Белая ива очень боялась грозы. Давным-давно, когда она была еще совсем юной - не больше трех метров ростом - она видела, как молния попала в высокий тополь. Великан задымился, глубокая трещина рассекла его ствол от вершины до комля.
Пожар в тот день не начался, струи сильного ливня не дали огню разгореться. Но с тех пор тополь стал засыхать, медленно погибая. А ива ничем не могла помочь.
Пожар… В дельте Волги – месте, где великая русская река, разветвляясь на множество мелких протоков и ериков, наконец, вливается в Каспийское море - тростниковые пожары возникают слишком часто. И даже созданный людьми Астраханский заповедник не всегда может защитить своих обитателей от внезапной беды.
Иве, растущей на одном из многочисленных островков заповедника, не доводилось видеть огонь вблизи. Но едкий дым окрестных пожаров не раз заволакивал небо. И ветер-свистун швырял принесенные издалека хлопья пепла на ее дрожащие ветви.
Много времени минуло после памятной ей грозы. Белая ива давно превратилась в высокое дерево (в отличие от двоюродной сестрицы, ивы кустарниковой). Теперь она волновалась не только за себя. Уже несколько лет в развилке ее ствола крепилось большое гнездо. Построила его молодая пара орланов-белохвостов. Той весной ива узнала, что такое любовь…
Орланы трудились усердно. Подбирали плывущие по воде ветки, сами отламывали их от сухих деревьев. И тащили в мощных когтях к месту будущего дома для своих птенцов. Самые толстые ветки сложили в основание, затем пошел материал более тонкий. Гнездовой лоток устлали мягкой осокой.
Вскоре в гнезде появилось два теплых, живых яйца. Светленьких, с розоватыми пятнами. Самка с ними почти не расставалась. Грела, оберегала, лишь иногда позволяя супругу сменить ее на посту. Была она крупнее и сильнее самца (ива замечала, что для большинства хищных птиц это обычное дело). И в отличие от него, никогда не теряла самообладания.
К примеру, облепят иву наглые вороны, начнут галдеть-налетать, орлана пугать, чтобы выпустил он из клюва пойманную в ерике рыбу. Самка в такой ситуации и глазом не поведет. А самец начинает дергаться, на ворон отвлекаться. Не выдержит, взмахнет мощными крыльями, крикнет сердито, а разбойницам только того и надо. Была рыбка его добычей, стала вороньей. Вот бестолковый… Но супруга его любила. Потому что преданный он и заботливый.
А потом ива увидела чудо. Один за другим, с разницей в пару дней, из теплых яиц появились на свет два покрытых серым пушком существа. С большими лапами и тяжелыми клювами, такие нелепые – и совершенно очаровательные! Ива тихо покачивала головой-кроною, удивляясь своим новым чувствам. Она умела радоваться – и теплому солнышку, и хорошему дождю. Но сейчас, впервые в жизни, она чувствовала себя счастливой.
«Так вот что такое Любовь», - думала ива, прикрывая птенцов зелеными ветками от горячих лучей солнца. Ей хотелось защитить малышей, спрятать гнездо от чужих, любопытных взглядов. Да уж больно оно велико, приметно…
Впрочем, вскоре ива уверилась, что взгляды людей опасности птенцам не несут. Никто к гнезду не лезет, даже на остров не высаживается. Смотрят издали, радуются. Сотрудников заповедника, изо дня в день снующих на лодках по ерику, ива помнила наперечет, знала, кто из них чем занимается. Вот в лодке ящики с банками и пробирками, скребки, сачки – это идут ихтиологи, будут брать донные отложения для различных проб. Орнитологи - те обязательно с биноклями. Появляются на рассвете, и всегда что-то записывают, называя это «учет птиц по маршруту». Бывают еще туристы, они очень смешные: все в оранжевых спасательных жилетах, с фотокамерами в руках, суетливые и обычно восторженные. Ну и, конечно, инспектора, серьезные люди: на форме нашивки, на головах фуражки, лодки у них небольшие, но быстрые, чтобы «догнать нарушителей». Кто такие «нарушители», ива не знала – они мимо нее ни разу не проплывали. Но вездесущие вороны сказывали, что случается от них много бед.
