Глава 1
«И вдруг меня охватывает несказанная печаль, которую несёт в себе время, оно течёт и течёт, и меняется, а когда оглянешься, ничего от прежнего уже не осталось. Да, прощание всегда тяжело, но возвращение иной раз ещё тяжелее»
Эрих Мария Ремарк
Валерия
Как же я не люблю ночные звонки, ничего хорошего в мою жизнь они не приносили. Вроде бы обычное голосовое сообщение, а жизнь сразу делится на «до» и «после». У каждого человека такие звонки выбирают своё время – для меня это ночь: тёмная часть суток, когда оживают мои самые страшные кошмары и я наиболее уязвима.
Первый мой «ночной звонок» сообщил об аварии, которая предрешила ход всей моей дальнейшей жизни, той ночью на трассе «Новосибирск — Томск» погибла моя мама... Она возвращалась домой с конференции. Был гололёд, водитель не справился с управлением, и они вылетели под КАМАЗ. Та ночь забрала у одиннадцатилетней меня не только маму, но и, кажется, часть самой нашей жизни. За ту ночь я сразу как-то повзрослела, а отец — постарел. Он ушёл в работу, я – в учёбу. Мы загружали себя по максимуму, чтобы сердце не чувствовало боль потери, если такое вообще возможно было перестать чувствовать.
Второй звонок раздался шесть лет спустя... Я получила известие о смерти моего деда и в силу обстоятельств не смогла даже присутствовать на его похоронах, так как только несколько дней назад родила сына.
И вот сейчас, спустя почти десять лет, третий – у бабушки инсульт. С каждым таким звонком словно частичка моей души умирала: тихо, в мучениях, корчась в одиночку от боли. Такое не разделишь ни с кем, а у меня и не с кем было делить. Сын ещё мал, а отца мучают свои демоны, чтобы его ещё обременять моими душевными терзаниями.
Если бабушка не выкарабкается, то, кроме папы и сына, у меня никого больше не останется. И что могут мне принести следующие звонки, я даже боюсь представить...
После этого известия сон как рукой сняло. Я себе не находила места. Бабушка в больнице. Инсульт... И я даже не знаю, успею ли вовремя попасть к ней или нет — из Майами до Москвы часов двенадцать лёту. Она сейчас находится в реанимации, состояние тяжёлое, и утешительных прогнозов врачи не дают. Преклонный возраст и букет болезней — звучит как приговор. А ведь ещё вчера утром я с ней разговаривала, мы смеялись и шутили, через несколько месяцев она ждала нас в гости. Но сейчас не время раскисать — бабуля очень ждёт, я знаю, чувствую. Господи, если слышишь, помоги. Прошу...
Билеты на рейс я купила быстро, повезло, что обошлось без пересадок. Полетим вместе с Максом. Он, правда, ещё не знает. Хорошо хоть школа закончилась. Отцу позвонила и сообщила об отъезде: он сейчас с женой в Канаде, недавно уехал в командировку. В ближайшее время Ребекка должна вернуться, чтобы не оставлять дом и нашу собаку без присмотра. На работу заеду утром. Как хорошо, что я работаю удалённо и моё рабочее место там, где находится мой ноутбук. Я не знаю, сколько продлится наша с сыном поездка в Россию, всё будет зависеть от состояния здоровья бабули.
Самолёт у нас в шесть вечера, сейчас раннее утро, времени ещё достаточно, но дел впереди слишком много. Достав сумку, я начала быстро складывать наши вещи и документы. Сейчас начало июня – не надо мучиться с тёплыми вещами. Проверила деньги, собрала ноутбук, в кабинете взяла флешки и необходимую документацию: работу никто за меня не выполнит. Во время сборов, меня не покидало чувство, что мы с сыном едем в Москву на несколько месяцев, а интуиции я привыкла доверять.
Хорошо бы ещё успеть к началу учёбы ребёнка вернуться, но тут загадывать ничего нельзя. На крайний случай если всё затянется дольше, то привезу сама и буду договариваться с Бекки, чтобы присмотрела за Максом. Думаю, она не откажет, они друг к другу очень тепло относятся, а сама тогда вернусь в Москву.
