Зной стоял страшный. В это время года, когда лето всё ещё отчаянно пытается удержать свою власть, но уже чувствует приближение соперницы, особенно жарит солнце. Здесь, на краю человеческой цивилизации раскинулась Великая Степь. Лишь немногим племенам удалось закрепиться на этой суровой земле. Со временем племена смешались друг с другом, образовав народ, называемый ахарами. Но ахары, как и их предки, продолжали жить дикой, полной междоусобиц и лишений жизнью. Постепенно в их среде зародилось деление на кланы, что усилило военные столкновения между племенами. Кочевой образ жизни не позволял ахарам возводить величественные города, подобные западным. К тому же Великая Степь таила в себе колдовское зло, и лишь маги могли противостоять его губительному влиянию на людей.
Шли века. Ахары всё так же пасли скот, перебираясь с одного место на другое. Но кое-что изменилось: у них появились первые городки. Правда на вид эти поселения казались неказистыми, ведь здания возводились из навоза, смешанного с глиной и песком. И то такие жилища могли себе позволить лишь очень зажиточные люди, например, главы кланов. Среди кланов выделялись три самых могущественных: клан Кирыш, клан Арыш и клан Элыш. Во главе каждого из них стоял хан. Эта аристократия, заручившись поддержкой самых могущественных магов, смогла подчинить себе все племена ахаров. Были и другие, менее могущественные кланы. Их члены владели не городами, а деревнями, состоящими в основном из круглых степных юрак. Да и то жить в юраке могли себя позволить лишь семьи ханов, возглавляющих какой-либо клан. Бедняки и рабы жили в обычных земляных норах.
К моменту нашего повествования в стране ахаров было всего три города. Самым удачным географическим положением мог похвастаться Амбухат, город, возведённый при слиянии двух рек: Великой Реки и Малой Реки. Амбухат мог бы стать столицей, если бы разрозненные племена ахаров, объединившись, создали государство с централизованной властью. Но бесконечные склоки между кланами и постоянная угроза, исходящая со стороны Великой Степи, существенно мешали формированию страны, например, какого-нибудь могущественного ханства. Тем не менее в этом году главный праздник ахаров решено было отпраздновать именно в Амбухате, что укрепило значение города. Ещё бы! Ведь теперь туда потекли торговые караваны, потянулись ремесленники со всех поселений, чтобы предложить свой товар на ярмарке, проводимой в праздник Харун-Дах. Праздник этот длился семь дней. Смысл его заключался в проводах лета и встрече осени. Лишь в эти праздничные дни смолкал лязг оружия, так как в такое священное время все военные стычки прекращались. Под запрет в течении празднования Харун-Даха попадали и смертная казнь, и публичные наказания провинившихся, и убийства рабов. Даже жертвоприношения не делались в этот праздник. Некоторые высказывались против этого последнего запрета, ведь ненасытная Степь могла отомстить людям, если ей долго никого не приносили в жертву. Тогда даже маги не сдержали бы степное лихо, рвавшееся к человеческим городам и деревням. Они и так еле удерживали защитный купол над территорией, заселённой людьми. Лишь человеческие жертвоприношения облегчали натиск Степи. Не раз провинившихся рабов отправляли при свете дня на незащищённую территорию и приковывали к столбам. Несчастный доживал до темноты, а потом Степь пожирала его. В преданиях говорилось, что степное лихо не сможет поглотить только того человека, у которого огненное сердце, но что это за сердце такое огненное никто не знал, а люди продолжали гибнуть.
Но только не в праздник Харун-Дах. Ведь в священные дни не должно совершаться ничего злого. Поэтому- то в это время люди разъезжали всюду без оружия. Брать с собой оружие в такой священный праздник считалось кощунством. В эти дни главы кланов собирались в Амбухате, чтобы обсудить насущные проблемы, заключить торговые сделки или военные союзы, выслушать друг друга и своих подданных.