Среди всех этих людей был один человек, которого ива особенно отличала. Высокий мужчина с добрыми глазами. Жил он на свете дольше, чем сама ива. Как его зовут, она не знала – ива вообще не догадывалась, что у людей должны быть имена. Долгие годы работал он орнитологом, а теперь стал еще и возить в своей лодке туристов с фотоаппаратами. И рассказывать им удивительно интересные вещи… Ива каждый раз затихала, стараясь не шелохнуть даже листочком – прислушивалась к его голосу, разносящемуся по воде.
Ее Орнитолог быстро подружился с ее парой орланов. Проходя мимо острова в лодке, он делал остановку и кидал приготовленную заранее рыбу – а потом любовался, как могучая птица с белым хвостом, описав в небе дугу, устремляется вниз, вытянув вперед когтистые лапы. Сияние брызг, туристы вскакивают с мест, спешно щелкая фотоаппаратами, орлан уносит в когтях добычу, а он тихонько посмеивается, пряча улыбку в морщинках у глаз.
А если туристов рядом не было, ее Орнитолог любил с орланами поговорить…
Но вот птенцы выросли, из серых став темно коричневыми, и благополучно покинули родное гнездо. Ива долго грустила, оплакивая расставание. Однако на следующий год неразлучная пара орланов вернулась в свой дом. С тех пор каждую весну ива оберегала теплые яйца с розоватыми пятнами, стараясь не раскачиваться на штормовом весеннем ветру, а потом слушала крики пушистых птенцов, сплетая свои ветки, чтобы дать им прохладную тень.
А вездесущие вороны приносили новости о тех, кто когда-то гнездо покинул:
- Ваш двухлетний сынуля – настоящий ррразбойник! Пугает бакланов, заставляя их отрррыгивать пойманную рыбу. Кошмаррр! Позоррр! Нет бы самому поохотится, да с дрррузьями поделиться. Уж я его вррразумляла, вррразумляла…
Мама «разбойника» оставалась невозмутимой:
- Ничего, он всего лишь подросток. Через пару лет обзаведется собственной семьей, начнет охотится по-настоящему.
«Как не совестно каркать, будто сами они не разбойничают!» - думала ива, с осуждением качая головой. Не любила она нахальных ворон.
Ее Орнитолог все так же останавливался пообщаться с орланами, а те привыкли узнавать его лодку по звуку мотора.
Так прошло несколько лет. Ее Орнитолог сказал бы: «Семь», - но ива не умела считать. Снова наступила весна. Первыми, как обычно, потянулись с зимовки грачи и галки. Затем полетели скворцы, и вскоре в небе над дельтой совсем стало тесно – утки, гуси, лебеди, цапли… Пара орланов благополучно высидела новые яйца, и в апреле ива снова качала в гнезде двух крикливых птенцов.
Запестрела разноцветными лоскутами земля – желтые полянки одуванчиков, синенькая будра, беленькие цветочки пастушьей сумки… Оживился вяз, зацвел, пустил по ветру кругленькие пластинки-летучки. За край каждой пластинки держится семечко, мечтает вырасти деревом. Ива тоже украсилась: отпустила нарядные весенние сережки.
И все вроде бы хорошо… да только опять тянет в воздухе дымом. Март и апрель в дельте Волги самое пожароопасное время. Любит побуянить восточный ветер. Называют его Моряна - налетающий с моря. Сильный ветер, штормовой. Если подхватит где-нибудь искру, далеко ее унесет. А сухому тростнику и малой искры достаточно, чтобы вспыхнуть, да разгореться бегущим пожаром.
Замирая от ужаса, слушала ива, как делятся новостями вороны с грачами, обсуждая причины пожаров: то пастух в степи плохо затушил ночной костерок, то рыбак на берегу бросил окурок. А то люди решили выжечь тростник, чтобы выросло на его месте что-нибудь, более для них полезное… И нет им заботы, что огонь, лишенный контроля, движется по земле быстрее, чем лодки по ерику, и гибнет в нем все живое, что не сумело улететь или убежать.
