Неправильная ведьма.
Первые капли с громким стуком упали на белоснежную поверхность ванны, разбивая стылую тишину, царившую вокруг. Половина первого ночи, и все в многоквартирном доме уже давным-давно спят. Что неудивительно!
Старая кирпичная двухэтажка в три подъезда, расположившаяся на окраине небольшого поселка городского типа, словно только и ждала меня. Здесь проживали в основном старики, получившие свои квартиры еще при Советском Союзе. Дети, повзрослевшие и осевшие в большом городе, их навещали крайне редко. Что меня не могло не радовать. Я любила спокойную размеренную жизнь, без молодежных тусовок и детских крикливых игр. Да и драк в нашем тихом отдаленном от центра районе тоже не бывало. Старики, если и ругались, то только за столом, играя в домино. Но и то беззлобно, скорее, по привычке.
Здесь было так спокойно и часто ничего не происходило, что порой казалось, будто наступил «день сурка». Но если уж что-то случалось, то обсуждали эту новость неделю, не меньше. Мой переезд в одну из квартир, что находилась в последнем подъезде на втором этаже, обсуждался целый месяц. Сначала шепотом за спиной, а потом начались расспросы, к которым я была подготовлена. Через месяц все уже знали, что приехала я из деревни Студёново, что расположилась за триста километров отсюда. Там жила с бабушкой, которая меня – сироту – вырастила. Но после ее смерти мне было невыносимо оставаться в месте, где все напоминало о ней, и я решила переехать ближе к городу.
Это была частично правда. Я действительно жила в деревне Студёнево с бабушкой, но на самом деле она меня терпеть не могла, так как была потомственной черной ведьмой.
А я оказалась, по ее словам, неправильной ведьмой, чем позорила, весь наш древний темный род. Поэтому в ночь моего «темного» совершеннолетия, когда исполнилось двадцать один год, я просто сбежала из-под бабкиного надзора, чтобы мою магию не изъяла Верховная темная ведьма.
Меня все соседи пожалели, и расспрашивать дальше подробности моей жизни не стали, придумав взамен собственные. Они закармливали меня пирожками, так как свои дети с внуками, как я упоминала ранее, нечасто баловали их своими визитами. И в скором времени мне грозило бы стать основательно закормленной круглощекой ведьмой, если бы не моя темная сущность, которая поглощала слишком много энергии, несмотря на то, что я никогда не пользовалась темной магией. До сегодняшней ночи…
Вода в ванне набралась на треть, окрасившись от добавленной в нее морской соли с пихтой в яркий зеленый цвет, и я закрыла кран. Скинула испачканную одежду в корзину для грязного белья, распустила волосы, повернула кран в раковину и, не глядя в запотевшее от пара зеркало, стала смывать кладбищенскую грязь с рук. Вода тут же окрасилась в темный цвет, на белоснежной раковине появились темные оспины грязи. Я терла руки мочалкой, вымывая из-под коротких ногтей черноту, и старалась не замечать, как дрожат от перенапряжения и страха руки.
Когда ладони начали гореть и стали чистыми и красными, я закрыла кран. Все тело покрылось мурашками, стоило опустить в горячую воду ногу. Я быстро погрузилась в ванну, чтобы не продлевать неприятные ощущения. Зеленоватая вода радостно приняла меня в свои жаркие объятия, концы длинных, до пояса, волос мгновенно намокли и потяжелели, кожа на теле сразу покраснела, от нее шел пар. Но ласковая обжигающая жидкость так и не смогла прогнать мертвого холода, что сегодня поселился в районе солнечного сплетения и, казалось, продолжал расползаться по всему телу.
Я нырнула с головой и через несколько секунд вынырнула. Повернула голову, вытерев лицо, и обеспокоенно посмотрела на электронные часы, которые принесла в ванную заранее. Было пять минут второго. Это значит, у меня есть полчаса, чтобы полежать в горячей ванне и подумать, что делать дальше. Ведь в «ведьминский час» – ровно в три ночи – ко мне в гости придет мертвец. Тот, ради которого я пожертвовала своими принципами, своим теплом, «чистотой» своей души, своей внешностью, в конце концов.
