Я собралась и поехала на площадь Державина. Долго стояла у знакомой двери, не веря своим глазам. Кафе «Сударыня» закрылось, окончательно и бесповоротно. Поперек грязных окон большими бумажными буквами было выложено «Аренда». Я в «Сударыне» работала с девятого класса. Ездила сюда каждый день на электричке, всех тут знала, заказы запоминала сразу от пяти столиков и никогда не путалась. Опыт работы, конечно, не пропьешь, но куда мне теперь? Новые места – это с тараканами нового начальства за ручку знакомься, из кожи вон лезь, чтобы себя зарекомендовать и чтобы другие официанты подпускали к обслуживанию с чаевыми, а студентов на подработки тут каждый год валом.
С работой в Каратове вообще плохо, и зарплаты низкие.
Значит, придется каждый день мотаться в Екатериногорск. Разумеется, я могла бы и там пожить. Там мама, там бабуля… там наша крошечная квартира, где у меня не комната, а закуток. Мама против не будет, а бабуля вообще обрадуется, начнет суетиться, кормить меня по пять раз в день, переживать, а я этого и боюсь, для бабушки это сейчас – лишняя нагрузка. Я уже договорилась, что мне в общаге жить разрешат все лето, если я комендантше с уборкой помогу. Мне здесь нормально, честно, да и Кира компанию составит, она летом будет продолжать на своем радио работать. Кира классная. С ней всегда весело. Это я от нее научилась чуть что – отшучиваться.
В общем, ничего страшного, но… тоскливо как-то. И хочется Ромку увидеть. Но я сама с ним встречи искать не буду. Ёж – птица гордая.
6
Ромка мне позвонил. На следующий день. Мямлил что-то. Я насторожилась: раньше он мог неделями не звонить, только перед зачетом или накануне вечеринки в общей компании. Зачет по английскому он сдал, вечеринок вроде не намечалось. Чего хотел?
На уроке с Минаковым я была словно выжатый лимон. Поспать нормально не удалось, из-за грустных перспектив на лето настроение окончательно испортилось. А Андрея как назло разобрало на повышенную учебную активность. И это ему объясни, и то.
— Ёж, да что с тобой сегодня?
— Все нормально, — грустно проговорила я. — Переводи… вот отсюда.
— Да я же вижу, что ты вареная. Пошли погуляем.
— Не хочу.
— Идем.
— Не-е-ет.
Я ныла, ругалась, даже сползла на пол – Минаков приподнял меня за шкирку и поволок к выходу .
— Я думал, ты еще и еж… противотанковый, — пропыхтел Андрей. — Железный. Стойкий.
— Смотря какие танки, — посетовала я.
Мне было стыдно перед учеником. Но чувство было, что если сейчас не поною немного, взорвусь или провалюсь в депрессию. Ко второму я была гораздо ближе. Минакову просто не повезло, что он рядом оказался. На улице он предложил поиграть в ассоциации. Я неохотно согласилась и медленно поползла рядом по скверу.
— Я говорю слово, а ты, что у тебя с ним ассоциируется. Моя девушка, Надя, увлекается психологией. Я тоже как-то в последнее время… заинтересовался. Начнем? Лес.
— Незаконная вырубка.
— Хм… Цветок.
— Аллергия.
— Любовь.
— Девальвация.
— Интересно… Поцелуй. Не думай! Быстро говори.
— Да не думаю я. Увольнение.
— Почему?
— Откуда я знаю! Сам сказал – ассоциации.
— Секс!
— Мозг! Секс мозга! Односторонний!
— Что, все так плохо?
— Нет, просто отлично!
— Что случилось? Да расскажи!
И я рассказала про кафе. Вроде бы ничего страшного, а меня это… подкосило, что ли? Все как-то сразу навалилось.
— Я тоже в кафе работал, до армии, — помолчав, сказал Андрей. — Мне нравилось. Мне и сейчас нравится.
— Стоп, — сказала я. — Как до армии? Ты в армии успел отслужить?
— Ну да, до вуза. Отец сказал: не хочешь учиться – иди служи. Я и пошел... Ёж, я же не говорил, что в армию не ходил, я говорил, что это было условие отца. Я его выполнил.
— Тогда почему…?