«Осталось недолго, - успокаивала сама себя ива. – Скоро наступит пора весенних разливов, и пожары приостановятся. Вода наполнит сухие ерика, двинется на заливные луга – полои. Везде, везде будет вода… И пойдут на нерест косяки рыб. Я буду видеть их спины, буду смотреть, как вскипает, бурлит вода, когда самка мечет икру, и самцы толпятся вокруг нее... И начнут петь соловьи – всю ночь напролет! – чтобы на рассвете передать свою песню иволгам, поющим до самого вечера. И не надо будет бояться. Бояться огня».
В ту весну ожидал нашу иву сюрприз. Пара ремезов – крохотных птичек, прилетевших в апреле – облюбовала ее, чтобы построить свой дом. И до того он у них получился забавный да симпатичный! Будто варежка, что видела ива зимой на руках у людей. Плели ремезы домик свой ловко и весело. Сначала свивали волокна растений, потом конопатили щелочки растительным пухом. Подвесили его на длинной и гибкой ветке, будто на веревочке. Болтается гнездышко над водой, покачивается на ветру. Ни одному хищнику до птенцов будет не добраться!
- Смотрите, - говорил ее Орнитолог, приостанавливая возле ивы лодку с туристами. – Там, наверху, гнездо самых крупных хищников дельты Волги, орланов-белохвостов. А внизу гнездышко ремезов – самых маленьких птичек нашего региона.
И восхищенные туристы принимались щелкать своими фотоаппаратами. А ива думала о том, как будет замечательно, когда в новом гнездышке тоже появится новая жизнь.
Страшную весть принесла, конечно, ворона:
- Брраконьерры! Брраконьерры! – каркала она возмущенно. В общем гомоне стаи грачей и ворон иве удалось разобрать, что инспектора заповедника в очередной раз засекли нарушителя. И тот, обозленный, обещал подпалить заповедник.
«Нет, он не сделает этого! – думала ива, обнимая ветвями гнездо, где копошились пока совсем еще беспомощные птенцы пары орланов. – Мы ни в чем не виноваты перед этим человеком. Он не может нас погубить!»
Но ветер уже нес к ее острову густой дым пожара. Слишком густой. В этот раз огонь родился близко.
Засновали по ерикам заповедника лодки. Орнитологи, ихтиологи, инспектора, даже совсем незнакомые люди, которых ива еще не встречала – собрались все, чтоб не отдать огню заповедник. Ее Орнитолог тоже был здесь. На голове каска, на лице респиратор – маска от дыма, чтобы было возможно дышать.
Пара орланов в панике кружила возле гнезда. Схватить бы птенцов, да унести их подальше… Только орланы так не умеют.
«Не бойтесь, они нас спасут, все эти добрые люди», - шептала ива, стараясь прикрыть ветвями птенцов. Самка орлана стонала – не от боли, от ужаса и бессилия.
- Беда, беда! – перекрикивались ремезы, порхая возле своего домика-варежки.
«Отложили ли они яйца? Может, еще не успели?» – с надеждой думала ива. Заглянуть в «варежку» не удавалось, так ловко она была сплетена.
Вот ремезы снялись с места и полетели. Не верят, что огонь удастся остановить.
Треск и гул нарастали. Пожар приближался, пожирая соседний остров, большой, широкий. Ива видела, как из дыма вырываются языки пламени – выше растений, выше деревьев… А ветер и рад! Подхватит искры, и несет их вперед, торопит огонь. Жестокое развлечение.
«Не бойтесь, от горящего острова нас отделяет вода, - шептала ива птенцам. – Я слышала, пламя боится воды!» Но птенцы задыхались от дыма и ужаса.
В лодках людей пожарные помпы. Качают воду из реки, чтобы направить ее навстречу огню. Они справятся, обязательно справятся! Но тут ива слышит, как в отчаянии кричит ее Орнитолог:
- Ветер слишком сильный! Огонь перекинется через ерик!
И в ответ раздается команда:
- Пускаем встречный пал. Нужно спасти ядро заповедника.
Ее Орнитолог оборачивается и в отчаянии смотрит на большое гнездо, спрятанное в развилке высокой ивы. Гнездо пары орланов, которые узнают его лодку по звуку мотора. Он привык угощать их рыбой и разговаривать, как с близкими друзьями. Но сейчас – вот прямо сейчас! – он должен поджечь их остров.