Итак, опалённые зноем, караваны стекались в город. Среди них был и верблюжий караван клана Марэк, идущий из деревни, располагавшейся к востоку от города. Во главе этого второстепенного клана стоял почтенный старец Азарк Марэк. Он прибыл в Амбухат вместе со своими сыновьями. Младший из них впервые был в городе, и потому его раскосые глаза с удивлением разглядывали окружающую обстановку. Юноша ещё ничего не знал, о том, что уготовила ему судьба и какой путь лежит перед ним.
-Хизар, мальчик мой! - услышал я голос отца. - Не отставай! А то чего доброго заплутаешь в городе, где тебя потом искать?
-Да он ошарашен величием Амбухата! - засмеялся мой старший брат Амбек. - Смотри, отец, как Хизар выпучил свои глаза! Эй, Хизар! Будешь так таращить глаза, они станут у тебя такими же огромными, как у бледнокожих рабов!
Взрыв хохота не позволил мне ответить. Верблюд, которого я вёл под уздцы, шарахнулся, недовольный поднятым гамом, я насилу его удержал.
-Да у Хизара и верблюд пугливый, как девица! - продолжал потешаться надо мной Амбек. Я сжал от злости кулаки и почувствовал, как изнутри рвётся ярость.
-Уймись, Амбек! - резко одёрнул шутника отец. - Не забывай, какие сейчас священные дни.
Брат тут же замолчал и насупился, не довольный тем, что отец сделал ему замечания прилюдно.
Караван наш продолжил путь к центру города. Что сказать? Амбек прав. Я и в самом деле был ошарашен величием этих стен. Это не наша юрака, покрытая войлоком. Здесь встречались даже двухэтажные дома! Подумать только! Я слышал от странников, что на Западе есть совсем огромные города, даже больше Амбухата. Вот там-то и встречаются многоэтажные здания. Ну а для меня и два этажа казались уже за пределом реальности. И как богатеи не страшатся ночевать на такой высоте? А вдруг дом рухнет? Он же всё-таки из навоза. Правда, говорят, что при возведении стен в навоз добавляют глину, придающую конструкции прочность. Но всё равно заходить в такое строение как-то боязно.
Верблюды медленно проходили по многолюдным улицам, полным торговых лавок. Я уловил вонь рыбы, доносившийся со стороны, где, как сказал отец, находилась главная площадь. Там у нашего клана есть несколько лавок, в которых слуги ожидали нашего прибытия, чтобы разложить товар. Наши верблюды, навьюченные тюками, прекрасно справились со своей задачей: дотащили до города мешки с посудой, изготовленной из рогов антилоп, связки выделанных шкур и бочки с вином из янарского винограда. Всё это надлежало нам продать. Выручка обещала быть недурной. Правда предстояло заплатить за торговое место главам кланов Кирыш, Арыш и Элыш. Отец всегда хмурился, когда говорил об этом.
Мы продолжали двигаться к площади. Вонь усиливалась. Я никогда не видел ни Великую Реку, ни Малую. В нашей деревне воду приходилось добывать из земли. А тут сразу две реки! И воду добывать не надо, и рыбалка процветает. Вот почему тут столько торговцев рыбой. За свою жизнь я только несколько раз ел рыбу, уж больно дорогое это удовольствие для представителей нашего клана. Но, если честно, рыба мне не понравилась, поэтому я особо и не расстраивался по этому поводу. Тем более от этой вонищи тошнота подкатывала к горлу.
Наконец мы приблизились к нашему торговому месту. Слуги тут же подбежали к нам и, поприветствовав, приступили к разгрузке. Я осмотрелся. Вокруг было полно людей. Простолюдины, завидев наши синие одеяния, низко кланялись. Я с гордостью поправил свой хатыль, подтянул туже пояс. Мне льстило такое раболепство бедняков. Всё-таки клан Марэк уважают. Но тут на меня бросил презрительный взгляд проходивший мимо мужчина. Он был облачён в хатыль ярко-красного цвета, что говорило о его принадлежности к одному из могущественных кланов. Я быстро поклонился ему, боясь выказать непочтение. Отец и братья сделали тоже самое. Мужчина в красном хатыле лишь усмехнулся и тут же отвернулся от нас, как от челяди. Досада занозой въелась в моё сердце. Но новое впечатление заставило забыть об этом, так как я увидел довольно жестокое зрелище. По площади, еле переплетая ноги, шла полуобнажённая бледнокожая женщина. Вся в пыли и грязи, она на ощупь продвигалась между людьми, щуря опухшие глаза. Её всклоченные волосы напоминали заросли степной травы, они так же пучками торчали из головы, как и эта трава торчит из иссушенной почвы.