— Когда дембельнулся, он взял и просто со мной поговорил. Понимаешь, поговорил, с уважением. Не орал, а объяснил, как он теперь жалеет, что в свое время высшее образование не получил. Я все понимаю: и про отношение окружающих, и про статус… Вроде и обещал, но, блин… как же меня достал этот экономический! Отец платит, а я каждый день словно на каторгу! На заочный переведусь в следующем семестре! Хочу кафе… хочу… людей хочу кормить, чтобы музыка живая, чтобы движняк, по-молодежному, с фотками, инстой, поэтическими вечерами, полками с книгообменом! В Екатериногорске есть одна такая кофейня в Старом Городе, в парке – там смысл даже не в еде, в тусовке, понимаешь? Чего молчишь?
— Думаю, — призналась я. — Пытаюсь это прочувствовать. Кажется, понимаю. Ты хочешь что-то… делать, уже сейчас, чувствуешь, что смог бы, идеи бурлят, да? А тебя заставляют время терять. Но все не так…
— Так, — отрезал Андрей. — Это не мое. Еще два года я не выдержу.
— Можно после бакалавриата уйти, — робко предложила я.
— Как вариант, — дернул плечом Минаков. — И новая война с отцом.
— Знание экономики в бизнесе еще никому не помешало.
— Ёж, ты наивная чукотская девушка. То, как у нас бизнес ведется и то, как он преподается – разные вещи. Я же знаю, как бабло добывается, подрабатываю, занимаюсь с новичками в спортклубе. Не знала? Думала, фазер мой из тех, что так просто бабки на ветер бросать будет? Да, пособие он мне выдает. Но я ж готовить люблю, а продукты сейчас дорогие. И репетиторы тоже!
Минаков меня отпустил домой. Сказал, что заразился от меня негой и чтобы я выспалась. Я так и сделала.
Следующий день у нас у обоих выдался без зачетов и консультаций, выходной, одним словом. Странное дело, Андрей пытался меня уговорить позаниматься. Но я категорически отказалась: договаривались мы на четыре раза, упражнения на сайте с проверкой он и сам может сделать, а раз зарабатывает, пусть учится деньги считать. Утром я посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась: краснота почти прошла, глаза смотрели на мир честно, добро… выжидающе. С Минаковым каждый день – новая песня. Сам он… чукотский юноша, что видит, то и поет: «тундра еду, белка бью, бурундук нора бежит». А жизнь… она глубже.
Наш с Кирой холодильник был пуст. Кира опять на радио пропадала, несла свою сложную диджейскую ношу: воевала с начальством, потому что ставила хорошую музыку, а не ту, что у нас из «Дома-2» и тюремного шансона. Она меня в начале первого курса всегда подкармливала. Я решила, что раз деньги есть, отплачу добром.
В гипермаркете, когда поднималась по ленте, глубоко задумавшись, не обратила внимание на пару подростков. Они забавлялись, кидали теннисный мячик об стену. Я мазнула по ним взглядом, а в следующую секунду мячик отлетел и зазвездил мне по скуле. Я аж взвыла. Больно было, обидно… и я испугалась. Подростки, понятно, в меня попасть не планировали, но легче от этого не было. Малолетки гурьбой слетели вниз и бросились врассыпную, потому что я рвала и метала. А на втором этаже гипера, когда выбирала ручки и бумагу для принтера, чуть не разрыдалась. Жалко себя было до одури. Почему так? Что я плохого сделала, боженька?
Зеркало сказало: «ну… такое». Синяк начал движение по цветовой шкале и достиг насыщенного багрового, когда в дверь постучали. Ожидая увидеть Киру, я открыла. На пороге стоял Андрей.
— Твою мать, — протянул он с чувством, разглядев меня получше.
7
— Лед есть? — спросил Андрей.
Холодильник у нас крошечный, но нам хватает. В морозилку, правда, помещается ровно два контейнера с мясом и рыбой, разложенными по «дозам», в пакетики.
— Что это? — спросил Минаков, доставая из контейнера сверток в полиэтилене.
— Рыба. Минтай. Фу! Не, не, не вариант. Не надо рыбу! Само пройдет.
— Тогда идем ко мне. У меня целый пак льда в морозилке.
— Я ужин готовлю, не видишь? Скоро соседка должна прийти.
