Пролог

       Охватывала ли вас когда-нибудь тоска по… По чему? По прошлому? Нет, даже не по прошлому. По себе.
       По тому, какими вы были много-много лет назад. Пока вас еще не сломали правила, чувство долга, чувство вины перед близкими за то, что ты не такой, каким тебя хотят видеть. До того, как обстоятельства вынудили вас сначала отодвинуть свои мечты на некоторое время, затем отодвинуть их еще дальше, затем и вовсе отказаться от них. Принести в жертву в угоду тому, кем дорожишь, кого любишь.
       Скучали ли вы когда-нибудь по себе? Себе настоящему. Такому, каким вас не знает никто. По своим чувствам, по надеждам, по желаниям, по своим маленьким радостям и большим горестям, понятным только вам.
       Если да, то вы поймете меня…
       Старенький автобус, сердито пыхтя, увозит меня из ненавистного мне города в край золотых полей и седой горькой полыни. В край моего детства. В край, где я была собой.
       До того, как я сломала себя. До того, как предала свои мечты. До того, как разум возобладал над чувствами.
       Вдалеке уже виднеются кроны деревьев по обочинам дороги, которые художница-осень уже раскрасила во все оттенки золота. Поля теперь здесь не золотые. Здесь уже давно не сеют хлеб, и плодородная когда-то земля уже много лет зарастает сорной травой, которая к середине лета полыхает пожарами, пожирающими все живое…
       Мне больно. Больно смотреть на эту выгоревшую до самого горизонта землю с редкими островками уцелевших деревьев, еще зеленеющих, но уже тронутых тонкой кистью осени. Больно вспоминать. Больно сравнивать, как было и как стало.
       Прошлого не вернуть. Нельзя смахнуть шахматы с доски и начать игру заново.
       Жизнь дает нам только одну попытку.
       Но тогда, в начале пути, мы еще не знаем этого. Мы не ощущаем скоротечности времени, не задумываясь, легкомысленно отпускаем дорогих, важных людей, упускаем шансы, которые даются нам только однажды. Мы легко теряем, наивно полагаясь на то, что судьба даст нам еще. Лучше. А если нет?
       Разочарование. Одиночество…
       Моя жизнь не сложилась. Я не знаю, по моей ли вине или по чьей-то еще. Только как-то вот так вышло, что для себя я не жила никогда.
       Родители хотели видеть меня хорошей девочкой. И я была ею. Вместо того, чтобы гулять на улице и общаться со сверстниками я сидела за уроками и книгами. Потому что моей маме было удобно знать, что я дома, в полной безопасности, и она может не волноваться за меня.
       Дальше был университет. И снова лекции, семинары, конспекты, книги, книги, книги… Мальчики, парни, мужчины?.. Нет, о чем вы?! Мне нужно учиться. Знакомства по интернету? Боже упаси. Ведь меня обманут! Я же такая наивная, добрая, доверчивая… Главное закончить учебу, получить профессию. А там уж…
       А там уж ненавистная работа, на которую каждое утро с тяжелым сердцем как на каторгу.
       Подруги, с которыми можно встретиться по выходным, расслабиться после тяжелой недели? Была парочка. Но они не выдержали моей вечной занятости. Наверняка они считают, что превратилась в жуткую зануду, старую деву.
       Хотя… Разве они не правы?
       Заканчивается полоса деревьев за окном. Теперь по обочинам серебрится полынь.
       И на душе так же горько, кажется, я ощущаю этот привкус полыни.
       Что я сделала со своей жизнью? Как же так получилось, что я стала такой?
       Я еще молода - всего-то тридцать с хвостиком. Образованна. Воспитана. Вовсе не уродина: маленькая хрупкая брюнетка, с карими глазами и чуть вздернутым носом. Хотя, говорят, что мужчины любят длинноногих, голубоглазых блондинок с пятым размером груди. Только кто говорит? Полагаю, этот стереотип придумали те самые длинноногие блондинки - иначе все маленькие брюнетки ходили бы незамужними, как я.