Как же папе повезло встретить Ребекку после стольких лет одиночества! Смотря на него, у меня в душе ещё теплится маленькая надежда, что и у нас с сыном будет полноценная семья с «любимым мужем и любящим папой», ну, или хотя бы только с «любящим папой».
Глянула на часы — половина восьмого утра: надо будить сына, у него в девять тренировка по волейболу, а мне необходимо заехать на работу и решить несколько важных вопросов до отъезда.
Макс проснулся практически мгновенно, стоило лишь тронуть его за плечо. За быстрым завтраком рассказала ему о наших изменениях в жизни и срочной поездке в Россию. Такси, тренировка, работа: время полетело просто с космической скоростью. Очнулась я только в самолёте и наконец-то выдохнула. Надеюсь, всё будет хорошо. Написала Даше СМС, что мы в самолёте, номер рейса и во сколько прилетаем в Москву.
Позвонила Майклу, своему другу, назовём его так, и объяснила ситуацию и скоропалительность нашего отъезда. Чувствовалось, что он расстроен, но ничего сделать не может — мы договаривались на этот уик-энд встретиться и серьёзно поговорить о нас и дальнейших отношениях. Понимаю, что ему надоело ждать почти три года, когда я соглашусь принять его в качестве своего мужа, а меня устраивали наши отношения такими, какими они есть сейчас – без серьёзных обязательств, то есть секс и дружеское общение. Я ему даже предлагала расстаться, и не мучить друг друга, но он был категорически против этого, и обещал больше не давить на меня сильно. С того памятного разговора прошло почти полтора года, и вот опять мы вернулись к тому, на чём закончили в прошлый раз. Мысленно пообещала себе окончательно решить вопрос с Майклом по возвращении домой.
Отключила телефон и попыталась заснуть, но сон не шёл, в голове роилось множество вопросов, воспоминаний, страхов. Глянув на Макса и убедившись, что сын крепко спит, погрузилась в свои мысли и воспоминания.
Я так долго не была в России, что даже немного страшно, как встретит меня первая Родина. Мой отъезд десять лет назад был больше похож на бегство. Бегство от себя и от тех людей, которые меня ненавидели, презирали, хотели растоптать... А я всего лишь мечтала любить и быть любимой. Неужели это преступление? И как в итоге оказалось, для них это так и было.
Сейчас, спустя годы, я понимаю, что это была просто травля неугодной его родителям девочки. А тогда не понимала... Не понимала, за что она так со мной? Хотя, что тут непонятного? Если в их глазах я была безродной бедной девчонкой из неполноценной семьи. Голодранкой! Ничтожеством, каким они меня считали, которое «вцепилось» в их сыночка, желая хорошей и сытой жизни.
Его мать абсолютно не брала в расчёт ни то, что мои бабушка и дедушка были заслуженными деятелями искусств и были хорошо знакомы с родителями её мужа, ни то, что мой отец замечательный программист, которого оценили даже за рубежом, ни мои, пусть и незначительные, но заслуги и достижения. Хотя какие достижения, по её мнению, у меня могли быть в семнадцать лет? Просто она не хотела его менять – так проще презирать, тем более, когда рядом с сыном видишь совсем другую девочку. Дочку лучшей подруги и компаньона мужа из очень обеспеченной семьи, хорошо воспитанную, по их меркам, которая была типичным представителем золотой молодёжи. И какими бы качествами и заслугами я и моя семья ни обладали, мне было не дотянуться до её пьедестала.
Но это я понимаю сейчас. А тогда она методично и с завидным упрямством разрушала меня, мою душу, мою жизнь, пытаясь отравить ядом своей ненависти. Просто вычёркивая меня из жизни Стаса.
Как же давно я себе не позволяла думать об этом, намеренно хороня все воспоминания о тех событиях глубоко под слоем пепла и развалин нашего воздушного замка! Возможно, даже не нашего, а только моего...