Ива не верила своим глазам. Часть лодок осталась поливать береговую бровку из пожарных помп. Но большинство людей уже высадились на противоположной стороне ее длинного, узкого острова. Она не ослышалась? Ревущее пламя перекинется на ее остров, а навстречу ему пустят новый огонь? Как же тут уцелеть?!
Люди с лодки окатили водой и ее. Но позади, по ее милому острову, уже бежал человек с факелом, поджигая заросли сухого тростника. С ним было еще пятеро сотрудников заповедника. В руках ведра с водой и швабры из грубой рыбацкой сети на длинной, двухметровой ручке. Ими «захлопывают» огонь, чтобы он двигался в нужном направлении. В сторону пожара.
Огонь к огню тянется…
Задыхающимся птенцам уже не хватало сил кричать. Их родители улетели.
Пожар с соседнего острова двигался языками. Где-то уже подошел к самому ерику, где-то чуть задержался. Хохочущий ветер швырялся искрами, потешаясь над усилиями людей.
Вот одна искра попала в гнездышко ремезов. Домик, свитый из пуха, вспыхнул в тот же миг.
«Он пустой! Ремезы не успели отложить яйца», - то ли убеждала саму себя, то ли молилась кому-то ива. Нижние ветви ее начали тлеть. Задымились, как дымился высокий тополь, расколотый молнией.
Треск и гул превратились в вой. Языки пламени начали перекидываться через ерик. Ива видела, как совсем рядом столкнулись, взвихрились два огненных зверя – пришедший издалека и выпущенный людьми ему навстречу. Загудели, взметнулись в объятиях друг друга до самого неба…
И вскоре потухли.
Сожрал огонь весь тростник, нечему стало гореть.
Весь остров – тот остров, где родилась и выросла ива – сгорел. Только у самого берега, там, где было влажно и зелено, деревья смогли уцелеть. Перекидывает ветер новые искры с отставших участков большого пожара, а падают они на пепелище. Нечем больше питаться огню, нечего лизать страшным его языкам.
Снова побежали по острову люди. Тушить факелы старых деревьев – тех, что были сухими, и не смогли сопротивляться пожару, как их зеленеющие собратья. Проверять старые пни, чтоб не остались тлеть, сохраняя опасность.
К иве на лодке подплыл ее Орнитолог. Включил пожарную помпу. Направил струю на опаленные нижние ветви, обожженный ствол.
«Жива!» – поняла ива. И задрожала, не веря в спасение.
Тут в гнезде шелохнулись. Счастье, что ива была высокой! Наверху не так жарко, как у самой земли. Птенцы смогли пережить битву огненных монстров.
Если бы ива умела, она бы заплакала. От облегчения.
Вскоре орланы-родители вернулись к гнезду. Ремезы… нет, веселые крошки возвращаться не стали. «Нашли другое место, зеленое и безопасное», - с надеждой думала ива, представляя, как они ткут новую «варежку», тщательно проверяя, нет ли где-нибудь щелочки, куда нужно добавить пушинку.
Жизнь продолжалась. Прилетели долгожданные соловьи. Завели свои песни иволги. Подошло время весенних разливов. Вот только радоваться у ивы больше не получалось. Она чувствовала себя совершенно больной.
Вот ива заметила, что сидящий на ее вершине орлан встрепенулся. Услышал звук знакомого мотора. Перед ивой остановился ее Орнитолог. С ним в лодке были туристы. Не восторженные – потрясенные. Он рассказывал им о недавнем пожаре.
- Эта ива погибнет? – перебила рассказчика девочка в желтом спасательном жилете, не фотографирующая гнездо.
Орнитолог вздохнул, покачал головой:
- Нет, не погибнет, я в этом уверен. Понимаешь, обгорел только верхний слой коры. Камбиевый слой остался. А ведь именно он отвечает за передачу влаги и питательных веществ к кроне. Видишь, нижние ветки пропали, но крона жива, зеленеет. – Он улыбнулся взволнованной девочке: - А еще у деревьев бывают «спящие почки». Знаешь, что это такое? Из них может вырасти новая ветка.
