1
На город незаметно опустились тихие осенние сумерки. Из открытого окна тянуло влагой и запахом опавшей листвы. На потемневшем небе всплыла огромная ярко-желтая полная луна. Вечер перетекал в ночь. В городе сейчас, наверное, одно за другим гаснут окна в домах, все реже проезжают по улицам припозднившиеся машины. Ночь окутывает все вокруг в мягкую, уютную тишину. Город засыпает.
Он не спал. Сидел на кухне дома, оставленного ему в наследство родителями, и курил сигарету за сигаретой. Он знал, что в эту ночь ему лучше не спать совсем. Луна имела на него какое-то сверхъестественное влияние. Нет, он не был лунатиком. И психическими расстройствами тоже не страдал. И все же он предпочитал не засыпать в ночи полнолуния. Потому что с детства ему снились кошмары. Сначала это были страшные монстры, затем по мере взросления одни страшные монстры из детских фантазий уступили место другим - из взрослой реальности. И эти монстры были гораздо страшнее тех, от которых в детстве можно было просто спрятаться с головой под одеяло или, когда становилось уж очень-очень страшно, позвать родителей на помощь.
Теперь же все было иначе. Он рано оказался выброшенным во взрослую жизнь. В одиннадцать лет он лишился мамы, а когда ему едва исполнилось восемнадцать умер и отец - наверное, просто не вынес тоски по той, которую с юности любил больше жизни. И он - совсем еще мальчишка - стал отчаянно искать искать свой путь в жизни. Поступил в университет внутренних дел, но хотя и учеба ему давалась легко и жесткая дисциплина не тяготила его как других ребят (возможно потому, что он привык к ней с детства - отец его был ветераном-афганцем), зачем-то он все бросил и пошел воевать добровольцем во вторую Чеченскую.
Это была не его война. Эта война даже не имела никакого отношения к государству, где он родился и вырос.Но тем не менее он ввязался в нее... Теперь же, оглядываясь назад, он сам не смог бы объяснить зачем ему это было нужно. Возможно, причиной стал разрыв с любимой девчонкой — первая любовь, юношеский максимализм, пацанская гордость. Возможно, рядом просто не было отца, который бы вовремя привел в чувство, встряхнув хорошей затрещиной неокрепшие мозги. Возможно, свою роль сыграли рассказы старших ребят, которые там побывали, что это круто, что можно заработать хорошие деньги. Только то, что вернувшихся ребят было совсем мало как-то его не смутило в то время. А жаль... Ему повезло. Он вернулся. Один из компании таких же зеленых мальчишек, в составе двенадцать человек отправившимися в Чечню за приключениями и легкими, как им тогда казалось, деньгами.
Он погасил в пепельнице докуренную до фильтра сигарету. Тут же прикурил другую, затянулся. Откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, погрузившись в свои мысли.
Приближалось утро. Полная луна уже перекатилась по небу, скрылась из виду, но на стене все еще была видна полоса лунного света.
Он чувствовал лишь бесконечную усталость. Даже курить больше не хотелось. Но он упорно продолжал сидеть на кухне, зная, что стоит только ему задремать - и он снова окунется в кошмар. Снова будут со всех сторон греметь взрывы, в гортани и в легких снова будет горький привкус гари и запах сырой земли и крови, от дыма слезятся глаза, а вокруг искромсанные, окровавленные тела его товарищей, с которыми всего несколько часов назад делились сигаретами, смеялись над чьей-то удачной шуткой, строили планы на жизнь, когда вернутся домой...
Он вернулся уже около пять лет назад. И до сих пор не мог понять как и, главное, зачем ему жить. Восстановился в университете, окончил учебу. Теперь работал опером в райотделе полиции в своем родном городе. Но как жить на гражданке он сих пор не понимал. Не ладились у него отношения ни с начальством, ни с коллегами, ни с женщинами, ни друзьями. Раньше он был душой любой компании со своей верной спутницей-гитарой, редко выдавался вечер когда он был дома. В основном шлялись толпой, сидели во дворах, пели песни, дразнили девчонок. Теперь же все это казалось ему глупым, шутки нелепыми, разговоры пустыми. Да и сам себе он казался стариком рядом со своими задорными, еще по-мальчишески хулиганистыми друзьями. Все-таки война меняет людей.