— Здесь готовишь? — Минаков со скорбным видом осмотрел наш маленький кухонный закуток с электрической плитой. — Люди, вы убийцы кулинарной эстетики. Едите, я полагаю, тоже здесь?
— Ну да… вон там.
В углу у нас был стол, он же разделочный, он же кухонный, он же иногда рабочий. Над столом висел постер, доставшийся от прежних жильцов, с Олимпиадой-2014. Мы постер не снимали, не сколько из патриотизма, сколько из-за пятна на обоях. Летом мы с Кирой планировали сделать в блоке ремонт, а пока любовались на горы и выцветшую лыжницу.
— Собирай все продукты в пакет, идем ко мне, — решительно заявил Андрей. — Переложишь готовое в контейнер и принесешь соседке.
— Борщ?
— Борщ в термос перельем. У меня есть.
Уже в коридоре я вспомнила и спросила:
— А ты зачем приходил-то?
— Я? Обсудить расписание… дальнейшее. У меня время тренировки изменилось.
— А-а-а…
На втором этаже в пятой общаге было шумно. Носились какие-то ребята в блестящих шляпах-конусах.
— Днюху отмечают, — объяснил Андрей. — Я тоже на минутку уйду, поздравлю одногруппницу.
— Только поздравишь? На вечеринку тебя не приглашали?
— Приглашали. Ёж, я старый, разочарованный в жизни чувак. Мне с ними скучно, им со мной.
— Старый, — хмыкнула я, входя в блок.
— А где мясо? — спросил Минаков, раскладывая мои покупки на столе.
— Мяса нет, но есть превосходное сало. Кирин дедушка сам солит.
— Сало? — задумчиво проговорил Андрей. — Сало – это хорошо. Это в генах. Ну, начнем. Нет, ты сиди и внимай… и предвкушай. Лед там.
Я приложила пакет с кубиками льда к синяку, лицу сразу стало легче. Сидя на высоком стуле, внимала и предвкушала. И то, и другое получалось у меня отменно.
На Минакова было приятно смотреть. И кухня у него была, как в кулинарных шоу по телеку. Зажурчала вода в мойке, овощи покрылись хрустальными каплями, в луче яркого светильника над столом тускло блеснул отличной сталью острый нож. Андрей милостиво позволил стащить кусочек сала с прожилками мяса и листик капусты.
— Аппетит это не испортит, а ты не будешь мне под руку вздыхать, — объяснил Минаков.
— Я буду хрустеть, — предупредила я.
— Хрусти, только поаппетитнее. И развлекай меня разговором.
Минаков священнодействовал. Глядя на него, я начала понимать сакральный смысл борща и феномен его разновкусия, в зависимости от личности готовящего.
— Понюхай, — Андрей сунул мне под нос крошечную баночку с чем-то одуряюще ароматным. — Кавказская сухая аджика. Мне родственники с юга каждый год присылают. Без нее борщ – детское питание.
— Как же вкусно пахнет! Пли-и-из! — взмолилась я. — На хлебушек! На корочку! Можно даже на черствую!
— Нет, — в этот раз повар был непреклонен. — Сейчас нахватаешься и не оценишь результаты труда шефа. Терпи. Я тебя научу ценить лучшую приправу – голод.
— Спасибо, конечно, — надулась я. — Но я прекрасно знаю, что это такое. И вообще, не успеешь научить. Сколько у нас уже уроков осталось?
— Четыре, — после небольшой паузы отозвался Минаков от плиты.
… — Так что с тобой приключилось? — спросил Андрей.
Я рассказала ему об истории с мячиком и добавила:
— Прикинь, только аллергия прошла, а я опять с опухшей рожей.
— Не с рожей, а с лицом, — наставительно произнес Минаков, бросая малюсенькие кусочки сала на сковородку. И хватило же у него терпения так его крошить. — А я думал, ты опять подралась из-за этого… Романа Горкина, из группы. У вас с ним что?
— Ничего, — вздохнула я.
— Он тебе нравится?
— Да нет… пожалуй.
Я сказала это и застыла с полурастаявшим пакетом у лица. Как-то очень равнодушно удалось мне в этот раз соврать. Ни сердца, вниз сорвавшегося, как будто на горках катаешься, ни сбившегося дыхания. Только слюна во рту, но это из-за подрумянивающихся шкварок.