Пожар в тот день не начался, струи сильного ливня не дали огню разгореться. Но с тех пор тополь стал засыхать, медленно погибая. А ива ничем не могла помочь.
Пожар… В дельте Волги – месте, где великая русская река, разветвляясь на множество мелких протоков и ериков, наконец, вливается в Каспийское море - тростниковые пожары возникают слишком часто. И даже созданный людьми Астраханский заповедник не всегда может защитить своих обитателей от внезапной беды.
Иве, растущей на одном из многочисленных островков заповедника, не доводилось видеть огонь вблизи. Но едкий дым окрестных пожаров не раз заволакивал небо. И ветер-свистун швырял принесенные издалека хлопья пепла на ее дрожащие ветви.
Много времени минуло после памятной ей грозы. Белая ива давно превратилась в высокое дерево (в отличие от двоюродной сестрицы, ивы кустарниковой). Теперь она волновалась не только за себя. Уже несколько лет в развилке ее ствола крепилось большое гнездо. Построила его молодая пара орланов-белохвостов. Той весной ива узнала, что такое любовь…
Орланы трудились усердно. Подбирали плывущие по воде ветки, сами отламывали их от сухих деревьев. И тащили в мощных когтях к месту будущего дома для своих птенцов. Самые толстые ветки сложили в основание, затем пошел материал более тонкий. Гнездовой лоток устлали мягкой осокой.
Вскоре в гнезде появилось два теплых, живых яйца. Светленьких, с розоватыми пятнами. Самка с ними почти не расставалась. Грела, оберегала, лишь иногда позволяя супругу сменить ее на посту. Была она крупнее и сильнее самца (ива замечала, что для большинства хищных птиц это обычное дело). И в отличие от него, никогда не теряла самообладания.
К примеру, облепят иву наглые вороны, начнут галдеть-налетать, орлана пугать, чтобы выпустил он из клюва пойманную в ерике рыбу. Самка в такой ситуации и глазом не поведет. А самец начинает дергаться, на ворон отвлекаться. Не выдержит, взмахнет мощными крыльями, крикнет сердито, а разбойницам только того и надо. Была рыбка его добычей, стала вороньей. Вот бестолковый… Но супруга его любила. Потому что преданный он и заботливый.
А потом ива увидела чудо. Один за другим, с разницей в пару дней, из теплых яиц появились на свет два покрытых серым пушком существа. С большими лапами и тяжелыми клювами, такие нелепые – и совершенно очаровательные! Ива тихо покачивала головой-кроною, удивляясь своим новым чувствам. Она умела радоваться – и теплому солнышку, и хорошему дождю. Но сейчас, впервые в жизни, она чувствовала себя счастливой.
«Так вот что такое Любовь», - думала ива, прикрывая птенцов зелеными ветками от горячих лучей солнца. Ей хотелось защитить малышей, спрятать гнездо от чужих, любопытных взглядов. Да уж больно оно велико, приметно…
Впрочем, вскоре ива уверилась, что взгляды людей опасности птенцам не несут. Никто к гнезду не лезет, даже на остров не высаживается. Смотрят издали, радуются. Сотрудников заповедника, изо дня в день снующих на лодках по ерику, ива помнила наперечет, знала, кто из них чем занимается. Вот в лодке ящики с банками и пробирками, скребки, сачки – это идут ихтиологи, будут брать донные отложения для различных проб. Орнитологи - те обязательно с биноклями. Появляются на рассвете, и всегда что-то записывают, называя это «учет птиц по маршруту». Бывают еще туристы, они очень смешные: все в оранжевых спасательных жилетах, с фотокамерами в руках, суетливые и обычно восторженные. Ну и, конечно, инспектора, серьезные люди: на форме нашивки, на головах фуражки, лодки у них небольшие, но быстрые, чтобы «догнать нарушителей». Кто такие «нарушители», ива не знала – они мимо нее ни разу не проплывали. Но вездесущие вороны сказывали, что случается от них много бед.