Полчаса пролетели незаметно. Я отмылась, но так и не смогла придумать, что буду делать дальше. На часах было без пятнадцати три, когда я провела по запотевшему зеркалу ладонью и рискнула посмотреть на свое изменившееся отражение.
Некогда рыжие, как пламя, волосы потемнели, окрасившись в благородную медь. Светло-карие или, как говорила моя соседка по лестничной клетке – баба Маша – медовые глаза по краю зрачка окрасились в черный, отчего зрачок стал казаться увеличенным, а выражение глаз испуганным. Замечательно просто! Золотистая кожа слегка побледнела, сильнее оттеняя цвет волос.
«Неправильная» – всплыл в голове голос бабки. Это слово она словно выплевывала в мою сторону. У всех темных ведьм была алебастровая гладкая кожа, черные волосы и темные глаза. А еще они были холодными бездушными красивыми куклами, которые не делают различий между добром и злом. Каждый раз, пользуясь темным даром, темная ведьма лишается части души, человечности. Тот холод, что я до сих пор чувствую в районе солнечного сплетения, будет становиться все сильнее и расширяться, если продолжу пользоваться темным даром. Постепенно тепла не останется вовсе, душа замерзнет, а вместе с ней и все человеческие чувства, кроме жажды власти над другими и какого-то ненормального подобострастного поклонения Лилит – богине всех темных ведьм.
Мое появление в семье одной из древнейших родов стало настоящим скандалом, учитывая, что моя мать была настоящей темной ведьмой, как внешне, так и внутренне, а отец смуглым брюнетом (со слов бабушки). И если бы не сильный темный дар, который ощутили и мать, и бабка, придушили бы меня еще в младенчестве, чтобы избежать позора. Даже Верховная ведьма, не смогла объяснить, как у брюнетов родителей, в чьих семьях были сплошь одни темноволосые предки, появилось рыжеволосое недоразумение.
Предаваться мрачным воспоминаниям было некогда, поэтому, схватив электронные часы, я вышла из ванной комнаты и направилась одеваться. Через десять минут придет результат моего впервые использованного темного заклинания, которому я обязана своей жизнью.
Я как раз сушила полотенцем волосы, когда в дверь тихо поскреблись. Бросив быстрый взгляд на часы (ровно три часа ночи), выдохнула и поспешила открыть. Был риск, что баба Маша опять мучается бессонницей и сможет увидеть ночного гостя, а потом весь район будет гудеть о том, что у меня появился любовник.
– Заходи! – велела я, отступив к двери.
Мертвец покорно зашел, в затянутых бельмом когда-то синих глазах не было видно ни капли разума. Когда он прошел мимо, я почувствовала, как от него идет чуть сладковатый запах разлагающегося тела. И с этим надо будет что-то делать.
Оглядев лестничную площадку и выглянув на первый этаж, я вернулась в квартиру и заперлась на ключ. Привалилась к двери, собираясь с силами и глядя на одиноко стоящую посреди единственной комнаты фигуру ожившего мертвеца. Зомби – так, кажется, в фильмах называют такие создания. Но в отличие от киношных монстров, мой гость скоро вернет свой разум и есть мозги других живых существ не станет.
– Вспомни! – приказала я, отталкиваясь от своей опоры и направляясь к мертвецу. Времени было мало, до рассвета осталось всего лишь два с половиной часа.
Через десять минут я уже стояла на своей маленькой, но уютной кухне и варила зелье. Ночной гость, одетый в новый костюм и дорогие недавно купленные (еще не успели износиться) остроносые черные туфли, сидел за столом и постоянно щупал себя. Он до сих пор не мог поверить в то, что умер и воскрес.
– Олег, прекрати, пока пальцы не отвалились! – не оборачиваясь, потребовала я. Нельзя было упускать из виду магический напиток, иначе все оно станет не годным и придется варить заново. А у меня как назло закончилась полынь.