Теперь же если его звали на пикники и другие посиделки, он все чаще находил причины, чтобы отказаться. Теперь он предпочитал одиночество и тишину. Тот, кто побывал под взрывами, знает цену тишине. И если сначала она настораживает, заставляет вздрагивать от малейшего шороха, как от сигнала об опасности - а не почудилось ли? или правда ты что-то слышал? - постепенно ты привыкаешь к тишине и она дарит тебе умиротворение, отдых и покой.
По той же причине, наверное, не складывались отношения и с девушками. Женщины его всегда любили. Было в нем что-то, что делало его привлекательным для противоположного пола. Возможно, его внешнее сходство с поэтом Сергеем Есениным. Возможно, его умение легко и быстро сходиться с людьми, а грамотность речи и начитанность, хорошие манеры и воспитание позволяли ему не допускать неловкостей в общении. Но теперь все это было в прошлом. Он привык быть один. И стоило ему с кем-то из девчонок пойти на свидание более пары-тройки раз, как они начинали его раздражать. То они казались ему слишком доступными, то наоборот хотелось поправить корону лопатой; то были слишком глупы и говорить с ними было не о чем, то слишком грамотны, но лишь поверхностно, а когда он, заинтересовавшись, продолжал развивать тему разговора, девчонки не знали как его поддержать и тушевались. С несколькими он все же попытался пожить вместе, думал, авось притруться друг к другу, стерпится-слюбится. Но ничего не вышло. Женщины упрекали его в несдержанности, агрессивности, ревнивости. И оставив все попытки, он решил быть один. Иногда ему казалось, что все сложилось именно так, как нужно. Логично и правильно. А иногда выть хотелось. На луну. На ту самую луну, что вот уже много лет несколько ночей в месяц не дает ему спать… Несколько ночей до полнолуния само полнолуние отравляли ему жизнь. В эти ночи он страдал бессонницей, его мучили самые тяжелые и мрачные мысли. А если и удавалось заснуть, то сны возвращали его в самые худшие моменты моменты его жизни. Похороны матери. Смерть отца. Война. Погибшие друзья. Разрушенные города и деревни, мертвые растерзанные тела на улицах…
А после пробуждения в холодном поту снова приходили мысли.
Чего ему не хватало? Наверное, смысла в самой жизни. Простой причины, чтобы жить. Чтобы просыпаться утром и знать, что все не зря, что ты нужен для чего-то или кому-то...
За этими размышлениями и воспоминаниями он и не заметил, как его сморил сон. Просто уткнулся лбом в сложенные на столе руки… и отключился.
2
Однако в этот раз ему снилась не война.
Он шел по какой-то тропинке то ли в парке, то ли в лесу. Сначала он не узнавал эту местность. Лишь потом, оглядевшись вокруг и хорошо присмотревшись, он понял, что идет по небольшому пролеску, который находится невдалеке от его дома. В детстве он часто бывал здесь с родителями. Здесь они собирали грибы и землянику. Сюда же каждый год выбирались с друзьями семьи на маевки, летом на выходные, жарили шашлыки, купались в небольшом пруду. Где-то здесь они с отцом даже повесили качели на одном из вековых огромных дубов. Интересно, там ли они еще?
