— Перк, запись. День семнадцатый. Я все еще неизвестно где. В эфире тишина, на картах звезд совпадений не найдено, — пару минут тишины. — Перк, конец записи.
Ничего говорить не хотелось. Хотелось запустить персональный комм, который стал бесполезным, в открытый космос, но на злость уже тоже не было сил. Вчера был последний глоток воды, кислорода в капсуле еще на три дня. Надо экономить, надо поспать.
«Что страшнее, умереть от обезвоживания или задохнуться?» — с такими мыслями я погрузился в свой навязчивый кошмар — воспоминания аварии.
Новый прорыв человечества! За несколько десятилетий люди шагнули далеко в освоении космоса — невозможные прежде расстояния, неизведанные прежде просторы.
«Мы как дикие древние люди, что покоряли океан. Только нам неизвестны береговая линия и местные кракены,» — старлей на станции всегда был настроен пессимистически, а мы смеялись. Молодые, впервые вышедшие в космос. Что нам могло угрожать на новейшей, прочнейшей космической станции?
Сирена взвыла неожиданно, следом из динамиков раздался голос капитана. О том, что это не учебная тревога, что не стоит паниковать, что следует пройти к спасательным капсулам. А потом был удар, пол ходуном под ногами, красный свет ламп и все-таки людская паника.
Уже в иллюминатор капсулы я видел, как всеземную новехонькую станцию разорвало на части неведомой волной. Взрыва не было… лишь в черном мареве, что сливалось с бескрайними просторами космоса, порой мелькали лиловые всполохи. В нем пропадали детали нашего временного дома. Меня же накрыло темнотой…
Меня разбудил свет.
Открывать глаза было сложно — они тоже страдают от моего обезвоживания.
Сквозь песок и резь в глазах я разглядел — подо мною была планета. Голубая. Голубой — цвет жизни.
В капсуле должно еще быть немного энергии. Берёг, после тщетный попыток найти сигнал. Осталось буквально на два толчка. Хватит? Разум шептал — нет, а надежда жала кнопки на пульте. Главное войти в атмосферу, а там… экстренное приземление на парашюте.
Энергии не хватило. В капсуле все пищало, снаружи все горело. Сверхпрочная, сверхновая, оснащенная всем, чем только можно, капсула не позволила мне мгновенно сгореть… она начала медленно нагреваться.
Некий толчок извне придал капсуле ускорения, и я вылетел на поверхность планеты.
Приземление вышло сложным. Капсулу покорежило так, что я еле смог открыть люк. Меня покорежило так, что я еле мог двигаться.
Под ногами зашуршали черные камушки, шум океана бил по отвыкшим от звуков перепонкам. Кругом была бескрайняя вода.
Соленая.
Я упал на спину на самой кромке, глядя в неприветливое серое небо новой планеты. На щеку упала крупная прохладная капля, а в рот скатилась соленая с привкусом железа — из треснувшей в улыбке губы.
Следующая слеза серых небес упала прямо на язык. Свежая, сладкая… она растворилась на высохших тканях.
Где-то вдалеке раздался гром.
«Будем жить!»
В небе, прямо над капсулой, мелькая сотнями окошками-пикселями, стал проявляться космический корабль.
«А говорили нет больше разумных в нашей галактике… В нашей Галактике!».
Ничего говорить не хотелось. Хотелось запустить персональный комм, который стал бесполезным, в открытый космос, но на злость уже тоже не было сил. Вчера был последний глоток воды, кислорода в капсуле еще на три дня. Надо экономить, надо поспать.
«Что страшнее, умереть от обезвоживания или задохнуться?» — с такими мыслями я погрузился в свой навязчивый кошмар — воспоминания аварии.
Новый прорыв человечества! За несколько десятилетий люди шагнули далеко в освоении космоса — невозможные прежде расстояния, неизведанные прежде просторы.
«Мы как дикие древние люди, что покоряли океан. Только нам неизвестны береговая линия и местные кракены,» — старлей на станции всегда был настроен пессимистически, а мы смеялись. Молодые, впервые вышедшие в космос. Что нам могло угрожать на новейшей, прочнейшей космической станции?
Сирена взвыла неожиданно, следом из динамиков раздался голос капитана. О том, что это не учебная тревога, что не стоит паниковать, что следует пройти к спасательным капсулам. А потом был удар, пол ходуном под ногами, красный свет ламп и все-таки людская паника.
Уже в иллюминатор капсулы я видел, как всеземную новехонькую станцию разорвало на части неведомой волной. Взрыва не было… лишь в черном мареве, что сливалось с бескрайними просторами космоса, порой мелькали лиловые всполохи. В нем пропадали детали нашего временного дома. Меня же накрыло темнотой…
Меня разбудил свет.
Открывать глаза было сложно — они тоже страдают от моего обезвоживания.
Сквозь песок и резь в глазах я разглядел — подо мною была планета. Голубая. Голубой — цвет жизни.
В капсуле должно еще быть немного энергии. Берёг, после тщетный попыток найти сигнал. Осталось буквально на два толчка. Хватит? Разум шептал — нет, а надежда жала кнопки на пульте. Главное войти в атмосферу, а там… экстренное приземление на парашюте.
Энергии не хватило. В капсуле все пищало, снаружи все горело. Сверхпрочная, сверхновая, оснащенная всем, чем только можно, капсула не позволила мне мгновенно сгореть… она начала медленно нагреваться.
Некий толчок извне придал капсуле ускорения, и я вылетел на поверхность планеты.
Приземление вышло сложным. Капсулу покорежило так, что я еле смог открыть люк. Меня покорежило так, что я еле мог двигаться.
Под ногами зашуршали черные камушки, шум океана бил по отвыкшим от звуков перепонкам. Кругом была бескрайняя вода.
Соленая.
Я упал на спину на самой кромке, глядя в неприветливое серое небо новой планеты. На щеку упала крупная прохладная капля, а в рот скатилась соленая с привкусом железа — из треснувшей в улыбке губы.
Следующая слеза серых небес упала прямо на язык. Свежая, сладкая… она растворилась на высохших тканях.
Где-то вдалеке раздался гром.
«Будем жить!»
В небе, прямо над капсулой, мелькая сотнями окошками-пикселями, стал проявляться космический корабль.
«А говорили нет больше разумных в нашей галактике… В нашей Галактике!».