– А это возможно? – в хриплом голосе, отвыкшем от человеческой речи, зазвучали нотки ужаса. Он умер три дня назад, а ткани быстро атрофируются, поэтому, когда к нему вернулась память и воспоминания о смерти, то он мог только жутко мычать. Хорошо хоть негромко.
– Пока нет, но чем больше прилагаешь усилий, тем быстрее придет тот момент, когда отпадут, – бросая в желтовато-зеленую жидкость веточку лаванды и две мяты, серьезно предупредила я. – Все-таки ты ведь мертв и твои клетки перестали регенерировать три дня назад.
Позади что-то с грохотом упало, но отвлекаться было никак нельзя. Неожиданно на плечо легла ледяная ладонь, я вздрогнула и резко схватила свой стилет, что лежал рядом с плитой, чуть не опрокинув небольшой котел с зельем.
– Олег! – рявкнула я, протыкая острым концом свой большой палец. Отсчитав три капли, тихо предупредила, когда он убрал руку и попытался что-то спросить: – Молчи, сейчас буду заклинание читать!
Послушался. Даже отошел, судя по дуновению ветерка на шее. Я сжала палец, чтобы не кровоточил и, смотря в кипящую жидкость, начала проговаривать:
«В тридевятом царстве, в мертвом государстве,
В грязной низине, в зеленой тине,
В могиле холодной, земле черноплодной,
На болотной кочке стоит с дерьмом бочка.
От нее ветер отлетает,
Вокруг бочки с дерьмом за сто верст воняет.
Вонища, вонь, Олега тела не тронь!
Уйди в тридевятое царство, в мертвое государство,
В грязную тину, в зеленую низину,
В могилу холодную, в землю черноплодную.
Там тебе жить, там тебе быть,
А Олега тела забыть!
С этого часа, с Лилит наказа,
Пока солнечные лучи не сосчитают,
До той поры тело Олега не завоняет».
Когда над котелком пошел алый пар, а само зелье окрасилось в белый, словно молоко, цвет, я с облегчением выдохнула и отключила конфорку.
– Теперь ты выпьешь напиток, и твое тело не только вонять не будет, но и разлагаться тоже! – Хотя я и не пользовалась темным даром, была прекрасной ученицей. Заклинания давались с такой легкостью, что даже бабка начала втайне гордиться мной. А чуть позже я выяснила, что могу сочинять свои заговоры, которые выходят даже более удачными, чем старые, заученные. Поэтому в результате я была уверена. Улыбка была искренней, как и слова, ровно до того момента, пока я не повернулась и не увидела причину грохота. Стилет сам лег в левую руку, а улыбка трансформировалась в оскал.
Стул, на котором пару минут назад сидел Олег, валялся на полу около обеденного стола. Наверное, стул упал, когда мой мертвый приятель резко вскочил от испуга. На столешнице, поджав под себя длинный хвост, сидела огромная черная кошка, щуря от удовольствия свои желтые глаза. Олег стоял в дверном проеме, закрыв обеими руками рот, видимо, для большей надежности.
– Бабушка? – мой голос прозвучал спокойно, но рука на рукояти стилета сжалась сильнее.
– Мымым, – замычал Олег, успешно пародируя киношных зомби. Затем, сообразив, что уже можно разговаривать, опустил руки и поспешно спросил: – Это? Твоя бабушка?
– М-м-между прочим-м-м, – растягивая «м» в словах, произнесла кошка, не выпуская внучку из поля зрения, но обращаясь к мертвому юноше, – я м-м-могу и обидеться.
– О, Боже! – Олег взывал к своему богу неосознанно, скорее, просто к слову пришлось. Но черная кошка, которая оказалась бабушкой его знакомой (он до сих пор не мог в это поверить, как и в то, что мертв!), внезапно заинтересовалась. Повернув голову с большими треугольными ушами (Олег такие только по телевизору у рыси видел), она смерила его внимательным взглядом и спросила:
– А к какому именно Богу вы сейчас обращались, м-м-молодой человек?