Тропинка свернула в сторону и перед ним открылась небольшая полянка, посреди которой в лунном свете сверкала зеркальная поверхность воды пруда. А чуть левее стоял тот самый дуб, на котором были качели из его детства. На качелях он увидел девушку. Она была одета в длинное легкое белое платье в мелкий цветочек. Распущенные темные волосы спадали до самой доски качель, на которой она сидела. Девушка раскачивалась, отталкиваясь носочком изящной белой туфельки-балетки. Она была настолько маленькой, нежной и хрупкой, что он показался себе медведем на фоне ее - с его почти двухметровым ростом, развитой мускулатурой и широкими плечами. Он помялся в нерешительности, подойти к ней или тихо уйти. С одной стороны это ведь было его место. И его качели. Он даже помнил сук, к которому сам привязывал веревку и с которого свалился, но тогда его ловко поймал отец. Эх, батя… Знал бы ты, куда занесет твоего неугомонного сына… Но с другой стороны испугать эту очаровательную незнакомку ему не хотелось.
Он уже хотел было повернуться, чтобы уйти, когда девушка вдруг обернулась и улыбнулась открытой и спокойной улыбкой. Она подвинулась на качелях и кивком головы указала ему на место рядом с собой.
Потоптавшись в нерешительности на месте пару секунд, он все же подошел и сел на указанное место.
Некоторое время они молчали. Но никто из них не испытывал при этом неловкости. Напротив, им обоим было уютно в этом молчании и тишине сентябрьской ночи.
Наконец он все же спросил, дав одержать над собой победу своему любопытству:
- Кто ты?
Девушка чуть склонила голову набок, глядя ему в глаза, и спокойно ответила:
- Твоя судьба.
Он недоверчиво и изумленно уставился на нее. А ее его реакция только позабавила.
- Что? - рассмеялась она. - Я тебе не понравилась?
Он смущенно отвел глаза.
- Да нет… Понравилась. Но слишком все просто у тебя. Встретились один раз случайно, в лесу, и все - ты уже знаешь, что ты - моя судьба?!
- А в жизни вообще все просто. спокойно ответила она. - Это люди сами усложняют…
- Я не соглашусь с тобой. Не всегда все зависит от нас.
- Да? - чуть насмешливо переспросила она, с улыбкой глядя на него. - Тогда, скажи мне, почему твои глаза голубые, словно вода в океане, а мои карие, под цвет земли?
- А разве мы можем сами выбирать цвет глаз? - парировал он. Но как ни странно, эта дискуссия его не раздражала. Напротив стало даже интересно, куда она заведет их обоих. Проигрывать он не боялся. На то дискуссия, чтобы обменяться мнениями и никому не навязывать своего. Но все же ему было любопытно как наглая девчонка свяжет воедино цвет глаз и тот факт, что она якобы его судьба.
- Разумеется, цвет глаз мы не выбираем. - спокойно согласилась она. - Просто я хотела сказать, что давным-давно, еще до нашего рождения для нас все решено. А люди противятся этому, все хотят чего-то большего, лучшего. Отсюда все ошибки. И поэтому многие люди несчастны.
- Хорошо. Допустим. А при чем цвет глаз к тому, что люди несчастны? Или у счастливых людей глаза должны быть какого-то особого цвета?
- Ты ничего не понял… - улыбнувшись, она покачала головой. - В тебе говорит твоя эмоциональность, горячность. Ты не привык, чтобы кто-то оспаривал твою правоту. Это черта твоего характера, я понимаю. Но я не собираюсь с тобой спорить, в чем-то тебя убеждать. Просто я могу тебе объяснить. Если хочешь.
Он пару секунд подумал. А потом молча кивнул головой, предлагая ей продолжить.
Она улыбнулась. Взяла его руку в свои ладошки и поглаживая пальчиками его крепкую с сухими мозолями, оставшимися еще от автомата, ладонь, начала:
- Ты родился под созвездием рака. И тобой управляет стихия воды. Поэтому и глаза твои голубые и прозрачные как чистая вода. Но тебе, как человеку воды, присуща непокорность, разрушительная сила. Как река выходит из берегов, сметая все на своем пути, разрушая все, в том числе и самое себе, так и ты легко можешь выйти из себя из-за переполняющих тебя чувств, эмоций. Чтобы сдержать реку нужны берега…
- Постой… - остановил он ее. - Я кажется понимаю, что ты хочешь сказать. - эта тема была для него в диковинку, никогда ранее он такими вещами не интересовался. Но тем не менее, ей удалось его заинтересовать. - То есть, если у тебя карие глаза - то тобой управляет стихия земля, а земля образует берега реки, направляет русло, по которому река течет…
Она улыбалась.