Среди всех этих людей был один человек, которого ива особенно отличала. Высокий мужчина с добрыми глазами. Жил он на свете дольше, чем сама ива. Как его зовут, она не знала – ива вообще не догадывалась, что у людей должны быть имена. Долгие годы работал он орнитологом, а теперь стал еще и возить в своей лодке туристов с фотоаппаратами. И рассказывать им удивительно интересные вещи… Ива каждый раз затихала, стараясь не шелохнуть даже листочком – прислушивалась к его голосу, разносящемуся по воде.
Ее Орнитолог быстро подружился с ее парой орланов. Проходя мимо острова в лодке, он делал остановку и кидал приготовленную заранее рыбу – а потом любовался, как могучая птица с белым хвостом, описав в небе дугу, устремляется вниз, вытянув вперед когтистые лапы. Сияние брызг, туристы вскакивают с мест, спешно щелкая фотоаппаратами, орлан уносит в когтях добычу, а он тихонько посмеивается, пряча улыбку в морщинках у глаз.
А если туристов рядом не было, ее Орнитолог любил с орланами поговорить…
Но вот птенцы выросли, из серых став темно коричневыми, и благополучно покинули родное гнездо. Ива долго грустила, оплакивая расставание. Однако на следующий год неразлучная пара орланов вернулась в свой дом. С тех пор каждую весну ива оберегала теплые яйца с розоватыми пятнами, стараясь не раскачиваться на штормовом весеннем ветру, а потом слушала крики пушистых птенцов, сплетая свои ветки, чтобы дать им прохладную тень.
А вездесущие вороны приносили новости о тех, кто когда-то гнездо покинул:
- Ваш двухлетний сынуля – настоящий ррразбойник! Пугает бакланов, заставляя их отрррыгивать пойманную рыбу. Кошмаррр! Позоррр! Нет бы самому поохотится, да с дрррузьями поделиться. Уж я его вррразумляла, вррразумляла…
Мама «разбойника» оставалась невозмутимой:
- Ничего, он всего лишь подросток. Через пару лет обзаведется собственной семьей, начнет охотится по-настоящему.
«Как не совестно каркать, будто сами они не разбойничают!» - думала ива, с осуждением качая головой. Не любила она нахальных ворон.
Ее Орнитолог все так же останавливался пообщаться с орланами, а те привыкли узнавать его лодку по звуку мотора.
Так прошло несколько лет. Ее Орнитолог сказал бы: «Семь», - но ива не умела считать. Снова наступила весна. Первыми, как обычно, потянулись с зимовки грачи и галки. Затем полетели скворцы, и вскоре в небе над дельтой совсем стало тесно – утки, гуси, лебеди, цапли… Пара орланов благополучно высидела новые яйца, и в апреле ива снова качала в гнезде двух крикливых птенцов.
Запестрела разноцветными лоскутами земля – желтые полянки одуванчиков, синенькая будра, беленькие цветочки пастушьей сумки… Оживился вяз, зацвел, пустил по ветру кругленькие пластинки-летучки. За край каждой пластинки держится семечко, мечтает вырасти деревом. Ива тоже украсилась: отпустила нарядные весенние сережки.
И все вроде бы хорошо… да только опять тянет в воздухе дымом. Март и апрель в дельте Волги самое пожароопасное время. Любит побуянить восточный ветер. Называют его Моряна - налетающий с моря. Сильный ветер, штормовой. Если подхватит где-нибудь искру, далеко ее унесет. А сухому тростнику и малой искры достаточно, чтобы вспыхнуть, да разгореться бегущим пожаром.
Замирая от ужаса, слушала ива, как делятся новостями вороны с грачами, обсуждая причины пожаров: то пастух в степи плохо затушил ночной костерок, то рыбак на берегу бросил окурок. А то люди решили выжечь тростник, чтобы выросло на его месте что-нибудь, более для них полезное… И нет им заботы, что огонь, лишенный контроля, движется по земле быстрее, чем лодки по ерику, и гибнет в нем все живое, что не сумело улететь или убежать.