       Я выполнила миссию, возложенную на меня родителями. Я стала такой, как хотели они. Но они посмотрели на результаты своей работы и… Остались недовольны. Вот другие уже карьеру сделали. И замуж вышли. И детей родили. А я… Нет, они меня любят. Но так… Снисходительно. Как неудачницу. Как неудавшийся эксперимент. Мама все чаще пытается меня сосватать кому-то из сыновей своих подруг, отец открыто заявляет, пора замуж - им неловко перед людьми, что я одиночка. Они всю голову сломали, что со мной не так.
       Мама сказала накануне, что у меня скверный характер, и я всегда буду одна. И все бы ничего, не впервой. Я бы проплакала ночь, как обычно, оплакивая свои мечты, которые предала, звездные ночи, которые не отгуляла за руку с любимым мальчиком, несостоявшиеся свидания и поцелуи. А утром как обычно пошла бы на работу, которую ненавижу, но лучше быть там, чем дома. Дом стал для меня адом.
       Но как-то все накладывалось один к одному. На работе начальница озверела совсем, а злость сорвала на мне. Дома мама снова завела разговор о том, что пора быть самостоятельной, а то ей неспокойно за мою дальнейшую судьбу…
       И вот я собрав вещи, что влезли в одну большую спортивную сумку, на рассвете украдкой выскользнула за дверь, оставив позади все: родителей, работу, ненавистные лодочки на шпильке…
       И маленькая девочка где-то внутри меня, всегда смотревшая с укором полными слез глазами, впервые за долгие-долгие годы робко, ободряюще улыбнулась.
       Я всю жизнь жила так, как хотели другие.
       Пришло время жить для себя. Так, как хочу я.
       Я свободна!
       Автобус виляет за поворот и откуда-то из-за деревьев выныривает указатель, гласящий, что мы въехали в Ивановку.
       Девочка внутри меня замирает от волнения и растерянности. Как встретит ее новый дом? Что ей делать дальше? Справится ли она одна? Ведь раньше за нее все решали другие…
       Я спокойно улыбаюсь ей. Ты справишься. Ты сильная. И разве там, в прошлой жизни, ты была не одна? Хуже не будет.
       Деревенское кладбище. Сразу за ним остановка. Это наша.
       Ну, что? Вперед.
       Навстречу себе самой. Настоящей.
       

       
       
       
       Глава 1. Побег

       
       Автобус, шумно вздохнув, остановился у старенькой бетонной остановки, почти невидимой за разросшимся кустарником.
       Я подхватила свою сумку и с легким сердцем выпорхнула наружу. Что бы ни ожидало меня впереди - уверена, хуже не будет. Одно я знала точно. Возврата к прежней жизни нет. Я никогда не вернусь к родителям, не вернусь на работу. Никогда не вернусь в город, который не дал мне ничего, кроме уныния и одиночества в толпе.
       Идти недалеко. Ноги, измученные тесными лодочками на высоком каблуке, полагающимися по дресс-коду, кажется, безумно рады любимым кроссовками и сами несут меня по выщербленному старому асфальту, кое-где успевшему порости уже пожелтевшей травой.
       Меня охватывает волнение.
       Как встретит меня дом, в котором я выросла? Дом, в котором прошли лучшие годы моей жизни и был единственным местом на земле, где я по-настоящему чувствовала себя дома. Как он выглядит теперь? В каком состоянии? Сильно ли разрушен?
       Я не была здесь уже около пятнадцати лет.
       Когда умерла моя любимая бабулечка, оставившая этот домик мне в наследство, родители как всегда все решили за меня. Домик был продан менее, чем через год после бабушкиной смерти. Родители уверяли меня, тогда еще подростка, убитого горем, что у нас нет времени и средств смотреть за домиком и участком и поддерживать все в надлежащем состоянии. Я понимала, что это не так. У моей семьи средства. И время они могли найти. Просто содержать домик в деревне до моего совершеннолетия не входило в их планы.