— А ты откуда про стрелку знаешь? — поинтересовалась я.
— Кто ж о ней не знает, — отозвался Минаков.
— Да не дралась я! Просто показала, что не одна… ну… не одиночка. Стая всегда травит одиночек. Или тех, кто на них не похож, что впрочем, одно и то же. Мои соседки по этажу меня поддерживают, боятся, что я им переводы делать не стану.
— У них тоже Новицкая?
— Угу. А тебе, наверное, не нравится, когда девушки дерутся. Не женственно, да?
Минаков повернулся, держа на весу деревянную лопатку, и проговорил:
— Почему? Разные обстоятельства бывают. Но… неприятно смотреть, конечно. Так что ты, если что…
— Что? — удивилась я.
— Сигналь мне.
— А девушка твоя против не будет?
— Мы с ней друг друга во всем поддерживаем.
— И она… твои планы насчет из института свалить тоже одобряет? — недоверчиво спросила я.
— Абсолютно, — с хвастливыми нотками в голосе сообщал Минаков. — Надя хочет, чтобы я был счастлив.
Я даже не нашлась, что сказать. Хорошо, что в дверь постучали. Вошла Крис. Я не знала, что она с Минаковым знакома. А, так она же с журналистики, небось, с Кутихиной дружит!
— Ой! — Кристина округлила рот и прижала палец к губам. — Я не вовремя?
— Не, нормально все, — быстро сказал Андрей. — Мы едим. Занимались, а теперь едим.
Я мысленно отметила эту… несостыковочку. Если тебе доверяют, зачем врать?
— Пойдешь Светку поздравлять?
— Да, иду.
Минаков взял со стула яркий пакет и строго мне велел:
— Не жрать – ждать.
Я кивнула и честно старалась не смотреть в сторону аппетитно нашинкованной морковочки. И даже удержалась от того, чтобы заглянуть во вторую комнату, мало ли что там, труселя, например, на спинке стула сушатся. Влезла в телефон, нашла сообщение от Ромки:
> завтра во сколько свободна?
Рассеянно ответила:
> пока не знаю
Завтра урок с Андреем. Что там у него за новое расписание? Не забыть бы – спросить. Но я забыла. Пришел Андрей. Какой-то мрачный. Потом немного повеселел. Мы поели борща. От меня требовали нахваливать каждую ложку, что я и делала с большим энтузиазмом. Я бы на месте отца Андрея на сына молилась бы. Хотя… чужая семья – сумеречная зона.
Андрей проводил меня до блока. В руках он нес пакет с картонной коробкой внутри. Я спрашивала, что в ней, но он только ухмылялся всю дорогу и отмалчивался.
Кира уже смиренно достала из холодильника два яйца и устало ждала, когда разогреется старая плита.
— Борщик! — радостно сообщила я, доставая из пакета термос.
— Мультиварочка! Вам, — в том же тоне сказал Андрея, выставляя на стол коробку с надписью «мулинекс».
Кира испуганно переводила взгляд своих зеленых глазищ с меня на Минакова.
— А… за что? — пискнула она севшим после эфира голосом.
— Просто так, — откликнулся Минаков. — Мне она не нужна. Отца герлфренд бывшая подарила на дэ эр, а я… не любитель такого. Я люблю, чтобы огонь, пар, быдыщ-щ-щ, скажи, Ёжик! Пользуйтесь, девчата, — кинул он с довольным лицом, уходя.
Пока изучали инструкцию, борщ в открытом термосе остыл. И мы тут же в качестве эксперимента разогрели его в мультиварке.
— Одиннадцать программ, — блаженно шептала Кира, большая любительница вкусно поесть. — Режим подогрева, отложенный старт. Ты с ним встречаешься?
— С Андреем? Ты что? Я его репетитор по английскому! — я даже засмеялась от такого предположения.
— Бесплатно учишь?
— Ну… не то чтобы…
— Значит, нравишься. Как он тебя назвал? Ёжиком?
— Ты дура, Кира? Это он так прикалывается. У Минакова девушка – фитоняшная топ-модель. Надя Кутихина.