«Осталось недолго, - успокаивала сама себя ива. – Скоро наступит пора весенних разливов, и пожары приостановятся. Вода наполнит сухие ерика, двинется на заливные луга – полои. Везде, везде будет вода… И пойдут на нерест косяки рыб. Я буду видеть их спины, буду смотреть, как вскипает, бурлит вода, когда самка мечет икру, и самцы толпятся вокруг нее... И начнут петь соловьи – всю ночь напролет! – чтобы на рассвете передать свою песню иволгам, поющим до самого вечера. И не надо будет бояться. Бояться огня».
В ту весну ожидал нашу иву сюрприз. Пара ремезов – крохотных птичек, прилетевших в апреле – облюбовала ее, чтобы построить свой дом. И до того он у них получился забавный да симпатичный! Будто варежка, что видела ива зимой на руках у людей. Плели ремезы домик свой ловко и весело. Сначала свивали волокна растений, потом конопатили щелочки растительным пухом. Подвесили его на длинной и гибкой ветке, будто на веревочке. Болтается гнездышко над водой, покачивается на ветру. Ни одному хищнику до птенцов будет не добраться!
- Смотрите, - говорил ее Орнитолог, приостанавливая возле ивы лодку с туристами. – Там, наверху, гнездо самых крупных хищников дельты Волги, орланов-белохвостов. А внизу гнездышко ремезов – самых маленьких птичек нашего региона.
И восхищенные туристы принимались щелкать своими фотоаппаратами. А ива думала о том, как будет замечательно, когда в новом гнездышке тоже появится новая жизнь.
Страшную весть принесла, конечно, ворона:
- Брраконьерры! Брраконьерры! – каркала она возмущенно. В общем гомоне стаи грачей и ворон иве удалось разобрать, что инспектора заповедника в очередной раз засекли нарушителя. И тот, обозленный, обещал подпалить заповедник.
«Нет, он не сделает этого! – думала ива, обнимая ветвями гнездо, где копошились пока совсем еще беспомощные птенцы пары орланов. – Мы ни в чем не виноваты перед этим человеком. Он не может нас погубить!»
Но ветер уже нес к ее острову густой дым пожара. Слишком густой. В этот раз огонь родился близко.
Засновали по ерикам заповедника лодки. Орнитологи, ихтиологи, инспектора, даже совсем незнакомые люди, которых ива еще не встречала – собрались все, чтоб не отдать огню заповедник. Ее Орнитолог тоже был здесь. На голове каска, на лице респиратор – маска от дыма, чтобы было возможно дышать.
Пара орланов в панике кружила возле гнезда. Схватить бы птенцов, да унести их подальше… Только орланы так не умеют.
«Не бойтесь, они нас спасут, все эти добрые люди», - шептала ива, стараясь прикрыть ветвями птенцов. Самка орлана стонала – не от боли, от ужаса и бессилия.
- Беда, беда! – перекрикивались ремезы, порхая возле своего домика-варежки.
«Отложили ли они яйца? Может, еще не успели?» – с надеждой думала ива. Заглянуть в «варежку» не удавалось, так ловко она была сплетена.
Вот ремезы снялись с места и полетели. Не верят, что огонь удастся остановить.
Треск и гул нарастали. Пожар приближался, пожирая соседний остров, большой, широкий. Ива видела, как из дыма вырываются языки пламени – выше растений, выше деревьев… А ветер и рад! Подхватит искры, и несет их вперед, торопит огонь. Жестокое развлечение.
«Не бойтесь, от горящего острова нас отделяет вода, - шептала ива птенцам. – Я слышала, пламя боится воды!» Но птенцы задыхались от дыма и ужаса.
В лодках людей пожарные помпы. Качают воду из реки, чтобы направить ее навстречу огню. Они справятся, обязательно справятся! Но тут ива слышит, как в отчаянии кричит ее Орнитолог:
- Ветер слишком сильный! Огонь перекинется через ерик!
И в ответ раздается команда:
- Пускаем встречный пал. Нужно спасти ядро заповедника.
Ее Орнитолог оборачивается и в отчаянии смотрит на большое гнездо, спрятанное в развилке высокой ивы. Гнездо пары орланов, которые узнают его лодку по звуку мотора. Он привык угощать их рыбой и разговаривать, как с близкими друзьями. Но сейчас – вот прямо сейчас! – он должен поджечь их остров.
