Как молодость была твоя пуста,
Расплата - старость в злом унынии жестока.
Не выучивши жизни ни единого урока
Ты в одиночестве состарилась до срока.
Но верила, что проживешь до ста…
В жизни каждой женщины четыре этапа: снежинка, Снегурочка, Снежная Королева, снежная баба.
Высокий и нескладный Лешка с сомнением тер шею, глядя на меня исподлобья. Отшивать ненужных парней так, чтобы не обидеть – это искусство. Неповоротливого тугодума было жаль, мы с ним с первого класса вместе. А ему сбрело в голову втрескаться в меня. Мотоцикл был гордостью, первой своей покупкой и слабым местом Алексея. Он трясся над ним и пылинки сдувал. Я знала, куда бить.
- Леш, давай покатаемся, - подначивала его. – Мы ж недолго и недалеко. До поворота и обратно.
- Люсь, бензина мало и дождь начнется. По мокрой дороге не поеду. Я тобой рисковать не стану. Мне твой батя голову оторвет, если че. И шлема запасного у меня нет. Ты голая совсем, замерзнешь.
- Не замерзну. Твой возьму. Конечно, оторвет. Но сначала прокатимся, - хихикнула я и потянула его за собой к стоящему у тротуара железному коню.
Стащила висящий на руле шлем и пристраивала на пышную прическу, сожалея, что шикарная челка примнется, и я буду выглядеть дурочкой с переулочка.
- Че-е-ерт, - выругался Алексей. – Шину спустило. Никуда не едем… Мля, Ромыч, черт мелкий! – рявкнул мой ухажер и ухватил прячущегося за лавку мелкого пацана лет десяти. – Это ты сделал? – он тряхнул пытающегося выкрутиться мальчишку за худенькое плечо. Я те че сказал? Не лезь к мотику. А ты… Мля, батя с тебя шкуру спустит.
- Пусти меня! – пискнул мальчишка. – Пусти или бате скажу, что ты у него с жигуля бензин сливаешь.
- Стукач малолетний, - выдала я, с презрением глядя на мелкого засранца. У самой была младшая сестра, за шалости которой перепадало мне.
- Я не мелкий. Мне уже девять.
Парнишка вырвался из рук брата, насупившись и сжав кулаки, подступил ко мне. Мне он напомнил бабушкиного кота, когда тот был котенком. Мелкий, тощий с топорщившимся в разные стороны пухом, он внезапно выскакивал на входящего, шипел, потешно выгибал спину, нападая. Я была старше Лешкиного брата на девять лет, считай, на целую жизнь.
- Ромашок – голышок, вместо писи лопушок, - издеваясь над мелким, пропела я, смеясь.
Леха заржал. Мелкий обиженно засопел. Я так-то девушка взрослая и глупостями не занимаюсь. Но тут сам бог велел стукача подразнить.
- Смейся – смейся. Я скоро вырасту и отомщу тебе.
- У-у-у, как страшно! Ромашок – лопушок грозится.
- Женюсь на тебе – узнаешь, - сквозь зубы процедил мальчишка.
- Вырасти сначала…
Ноябрь 2022
Людмила
Дамир сидел рядом. Сухие, жилистые пальцы барабанили по оплетке руля. В лицо дуло теплом от печки. Меня все еще трясло.
- Я нашел тебя первым. Мне повезло, что до тебя еще не добрались. Ты очень рискуешь.
- Я хочу уехать из страны. Затеряться где-нибудь, где меня не найдут.
- Тебя отследят. Найдут и… Ты же понимаешь, что просто так уйти из программы нельзя.
- Я больна. Я не подхожу, - врала первое, что приходило в голову. Результаты могут проверить, сделать свои тесты, и обман раскроется. Но мне так хотелось, перестать бояться, чтобы все закончилось, и меня оставили в покое.
- Знаю. Все твои анализы и документы проверили. Клиника эта под нашим кураторством. Ошибок и подтасовок быть не может. – Он посмотрел - Я приехал попрощаться. Улетай спокойно. Только могу посоветовать наш юг. За границу тебя не впустят. Если что-то будет нужно – звони. Я за тебя отвечаю. Но на крайний случай. Могут отследить звонок.
- Что именно у меня нашли? – едва слышно спросила я. – Это настолько серьезно, что мне не стоит надеяться на переезд?