— Кутихина? — взгляд Киры заледенел. — Знаю такую. Сталкивались на радио. Редкая стерва, гнилая насквозь. Аль, ты бы с Минаковым не связывалась, мало ли.
— Так мы только занимаемся, — я пожала плечами. — Да и посмотри на меня. Кому я в таком виде понравлюсь?
— Твой вид – явление временное. Парни на тебя западают, вот только тебе нравится… ну… такой.
С работой в Каратове вообще плохо, и зарплаты низкие.
Значит, придется каждый день мотаться в Екатериногорск. Разумеется, я могла бы и там пожить. Там мама, там бабуля… там наша крошечная квартира, где у меня не комната, а закуток. Мама против не будет, а бабуля вообще обрадуется, начнет суетиться, кормить меня по пять раз в день, переживать, а я этого и боюсь, для бабушки это сейчас – лишняя нагрузка. Я уже договорилась, что мне в общаге жить разрешат все лето, если я комендантше с уборкой помогу. Мне здесь нормально, честно, да и Кира компанию составит, она летом будет продолжать на своем радио работать. Кира классная. С ней всегда весело. Это я от нее научилась чуть что – отшучиваться.
В общем, ничего страшного, но… тоскливо как-то. И хочется Ромку увидеть. Но я сама с ним встречи искать не буду. Ёж – птица гордая.
Глава 6
6
Ромка мне позвонил. На следующий день. Мямлил что-то. Я насторожилась: раньше он мог неделями не звонить, только перед зачетом или накануне вечеринки в общей компании. Зачет по английскому он сдал, вечеринок вроде не намечалось. Чего хотел?
На уроке с Минаковым я была словно выжатый лимон. Поспать нормально не удалось, из-за грустных перспектив на лето настроение окончательно испортилось. А Андрея как назло разобрало на повышенную учебную активность. И это ему объясни, и то.
— Ёж, да что с тобой сегодня?
— Все нормально, — грустно проговорила я. — Переводи… вот отсюда.
— Да я же вижу, что ты вареная. Пошли погуляем.
— Не хочу.
— Идем.
— Не-е-ет.
Я ныла, ругалась, даже сползла на пол – Минаков приподнял меня за шкирку и поволок к выходу .
— Я думал, ты еще и еж… противотанковый, — пропыхтел Андрей. — Железный. Стойкий.
— Смотря какие танки, — посетовала я.
Мне было стыдно перед учеником. Но чувство было, что если сейчас не поною немного, взорвусь или провалюсь в депрессию. Ко второму я была гораздо ближе. Минакову просто не повезло, что он рядом оказался. На улице он предложил поиграть в ассоциации. Я неохотно согласилась и медленно поползла рядом по скверу.
— Я говорю слово, а ты, что у тебя с ним ассоциируется. Моя девушка, Надя, увлекается психологией. Я тоже как-то в последнее время… заинтересовался. Начнем? Лес.
— Незаконная вырубка.
— Хм… Цветок.
— Аллергия.
— Любовь.
— Девальвация.
— Интересно… Поцелуй. Не думай! Быстро говори.
— Да не думаю я. Увольнение.
— Почему?
— Откуда я знаю! Сам сказал – ассоциации.
— Секс!
— Мозг! Секс мозга! Односторонний!
— Что, все так плохо?
— Нет, просто отлично!
— Что случилось? Да расскажи!
И я рассказала про кафе. Вроде бы ничего страшного, а меня это… подкосило, что ли? Все как-то сразу навалилось.
— Я тоже в кафе работал, до армии, — помолчав, сказал Андрей. — Мне нравилось. Мне и сейчас нравится.
— Стоп, — сказала я. — Как до армии? Ты в армии успел отслужить?
— Ну да, до вуза. Отец сказал: не хочешь учиться – иди служи. Я и пошел... Ёж, я же не говорил, что в армию не ходил, я говорил, что это было условие отца. Я его выполнил.
— Тогда почему…?
— Когда дембельнулся, он взял и просто со мной поговорил. Понимаешь, поговорил, с уважением. Не орал, а объяснил, как он теперь жалеет, что в свое время высшее образование не получил. Я все понимаю: и про отношение окружающих, и про статус… Вроде и обещал, но, блин… как же меня достал этот экономический! Отец платит, а я каждый день словно на каторгу! На заочный переведусь в следующем семестре! Хочу кафе… хочу… людей хочу кормить, чтобы музыка живая, чтобы движняк, по-молодежному, с фотками, инстой, поэтическими вечерами, полками с книгообменом! В Екатериногорске есть одна такая кофейня в Старом Городе, в парке – там смысл даже не в еде, в тусовке, понимаешь? Чего молчишь?