-Подайте на пропитание, - пищала женщина, вытянув вперёд руку. Но окружающие только отворачивались. Нищенка поравнялась с нами. Она невидящими глазами силилась различить хоть что-то. Слёзы текли по её запылённым щекам.
-Что у тебя с глазами? - громко спросил я, силясь перекричать гомон толпы.
Женщина пошла в мою сторону. Она продолжала держать перед собой худую костлявую руку.
-Что случилось с твоими глазами? - переспросил я, когда несчастная подошла ближе.
-Это всё Степь, господин, - ответила женщина. - Хозяева послали меня в Степь собирать плоды орика. Меня настигла песчаная буря.
-Что же хозяева отправили тебя за пределы купола?! - поразился я.
-Да, господин, - подтвердила женщина мою догадку.
-Но это же верная смерть! - удивился я. - Что же твои хозяева так не дорожат своими рабами?
-У хозяев много рабов, господин, - ответила слепая нищенка, - если умрёт одна бедная рабыня, ущерба им не будет.
-Как же тебе удалось выжить? - вмешался в разговор Амбек.
Женщина, услышав другой голос, повернула голову в сторону моего брата и ответила:
-Песок взмыл вверх, движимой силой Степи. Песчинки впивались в мои глаза и кожу. Степное лихо знает свою работу. В порывах ветра я слышала жуткий замогильный хохот. Кровь капала из моих глаз, а боль была нестерпимой. И вот, когда я подумала, что мне конец, я провалилась в один из кратеров, на дне которого царило полное спокойствие.
-В кратерах живут цэрэги, - с сомнением покачал головой отец, решивший тоже присоединиться к беседе, - они сжирают всякого, кто свалится в такой кратер. От тебя бы и мокрого места не осталось. Цэрэги сжирают даже окровавленный песок.
-Господин, - возразила нищая, - ты видишь меня перед собою. Я жива, ибо в том кратере не было ни одного цэрэга. К тому же кратер оказался неглубокий, и когда буря стихла, я выбралась из него и на ощупь поползла в сторону города. Меня подобрали торговцы уже в том месте, где начинается купол. Они отвезли меня к моим хозяевам, но те заявили, что ослепшая рабыня им ни к чему. Меня выкинули на улицу, как собаку. И с тех пор я живу подаянием.
Я нахмурился. Вид этой несчастной пробудил во мне жалость. Вот для чего надо было посылать её в Степь? Я отстегнул от своего пояса мешочек с деньгами и, вынув несколько монет, вложил в тощую ладонь нищенки. Она, ощутив металл в своих руках, низко поклонилась мне, глотая слёзы. Потом женщина развернулась и побрела в другую сторону в надежде, что и там ей повезёт. Я знал, что она так долго не проживёт.
Вдруг одна мысль пронзила мой разум.
-Отец! - воскликнул я. - Давай возьмём эту рабыню себе! Пусть возится в нашей юраке: чистит ковры, посуду, поёт песни детям. С этим справится и слепая.
-Да ты что, сынок! - возразил отец. - Мы еле сводим концы с концами! А ты собираешься взять на содержание ещё одну рабыню, да к тому же увечную? Ты и так её осчастливил, одарив деньгами. Тем более она бледнокожей расы, а такие люди очень слабы, они не выносят жизни в Степи.
-Но она выжила за куполом! - начал спорить я.
-Это случайность, - ответил мне отец.