- Тебя добросить домой?
Он старательно отводил взгляд, избегая смотреть в глаза. Завел автомобиль и выехал со стоянки, молчанием уходя от ответа. Я на автомате застегнула ремень безопасности. Молча кусала губы, тупо глядя перед собой и не зная, что думать. Точно была уверена, что ношу ребенка. Тесты не могли врать. Но анализы показали совсем другие результаты. Нашли болезнь настолько серьезную, что Дамир молчит, не хочет пугать. Мне нужно узнать, чем больна.
- Дамир, что у меня? Или скажи, или выпусти, и я вернусь в клинику и сама узнаю, - потребовала я.
- Я им не доверяю, - он кивнул на здание больницы. – У тебя…
Последние слова потонули в громком гудке. Прямо на нас, через две сплошные, несся грузовик. Закрыв ладонями лицо, я сжалась, ожидая удара. Завизжали тормоза. Машину резко кинуло в сторону. Ремень больно врезался в грудину. Рядом громко ругался Дамир. Машину крутануло и ударило в зад. Меня кинуло вперед. От боли в груди на мгновение потеряла сознание.
- Они отследили нас? Так быстро!
Сзади раздался оглушающий грохот и ярко вспыхнуло. Грузовик, который пытался нас протаранить врезался в бок строения и взорвался. Мы чудом сумели избежать гибели. Оглушенная произошедшим, я сидела, тупо глядя перед собой. Рядом прикуривал трясущимися пальцами Дамир. Палец соскакивал с колесика, и Дамир грубо ругался на своем языке. Скосила глаза на боковое зеркало, в котором отражался полыхающий бензовоз.
По салону поплыли клубы дыма. Трясущимися, как у алкоголика, пальцами отстегнула ремень и потерла ноющую грудь. Перед нами остановилась машина с проблесковыми маячками. Кто-то вызвал скорую.
- Ты в порядке? – хрипло спросил Дамир.
- Это они? Они меня нашли?
- Не знаю. Нет, скорее всего. Слишком все быстро произошло.
Ночью, когда я маялась бессонницей от боли и страха, прислушиваясь к каждому шороху, пришло сообщение с неизвестного номера.
«Забери документы из посольства. Ты никуда не переезжаешь. Так будет лучше для тебя».
Ув. Читатели! Как я обещала, это четвертая заключительная книга цикла «Любовь зла – полюбишь…». Мы возвращаемся к нашей героине Людмиле. И героине первой книге Марине. Кто из них Черная вдова, узнаем в конце.
Главы будут чередоваться. Режим выкладки через сутки, максимум двое. Лайки, комментарии приветствуются.
Марина
Холодный ветер пробирал до костей. Промозглый, мрачный день подходил для дела. Я припарковалась на пустом паркинге, посидев пару минут, нашла сигареты, любимую зажигалку и закурила. Выпустила дым и прикрыла глаза. Затянулась снова. Горячий дым горчил и обволакивал небо. Привычное дело успокаивало раздражение. Сколько себя помнила, всегда была недовольна собой. Темный цвет волос раздражал – красилась в блондинку. Маленькие, глубоко посаженные глаза клопиного цвета, как когда-то пошутил одна из подруг, прятала за очками. Больше всего раздражал уродливый нос с толстой седловиной. Грубый бедняцкий. С тонкими губами и сухой кожей выглядело отвратно. Фигуру можно обозвать одним словом – не толстая. Грудь никогда не торчала красивыми половинками дынек. Приходилось бюстгальтером поднимать дойки, как их назвал первый муж. Невыразительная талия – никакого изгиба между бедром и грудной клеткой. Ноги коротковаты с толстыми коленками и лодыжками, будто вечно опухшими. Аристократами в роду не пахло. Радовалась, что единственный сын пошел в своего отца. Говорят, не родись красивой, а родись счастливой. Я не красавица, но счастья как не было, так и нет. Школу не любила. Учеба не привлекала, а популярной я никогда не была. О жизни думать не хотелось. Решать не хотелось. Хотелось веселой и беззаботной жизни.