– Хватит! – перебила я. У меня было желание кинуть в бабку стилет и бежать подальше отсюда, пока она будет «зализывать» рану, но менять только устроившуюся жизнь не хотелось. Да и скрываться бесполезно, бабка везде найдет – родная кровь. Хотя почему раньше не объявилась? Этот вопрос я и задала ей.
– А зачем? – почесав задней лапой правое ухо, спросила кошка. – Ты – совершеннолетняя ведьма. Силу твою теперь не отнять, перевоспитать тебя у меня не получилось, упрямая – вся в м-м-мать.
Кошка перестала чесаться, выпрямилась и, окинув меня внимательным взглядом, с удовольствием закончила: – Но посмотри на себя! Свобода пошла тебе только на пользу, ты, наконец, воспользовалась своим тем-м-мным даром-м-м! И года не прошло!
– Этого больше не повторится! – я была тверда в своем намерении и действительно больше не собиралась прибегать к своему темному дару.
– Помнится, м-м-мать твоя тоже так говорила, – мурлыкнула кошка.
– Тебя никто не звал, так что возвращайся обратно, – стилет до сих пор приятно грел руку, придавая уверенности. Бабка была намного сильнее и опытнее, но после трансформации в животное первые сутки она была слабее котенка. Так что опасности не представляла, но подпортить мне жизнь вполне могла.
– М-м-милая, я телепортировалась сюда, услышав всплеск твоего дара, – ее наглые глаза округлились и стали как два бездонных блюдца, – и теперь неделю не смогу колдовать и вернуться домой не получится.
– Это не мои проблемы! – я действительно так считала. Особой любви между нами никогда не было.
– Неужели, ты выгонишь старую бабушку на улицу? – подпустив в голос жалостливых ноток, кошка посмотрела на Олега, про которого я успела забыть. Он, конечно, повелся на бабкину уловку и с надеждой спросил:
– Давай оставим ее. Ты посмотри, какая она миленькая.
Я скептически посмотрела на бабку, пребывающую в шкуре большой черной кошки, и, чуть поколебавшись, твердо ответила:
– Нет!
Кошка сделала глаза еще жалостливее и вновь уставилась на Олега. У любого нормального человека такая вот мордочка вызвала бы умиление и желание взять животное домой. На меня такие бабкины фокусы уже с семи лет не действовали. Сначала я велась и делала все, чтобы она не просила, ведь бабушка дала мне себя погладить в образе кошки. Всего один раз, и все же. А после семи лет, решила, что с нее достаточно таких обычных смертных нежностей и больше не позволяла к себе прикасаться. В этом не было ничего странного, ведь ведьма не только размерами отличается от животного, в которого трансформируется. Дикие повадки слабы, даже стоя на четырех лапах, бабушка больше человек, чем животное, хотя и пытается показать Олегу обратное. Других ведьм больше удивляло то, что бабушка так долго позволяла мне относиться к ней, как к животному. Вот после этого я больше и не велась на такие печальные глазки. Но Олег-то не знал, он, наверняка, даже не совсем осознал, что перед ним настоящая темная ведьма, которая, не дрогнув, может просто ради забавы убить его.
– Ну, ты посмотри на нее, – в это время объект моего удачного колдовства, подбирался к столу все ближе. Стул, мешающий подойти Олегу к большой страдающей кошке, был плавно поставлен на место. – Какая она красивая, хорошая.
С каждым словом кошка все больше приободрялась и жмурилась от удовольствия, а Олег подходил все ближе. Правда, руки не тянул, видимо, инстинкт самосохранения уже вернулся к нему. Люди неосознанно чувствуют, что «таких» животных трогать не следует.
– Миленькая, – восторженно выдохнул Олег и с мольбой и надеждой посмотрел на меня, стоя рядом со столом и кошкой.
– Да, она такая же миленькая, как я, – от негодования я даже махнула стилетом перед носом приятеля. Но он даже не дрогнул.
А дальше случилось и вовсе неожиданное. Рука Олега легла на черную голову расслабившейся кошки и начала ритмично почесывать между ушей.