- Да. Именно так. Я родилась под созвездием девы. И моя стихия - земля.
- Тогда один вопрос. - в голосе его послышались грустные нотки. - А зачем тебе я? Зачем ты мне, я уже понял. Чтобы созидать, а не разрушать. А вот я тебе зачем такой - агрессивный, неуравновешенный?
Она улыбнулась и чуть крепче сжала его ладонь.
- О, ты мне нужен еще больше, чем я тебе! Ведь земля не может существовать без воды. Вода питает землю, дает ей силы, чтобы жить. И тогда земля расцветает, оживает… И мы с тобой оба находимся под влиянием Луны. - она с улыбкой указала глазами на огромное ночное светило, покоящееся, казалось, на верхушках дубов и присматривающего за ними, словно заботливый родитель за своими детьми.
Больше они в эту ночь не говорили. Сидели молча, изредка раскачивая по очереди качели, отталкиваясь от земли. Она все также держала его руку в своих маленьких теплых ладошках. И им было уютно в этом молчании, в тишине этой лунной ночи.
- Пора прощаться… - с грустью сказала она.
Он, погрузившись в тишину и размышления о том, что она ему рассказала и не заметил, что небо на востоке начало светлеть, а луна уже скрылась из виду. Ему не хотелось отпускать ее.
- Придешь ко мне во сне еще? - с надеждой спросил он.
Она улыбнулась и кивнула головой на прощание.
… Он проснулся, сидя за столом на собственной кухне. Полная пепельница окурков, холод от открытого окна, тело все затекло от неудобной позы… Но он улыбался. Сам не зная почему.
3
Повседневная рутина постепенно стирала и смазывала яркость и остроту впечатлений оставшихся от этого сновидения. Если еще утром он с улыбкой вспоминал пригрезившуюся ему красавицу, то ближе к концу дня, с головой уйдя в работу, он уже готов был просто отмахнуться от этого образа. Ерунда. Просто сон. Мало ли что вообще может присниться…
Вернувшись поздним вечером домой, он открыл ворота, в который раз с грустью окинув взглядом запущенный сад и дворик. В памяти у него еще были живы мамины клумбы, вьющаяся роза у крыльца; отцовский виноградник, вишни, высаженные в идеально ровный ряд, за ними яблони, груши и пара абрикосов. Теперь все было безбожно запущено, будто и не было никогда здесь хозяйской руки. А у него самого все не находилось времени, несмотря на то, что теперь он мало общался и крайне редко куда-то выходил. Да и желания что-то делать у него тоже не было.
Загнал во двор свой старенький, но вполне еще бодрый жигуленок, закрыл ворота, которые тоже вопили о покраске, но он как обычно не внял этим мольбам. Приласкал свою овчарку Хельгу, встретившую его на пороге дома и радостно виляющую хвостом. Впустив собаку в дом, прошел на кухню. В планах был ужин для себя и своей боевой подруги, душ и сон. Благо полнолуние прошло и сегодня можно будет отоспаться, не опасаясь кошмаров.
Пожарил себе яичницу с беконом, насыпал Хельге собачьих консерв, включил телевизор, послушал новости вполуха - сказать по-правде его мало волновало, что там еще стряслось в этом паршивом, загнивающем мире. Всего этого он достаточно насмотрелся за свои двадцать семь лет. Сначала на войне, потом на работе. Насилие, грязный секс, грязные деньги, наркотики, обесценивание всех моральных и духовных ценностей, обесценивание самой человеческой жизни… Когда-то у него были идеалы. И он искренне думал, что полиция спасает, охраняет и защищает граждан… Как же, защищает, ага! С отвращением он кинул тарелку в раковину. Взял пустую миску Хельги, вымыл посуду - чего-чего, а вот грязную посуду в раковине он терпеть не мог.