Я докурила, затушив окурок в пепельнице. Открыв дверь, прихватила сумку, поправила платок и вышла. Перед воротами кладбища остановилась на секунду. Мелькнула мысль, что на кладбища хожу чаще, чем на свадьбы. Все мои родные и близкие, все тут. По разным кладбищам. Отец, мать и бабушка здесь. Первый муж и сын вместе на другой стороне Москвы. Второй муж… Он хотел, чтобы похоронили на родине, но… Там бы пришли родные, друзья. Пришлось отвечать на неудобные вопросы, почему никто не знал, что у него онкология. Почему скрывали. Потому, что вам всем было плевать на него. Знали на работе, знали Валерка с Танькой и я. Сын Сережка вспоминал его, когда были нужны деньги.
Я усмехнулась. Торопливо шла, почти бежала, по дорожкам, засыпанным листьями. Резко затормозила. В сумке звякнула припасенная бутылка. Могила родителей. Два памятника, одно надгробие. При жизни они не слишком любили друг друга. Мы с Мишей, первым мужем, тоже не слишком любили. Сошлись из-за моего залета. А с Германом… Почему бы и нет…
Я отворила заскрипевшую несмазанными петлями калитку и вошла. Черный керамогранит засыпан желто-алой резной листвой рябины.
Герка лет пять назад посадил у могилки. Деревце подросло и красовалось золотистой листвой и алыми пышными гроздьями. Искусственные цветы в букетах выцвели. Вспомнила, что забыла взять приготовленный свежий букетик с собой. Перевела взгляд с лица отца на мамино.
Отец умер раньше, я тогда только вышла замуж. Я нашла фото мамы, чтобы они выглядели ровесниками. Не помню ее такой, много чего не помню. Память стирает болезненные воспоминания. Она и водка позволяли забыться хоть ненадолго.
- Здравствуй, папа. - Пальцами коснулась холодного камня, погладив отца по впалой щеке. – Мама, привет. - Обвела овал маминого лица.
Внутри все сжалось, стало трудно дышать. Я присела на лавочку, достала из сумки бутылку и одноразовый стаканчик. Бутылка замерзла, и ледяное стекло холодило пальцы. Я поправила шарф. Из закуски только рябина. Открутив пробку, налила немного ледяной жидкости. Резко выдохнула и выпила. Ледяная жидкость холодом обожгла горло и камнем упала в желудок. Отломив несколько сморщенных ягод, кинула в рот, без эмоций прожевала. Рябина горчила, как водка, как вся моя жизнь.
- Я снова одна. Мишка ушел. Марсель, мой мальчик, тоже. Теперь и Геры нету. Месяц как. Тошно мне. Зачем живу… Я не знаю. Мне кажется, я уже сто лет живу. Мужики стареют, уходят, а я все живу. Страшно.
Внутри разливалось тепло. Выпитый алкоголь делал свое дело. Меня перестало знобить. Нюхнув их горлышка, налила еще. Залпом опрокинула в себя. Посидела, подождала, пока тепло раствориться внутри, а хмель ударит в голову. Специально не ела с утра, замерзла, чтобы скорее захмелеть и перестать думать и вспоминать. Перестать жалеть… обо всем. Все потеряла.
Налив еще стопку, вылила ее на могилу. Задумчиво посмотрела, борясь с искушением залить содержимое в себя, нерешительно закрутила пробку и спрятала бутылку в сумку – дома допью.
- Внуков так и не нажила. Ждала, когда Марсик нарожает мне внуков. Да, надеялась. А он погиб. Эти горы, друзья его… Я знала, что они не доведут до добра. Говорила, но он не слушал. - Я хмыкнула. Голова стала тяжелой. Мысли путались. – Хотела внучку, девочку. Я даже начала читать о маленьких детях. Я почти не помню его маленьким. Забыла, как это когда ребенок в доме. Ты, мама, помнишь Марселя лучше. Ты его вырастила. Я не смогла. Миша погиб, мне было так больно, одиноко. И сейчас одиноко. Почему меня все бросают?
По щеке медленно скатилась слеза. Я вскинула голову. Низкое, тяжелое небо хмурилось, готовое разразиться дождем. Глянула на торчащее из сумки горлышко бутылки. Внутри свербело «допей». Но мне еще возвращаться домой на машине. Три десятка километров по МКАДу. В голове шумело, потянуло в сон. Мне показалось, мама укоризненно смотрит на меня. Она, простой маляр, всегда хотела, чтобы я закончила престижный институт. Не могла мне простить, что я так никем не стала.
