Задание:
«Найкеле» на языке эльфов означает «страдание». Любой, кто пьет добровольно из этой реки, превращается в чудовище. Для меня страдание — не самоцель, скорее музыка, на фоне которой проходит моя жизнь. Музыка, под которую я танцую.
(С) Анна Ривелотэ, "Река Найкеле"
Последний Ворон, Крылатый Властитель, Повелитель Северных Земель. Прекрасный и ужасный, жестокий и нежный, властный и заботливый. И уже совсем скоро - целиком и полностью её. Навсегда.
Белое платье, венок из полевых цветов, струящийся шёлк распущенных волос. Женевьева готова отдать ему всю себя, душу и тело.
Сажа и золото ритуальной маски сплетаются в причудливый узор перьев на его лице. В руках - алые ягоды, символизирующие кровь невинности, что дарит она ему.
…Вот только в этот день ягоды сменяются кровью настоящей. Не чисто-алой, а тёмной, венозной, что вскипает пузырями на его губах.
Две стрелы в спину, в час, когда он беззащитен. Трусость и подлость. За что? За власть и золото, за силу, которую людям никогда не обрести? За мудрость поколений, что правили подчас жестоко, но всегда справедливо? Или просто - за непохожесть на других? Это уже и не важно совсем...
На золотой рубашке проступают кровавые пятна. Золотой краской текут слёзы по его лицу. Всё, что может Женевьева - укачивать любимого на руках и шептать, что всё будет хорошо. До тех самых пор, пока глаза его не становятся серыми, стеклянными, неживыми.
Безжизненное тело вырывают из рук. Её же - отбрасывают в сторону, словно назойливую муху - не опасную, но надоедливую. Что может она - слабая человеческая девушка, умершая душой рядом с любимым?
Женевьева бредёт, не разбирая дороги, по острым камням. Спотыкается о корни, падает, поднимается и вновь бредёт. Физической боли нет. Её перекрывает боль душевная, не дающая думать ни о чём другом.
Остановившись на берегу, Женевьева глядит на свои руки, выпачканные в крови. Всё, что осталось ей от её Ворона. Безумный взгляд цепляется за пейзаж, и она наконец понимает куда пришла.
Черноводная. Проклятая река. Река смерти, река ужасов и страхов.
Тогда-то, глядя на воду, и вспоминает Женевьева старую легенду, которую рассказывала няня как страшную сказку. Да только сказкой та не была.
Еще совсем девчонкой она видела того, кого сотворила Черноводная. Один лишь глоток - добровольный глоток - и вместо юноши, отравленного высокомерием и жаждой власти, на берегу появилось чудовище.
Женевьеву заперли в доме, ограждая от опасности, да только кто сможет оградить ребёнка от собственного любопытства?
Она и сама не помнит как выбралась из-под замка. Помнит лишь оглушающие крики и кровь, копыта и шерсть того, кто некогда был человеком. И взгляд диких, чёрных, бездонных глаз.
Попав в их плен, Женевьева уже не могла сдвинуться с места, хоть сердце и колотилось бешено, выстукивая ритм одного лишь слова: «беги!». Но она глядела только в чёрные пропасти глаз, в которых текла шёлковым потоком, змеилась туманом, сворачиваясь в тугие кольца, проклятая вода.
Следующее воспоминание - слёзы и ругань няни, объятия и обещания выпороть, наказать.
Чудовище убили. И в ту же ночь могильщик вырыл две дюжины новых могил...
Ноги сами несут Женевьеву к воде.
Вот они и встречаются вновь, только на этот раз она сама примет проклятие - или благословение - чёрной воды. Река, словно мать, утешит и укроет её в своих объятьях.
Оказавшись на берегу у самой кромки воды, против воли Женевьева замедляет шаг.
Ветер в последний раз касается её босых пят, играет с длинным платьем. Белым, словно саван. Вскоре оно им и станет.
Всё уже решено, сомнений быть не может.
И всё же Женевьева позволяет себе взглянуть на звёздное небо, почувствовать в руке тугой поток ветра, а под ногами - жёлтый песок вперемешку с мелкими острыми камнями.
Река зовёт, притягивает, манит, и Женевьева больше не сопротивляется этому зову.
Воды расступаются, чтоб сомкнуться за спиной непроходимой стеной. В ночной тиши не слышно всплеска или звука шагов; чёрная вода не отражает лунного света.
Она ласкает, словно рука любимого. Чёрная вода знает - через миг Женевьевы не станет. Так пускай этот миг, последний миг, будет счастливым.
Она в наслаждении закрывает глаза. Один шаг - и мелководье сменяется глубиной подводной ямы. Чёрная вода заполняет нос и рот, спеша к лёгким, чтоб вырастить в них свой ядовитый цветок. Женевьева не сопротивляется.
Перед глазами в последний раз является образ любимого. "Жени, - шепчут его посиневшие, кровавые губы, - Ева..."
Она приносит свою последнюю жертву, она отдаёт своё тело Черноводной. Пусть река воскресит её чудовищем, ведомым одним лишь чувством: ненавистью. Они за всё ответят.