На город незаметно опустились тихие осенние сумерки. Из открытого окна тянуло влагой и запахом опавшей листвы. На потемневшем небе всплыла огромная ярко-желтая полная луна. Вечер перетекал в ночь. В городе сейчас, наверное, одно за другим гаснут окна в домах, все реже проезжают по улицам припозднившиеся машины. Ночь окутывает все вокруг в мягкую, уютную тишину. Город засыпает.
Он не спал. Сидел на кухне дома, оставленного ему в наследство родителями, и курил сигарету за сигаретой. Он знал, что в эту ночь ему лучше не спать совсем. Луна имела на него какое-то сверхъестественное влияние. Нет, он не был лунатиком. И психическими расстройствами тоже не страдал. И все же он предпочитал не засыпать в ночи полнолуния. Потому что с детства ему снились кошмары. Сначала это были страшные монстры, затем по мере взросления одни страшные монстры из детских фантазий уступили место другим - из взрослой реальности. И эти монстры были гораздо страшнее тех, от которых в детстве можно было просто спрятаться с головой под одеяло или, когда становилось уж очень-очень страшно, позвать родителей на помощь.
Теперь же все было иначе. Он рано оказался выброшенным во взрослую жизнь. В одиннадцать лет он лишился мамы, а когда ему едва исполнилось восемнадцать умер и отец - наверное, просто не вынес тоски по той, которую с юности любил больше жизни. И он - совсем еще мальчишка - стал отчаянно искать искать свой путь в жизни. Поступил в университет внутренних дел, но хотя и учеба ему давалась легко и жесткая дисциплина не тяготила его как других ребят (возможно потому, что он привык к ней с детства - отец его был ветераном-афганцем), зачем-то он все бросил и пошел воевать добровольцем во вторую Чеченскую.
Это была не его война. Эта война даже не имела никакого отношения к государству, где он родился и вырос.Но тем не менее он ввязался в нее... Теперь же, оглядываясь назад, он сам не смог бы объяснить зачем ему это было нужно. Возможно, причиной стал разрыв с любимой девчонкой — первая любовь, юношеский максимализм, пацанская гордость. Возможно, рядом просто не было отца, который бы вовремя привел в чувство, встряхнув хорошей затрещиной неокрепшие мозги. Возможно, свою роль сыграли рассказы старших ребят, которые там побывали, что это круто, что можно заработать хорошие деньги. Только то, что вернувшихся ребят было совсем мало как-то его не смутило в то время. А жаль... Ему повезло. Он вернулся. Один из компании таких же зеленых мальчишек, в составе двенадцать человек отправившимися в Чечню за приключениями и легкими, как им тогда казалось, деньгами.
Он погасил в пепельнице докуренную до фильтра сигарету. Тут же прикурил другую, затянулся. Откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, погрузившись в свои мысли.
Приближалось утро. Полная луна уже перекатилась по небу, скрылась из виду, но на стене все еще была видна полоса лунного света.
Он чувствовал лишь бесконечную усталость. Даже курить больше не хотелось. Но он упорно продолжал сидеть на кухне, зная, что стоит только ему задремать - и он снова окунется в кошмар. Снова будут со всех сторон греметь взрывы, в гортани и в легких снова будет горький привкус гари и запах сырой земли и крови, от дыма слезятся глаза, а вокруг искромсанные, окровавленные тела его товарищей, с которыми всего несколько часов назад делились сигаретами, смеялись над чьей-то удачной шуткой, строили планы на жизнь, когда вернутся домой...
Он вернулся уже около пять лет назад. И до сих пор не мог понять как и, главное, зачем ему жить. Восстановился в университете, окончил учебу. Теперь работал опером в райотделе полиции в своем родном городе. Но как жить на гражданке он сих пор не понимал. Не ладились у него отношения ни с начальством, ни с коллегами, ни с женщинами, ни друзьями. Раньше он был душой любой компании со своей верной спутницей-гитарой, редко выдавался вечер когда он был дома. В основном шлялись толпой, сидели во дворах, пели песни, дразнили девчонок. Теперь же все это казалось ему глупым, шутки нелепыми, разговоры пустыми. Да и сам себе он казался стариком рядом со своими задорными, еще по-мальчишески хулиганистыми друзьями. Все-таки война меняет людей.