ГЛАВА 1.
Первые капли с громким стуком упали на белоснежную поверхность ванны, разбивая стылую тишину, царившую вокруг. Половина первого ночи, и все в многоквартирном доме уже давным-давно спят. Что неудивительно!
Старая кирпичная двухэтажка в три подъезда, расположившаяся на окраине небольшого поселка городского типа, словно только и ждала меня. Здесь проживали в основном старики, получившие свои квартиры еще при Советском Союзе. Дети, повзрослевшие и осевшие в большом городе, их навещали крайне редко. Что меня не могло не радовать. Я любила спокойную размеренную жизнь, без молодежных тусовок и детских крикливых игр. Да и драк в нашем тихом отдаленном от центра районе тоже не бывало. Старики, если и ругались, то только за столом, играя в домино. Но и то беззлобно, скорее, по привычке.
Здесь было так спокойно и часто ничего не происходило, что порой казалось, будто наступил «день сурка». Но если уж что-то случалось, то обсуждали эту новость неделю, не меньше. Мой переезд в одну из квартир, что находилась в последнем подъезде на втором этаже, обсуждался целый месяц. Сначала шепотом за спиной, а потом начались расспросы, к которым я была подготовлена. Через месяц все уже знали, что приехала я из деревни Студёново, что расположилась за триста километров отсюда. Там жила с бабушкой, которая меня – сироту – вырастила. Но после ее смерти мне было невыносимо оставаться в месте, где все напоминало о ней, и я решила переехать ближе к городу.
Это была частично правда. Я действительно жила в деревне Студёнево с бабушкой, но на самом деле она меня терпеть не могла, так как была потомственной черной ведьмой.
А я оказалась, по ее словам, неправильной ведьмой, чем позорила, весь наш древний темный род. Поэтому в ночь моего «темного» совершеннолетия, когда исполнилось двадцать один год, я просто сбежала из-под бабкиного надзора, чтобы мою магию не изъяла Верховная темная ведьма.
Меня все соседи пожалели, и расспрашивать дальше подробности моей жизни не стали, придумав взамен собственные. Они закармливали меня пирожками, так как свои дети с внуками, как я упоминала ранее, нечасто баловали их своими визитами. И в скором времени мне грозило бы стать основательно закормленной круглощекой ведьмой, если бы не моя темная сущность, которая поглощала слишком много энергии, несмотря на то, что я никогда не пользовалась темной магией. До сегодняшней ночи…
Вода в ванне набралась на треть, окрасившись от добавленной в нее морской соли с пихтой в яркий зеленый цвет, и я закрыла кран. Скинула испачканную одежду в корзину для грязного белья, распустила волосы, повернула кран в раковину и, не глядя в запотевшее от пара зеркало, стала смывать кладбищенскую грязь с рук. Вода тут же окрасилась в темный цвет, на белоснежной раковине появились темные оспины грязи. Я терла руки мочалкой, вымывая из-под коротких ногтей черноту, и старалась не замечать, как дрожат от перенапряжения и страха руки.
Когда ладони начали гореть и стали чистыми и красными, я закрыла кран. Все тело покрылось мурашками, стоило опустить в горячую воду ногу. Я быстро погрузилась в ванну, чтобы не продлевать неприятные ощущения. Зеленоватая вода радостно приняла меня в свои жаркие объятия, концы длинных, до пояса, волос мгновенно намокли и потяжелели, кожа на теле сразу покраснела, от нее шел пар. Но ласковая обжигающая жидкость так и не смогла прогнать мертвого холода, что сегодня поселился в районе солнечного сплетения и, казалось, продолжал расползаться по всему телу.
Я нырнула с головой и через несколько секунд вынырнула. Повернула голову, вытерев лицо, и обеспокоенно посмотрела на электронные часы, которые принесла в ванную заранее. Было пять минут второго. Это значит, у меня есть полчаса, чтобы полежать в горячей ванне и подумать, что делать дальше. Ведь в «ведьминский час» – ровно в три ночи – ко мне в гости придет мертвец. Тот, ради которого я пожертвовала своими принципами, своим теплом, «чистотой» своей души, своей внешностью, в конце концов.