Положа руку на сердце, таких дур, как я, у него был вагон и маленькая тележка. И все они любили его, а он позволял себя любить, даря вроде всем и в то же время не обещая никому. Красивый. Сильный. Дерзкий. Да ещё с богатыми родителями, которые души в нём не чаяли. Он был звездой, далёкой и недоступной, как мне раньше казалась…
Но несмотря ни на что, я надеялась и ждала его ещё очень долго... Ждала в аэропорту, когда улетала из России... Ждала всю беременность, нося под сердцем нашего сына... Ждала, когда меня везли со схватками в роддом... Ждала на выписку, в надежде, что он приедет, возьмёт на руки нашего малыша и прижмёт к себе, сказав «спасибо, родная»... Сколько этих «ждала», связанных с ним, ещё было в моей жизни... Но он не оправдал ни одного, словно с каждым неосуществлённым ожиданием глубже вгоняя гвоздь в крышку гроба под названием «Наша счастливая жизнь рядом с ним».
Сейчас я не ждала ничего. Моя надежда окончательно умерла в больнице, когда я сидела под дверями реанимации и молилась, чтобы мой маленький ангелочек только выжил. Я была одна. Отца отправили на конгресс, его жена Ребекка уехала к родне в другой штат. А тяжёлая инфекция, резко и неожиданно вызвавшая приступ удушения у малыша, чуть не отняла мой смысл жизни. Сыночку ещё не было трёх лет. Как же мне тогда нужна была его поддержка и вера, что мы совсем справимся, потому что одна семья! Куча СМС и попыток дозвониться до него ничего не дали. Хоть один чёртов звонок от него. Но телефон молчал.
От каждого оклика врачей меня трясло. Я до одури боялась услышать страшное известие — о смерти сына... Трое суток я сидела возле реанимации, пока Максимке не стало лучше, и угроза не миновала. Молила Бога и всех святых, хотя не была раньше особо верующей, но в тот момент это был крик души. Не могу вспомнить, чем питалась в эти дни, и ела ли вообще хоть что-то. Именно тогда пришло осознание, что мы ему не нужны — ни я, ни наш сын. Всё, что он говорил и обещал, оказалось ложью от начала и до конца. А раз так, то стоит ли ждать и верить, давая эту ложную надежду не только себе, но и ребёнку? Он тоже ждал... Очень ждал папу.
Дав себе мысленно установку: «Я живу ради Макса, и мы будем счастливы любой ценой, но его не будет в нашей счастливой жизни. Теперь только нашей».
В ту ночь, когда сына перевели из реанимации в палату, лёжа рядом с ним, я похоронила все свои мысли, мечты и ожидания, связанные со Стасом. Если бы он хотел, нашёл. Ведь после переезда в Америку, спустя какое-то время я пыталась с ним связаться и рассказать о ребёнке. К тому времени он был разведён чуть больше года, и никаких детей у них с Катей не было, я это знала со слов Даши. Но чуда не произошло — он не отвечал, наверное, не хотел.
После выписки Максимки из больницы позволила себе, хотя правильнее будет сказать, заставила себя, общаться с другими мужчинами не только по работе. Первая близость с парнем не принесла ничего, кроме омерзения ко всему и, как ни странно, боли. Не смогла возбудиться, видя лицо не того мужчины, его противные слюнявые поцелуи, раздражающее сопение. Кое-как дождалась окончания этого действа, вздохнув с облегчением, когда он слез с меня довольный, а я побежала в душ отмываться. После этого, следующий раз случился у меня нескоро. Долго не могла пересилить себя, с брезгливостью и отвращением вздрагивая от одной мысли о близости с противоположным полом.
И после всего я начала строить вокруг нашего с Максом мирка практически Китайскую стену без окон и дверей, не собираясь больше никого впускать к нам в душу и нашу жизнь. Настоящей меня будет видеть только мой сын, для всех остальных я надела маску. Маску холодной, жестокой и расчётливой стервы.