Теперь же если его звали на пикники и другие посиделки, он все чаще находил причины, чтобы отказаться. Теперь он предпочитал одиночество и тишину. Тот, кто побывал под взрывами, знает цену тишине. И если сначала она настораживает, заставляет вздрагивать от малейшего шороха, как от сигнала об опасности - а не почудилось ли? или правда ты что-то слышал? - постепенно ты привыкаешь к тишине и она дарит тебе умиротворение, отдых и покой.
По той же причине, наверное, не складывались отношения и с девушками. Женщины его всегда любили. Было в нем что-то, что делало его привлекательным для противоположного пола. Возможно, его внешнее сходство с поэтом Сергеем Есениным. Возможно, его умение легко и быстро сходиться с людьми, а грамотность речи и начитанность, хорошие манеры и воспитание позволяли ему не допускать неловкостей в общении. Но теперь все это было в прошлом. Он привык быть один. И стоило ему с кем-то из девчонок пойти на свидание более пары-тройки раз, как они начинали его раздражать. То они казались ему слишком доступными, то наоборот хотелось поправить корону лопатой; то были слишком глупы и говорить с ними было не о чем, то слишком грамотны, но лишь поверхностно, а когда он, заинтересовавшись, продолжал развивать тему разговора, девчонки не знали как его поддержать и тушевались. С несколькими он все же попытался пожить вместе, думал, авось притруться друг к другу, стерпится-слюбится. Но ничего не вышло. Женщины упрекали его в несдержанности, агрессивности, ревнивости. И оставив все попытки, он решил быть один. Иногда ему казалось, что все сложилось именно так, как нужно. Логично и правильно. А иногда выть хотелось. На луну. На ту самую луну, что вот уже много лет несколько ночей в месяц не дает ему спать… Несколько ночей до полнолуния само полнолуние отравляли ему жизнь. В эти ночи он страдал бессонницей, его мучили самые тяжелые и мрачные мысли. А если и удавалось заснуть, то сны возвращали его в самые худшие моменты моменты его жизни. Похороны матери. Смерть отца. Война. Погибшие друзья. Разрушенные города и деревни, мертвые растерзанные тела на улицах…
А после пробуждения в холодном поту снова приходили мысли.
Чего ему не хватало? Наверное, смысла в самой жизни. Простой причины, чтобы жить. Чтобы просыпаться утром и знать, что все не зря, что ты нужен для чего-то или кому-то...
За этими размышлениями и воспоминаниями он и не заметил, как его сморил сон. Просто уткнулся лбом в сложенные на столе руки… и отключился.
2
Однако в этот раз ему снилась не война.
Он шел по какой-то тропинке то ли в парке, то ли в лесу. Сначала он не узнавал эту местность. Лишь потом, оглядевшись вокруг и хорошо присмотревшись, он понял, что идет по небольшому пролеску, который находится невдалеке от его дома. В детстве он часто бывал здесь с родителями. Здесь они собирали грибы и землянику. Сюда же каждый год выбирались с друзьями семьи на маевки, летом на выходные, жарили шашлыки, купались в небольшом пруду. Где-то здесь они с отцом даже повесили качели на одном из вековых огромных дубов. Интересно, там ли они еще?