Полчаса пролетели незаметно. Я отмылась, но так и не смогла придумать, что буду делать дальше. На часах было без пятнадцати три, когда я провела по запотевшему зеркалу ладонью и рискнула посмотреть на свое изменившееся отражение.
Некогда рыжие, как пламя, волосы потемнели, окрасившись в благородную медь. Светло-карие или, как говорила моя соседка по лестничной клетке – баба Маша – медовые глаза по краю зрачка окрасились в черный, отчего зрачок стал казаться увеличенным, а выражение глаз испуганным. Замечательно просто! Золотистая кожа слегка побледнела, сильнее оттеняя цвет волос.
«Неправильная» – всплыл в голове голос бабки. Это слово она словно выплевывала в мою сторону. У всех темных ведьм была алебастровая гладкая кожа, черные волосы и темные глаза. А еще они были холодными бездушными красивыми куклами, которые не делают различий между добром и злом. Каждый раз, пользуясь темным даром, темная ведьма лишается части души, человечности. Тот холод, что я до сих пор чувствую в районе солнечного сплетения, будет становиться все сильнее и расширяться, если продолжу пользоваться темным даром. Постепенно тепла не останется вовсе, душа замерзнет, а вместе с ней и все человеческие чувства, кроме жажды власти над другими и какого-то ненормального подобострастного поклонения Лилит – богине всех темных ведьм.
Мое появление в семье одной из древнейших родов стало настоящим скандалом, учитывая, что моя мать была настоящей темной ведьмой, как внешне, так и внутренне, а отец смуглым брюнетом (со слов бабушки). И если бы не сильный темный дар, который ощутили и мать, и бабка, придушили бы меня еще в младенчестве, чтобы избежать позора. Даже Верховная ведьма, не смогла объяснить, как у брюнетов родителей, в чьих семьях были сплошь одни темноволосые предки, появилось рыжеволосое недоразумение.
Предаваться мрачным воспоминаниям было некогда, поэтому, схватив электронные часы, я вышла из ванной комнаты и направилась одеваться. Через десять минут придет результат моего впервые использованного темного заклинания, которому я обязана своей жизнью.
Я как раз сушила полотенцем волосы, когда в дверь тихо поскреблись. Бросив быстрый взгляд на часы (ровно три часа ночи), выдохнула и поспешила открыть. Был риск, что баба Маша опять мучается бессонницей и сможет увидеть ночного гостя, а потом весь район будет гудеть о том, что у меня появился любовник.
– Заходи! – велела я, отступив к двери.
Мертвец покорно зашел, в затянутых бельмом когда-то синих глазах не было видно ни капли разума. Когда он прошел мимо, я почувствовала, как от него идет чуть сладковатый запах разлагающегося тела. И с этим надо будет что-то делать.
Оглядев лестничную площадку и выглянув на первый этаж, я вернулась в квартиру и заперлась на ключ. Привалилась к двери, собираясь с силами и глядя на одиноко стоящую посреди единственной комнаты фигуру ожившего мертвеца. Зомби – так, кажется, в фильмах называют такие создания. Но в отличие от киношных монстров, мой гость скоро вернет свой разум и есть мозги других живых существ не станет.
– Вспомни! – приказала я, отталкиваясь от своей опоры и направляясь к мертвецу. Времени было мало, до рассвета осталось всего лишь два с половиной часа.
Через десять минут я уже стояла на своей маленькой, но уютной кухне и варила зелье. Ночной гость, одетый в новый костюм и дорогие недавно купленные (еще не успели износиться) остроносые черные туфли, сидел за столом и постоянно щупал себя. Он до сих пор не мог поверить в то, что умер и воскрес.
– Олег, прекрати, пока пальцы не отвалились! – не оборачиваясь, потребовала я. Нельзя было упускать из виду магический напиток, иначе все оно станет не годным и придется варить заново. А у меня как назло закончилась полынь.