- Я помню, помню, что за рулем. Остановят, еще права отберут. И черт с ними. Зачем они мне? Машину я все равно продам. И дом продам. Этому его ублюдку сыну ничего не достанется. Он не вкладывался ни в дом, ни в машину. НИ - ВО - ЧТО. Хер ему, а не дом через полгода.
Свернув из пальцев кукиш, ткнула по направлению на юг.
- Я видела, как он смотрел на меня на кладбище. Осуждал. Все осуждают. Мужей и сына хороню. Черная вдова. Твари, - выдохнула я.
Слезы закапали на пальто. Я полезла в сумку. Пальцы сжали почти полную бутылку. Во рту собралась слюна. Я чувствовала горький, обжигающий вкус водки. Минуту боролась с собой и разжала пальцы. Нашла салфетки и вытерла щеки. Попыталась подправить макияж, но размазала еще больше. Плюнула и оставила так.
Поднялась, собираясь уходить. В кармане завибрировал телефон.
- Да, я. Да, продаю. Хорошо, подъезжайте, - выключив мобильный, спрятала в карман. – Молодой голос. Интересный мужчина. Может что получится? Попробовать закрутить? Сашка этот молодой, но все ноет, что семья ребенок, - глянула на родителей. Показалось, отец прикрыл глаза и осуждающе поджал губы. – Осуждаешь, что я с молодым? - наклонилась к лицу, изображенному на камне. От дыхания полированный камень затуманился. – Не нравится, что прямо с кладбища в постель? Все меня осуждают. Не понимает никто, как мне тошно и страшно. Не смотри на меня так! – Сорвав гроздь алых ягод, с силой швырнула в памятник, в лицо отцу. По черному полированному камню рассыпались красные ягоды, похожие на капли крови. – Старый мужик, он же умрет, как ты, а мне снова хоронить? Еще одного? Черная вдова…
Людмила
Глядя на легкие снежинки, срывавшиеся с низких, медленно бегущих туч, погладила медальон – сердечко. Медальон с секретом, в который прячут фото и локоны любимых и дорогих людей. В моем лежали волосы и фотографии обоих сыновей.
- Мам, как себя чувствуешь? – Сергей обошел меня и уселся на подоконник. Впервые видела его вот так близко. Он выглядел озабоченным. Вглядывался, что-то искал в лице, боясь спросить напрямую. – Все нормально.
После аварии ушел страх, и стало все равно. Я ведь знала, что исход мог быть и таким тоже. Но одно дело предполагать, другое - знать наверняка. С этим надо как-то научиться жить.
- Нормально, Сереж. Думаю, что теперь делать со своей жизнью, - не сдержалась я, выдав одной фразой все, чем мучилась.
- В смысле? Жить дальше. В школе, где учится Захар, есть вакансия, - предложил сын. – Или ты не о работе?
- И о работе тоже. И вообще о жизни. Тебе вроде как на работу?
- Успею, - отмахнулся он. - Пойдешь работать. Захару нужно втыки делать, чтобы не расслаблялся. – Сын глянул в окно, высматривая брата. Сейчас он напоминал себя маленького, когда так же залезал на подоконник и высматривал идущего со службы отца. Тут он расслабился, словно отмотал назад десяток – другой лет. Эффект дома детства, где был счастлив. – Встретишь кого-нибудь. Подходящего. Дядь Леша он нормальный мужик, но тебе не подходил совсем. И отец тоже.
Вспоминать о выходке падчерицы, из-за которой мне пришлось пройти многие мытарства, не хотелось. Настроение и так было не лучшим. Надо еще как-то научиться жить с этим всем. В новом мире, в новой реальности, где ничего не будет как раньше.
- А какой подходит мне?
- Не знаю, - отмахнулся Сергей. Он провел рукой по волосам, взъерошивая. Потер озадаченно подбородок. – Ну, такой серьезный и солидный. Не альфонс, не пьянь, не РПЦ. Взрослый мужик.
- РПЦ?
- Разведенный с при… детьми.
Я невесело рассмеялась. Ладонь прошлась по волосам сына. Он замер, и только через время по привычке увернулся.
Обнимала, гладила по голове и целовала маленького, а получился дикареныш. Сейчас потерял отца, притих. Но оправится и, кто знает, как станет вести себя. Я надеюсь, повзрослеет и поумнеет.