Но как бы ни старалась стереть все воспоминания о нём из своей памяти, ничего не выходило. Вернее, выходило, но не так, как планировала: чем сильнее старалась забыть, тем ярче они становились, врываясь даже в мои сны. Не сравнивать своих теперешних кавалеров со Стасом также не очень-то получалось. Словно по закону подлости, все они ему уступали, причём по большинству параметров. И постели это касалось в том числе, хотя тогда он был восемнадцатилетним пацаном. А может потому, что я его любила, а их нет? Но задумываться об этом я не хотела. Не было ни сил, ни желания.
Единственный, кто задержался за эти семь лет, это Майкл. Но он сразу выбрал другую стратегию со мной: не пытался затащить в постель после нескольких свиданий, не пытался залезть в душу, налаживал отношения с моим сыном. Правда, у него это не сильно получилось. Но обвинить Майкла в отсутствии интереса к ребёнку и желания подружиться с ним я не могла. У Макса очень сложный характер, и не последнюю в этом роль играло отсутствие отца и дикое желание сына найти его. В последнее время практически маниакальное.
Максим же относился к моему «другу» нейтрально до тех пор, пока не зашёл разговор о возможной нашей с ним свадьбе. Словно сам чёрт дёрнул Майкла раскрыть рот на эту тему! И вот тут нейтралитет перешёл в негатив. Добиться от сына, чем именно он его не устраивает, я не смогла, всегда получая один и тот же ответ на мой вопрос о негативе к Майклу — «Мамочка, не выходи за него, нам и вдвоём хорошо и больше никто не нужен, кроме деда и Бекки». Глубоко внутри я была согласна с сыном. К Майклу я не испытывала сильных чувств, но с ним было спокойно и надёжно. Я его не ревновала, не было дикого желания, фейерверков, но было уважение и доверие. А разве не это главное во взаимоотношениях внутри пары?
Сильные чувства только мешают и не дают правильно оценить ситуацию, а если они ещё и не взаимны, то грозят погрести под грудами обломков разбившихся надежд. Сама через это прошла и больше такого испытывать не желаю.
Вынырнув из своих мыслей, посмотрела на сына — он крепко спал, подоткнув плед; я погладила его по голове. Такой безмятежный, юный, беззащитный. Каждый день в течение девяти лет вижу, как он растёт, меняется и всё больше становиться похож на своего отца. Это живое напоминание мне о моих несбывшихся надеждах, но, если бы мне предложили что-либо изменить в моём прошлом, я бы отказалась не раздумывая. Максимка – мой двигатель, мой смысл жизни, мой маяк. Вместе мы справимся со всеми трудностями.
Надеюсь, наша поездка пройдёт тихо и незаметно для Стаса и его семьи. Но стоит лишь посмотреть в серые хитрые глазёнки сынули, и приходит понимание, что всё будет непросто. Ох, как непросто! Он всё чаще и настойчивее интересуется отцом, и на все мои доводы лишь хмурится. И сейчас эту неожиданную поездку воспринял со слишком большим энтузиазмом. Хорошо, если отделаемся малой кровью, но интуиция вопит об обратном.
Надо с Дашей будет поговорить сразу по прилёту об этой проблеме, грозящей большими возможными неприятностями. Она говорила, что Стас уехал и его никто не видел уже несколько месяцев. Может, он не вернётся и Макс, не найдя его, успокоится? Верится, конечно, с трудом, но исключать такой вариант тоже не стоит.
Глянула на время — до прилёта в Москву осталось часа четыре, надо поспать. Об остальном подумаю позже: грядущий день обещает быть трудным.
Москва нас встретила дождиком и порывистым ветром: «Ну, здравствуй, родная столица», хорошо хоть, додумалась захватить себе и ребёнку ветровки. Наш самолёт подали «к рукаву» и, выйдя одними из первых пассажиров, получив багаж, мы двинулись к выходу. На выходе из терминала нас встречали Дарья и её муж Серёжа. Как же я рада их видеть!
За столько лет Москва изменилась до неузнаваемости, даже поностальгировать не получается, всё чужое...
Дарья щебетала, рассказывая нам последние новости.