– А это возможно? – в хриплом голосе, отвыкшем от человеческой речи, зазвучали нотки ужаса. Он умер три дня назад, а ткани быстро атрофируются, поэтому, когда к нему вернулась память и воспоминания о смерти, то он мог только жутко мычать. Хорошо хоть негромко.
– Пока нет, но чем больше прилагаешь усилий, тем быстрее придет тот момент, когда отпадут, – бросая в желтовато-зеленую жидкость веточку лаванды и две мяты, серьезно предупредила я. – Все-таки ты ведь мертв и твои клетки перестали регенерировать три дня назад.
Позади что-то с грохотом упало, но отвлекаться было никак нельзя. Неожиданно на плечо легла ледяная ладонь, я вздрогнула и резко схватила свой стилет, что лежал рядом с плитой, чуть не опрокинув небольшой котел с зельем.
– Олег! – рявкнула я, протыкая острым концом свой большой палец. Отсчитав три капли, тихо предупредила, когда он убрал руку и попытался что-то спросить: – Молчи, сейчас буду заклинание читать!
Послушался. Даже отошел, судя по дуновению ветерка на шее. Я сжала палец, чтобы не кровоточил и, смотря в кипящую жидкость, начала проговаривать:
«В тридевятом царстве, в мертвом государстве,
В грязной низине, в зеленой тине,
В могиле холодной, земле черноплодной,
На болотной кочке стоит с дерьмом бочка.
От нее ветер отлетает,
Вокруг бочки с дерьмом за сто верст воняет.
Вонища, вонь, Олега тела не тронь!
Уйди в тридевятое царство, в мертвое государство,
В грязную тину, в зеленую низину,
В могилу холодную, в землю черноплодную.
Там тебе жить, там тебе быть,
А Олега тела забыть!
С этого часа, с Лилит наказа,
Пока солнечные лучи не сосчитают,
До той поры тело Олега не завоняет».
Когда над котелком пошел алый пар, а само зелье окрасилось в белый, словно молоко, цвет, я с облегчением выдохнула и отключила конфорку.
– Теперь ты выпьешь напиток, и твое тело не только вонять не будет, но и разлагаться тоже! – Хотя я и не пользовалась темным даром, была прекрасной ученицей. Заклинания давались с такой легкостью, что даже бабка начала втайне гордиться мной. А чуть позже я выяснила, что могу сочинять свои заговоры, которые выходят даже более удачными, чем старые, заученные. Поэтому в результате я была уверена. Улыбка была искренней, как и слова, ровно до того момента, пока я не повернулась и не увидела причину грохота. Стилет сам лег в левую руку, а улыбка трансформировалась в оскал.
Стул, на котором пару минут назад сидел Олег, валялся на полу около обеденного стола. Наверное, стул упал, когда мой мертвый приятель резко вскочил от испуга. На столешнице, поджав под себя длинный хвост, сидела огромная черная кошка, щуря от удовольствия свои желтые глаза. Олег стоял в дверном проеме, закрыв обеими руками рот, видимо, для большей надежности.
– Бабушка? – мой голос прозвучал спокойно, но рука на рукояти стилета сжалась сильнее.
– Мымым, – замычал Олег, успешно пародируя киношных зомби. Затем, сообразив, что уже можно разговаривать, опустил руки и поспешно спросил: – Это? Твоя бабушка?
– М-м-между прочим-м-м, – растягивая «м» в словах, произнесла кошка, не выпуская внучку из поля зрения, но обращаясь к мертвому юноше, – я м-м-могу и обидеться.
– О, Боже! – Олег взывал к своему богу неосознанно, скорее, просто к слову пришлось. Но черная кошка, которая оказалась бабушкой его знакомой (он до сих пор не мог в это поверить, как и в то, что мертв!), внезапно заинтересовалась. Повернув голову с большими треугольными ушами (Олег такие только по телевизору у рыси видел), она смерила его внимательным взглядом и спросила:
– А к какому именно Богу вы сейчас обращались, м-м-молодой человек?