«Найкеле» на языке эльфов означает «страдание». Любой, кто пьет добровольно из этой реки, превращается в чудовище. Для меня страдание — не самоцель, скорее музыка, на фоне которой проходит моя жизнь. Музыка, под которую я танцую.
(С) Анна Ривелотэ, "Река Найкеле"
Последний Ворон, Крылатый Властитель, Повелитель Северных Земель. Прекрасный и ужасный, жестокий и нежный, властный и заботливый. И уже совсем скоро - целиком и полностью её. Навсегда.
Белое платье, венок из полевых цветов, струящийся шёлк распущенных волос. Женевьева готова отдать ему всю себя, душу и тело.
Сажа и золото ритуальной маски сплетаются в причудливый узор перьев на его лице. В руках - алые ягоды, символизирующие кровь невинности, что дарит она ему.
…Вот только в этот день ягоды сменяются кровью настоящей. Не чисто-алой, а тёмной, венозной, что вскипает пузырями на его губах.
Две стрелы в спину, в час, когда он беззащитен. Трусость и подлость. За что? За власть и золото, за силу, которую людям никогда не обрести? За мудрость поколений, что правили подчас жестоко, но всегда справедливо? Или просто - за непохожесть на других? Это уже и не важно совсем...
На золотой рубашке проступают кровавые пятна. Золотой краской текут слёзы по его лицу. Всё, что может Женевьева - укачивать любимого на руках и шептать, что всё будет хорошо. До тех самых пор, пока глаза его не становятся серыми, стеклянными, неживыми.
Безжизненное тело вырывают из рук. Её же - отбрасывают в сторону, словно назойливую муху - не опасную, но надоедливую. Что может она - слабая человеческая девушка, умершая душой рядом с любимым?
Женевьева бредёт, не разбирая дороги, по острым камням. Спотыкается о корни, падает, поднимается и вновь бредёт. Физической боли нет. Её перекрывает боль душевная, не дающая думать ни о чём другом.
Остановившись на берегу, Женевьева глядит на свои руки, выпачканные в крови. Всё, что осталось ей от её Ворона. Безумный взгляд цепляется за пейзаж, и она наконец понимает куда пришла.
Черноводная. Проклятая река. Река смерти, река ужасов и страхов.
Тогда-то, глядя на воду, и вспоминает Женевьева старую легенду, которую рассказывала няня как страшную сказку. Да только сказкой та не была.
Еще совсем девчонкой она видела того, кого сотворила Черноводная. Один лишь глоток - добровольный глоток - и вместо юноши, отравленного высокомерием и жаждой власти, на берегу появилось чудовище.
Женевьеву заперли в доме, ограждая от опасности, да только кто сможет оградить ребёнка от собственного любопытства?
Она и сама не помнит как выбралась из-под замка. Помнит лишь оглушающие крики и кровь, копыта и шерсть того, кто некогда был человеком. И взгляд диких, чёрных, бездонных глаз.
Попав в их плен, Женевьева уже не могла сдвинуться с места, хоть сердце и колотилось бешено, выстукивая ритм одного лишь слова: «беги!». Но она глядела только в чёрные пропасти глаз, в которых текла шёлковым потоком, змеилась туманом, сворачиваясь в тугие кольца, проклятая вода.
Следующее воспоминание - слёзы и ругань няни, объятия и обещания выпороть, наказать.
Чудовище убили. И в ту же ночь могильщик вырыл две дюжины новых могил...
Ноги сами несут Женевьеву к воде.
Вот они и встречаются вновь, только на этот раз она сама примет проклятие - или благословение - чёрной воды. Река, словно мать, утешит и укроет её в своих объятьях.
Оказавшись на берегу у самой кромки воды, против воли Женевьева замедляет шаг.
Ветер в последний раз касается её босых пят, играет с длинным платьем. Белым, словно саван. Вскоре оно им и станет.
Всё уже решено, сомнений быть не может.
И всё же Женевьева позволяет себе взглянуть на звёздное небо, почувствовать в руке тугой поток ветра, а под ногами - жёлтый песок вперемешку с мелкими острыми камнями.
Река зовёт, притягивает, манит, и Женевьева больше не сопротивляется этому зову.
Воды расступаются, чтоб сомкнуться за спиной непроходимой стеной. В ночной тиши не слышно всплеска или звука шагов; чёрная вода не отражает лунного света.
Она ласкает, словно рука любимого. Чёрная вода знает - через миг Женевьевы не станет. Так пускай этот миг, последний миг, будет счастливым.
Она в наслаждении закрывает глаза. Один шаг - и мелководье сменяется глубиной подводной ямы. Чёрная вода заполняет нос и рот, спеша к лёгким, чтоб вырастить в них свой ядовитый цветок. Женевьева не сопротивляется.
Перед глазами в последний раз является образ любимого. "Жени, - шепчут его посиневшие, кровавые губы, - Ева..."
Она приносит свою последнюю жертву, она отдаёт своё тело Черноводной. Пусть река воскресит её чудовищем, ведомым одним лишь чувством: ненавистью. Они за всё ответят.