-Может она вообще шарлатанка, - вмешался Ларут, второй мой брат, - её быть может лишили зрения за какое-нибудь преступление, а она ходит и рассказывает жалостливую историю про жестоких хозяев.
-Тут ты не прав, Ларут, - произнёс отец, - глаза её и в самом деле выглядят так, как будто пострадали от песка. Видишь ли бледнокожие совершенно не приспособлены к жизни в нашей стране. Вот у нас глаза правильные, узкие, защищённые от песка. А у этих лупоглазых постоянно проблемы со зрением. И зачем нам только завозят таких рабов? Они мрут здесь, как мухи.
-Мне жаль её, отец, - уныло проговорил я, - к чему такая беспричинная жестокость? Даже рабы являются людьми.
-Ты слишком юн, Хизар, - отец похлопал меня по плечу, - жизнь жестока. Тебе придётся привыкнуть к этому.
-Я уже и так знаю, что жизнь жестока, - насупился я, - и жестокой её делают сами люди! Посмотри, как кланы враждуют между собой! Сердце болит при известиях о новых столкновениях. Вместо того, чтобы укреплять наш народ, мы режем друг друга из-за клочков бесплодной земли!
-Хизар, Хизар, - вздохнул отец и снисходительно улыбнулся, - у тебя прямо какое-то огненное сердце. Оно пламенеет при виде несправедливости, да? Меня и самого многое не устраивает.
-Но что можно сделать? - буркнул Ларут.
-Да ничего, - отозвался Амбек, - можно только благодарить судьбу, что мы родились не рабами.
-Ну кое-что сделать всё-таки можно. И я это сделаю, - заявил отец.
-И что ты сделаешь? - хмыкнул Амбек.
-Поговорю на собрании с главами кланов, - поделился планами отец, - я давно собирался это сделать, сказать им, что необходимо объединяться, а не резать друг друга. Хизар прав, люди сами делают жизнь невыносимой. Даже Степь не причиняет нам столько зла, сколько эти бесчисленные стычки.
После того, как весь наш товар занял надлежащее ему место, мы отправились в странноприимный дом. Я слышал, что такие дома на Западе встречаются повсеместно. Любой странник может найти ночлег в таком доме за умеренную плату. На нашем же Востоке только в городе Амбухат имелось такое здание. И оно впечатлило меня своими размерами. Это был длиннющий двухэтажный дом, сооружённый упомянутым мною способом. Рядом располагались стойла для верблюдов и лошадей. Многочисленная прислуга то и дело сновала по двору и заходила в здание. Как объяснил мне отец, на верхнем этаже находились гостевые комнаты для посетителей города, принадлежащих к высшим кланам. Нам же, членам клана не столь именитого, надлежало занять первый этаж, чему я порадовался, так как побаивался высоты. Да и вообще всё для меня было таким непривычным, что я чувствовал себя неуютно. И то сказать, мне исполнилось недавно двадцать лет, а я только первый раз в жизни приехал в Амбухат. Я вообще до этого не был ни в одном из городов. Жизнь моя — это жизнь кочевника и воина. Наш род весьма беден, хотя мой отец хан и глава клана Марэк. Тем не менее наши средства не позволяли нам содержать много прислуги. Скот пасли сами, сами же защищали его от разбойнических нападений представителей других мелких кланов. С малых лет я познал страх смерти, радость победы и горечь поражений. Сейчас мне очень неуютно было без моего меча и лука со стрелами. Но традиции празднования Харун-Даха воспрещали касаться оружия в праздничные дни. Отец и братья посмеивались надо мной, видя мою неуверенность, они заверяли, что оружие нам не понадобится: никто и никогда не нарушит священных запретов. И всё-таки я постоянно ощупывал свой пояс, на котором обычно висели ножны, и не находя их, нервничал.
День клонился к закату, а мы только разместились в странноприимном доме. Отец предложил пойти посмотреть город и это предложение всем понравилось. С наступлением сумерек узкие улочки осветились сотнями факелов, прикреплённых к стенам домов.
