной. Потому что... разве меня можно любить?
Я развязала пояс и расстегнула крючки на спине. Широкое верхнее платье скатилось к моим ногам. Я подняла юбку нижнего платья и стянула его через голову. Воздух холодил кожу, по хребту бежали мурашки. Последним с лёгким шорохом упало исподнее. Я повернулась к Микашу лицом. Теперь я хотела, чтобы он видел меня всю без остатка, воспаленные от слёз глаза и горящие щеки, выступающие каркасом от худобы ребра и узкие костлявые бёдра.
- Скажи, я всё ещё самая? Когда ты смотришь на меня, ты видишь меня со всеми недостатками? Ты видишь во мне живого человека или кумира, которого ты себе выдумал?
Он смотрел молча, неподвижно. Совершенно пораженный. С плотно сомкнутыми губами и огромными черными зрачками почти на всю радужку. Судорожно выпустил воздух и задышал часто-часто. На лбу выступила испарина.
- Всё ещё... – после мучительно долгих мгновений пробормотал он и отвёл взгляд. – Ты прекрасна, ты совершенна. Я не знаю других слов! Прости.
Он опустился на корточки, подобрал нижнее платье и попытался накинуть на меня.
- Тогда докажи, - я отобрала у него платье и отшвырнула. Повернула к себе его лицо и заставила смотреть на мою наготу. – Покажи мне свою любовь, если не лжёшь и не трусишь, как раньше. Я хочу почувствовать.
Его глаза лихорадочно блестели, язык облизывал пересохшие губы.
- Я... – прохрипел он вязким голосом. – Дай мне минуту.
Микаш вырвался из моих рук, взял со стола веревку и чистый нож.
- Я не могу... так просто, - он цедил слова сквозь сжатые зубы. – Хочу помнить, хочу, чтобы это было особенным, подлинным и чистым, пускай даже в глазах других оно не будет значить ничего.
Он полоснул себя по запястью. Багрянцем выступила кровь.
- Клянусь, что отрекаюсь от всех женщин, кроме тебя, и не возьму в постель другую, пока ты жива и даже после смерти.
Я протянула ему собственное запястье.
- Тебе не нужно ничего...
- Я хочу.
Я отобрала у него нож и порезала себе руку. Мы сложили их, рана к ране, кровь к крови. Микаш обмотал вокруг наших запястий верёвку узлом и обрезал, оставив каждому по петле. Так женятся мануши-кочевники, свободные от обязательств перед обществом и жрецами.
Микаш отвернулся, чтобы спрятать нож и остатки веревки. Это было так мучительно долго! Я набросилась на него сзади. Расстёгивала рубашку, срывала штаны, целуя, где могла достать: спину, плечи, шею. Он оцепенел, мелко дрожал, перекатывались под кожей тугие жгуты мышц в такт тяжёлому дыханию. Такой же тощий и измождённый после долгих странствий, как и я, только ширококостный и мускулистый.
Я тянула его к кровати. Быстрее! Внутренности наливались жаром, в голове колыхался кисель, от предвкушения становилось трудно дышать. Мы упали на простыни, я забралась на него сверху. Забвение в поцелуях, немыслимо дерзких, в губы, всё глубже. Я обследовала его рот языком, терзала зубами. Жалась к его груди, полосовала ногтям спину, изнемогая от желания.
После первых мгновений Микаш очнулся и стал собой: неуправляемым, грозным, сильным. Одним движением опрокинул меня на спину и навалился сверху, прижимая руки и ноги к кровати, не позволяя пошевелиться. Поцелуи, прикосновения, мучительно медленные, отмечали каждую пядь моего тела. Он изучал, пробовал на вкус, смаковал, запоминал. Как будто жилы на катушку наматывают, превращая каждый вздох, каждое движение в агонию. Я дёргалась, пыталась дотянуться до него, заставить действовать быстрее, делать, что я хочу, но он легко удерживал меня, показывая, что сопротивление бессмысленно. Я впервые чувствовала себя с ним слабой, беспомощной, полностью в его власти. Это подчинение было странно приятным. Он продолжал сладкую пытку, не обращая внимания на мои стоны и извивания. Засасывал нежную кожу на шее, мял ладонями грудь, перекатывая соски между пальцами, заставляя их твердеть и болезненно стягиваться. Шершавый мокрый язык скользил с яремной ямки в ложбинку между грудей, по животу, кружил вокруг пупка, спускался ниже. Я могла только сдавленно охать, пока он бередил раскаленный осколок в бутоне моего цветка, истекавший соком.
Простыни мялись, качался матрас, в ушах свистел ветер, глаза застилало тёмное марево. Микаш замер. Его лицо оказалось рядом с моим. Он коротко поцеловал в губы и коснулся своим лбом моего, впуская в мысли, позволяя ощутить в полной мере. Бесконечное восхищение, спирающий дыхание восторг, воспламеняющее кровь в жилах вожделение, сны, повторяющие то, что он делал со мной за мгновение до этого. Видения ослепительно-белого света, манящего теплом и чистотой. Сладкие запахи луговых цветов. Море, неистовое, клокочущие, погребающее под сокрушительными валами безумной, не знающей преград и условностей любви.