Расплата - старость в злом унынии жестока.
Не выучивши жизни ни единого урока
Ты в одиночестве состарилась до срока.
Но верила, что проживешь до ста…
В жизни каждой женщины четыре этапа: снежинка, Снегурочка, Снежная Королева, снежная баба.
Пролог
Высокий и нескладный Лешка с сомнением тер шею, глядя на меня исподлобья. Отшивать ненужных парней так, чтобы не обидеть – это искусство. Неповоротливого тугодума было жаль, мы с ним с первого класса вместе. А ему сбрело в голову втрескаться в меня. Мотоцикл был гордостью, первой своей покупкой и слабым местом Алексея. Он трясся над ним и пылинки сдувал. Я знала, куда бить.
- Леш, давай покатаемся, - подначивала его. – Мы ж недолго и недалеко. До поворота и обратно.
- Люсь, бензина мало и дождь начнется. По мокрой дороге не поеду. Я тобой рисковать не стану. Мне твой батя голову оторвет, если че. И шлема запасного у меня нет. Ты голая совсем, замерзнешь.
- Не замерзну. Твой возьму. Конечно, оторвет. Но сначала прокатимся, - хихикнула я и потянула его за собой к стоящему у тротуара железному коню.
Стащила висящий на руле шлем и пристраивала на пышную прическу, сожалея, что шикарная челка примнется, и я буду выглядеть дурочкой с переулочка.
- Че-е-ерт, - выругался Алексей. – Шину спустило. Никуда не едем… Мля, Ромыч, черт мелкий! – рявкнул мой ухажер и ухватил прячущегося за лавку мелкого пацана лет десяти. – Это ты сделал? – он тряхнул пытающегося выкрутиться мальчишку за худенькое плечо. Я те че сказал? Не лезь к мотику. А ты… Мля, батя с тебя шкуру спустит.
- Пусти меня! – пискнул мальчишка. – Пусти или бате скажу, что ты у него с жигуля бензин сливаешь.
- Стукач малолетний, - выдала я, с презрением глядя на мелкого засранца. У самой была младшая сестра, за шалости которой перепадало мне.
- Я не мелкий. Мне уже девять.
Парнишка вырвался из рук брата, насупившись и сжав кулаки, подступил ко мне. Мне он напомнил бабушкиного кота, когда тот был котенком. Мелкий, тощий с топорщившимся в разные стороны пухом, он внезапно выскакивал на входящего, шипел, потешно выгибал спину, нападая. Я была старше Лешкиного брата на девять лет, считай, на целую жизнь.
- Ромашок – голышок, вместо писи лопушок, - издеваясь над мелким, пропела я, смеясь.
Леха заржал. Мелкий обиженно засопел. Я так-то девушка взрослая и глупостями не занимаюсь. Но тут сам бог велел стукача подразнить.
- Смейся – смейся. Я скоро вырасту и отомщу тебе.
- У-у-у, как страшно! Ромашок – лопушок грозится.
- Женюсь на тебе – узнаешь, - сквозь зубы процедил мальчишка.
- Вырасти сначала…
Глава 1
Ноябрь 2022
Людмила
Дамир сидел рядом. Сухие, жилистые пальцы барабанили по оплетке руля. В лицо дуло теплом от печки. Меня все еще трясло.
- Я нашел тебя первым. Мне повезло, что до тебя еще не добрались. Ты очень рискуешь.
- Я хочу уехать из страны. Затеряться где-нибудь, где меня не найдут.
- Тебя отследят. Найдут и… Ты же понимаешь, что просто так уйти из программы нельзя.
- Я больна. Я не подхожу, - врала первое, что приходило в голову. Результаты могут проверить, сделать свои тесты, и обман раскроется. Но мне так хотелось, перестать бояться, чтобы все закончилось, и меня оставили в покое.
- Знаю. Все твои анализы и документы проверили. Клиника эта под нашим кураторством. Ошибок и подтасовок быть не может. – Он посмотрел - Я приехал попрощаться. Улетай спокойно. Только могу посоветовать наш юг. За границу тебя не впустят. Если что-то будет нужно – звони. Я за тебя отвечаю. Но на крайний случай. Могут отследить звонок.
- Что именно у меня нашли? – едва слышно спросила я. – Это настолько серьезно, что мне не стоит надеяться на переезд?