       Я не помню все эти многочисленные поездки к нотариусу, не помню, как поставила свою подпись в присутствии родителей под договором купли-продажи. Все для меня было как в тумане. В голове стучала только одна мысль: неужели моей родной, моей милой, моей любимой бабулечки больше нет? Неужели я больше никогда-никогда ее не увижу, не смогу обнять, прижаться к ней? Как спокойно и уютно было мне в ее теплых объятиях…
       Мне не хватает воздуха, я выбегаю на улицу, пока родители остаются у нотариуса, заканчивают оформление документов. Я прислоняюсь спиной к холодному шершавому стволу дерева растущего у крыльца нотариальной конторы, сползаю по нему. Слезы застилают глаза, внутри все сжимается от невыносимой боли, о которой я никогда и никому не смогу рассказать, не смогу описать, выразить словами.
       На мое плечо легко легла чья-то большая теплая ладонь. Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами со взглядом необыкновенно голубых глаз, излучающих какую-то нереально глубокую светлую грусть. Несколько минут я, как завороженная, смотрю в эти глаза, не в силах пошевелиться. Затем спокойный голос выводит меня из ступора.
       -Не пугайся, детка. - говорит мне высокий худой мужчина средних лет, но совсем седой, купивший бабушкин домик. - Я хочу поговорить с тобой, пока твои родители заняты. Пойдем, присядем. - он кивает на стоящую рядом скамейку и осторожно обнимает меня за плечи.
       Я молча киваю, позволяя себя увести. Мужчина осторожно усаживает меня и садится рядом, продолжая держать мою руку в своих сильных теплых ладонях.
       -Я вижу, как тяжело тебе расставаться с бабушкиным домом… - начал он. - Ты, наверное, обижаешься на меня за то, что я его купил? - он с грустной улыбкой смотрит на меня, но мой ответ ему не нужен. - Дело в том, что я тоже остался один. Моя жена ушла к моему лучшему другу. Я не знаю причину. Вроде бы, хорошо же жили… Я ее боготворил. Прощал ее капризы, сидел у ее постели, когда она простужалась. Любил я ее, эту несносную вредину. А приехал вот из командировки, неожиданно, раньше вернулся - а в моем доме уже другой хозяин. Я собрал вещи и ушел. Молча. Пусть будет счастлива с ним, раз я не смог сделать ее счастливой. Уехал, куда глаза глядели. И так оказался здесь.
       Он ласково поправляет за ухо прядь моих волос. И смотрит на меня с такой безграничной отцовской нежностью… Я никогда не видела такой нежности в глазах моего отца.
       -Детей у меня нет. - тихо продолжает мужчина. - Поэтому давай договоримся. Я не покупаю твой домик, а просто беру в аренду. Я обещаю тебе хорошо смотреть за ним и держать все в идеальном порядке. Я сохраню все для тебя. А потом, когда ты вырастешь и сможешь самостоятельно решать свою судьбу, ты приедешь ко мне, и я напишу дарственную на твое имя. И домик снова вернется к тебе. Ну, как?
       Я удивленно смотрю в это открытое, светлое лицо, в голубые, в лучиках морщинок, глаза. И я почему-то верю ему, этому совершенно незнакомому человеку. Верю больше, чем своему родному отцу, у которого не нашлось денег и времени на сохранение моего наследства. Я киваю.
       Мужчина привлекает меня к себе, прижимает к груди на мгновение, чмокает в макушку.
       -Ну вот и договорились. - он отпускает меня, с грустной улыбкой внимательно смотрит на меня, будто хочет получше запомнить, а затем со вздохом тихо говорит: - Беги к родителям. Все будет хорошо.
       Я, все время оглядываясь, направляюсь обратно к крыльцу конторы. Мужчина смотрит мне вслед все с той же грустью в лучистых голубых глазах. Вдруг неожиданно для себя, я подбегаю к нему, быстро чмокаю в щеку и, порывисто обнимая, шепчу только одно слово:
       -Спасибо.
       Нет, я не забыла об этом разговоре. Но с течением времени и по мере взросления я решила, что этот человек просто пожалел меня, безутешного ребенка, тяжело переживающего первое в своей жизни настоящее горе. Да и потом будет ли правильно спустя годы явиться к нему? Человек и так перенесший предательство, вынужденный уже однажды оставить свой собственный дом, должен будет исполнить данное им слово и снова сорваться с места, снова искать себе убежище, устраивать свою жизнь.