– Хватит! – перебила я. У меня было желание кинуть в бабку стилет и бежать подальше отсюда, пока она будет «зализывать» рану, но менять только устроившуюся жизнь не хотелось. Да и скрываться бесполезно, бабка везде найдет – родная кровь. Хотя почему раньше не объявилась? Этот вопрос я и задала ей.
– А зачем? – почесав задней лапой правое ухо, спросила кошка. – Ты – совершеннолетняя ведьма. Силу твою теперь не отнять, перевоспитать тебя у меня не получилось, упрямая – вся в м-м-мать.
Кошка перестала чесаться, выпрямилась и, окинув меня внимательным взглядом, с удовольствием закончила: – Но посмотри на себя! Свобода пошла тебе только на пользу, ты, наконец, воспользовалась своим тем-м-мным даром-м-м! И года не прошло!
– Этого больше не повторится! – я была тверда в своем намерении и действительно больше не собиралась прибегать к своему темному дару.
– Помнится, м-м-мать твоя тоже так говорила, – мурлыкнула кошка.
– Тебя никто не звал, так что возвращайся обратно, – стилет до сих пор приятно грел руку, придавая уверенности. Бабка была намного сильнее и опытнее, но после трансформации в животное первые сутки она была слабее котенка. Так что опасности не представляла, но подпортить мне жизнь вполне могла.
– М-м-милая, я телепортировалась сюда, услышав всплеск твоего дара, – ее наглые глаза округлились и стали как два бездонных блюдца, – и теперь неделю не смогу колдовать и вернуться домой не получится.
– Это не мои проблемы! – я действительно так считала. Особой любви между нами никогда не было.
– Неужели, ты выгонишь старую бабушку на улицу? – подпустив в голос жалостливых ноток, кошка посмотрела на Олега, про которого я успела забыть. Он, конечно, повелся на бабкину уловку и с надеждой спросил:
– Давай оставим ее. Ты посмотри, какая она миленькая.
Я скептически посмотрела на бабку, пребывающую в шкуре большой черной кошки, и, чуть поколебавшись, твердо ответила:
– Нет!
Кошка сделала глаза еще жалостливее и вновь уставилась на Олега. У любого нормального человека такая вот мордочка вызвала бы умиление и желание взять животное домой. На меня такие бабкины фокусы уже с семи лет не действовали. Сначала я велась и делала все, чтобы она не просила, ведь бабушка дала мне себя погладить в образе кошки. Всего один раз, и все же. А после семи лет, решила, что с нее достаточно таких обычных смертных нежностей и больше не позволяла к себе прикасаться. В этом не было ничего странного, ведь ведьма не только размерами отличается от животного, в которого трансформируется. Дикие повадки слабы, даже стоя на четырех лапах, бабушка больше человек, чем животное, хотя и пытается показать Олегу обратное. Других ведьм больше удивляло то, что бабушка так долго позволяла мне относиться к ней, как к животному. Вот после этого я больше и не велась на такие печальные глазки. Но Олег-то не знал, он, наверняка, даже не совсем осознал, что перед ним настоящая темная ведьма, которая, не дрогнув, может просто ради забавы убить его.
– Ну, ты посмотри на нее, – в это время объект моего удачного колдовства, подбирался к столу все ближе. Стул, мешающий подойти Олегу к большой страдающей кошке, был плавно поставлен на место. – Какая она красивая, хорошая.
С каждым словом кошка все больше приободрялась и жмурилась от удовольствия, а Олег подходил все ближе. Правда, руки не тянул, видимо, инстинкт самосохранения уже вернулся к нему. Люди неосознанно чувствуют, что «таких» животных трогать не следует.
– Миленькая, – восторженно выдохнул Олег и с мольбой и надеждой посмотрел на меня, стоя рядом со столом и кошкой.
– Да, она такая же миленькая, как я, – от негодования я даже махнула стилетом перед носом приятеля. Но он даже не дрогнул.
А дальше случилось и вовсе неожиданное. Рука Олега легла на черную голову расслабившейся кошки и начала ритмично почесывать между ушей.