- Тебя добросить домой?
Он старательно отводил взгляд, избегая смотреть в глаза. Завел автомобиль и выехал со стоянки, молчанием уходя от ответа. Я на автомате застегнула ремень безопасности. Молча кусала губы, тупо глядя перед собой и не зная, что думать. Точно была уверена, что ношу ребенка. Тесты не могли врать. Но анализы показали совсем другие результаты. Нашли болезнь настолько серьезную, что Дамир молчит, не хочет пугать. Мне нужно узнать, чем больна.
- Дамир, что у меня? Или скажи, или выпусти, и я вернусь в клинику и сама узнаю, - потребовала я.
- Я им не доверяю, - он кивнул на здание больницы. – У тебя…
Последние слова потонули в громком гудке. Прямо на нас, через две сплошные, несся грузовик. Закрыв ладонями лицо, я сжалась, ожидая удара. Завизжали тормоза. Машину резко кинуло в сторону. Ремень больно врезался в грудину. Рядом громко ругался Дамир. Машину крутануло и ударило в зад. Меня кинуло вперед. От боли в груди на мгновение потеряла сознание.
- Они отследили нас? Так быстро!
Сзади раздался оглушающий грохот и ярко вспыхнуло. Грузовик, который пытался нас протаранить врезался в бок строения и взорвался. Мы чудом сумели избежать гибели. Оглушенная произошедшим, я сидела, тупо глядя перед собой. Рядом прикуривал трясущимися пальцами Дамир. Палец соскакивал с колесика, и Дамир грубо ругался на своем языке. Скосила глаза на боковое зеркало, в котором отражался полыхающий бензовоз.
По салону поплыли клубы дыма. Трясущимися, как у алкоголика, пальцами отстегнула ремень и потерла ноющую грудь. Перед нами остановилась машина с проблесковыми маячками. Кто-то вызвал скорую.
- Ты в порядке? – хрипло спросил Дамир.
- Это они? Они меня нашли?
- Не знаю. Нет, скорее всего. Слишком все быстро произошло.
Ночью, когда я маялась бессонницей от боли и страха, прислушиваясь к каждому шороху, пришло сообщение с неизвестного номера.
«Забери документы из посольства. Ты никуда не переезжаешь. Так будет лучше для тебя».
Ув. Читатели! Как я обещала, это четвертая заключительная книга цикла «Любовь зла – полюбишь…». Мы возвращаемся к нашей героине Людмиле. И героине первой книге Марине. Кто из них Черная вдова, узнаем в конце.
Главы будут чередоваться. Режим выкладки через сутки, максимум двое. Лайки, комментарии приветствуются.
Глава 2
Марина
Холодный ветер пробирал до костей. Промозглый, мрачный день подходил для дела. Я припарковалась на пустом паркинге, посидев пару минут, нашла сигареты, любимую зажигалку и закурила. Выпустила дым и прикрыла глаза. Затянулась снова. Горячий дым горчил и обволакивал небо. Привычное дело успокаивало раздражение. Сколько себя помнила, всегда была недовольна собой. Темный цвет волос раздражал – красилась в блондинку. Маленькие, глубоко посаженные глаза клопиного цвета, как когда-то пошутил одна из подруг, прятала за очками. Больше всего раздражал уродливый нос с толстой седловиной. Грубый бедняцкий. С тонкими губами и сухой кожей выглядело отвратно. Фигуру можно обозвать одним словом – не толстая. Грудь никогда не торчала красивыми половинками дынек. Приходилось бюстгальтером поднимать дойки, как их назвал первый муж. Невыразительная талия – никакого изгиба между бедром и грудной клеткой. Ноги коротковаты с толстыми коленками и лодыжками, будто вечно опухшими. Аристократами в роду не пахло. Радовалась, что единственный сын пошел в своего отца. Говорят, не родись красивой, а родись счастливой. Я не красавица, но счастья как не было, так и нет. Школу не любила. Учеба не привлекала, а популярной я никогда не была. О жизни думать не хотелось. Решать не хотелось. Хотелось веселой и беззаботной жизни.