Ива не верила своим глазам. Часть лодок осталась поливать береговую бровку из пожарных помп. Но большинство людей уже высадились на противоположной стороне ее длинного, узкого острова. Она не ослышалась? Ревущее пламя перекинется на ее остров, а навстречу ему пустят новый огонь? Как же тут уцелеть?!
Люди с лодки окатили водой и ее. Но позади, по ее милому острову, уже бежал человек с факелом, поджигая заросли сухого тростника. С ним было еще пятеро сотрудников заповедника. В руках ведра с водой и швабры из грубой рыбацкой сети на длинной, двухметровой ручке. Ими «захлопывают» огонь, чтобы он двигался в нужном направлении. В сторону пожара.
Огонь к огню тянется…
Задыхающимся птенцам уже не хватало сил кричать. Их родители улетели.
Пожар с соседнего острова двигался языками. Где-то уже подошел к самому ерику, где-то чуть задержался. Хохочущий ветер швырялся искрами, потешаясь над усилиями людей.
Вот одна искра попала в гнездышко ремезов. Домик, свитый из пуха, вспыхнул в тот же миг.
«Он пустой! Ремезы не успели отложить яйца», - то ли убеждала саму себя, то ли молилась кому-то ива. Нижние ветви ее начали тлеть. Задымились, как дымился высокий тополь, расколотый молнией.
Треск и гул превратились в вой. Языки пламени начали перекидываться через ерик. Ива видела, как совсем рядом столкнулись, взвихрились два огненных зверя – пришедший издалека и выпущенный людьми ему навстречу. Загудели, взметнулись в объятиях друг друга до самого неба…
И вскоре потухли.
Сожрал огонь весь тростник, нечему стало гореть.
Весь остров – тот остров, где родилась и выросла ива – сгорел. Только у самого берега, там, где было влажно и зелено, деревья смогли уцелеть. Перекидывает ветер новые искры с отставших участков большого пожара, а падают они на пепелище. Нечем больше питаться огню, нечего лизать страшным его языкам.
Снова побежали по острову люди. Тушить факелы старых деревьев – тех, что были сухими, и не смогли сопротивляться пожару, как их зеленеющие собратья. Проверять старые пни, чтоб не остались тлеть, сохраняя опасность.
К иве на лодке подплыл ее Орнитолог. Включил пожарную помпу. Направил струю на опаленные нижние ветви, обожженный ствол.
«Жива!» – поняла ива. И задрожала, не веря в спасение.
Тут в гнезде шелохнулись. Счастье, что ива была высокой! Наверху не так жарко, как у самой земли. Птенцы смогли пережить битву огненных монстров.
Если бы ива умела, она бы заплакала. От облегчения.
Вскоре орланы-родители вернулись к гнезду. Ремезы… нет, веселые крошки возвращаться не стали. «Нашли другое место, зеленое и безопасное», - с надеждой думала ива, представляя, как они ткут новую «варежку», тщательно проверяя, нет ли где-нибудь щелочки, куда нужно добавить пушинку.
Жизнь продолжалась. Прилетели долгожданные соловьи. Завели свои песни иволги. Подошло время весенних разливов. Вот только радоваться у ивы больше не получалось. Она чувствовала себя совершенно больной.
Вот ива заметила, что сидящий на ее вершине орлан встрепенулся. Услышал звук знакомого мотора. Перед ивой остановился ее Орнитолог. С ним в лодке были туристы. Не восторженные – потрясенные. Он рассказывал им о недавнем пожаре.
- Эта ива погибнет? – перебила рассказчика девочка в желтом спасательном жилете, не фотографирующая гнездо.
Орнитолог вздохнул, покачал головой:
- Нет, не погибнет, я в этом уверен. Понимаешь, обгорел только верхний слой коры. Камбиевый слой остался. А ведь именно он отвечает за передачу влаги и питательных веществ к кроне. Видишь, нижние ветки пропали, но крона жива, зеленеет. – Он улыбнулся взволнованной девочке: - А еще у деревьев бывают «спящие почки». Знаешь, что это такое? Из них может вырасти новая ветка.