Тропинка свернула в сторону и перед ним открылась небольшая полянка, посреди которой в лунном свете сверкала зеркальная поверхность воды пруда. А чуть левее стоял тот самый дуб, на котором были качели из его детства. На качелях он увидел девушку. Она была одета в длинное легкое белое платье в мелкий цветочек. Распущенные темные волосы спадали до самой доски качель, на которой она сидела. Девушка раскачивалась, отталкиваясь носочком изящной белой туфельки-балетки. Она была настолько маленькой, нежной и хрупкой, что он показался себе медведем на фоне ее - с его почти двухметровым ростом, развитой мускулатурой и широкими плечами. Он помялся в нерешительности, подойти к ней или тихо уйти. С одной стороны это ведь было его место. И его качели. Он даже помнил сук, к которому сам привязывал веревку и с которого свалился, но тогда его ловко поймал отец. Эх, батя… Знал бы ты, куда занесет твоего неугомонного сына… Но с другой стороны испугать эту очаровательную незнакомку ему не хотелось.
Он уже хотел было повернуться, чтобы уйти, когда девушка вдруг обернулась и улыбнулась открытой и спокойной улыбкой. Она подвинулась на качелях и кивком головы указала ему на место рядом с собой.
Потоптавшись в нерешительности на месте пару секунд, он все же подошел и сел на указанное место.
Некоторое время они молчали. Но никто из них не испытывал при этом неловкости. Напротив, им обоим было уютно в этом молчании и тишине сентябрьской ночи.
Наконец он все же спросил, дав одержать над собой победу своему любопытству:
- Кто ты?
Девушка чуть склонила голову набок, глядя ему в глаза, и спокойно ответила:
- Твоя судьба.
Он недоверчиво и изумленно уставился на нее. А ее его реакция только позабавила.
- Что? - рассмеялась она. - Я тебе не понравилась?
Он смущенно отвел глаза.
- Да нет… Понравилась. Но слишком все просто у тебя. Встретились один раз случайно, в лесу, и все - ты уже знаешь, что ты - моя судьба?!
- А в жизни вообще все просто. спокойно ответила она. - Это люди сами усложняют…
- Я не соглашусь с тобой. Не всегда все зависит от нас.
- Да? - чуть насмешливо переспросила она, с улыбкой глядя на него. - Тогда, скажи мне, почему твои глаза голубые, словно вода в океане, а мои карие, под цвет земли?
- А разве мы можем сами выбирать цвет глаз? - парировал он. Но как ни странно, эта дискуссия его не раздражала. Напротив стало даже интересно, куда она заведет их обоих. Проигрывать он не боялся. На то дискуссия, чтобы обменяться мнениями и никому не навязывать своего. Но все же ему было любопытно как наглая девчонка свяжет воедино цвет глаз и тот факт, что она якобы его судьба.
- Разумеется, цвет глаз мы не выбираем. - спокойно согласилась она. - Просто я хотела сказать, что давным-давно, еще до нашего рождения для нас все решено. А люди противятся этому, все хотят чего-то большего, лучшего. Отсюда все ошибки. И поэтому многие люди несчастны.
- Хорошо. Допустим. А при чем цвет глаз к тому, что люди несчастны? Или у счастливых людей глаза должны быть какого-то особого цвета?
- Ты ничего не понял… - улыбнувшись, она покачала головой. - В тебе говорит твоя эмоциональность, горячность. Ты не привык, чтобы кто-то оспаривал твою правоту. Это черта твоего характера, я понимаю. Но я не собираюсь с тобой спорить, в чем-то тебя убеждать. Просто я могу тебе объяснить. Если хочешь.
Он пару секунд подумал. А потом молча кивнул головой, предлагая ей продолжить.
Она улыбнулась. Взяла его руку в свои ладошки и поглаживая пальчиками его крепкую с сухими мозолями, оставшимися еще от автомата, ладонь, начала:
- Ты родился под созвездием рака. И тобой управляет стихия воды. Поэтому и глаза твои голубые и прозрачные как чистая вода. Но тебе, как человеку воды, присуща непокорность, разрушительная сила. Как река выходит из берегов, сметая все на своем пути, разрушая все, в том числе и самое себе, так и ты легко можешь выйти из себя из-за переполняющих тебя чувств, эмоций. Чтобы сдержать реку нужны берега…
- Постой… - остановил он ее. - Я кажется понимаю, что ты хочешь сказать. - эта тема была для него в диковинку, никогда ранее он такими вещами не интересовался. Но тем не менее, ей удалось его заинтересовать. - То есть, если у тебя карие глаза - то тобой управляет стихия земля, а земля образует берега реки, направляет русло, по которому река течет…
Она улыбалась.