— Думаю, — призналась я. — Пытаюсь это прочувствовать. Кажется, понимаю. Ты хочешь что-то… делать, уже сейчас, чувствуешь, что смог бы, идеи бурлят, да? А тебя заставляют время терять. Но все не так…
— Так, — отрезал Андрей. — Это не мое. Еще два года я не выдержу.
— Можно после бакалавриата уйти, — робко предложила я.
— Как вариант, — дернул плечом Минаков. — И новая война с отцом.
— Знание экономики в бизнесе еще никому не помешало.
— Ёж, ты наивная чукотская девушка. То, как у нас бизнес ведется и то, как он преподается – разные вещи. Я же знаю, как бабло добывается, подрабатываю, занимаюсь с новичками в спортклубе. Не знала? Думала, фазер мой из тех, что так просто бабки на ветер бросать будет? Да, пособие он мне выдает. Но я ж готовить люблю, а продукты сейчас дорогие. И репетиторы тоже!
Минаков меня отпустил домой. Сказал, что заразился от меня негой и чтобы я выспалась. Я так и сделала.
Следующий день у нас у обоих выдался без зачетов и консультаций, выходной, одним словом. Странное дело, Андрей пытался меня уговорить позаниматься. Но я категорически отказалась: договаривались мы на четыре раза, упражнения на сайте с проверкой он и сам может сделать, а раз зарабатывает, пусть учится деньги считать. Утром я посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась: краснота почти прошла, глаза смотрели на мир честно, добро… выжидающе. С Минаковым каждый день – новая песня. Сам он… чукотский юноша, что видит, то и поет: «тундра еду, белка бью, бурундук нора бежит». А жизнь… она глубже.
Наш с Кирой холодильник был пуст. Кира опять на радио пропадала, несла свою сложную диджейскую ношу: воевала с начальством, потому что ставила хорошую музыку, а не ту, что у нас из «Дома-2» и тюремного шансона. Она меня в начале первого курса всегда подкармливала. Я решила, что раз деньги есть, отплачу добром.
В гипермаркете, когда поднималась по ленте, глубоко задумавшись, не обратила внимание на пару подростков. Они забавлялись, кидали теннисный мячик об стену. Я мазнула по ним взглядом, а в следующую секунду мячик отлетел и зазвездил мне по скуле. Я аж взвыла. Больно было, обидно… и я испугалась. Подростки, понятно, в меня попасть не планировали, но легче от этого не было. Малолетки гурьбой слетели вниз и бросились врассыпную, потому что я рвала и метала. А на втором этаже гипера, когда выбирала ручки и бумагу для принтера, чуть не разрыдалась. Жалко себя было до одури. Почему так? Что я плохого сделала, боженька?
Зеркало сказало: «ну… такое». Синяк начал движение по цветовой шкале и достиг насыщенного багрового, когда в дверь постучали. Ожидая увидеть Киру, я открыла. На пороге стоял Андрей.
— Твою мать, — протянул он с чувством, разглядев меня получше.
Глава 7
7
— Лед есть? — спросил Андрей.
Холодильник у нас крошечный, но нам хватает. В морозилку, правда, помещается ровно два контейнера с мясом и рыбой, разложенными по «дозам», в пакетики.
— Что это? — спросил Минаков, доставая из контейнера сверток в полиэтилене.
— Рыба. Минтай. Фу! Не, не, не вариант. Не надо рыбу! Само пройдет.
— Тогда идем ко мне. У меня целый пак льда в морозилке.
— Я ужин готовлю, не видишь? Скоро соседка должна прийти.
— Здесь готовишь? — Минаков со скорбным видом осмотрел наш маленький кухонный закуток с электрической плитой. — Люди, вы убийцы кулинарной эстетики. Едите, я полагаю, тоже здесь?
— Ну да… вон там.