Я докурила, затушив окурок в пепельнице. Открыв дверь, прихватила сумку, поправила платок и вышла. Перед воротами кладбища остановилась на секунду. Мелькнула мысль, что на кладбища хожу чаще, чем на свадьбы. Все мои родные и близкие, все тут. По разным кладбищам. Отец, мать и бабушка здесь. Первый муж и сын вместе на другой стороне Москвы. Второй муж… Он хотел, чтобы похоронили на родине, но… Там бы пришли родные, друзья. Пришлось отвечать на неудобные вопросы, почему никто не знал, что у него онкология. Почему скрывали. Потому, что вам всем было плевать на него. Знали на работе, знали Валерка с Танькой и я. Сын Сережка вспоминал его, когда были нужны деньги.
Я усмехнулась. Торопливо шла, почти бежала, по дорожкам, засыпанным листьями. Резко затормозила. В сумке звякнула припасенная бутылка. Могила родителей. Два памятника, одно надгробие. При жизни они не слишком любили друг друга. Мы с Мишей, первым мужем, тоже не слишком любили. Сошлись из-за моего залета. А с Германом… Почему бы и нет…
Я отворила заскрипевшую несмазанными петлями калитку и вошла. Черный керамогранит засыпан желто-алой резной листвой рябины.
Герка лет пять назад посадил у могилки. Деревце подросло и красовалось золотистой листвой и алыми пышными гроздьями. Искусственные цветы в букетах выцвели. Вспомнила, что забыла взять приготовленный свежий букетик с собой. Перевела взгляд с лица отца на мамино.
Отец умер раньше, я тогда только вышла замуж. Я нашла фото мамы, чтобы они выглядели ровесниками. Не помню ее такой, много чего не помню. Память стирает болезненные воспоминания. Она и водка позволяли забыться хоть ненадолго.
- Здравствуй, папа. - Пальцами коснулась холодного камня, погладив отца по впалой щеке. – Мама, привет. - Обвела овал маминого лица.
Внутри все сжалось, стало трудно дышать. Я присела на лавочку, достала из сумки бутылку и одноразовый стаканчик. Бутылка замерзла, и ледяное стекло холодило пальцы. Я поправила шарф. Из закуски только рябина. Открутив пробку, налила немного ледяной жидкости. Резко выдохнула и выпила. Ледяная жидкость холодом обожгла горло и камнем упала в желудок. Отломив несколько сморщенных ягод, кинула в рот, без эмоций прожевала. Рябина горчила, как водка, как вся моя жизнь.
- Я снова одна. Мишка ушел. Марсель, мой мальчик, тоже. Теперь и Геры нету. Месяц как. Тошно мне. Зачем живу… Я не знаю. Мне кажется, я уже сто лет живу. Мужики стареют, уходят, а я все живу. Страшно.
Внутри разливалось тепло. Выпитый алкоголь делал свое дело. Меня перестало знобить. Нюхнув их горлышка, налила еще. Залпом опрокинула в себя. Посидела, подождала, пока тепло раствориться внутри, а хмель ударит в голову. Специально не ела с утра, замерзла, чтобы скорее захмелеть и перестать думать и вспоминать. Перестать жалеть… обо всем. Все потеряла.
Налив еще стопку, вылила ее на могилу. Задумчиво посмотрела, борясь с искушением залить содержимое в себя, нерешительно закрутила пробку и спрятала бутылку в сумку – дома допью.
- Внуков так и не нажила. Ждала, когда Марсик нарожает мне внуков. Да, надеялась. А он погиб. Эти горы, друзья его… Я знала, что они не доведут до добра. Говорила, но он не слушал. - Я хмыкнула. Голова стала тяжелой. Мысли путались. – Хотела внучку, девочку. Я даже начала читать о маленьких детях. Я почти не помню его маленьким. Забыла, как это когда ребенок в доме. Ты, мама, помнишь Марселя лучше. Ты его вырастила. Я не смогла. Миша погиб, мне было так больно, одиноко. И сейчас одиноко. Почему меня все бросают?
По щеке медленно скатилась слеза. Я вскинула голову. Низкое, тяжелое небо хмурилось, готовое разразиться дождем. Глянула на торчащее из сумки горлышко бутылки. Внутри свербело «допей». Но мне еще возвращаться домой на машине. Три десятка километров по МКАДу. В голове шумело, потянуло в сон. Мне показалось, мама укоризненно смотрит на меня. Она, простой маляр, всегда хотела, чтобы я закончила престижный институт. Не могла мне простить, что я так никем не стала.