- Ты это хотела почувствовать? – сипло выдохнул он.
- Да! Да! – мучительно вырывала из себя звуки. Малейшее сомнение, и он отступит, ускользнет сквозь пальцы.
Микаш ослабил хватку, и я смогла его обнять. Мягкий поцелуй, волнующий трепетом и негой. Движение бёдер. Я даже не успела понять. Он замер, прикасаясь к моей сердцевине, прислушиваясь. Теперь уже я открывала для него мысли и чувства. Не останавливайся, не отступай! Я действительно хочу, без сомнений и сожалений. Покачивание бедрами – скольжение по влажным складкам, толчок, глубокий и медленный, сотрясающий до основания. Он весь внутри. Я обвила ногами его торс, желая быть ещё ближе, не выпускать. Он продолжал свой размеренный танец, не желая размениваться на торопливость и суету, чтобы поскорее освободиться от напряжения. То и дело замирал, вытягивался на распрямленных руках и ждал, а потом повторял снова и снова. Сливался со мной своими мыслями и чувствами, единым ритмом неукротимых сердец. Ослепительная вспышка вырвала меня из тенёт его эмоций, вернул в тело, сжимающееся тугими судорогами вокруг него. Микаш рычал хрипло, как медведь, ускорялся, вколачивался глубже, пока, излившись досуха, не упал рядом без сил.
Я лежала у на его груди и разглядывала лицо. Странное, сумеречное состояние, когда мысль течёт сама по себе и приходит к абсурдным выводам. После соития с Безликим меня затапливали боль и горечь, но сейчас с Микашем всё было по-другому, более реально, телесно, по-человечьи. Пьяняще сладко, дурманно. Никогда бы не подумала, что медведь может быть настолько нежным и трепетным. До чего же красив, больше в моих мыслях, похоже, волшебный принц из сказки с мужественной квадратной челюстью, трогательной ямочкой на подбородке, резко очерченными жёсткими губами, которые, впрочем, умеют быть мягче пуха, орлиным носом, резкими скулами, глубоко посаженными глазами, густыми, почти косматыми бровями и высоким лбом. Он один умеет любить так крепко и пламенно, не за что-то, мне ведь не надо было делать ничего, чтобы понравиться ему, даже наоборот, я так долго отталкивала его, а он всё равно оставался рядом. Интересно, если бы на помолвке у господского стола меня ждал не Йорден, а Микаш, сбежала бы я? Пустилась во все эти приключения, если бы мой жених был по-настоящему сильным, благородным и способным полюбить меня? Нет наверняка.
- Спасибо, - выдохнул он в самое ухо, вырвав меня из забытья. Шершавые ладони, щекоча, выводили у меня на лопатках узоры.
- За что?
- Ты исполнила все мои мечты. Я ведь не верил в сказку до самого конца. На посвящении ждал, что маршал Комри отрубит мне голову этим мечом. А сейчас… что ты начнешь вырываться и кричать, что я тебя насилую. Я не достоин всего этого, но сейчас… сейчас я задыхаюсь от счастья. Если я не доживу до рассвета, то всё равно буду счастлив, потому что миг триумфа у меня был. Был благодаря тебе, благодаря тому, что ты привела меня в этот город и столкнула с маршалом Комри. Был, потому что ты позволила мне прикоснуться к тебе, к мечте, к сказке.
От щемящей тоски в его голосе стало не по себя. Я подалась вперёд и принялась целовать его глаза. Почему он высказывает мои страхи, мои мысли о себе моими же словами? Он же сильный и везучий, теперь в особенности, и заслуживает много-много лучшего.
- Ты не умрешь. Я буду молиться за тебя, как молилась за отца и брата. Сам Безликий будет тебя оберегать. Ты вернёшься в этот город с маршем победителей, я выбегу тебе навстречу, ты будешь кружить меня на руках, а я - целовать тебя в губы. Все, даже боги, будут нам завидовать.
Он коснулся пальцем моих губ.
- Не пачкай себя ложью. Ты вернешься в отцовский замок и выйдешь замуж за знатного лорда. Ты самое прекрасное создание во всём мире, самое лучшее! И достойна самого лучшего. Люди прозреют и поймут очень скоро. А теперь спи. И не жалей меня никогда, потому что жалеть тут нечего.
Он задул свечи, окунув мир во тьму. Усталость погрузила изнеженное тело в безмятежные недра сна.
Когда я проснулась рано утром, Микаш уже ушёл, оставив на прощание лишь тающий поцелуй.
Часть 2. Вторая жаркая ночь
Отрывок из главы 13 "Парад победителей"
Лита прыгала на бочке. И как не боялась проломить её и упасть? С другой стороны, молодец, так бы я никогда не нашла её в толпе. Лита спустилась, только когда я была уже в двух шагах. Люди рядом ругались из-за потерявших последний разум молодок, но я не вслушивалась.
- Ну как? Я ему понравлюсь? – я повертелась перед ней, показывая, как развевается моё платье на ветру.