В углу у нас был стол, он же разделочный, он же кухонный, он же иногда рабочий. Над столом висел постер, доставшийся от прежних жильцов, с Олимпиадой-2014. Мы постер не снимали, не сколько из патриотизма, сколько из-за пятна на обоях. Летом мы с Кирой планировали сделать в блоке ремонт, а пока любовались на горы и выцветшую лыжницу.
— Собирай все продукты в пакет, идем ко мне, — решительно заявил Андрей. — Переложишь готовое в контейнер и принесешь соседке.
— Борщ?
— Борщ в термос перельем. У меня есть.
Уже в коридоре я вспомнила и спросила:
— А ты зачем приходил-то?
— Я? Обсудить расписание… дальнейшее. У меня время тренировки изменилось.
— А-а-а…
На втором этаже в пятой общаге было шумно. Носились какие-то ребята в блестящих шляпах-конусах.
— Днюху отмечают, — объяснил Андрей. — Я тоже на минутку уйду, поздравлю одногруппницу.
— Только поздравишь? На вечеринку тебя не приглашали?
— Приглашали. Ёж, я старый, разочарованный в жизни чувак. Мне с ними скучно, им со мной.
— Старый, — хмыкнула я, входя в блок.
— А где мясо? — спросил Минаков, раскладывая мои покупки на столе.
— Мяса нет, но есть превосходное сало. Кирин дедушка сам солит.
— Сало? — задумчиво проговорил Андрей. — Сало – это хорошо. Это в генах. Ну, начнем. Нет, ты сиди и внимай… и предвкушай. Лед там.
Я приложила пакет с кубиками льда к синяку, лицу сразу стало легче. Сидя на высоком стуле, внимала и предвкушала. И то, и другое получалось у меня отменно.
На Минакова было приятно смотреть. И кухня у него была, как в кулинарных шоу по телеку. Зажурчала вода в мойке, овощи покрылись хрустальными каплями, в луче яркого светильника над столом тускло блеснул отличной сталью острый нож. Андрей милостиво позволил стащить кусочек сала с прожилками мяса и листик капусты.
— Аппетит это не испортит, а ты не будешь мне под руку вздыхать, — объяснил Минаков.
— Я буду хрустеть, — предупредила я.
— Хрусти, только поаппетитнее. И развлекай меня разговором.
Минаков священнодействовал. Глядя на него, я начала понимать сакральный смысл борща и феномен его разновкусия, в зависимости от личности готовящего.
— Понюхай, — Андрей сунул мне под нос крошечную баночку с чем-то одуряюще ароматным. — Кавказская сухая аджика. Мне родственники с юга каждый год присылают. Без нее борщ – детское питание.
— Как же вкусно пахнет! Пли-и-из! — взмолилась я. — На хлебушек! На корочку! Можно даже на черствую!
— Нет, — в этот раз повар был непреклонен. — Сейчас нахватаешься и не оценишь результаты труда шефа. Терпи. Я тебя научу ценить лучшую приправу – голод.
— Спасибо, конечно, — надулась я. — Но я прекрасно знаю, что это такое. И вообще, не успеешь научить. Сколько у нас уже уроков осталось?
— Четыре, — после небольшой паузы отозвался Минаков от плиты.
… — Так что с тобой приключилось? — спросил Андрей.
Я рассказала ему об истории с мячиком и добавила:
— Прикинь, только аллергия прошла, а я опять с опухшей рожей.
— Не с рожей, а с лицом, — наставительно произнес Минаков, бросая малюсенькие кусочки сала на сковородку. И хватило же у него терпения так его крошить. — А я думал, ты опять подралась из-за этого… Романа Горкина, из группы. У вас с ним что?
— Ничего, — вздохнула я.
— Он тебе нравится?
— Да нет… пожалуй.
Я сказала это и застыла с полурастаявшим пакетом у лица. Как-то очень равнодушно удалось мне в этот раз соврать. Ни сердца, вниз сорвавшегося, как будто на горках катаешься, ни сбившегося дыхания. Только слюна во рту, но это из-за подрумянивающихся шкварок.
— А ты откуда про стрелку знаешь? — поинтересовалась я.
— Кто ж о ней не знает, — отозвался Минаков.