- Да. Именно так. Я родилась под созвездием девы. И моя стихия - земля.
- Тогда один вопрос. - в голосе его послышались грустные нотки. - А зачем тебе я? Зачем ты мне, я уже понял. Чтобы созидать, а не разрушать. А вот я тебе зачем такой - агрессивный, неуравновешенный?
Она улыбнулась и чуть крепче сжала его ладонь.
- О, ты мне нужен еще больше, чем я тебе! Ведь земля не может существовать без воды. Вода питает землю, дает ей силы, чтобы жить. И тогда земля расцветает, оживает… И мы с тобой оба находимся под влиянием Луны. - она с улыбкой указала глазами на огромное ночное светило, покоящееся, казалось, на верхушках дубов и присматривающего за ними, словно заботливый родитель за своими детьми.
Больше они в эту ночь не говорили. Сидели молча, изредка раскачивая по очереди качели, отталкиваясь от земли. Она все также держала его руку в своих маленьких теплых ладошках. И им было уютно в этом молчании, в тишине этой лунной ночи.
- Пора прощаться… - с грустью сказала она.
Он, погрузившись в тишину и размышления о том, что она ему рассказала и не заметил, что небо на востоке начало светлеть, а луна уже скрылась из виду. Ему не хотелось отпускать ее.
- Придешь ко мне во сне еще? - с надеждой спросил он.
Она улыбнулась и кивнула головой на прощание.
… Он проснулся, сидя за столом на собственной кухне. Полная пепельница окурков, холод от открытого окна, тело все затекло от неудобной позы… Но он улыбался. Сам не зная почему.
3
Повседневная рутина постепенно стирала и смазывала яркость и остроту впечатлений оставшихся от этого сновидения. Если еще утром он с улыбкой вспоминал пригрезившуюся ему красавицу, то ближе к концу дня, с головой уйдя в работу, он уже готов был просто отмахнуться от этого образа. Ерунда. Просто сон. Мало ли что вообще может присниться…
Вернувшись поздним вечером домой, он открыл ворота, в который раз с грустью окинув взглядом запущенный сад и дворик. В памяти у него еще были живы мамины клумбы, вьющаяся роза у крыльца; отцовский виноградник, вишни, высаженные в идеально ровный ряд, за ними яблони, груши и пара абрикосов. Теперь все было безбожно запущено, будто и не было никогда здесь хозяйской руки. А у него самого все не находилось времени, несмотря на то, что теперь он мало общался и крайне редко куда-то выходил. Да и желания что-то делать у него тоже не было.
Загнал во двор свой старенький, но вполне еще бодрый жигуленок, закрыл ворота, которые тоже вопили о покраске, но он как обычно не внял этим мольбам. Приласкал свою овчарку Хельгу, встретившую его на пороге дома и радостно виляющую хвостом. Впустив собаку в дом, прошел на кухню. В планах был ужин для себя и своей боевой подруги, душ и сон. Благо полнолуние прошло и сегодня можно будет отоспаться, не опасаясь кошмаров.
Пожарил себе яичницу с беконом, насыпал Хельге собачьих консерв, включил телевизор, послушал новости вполуха - сказать по-правде его мало волновало, что там еще стряслось в этом паршивом, загнивающем мире. Всего этого он достаточно насмотрелся за свои двадцать семь лет. Сначала на войне, потом на работе. Насилие, грязный секс, грязные деньги, наркотики, обесценивание всех моральных и духовных ценностей, обесценивание самой человеческой жизни… Когда-то у него были идеалы. И он искренне думал, что полиция спасает, охраняет и защищает граждан… Как же, защищает, ага! С отвращением он кинул тарелку в раковину. Взял пустую миску Хельги, вымыл посуду - чего-чего, а вот грязную посуду в раковине он терпеть не мог.