- Я помню, помню, что за рулем. Остановят, еще права отберут. И черт с ними. Зачем они мне? Машину я все равно продам. И дом продам. Этому его ублюдку сыну ничего не достанется. Он не вкладывался ни в дом, ни в машину. НИ - ВО - ЧТО. Хер ему, а не дом через полгода.
Свернув из пальцев кукиш, ткнула по направлению на юг.
- Я видела, как он смотрел на меня на кладбище. Осуждал. Все осуждают. Мужей и сына хороню. Черная вдова. Твари, - выдохнула я.
Слезы закапали на пальто. Я полезла в сумку. Пальцы сжали почти полную бутылку. Во рту собралась слюна. Я чувствовала горький, обжигающий вкус водки. Минуту боролась с собой и разжала пальцы. Нашла салфетки и вытерла щеки. Попыталась подправить макияж, но размазала еще больше. Плюнула и оставила так.
Поднялась, собираясь уходить. В кармане завибрировал телефон.
- Да, я. Да, продаю. Хорошо, подъезжайте, - выключив мобильный, спрятала в карман. – Молодой голос. Интересный мужчина. Может что получится? Попробовать закрутить? Сашка этот молодой, но все ноет, что семья ребенок, - глянула на родителей. Показалось, отец прикрыл глаза и осуждающе поджал губы. – Осуждаешь, что я с молодым? - наклонилась к лицу, изображенному на камне. От дыхания полированный камень затуманился. – Не нравится, что прямо с кладбища в постель? Все меня осуждают. Не понимает никто, как мне тошно и страшно. Не смотри на меня так! – Сорвав гроздь алых ягод, с силой швырнула в памятник, в лицо отцу. По черному полированному камню рассыпались красные ягоды, похожие на капли крови. – Старый мужик, он же умрет, как ты, а мне снова хоронить? Еще одного? Черная вдова…
Глава 3
Людмила
Глядя на легкие снежинки, срывавшиеся с низких, медленно бегущих туч, погладила медальон – сердечко. Медальон с секретом, в который прячут фото и локоны любимых и дорогих людей. В моем лежали волосы и фотографии обоих сыновей.
- Мам, как себя чувствуешь? – Сергей обошел меня и уселся на подоконник. Впервые видела его вот так близко. Он выглядел озабоченным. Вглядывался, что-то искал в лице, боясь спросить напрямую. – Все нормально.
После аварии ушел страх, и стало все равно. Я ведь знала, что исход мог быть и таким тоже. Но одно дело предполагать, другое - знать наверняка. С этим надо как-то научиться жить.
- Нормально, Сереж. Думаю, что теперь делать со своей жизнью, - не сдержалась я, выдав одной фразой все, чем мучилась.
- В смысле? Жить дальше. В школе, где учится Захар, есть вакансия, - предложил сын. – Или ты не о работе?
- И о работе тоже. И вообще о жизни. Тебе вроде как на работу?
- Успею, - отмахнулся он. - Пойдешь работать. Захару нужно втыки делать, чтобы не расслаблялся. – Сын глянул в окно, высматривая брата. Сейчас он напоминал себя маленького, когда так же залезал на подоконник и высматривал идущего со службы отца. Тут он расслабился, словно отмотал назад десяток – другой лет. Эффект дома детства, где был счастлив. – Встретишь кого-нибудь. Подходящего. Дядь Леша он нормальный мужик, но тебе не подходил совсем. И отец тоже.
Вспоминать о выходке падчерицы, из-за которой мне пришлось пройти многие мытарства, не хотелось. Настроение и так было не лучшим. Надо еще как-то научиться жить с этим всем. В новом мире, в новой реальности, где ничего не будет как раньше.
- А какой подходит мне?
- Не знаю, - отмахнулся Сергей. Он провел рукой по волосам, взъерошивая. Потер озадаченно подбородок. – Ну, такой серьезный и солидный. Не альфонс, не пьянь, не РПЦ. Взрослый мужик.
- РПЦ?
- Разведенный с при… детьми.
Я невесело рассмеялась. Ладонь прошлась по волосам сына. Он замер, и только через время по привычке увернулся.
Обнимала, гладила по голове и целовала маленького, а получился дикареныш. Сейчас потерял отца, притих. Но оправится и, кто знает, как станет вести себя. Я надеюсь, повзрослеет и поумнеет.