— Да не дралась я! Просто показала, что не одна… ну… не одиночка. Стая всегда травит одиночек. Или тех, кто на них не похож, что впрочем, одно и то же. Мои соседки по этажу меня поддерживают, боятся, что я им переводы делать не стану.
— У них тоже Новицкая?
— Угу. А тебе, наверное, не нравится, когда девушки дерутся. Не женственно, да?
Минаков повернулся, держа на весу деревянную лопатку, и проговорил:
— Почему? Разные обстоятельства бывают. Но… неприятно смотреть, конечно. Так что ты, если что…
— Что? — удивилась я.
— Сигналь мне.
— А девушка твоя против не будет?
— Мы с ней друг друга во всем поддерживаем.
— И она… твои планы насчет из института свалить тоже одобряет? — недоверчиво спросила я.
— Абсолютно, — с хвастливыми нотками в голосе сообщал Минаков. — Надя хочет, чтобы я был счастлив.
Я даже не нашлась, что сказать. Хорошо, что в дверь постучали. Вошла Крис. Я не знала, что она с Минаковым знакома. А, так она же с журналистики, небось, с Кутихиной дружит!
— Ой! — Кристина округлила рот и прижала палец к губам. — Я не вовремя?
— Не, нормально все, — быстро сказал Андрей. — Мы едим. Занимались, а теперь едим.
Я мысленно отметила эту… несостыковочку. Если тебе доверяют, зачем врать?
— Пойдешь Светку поздравлять?
— Да, иду.
Минаков взял со стула яркий пакет и строго мне велел:
— Не жрать – ждать.
Я кивнула и честно старалась не смотреть в сторону аппетитно нашинкованной морковочки. И даже удержалась от того, чтобы заглянуть во вторую комнату, мало ли что там, труселя, например, на спинке стула сушатся. Влезла в телефон, нашла сообщение от Ромки:
> завтра во сколько свободна?
Рассеянно ответила:
> пока не знаю
Завтра урок с Андреем. Что там у него за новое расписание? Не забыть бы – спросить. Но я забыла. Пришел Андрей. Какой-то мрачный. Потом немного повеселел. Мы поели борща. От меня требовали нахваливать каждую ложку, что я и делала с большим энтузиазмом. Я бы на месте отца Андрея на сына молилась бы. Хотя… чужая семья – сумеречная зона.
Андрей проводил меня до блока. В руках он нес пакет с картонной коробкой внутри. Я спрашивала, что в ней, но он только ухмылялся всю дорогу и отмалчивался.
Кира уже смиренно достала из холодильника два яйца и устало ждала, когда разогреется старая плита.
— Борщик! — радостно сообщила я, доставая из пакета термос.
— Мультиварочка! Вам, — в том же тоне сказал Андрея, выставляя на стол коробку с надписью «мулинекс».
Кира испуганно переводила взгляд своих зеленых глазищ с меня на Минакова.
— А… за что? — пискнула она севшим после эфира голосом.
— Просто так, — откликнулся Минаков. — Мне она не нужна. Отца герлфренд бывшая подарила на дэ эр, а я… не любитель такого. Я люблю, чтобы огонь, пар, быдыщ-щ-щ, скажи, Ёжик! Пользуйтесь, девчата, — кинул он с довольным лицом, уходя.
Пока изучали инструкцию, борщ в открытом термосе остыл. И мы тут же в качестве эксперимента разогрели его в мультиварке.
— Одиннадцать программ, — блаженно шептала Кира, большая любительница вкусно поесть. — Режим подогрева, отложенный старт. Ты с ним встречаешься?
— С Андреем? Ты что? Я его репетитор по английскому! — я даже засмеялась от такого предположения.
— Бесплатно учишь?
— Ну… не то чтобы…
— Значит, нравишься. Как он тебя назвал? Ёжиком?
— Ты дура, Кира? Это он так прикалывается. У Минакова девушка – фитоняшная топ-модель. Надя Кутихина.
— Кутихина? — взгляд Киры заледенел. — Знаю такую. Сталкивались на радио. Редкая стерва, гнилая насквозь. Аль, ты бы с Минаковым не связывалась, мало ли.
— Так мы только занимаемся, — я пожала плечами. — Да и посмотри на меня. Кому я в таком виде понравлюсь?
— Твой вид – явление временное. Парни на тебя западают, вот только тебе нравится… ну… такой.