       К тому же, со временем моя боль от утраты бабушки притупилась, оставив после себя только светлую грусть и теплые воспоминания.
       Жизнь не стояла на месте. Я закончила школу, поступила в университет, закружилась, завертелась в водовороте проблем, событий. Поэтому достигнув совершеннолетия, я решила оставить все как есть. И приезжая к бабушке на могилу, я никогда больше не ходила к домику.
       Чтобы не бередить свои детские раны и не напоминать этому хорошему человеку о необходимости исполнить данное мне обещание.
       Но совсем недавно он напомнил о себе сам.
       Я работаю… То есть, работала в государственной нотариальной конторе. И вот пару месяцев назад в нашу контору пришел запрос на поиск наследников имущества из района, где и находился собственно бабушкин домик. Когда начальница вызвала меня, мне потребовалось время, чтобы осознать, что произошло.
       А произошло то, что этот мужчина - как оказалось, настоящий мужчина, умеющий держать свое слово, - исполнил свое обещание. Он умер. Но перед смертью оставил дарственную на мое имя.
       Бабушкин дом вернулся ко мне.
       В тот день я шла домой, глотая слезы. Больно было так, будто я потеряла близкого родственника… Стало жаль, что я так ни разу и не зашла к нему, не решилась с ним пообщаться. Наверняка, он нуждался в этом. Я вспоминала эти глаза полные грусти и понимала, что этот человек был одинок. Как и я. Я поклялась себе, что обязательно найду его могилу и буду ухаживать за ней, как если бы там был захоронен мой родной человек.
       Родителям я ничего не сказала. Теперь этой мой дом. И только мой. И однажды я перееду туда.
       Тогда я не думала, что это случится так скоро. Но разговор с матерью стал точкой невозврата.
       И вот я здесь.
       Оглядываюсь вокруг и сердце в груди больно сжимается. Моя родная деревня уже совсем не такая, как в моей памяти. Нет здесь больше шумных ватаг ребятишек, снующих на велосипедах, играющих в догонялки, прыгающих через резиночку. Хотя в этом странного, собственно, ничего нет. Сейчас середина сентября. В школах начались занятия. Нет, дело не только в этом. Просто сама деревня стала другой.
       Я помню ее, всю утопающую в цветах, с ухоженными домиками, подмигивающими сверкающими на солнце окошками с уютными белыми занавесочками. Аккуратные разноцветные заборы. Жизнерадостные, доброжелательные люди, всегда с улыбкой кивающие тебе при встрече и останавливающиеся спросить, как у тебя дела.
       Теперь деревня медленно вымирала. Это началось не вчера, не несколько лет назад. Еще в моем далеком детстве начался процесс, который образованные люди называют урбанизацией. Закрылась шахта, на которой была занята большая часть жителей деревни. Развалился колхоз. Люди, в поисках работы, уезжали из небольшой утопающей в зелени деревушки в каменные джунгли. Оставались только старики, верные дому, построенному собственными руками - только они знали истинную цену ему. И измерялась эта цена не деньгами, отнюдь не деньгами… Но старики доживали отпущенный им век, и обретали последнее пристанище на местном деревенском кладбище. Вместе с ними умирала и деревня. Многие дома на моем пути стояли заброшенными, с тоской взирая на меня пустыми глазницами выбитых окон. Деревья разрослись и одичали. Аккуратные, ухоженные палисадники заросли пожухлым бурьяном.
       Вокруг царила странная тишина. Ни гула машин, ни голосов, ни других, обычных для деревни звуков. Я прошла уже более половины своего пути и до сих пор не встретила ни одной живой души. Может, живых здесь уже не осталось? Хотя некоторые дома были ухожены, не похожие на заброшки. Да и неподалеку от остановки я успела приметить магазин, двери которого были открыты. Если магазин работает, то должны же здесь быть и люди, которые покупают в нем все необходимое.
       Громкий крик петуха застиг меня врасплох, заставив подпрыгнуть на месте. Я перевела дух и рассмеялась.