– Кора, малышка, ты все запомнила?
– Да, конечно… Теть Любав, может вместе все-таки? – я смотрела на самого дорогого мне человека с горечью и печалью… так как знала ответ.
– Милая... Нельзя мне туда. А тебе надо, это единственный шанс спрятать тебя, чтобы род Беловых не прервался. Теперь ты у нас кто?
– Кора Весенняя, из городка Лесного.
Раздался протяжный и какой-то тоскливый гудок поезда. Пора. Тетка прижала меня к себе, стискивая в объятьях, и зашептала скороговоркой:
– Кора, деточка, у тебя все получится. Веди себя тихонько, не привлекай внимания и… постарайся держать себя в руках, хорошо?
– Да, тетя. Я тебя люблю.
– И я тебя. Все беги, пока поезд не тронулся. И ты помнишь? Не пиши, и не ищи. Мы сами найдем тебя.
И меня подтолкнули к вагону, я тут же сунула большой женщине с короткими малиновыми волосами билет, который все это время держала зажатым в руке. И с одной дорожной сумкой и рюкзаком на плече отправилась искать свой купе вагон. Мне ехать трое суток, слава Силе спальное место не привлечет внимания. А нет, не Силе, и не Богу… А кому теперь почести то можно возносить?
На дверях моего вагона красовался яркий красно-черный плакат– «Из огня революции встанет красный доброволец на страх мировой буржуазии». Интересно, это и правда сейчас во всем мире происходит?
«Ну и что ты думаешь? Мы и правда на свободе?»
Вроде как… главное, чтобы нас не прибили. Поэтому тихо, и не отвлекай.
В вагоне на меня встретили две близняшки с пшеничными косами толщиной с мою руку, зеленными глазами и веснушками. Веснушки тоже вроде у них одинаковые.
– Привет… – неуверенно протянула я. Никогда не общалась со сверстниками. С девчонками.
«Да-да, и вообще последних лет семь только с теткой и профессорами, даже слуг убрали.»
Заткнись, оно и к лучшему, что убрали… Как бы я сейчас была?
– Привет! Ты с нами едешь? Как хорошо! Мы боялись, что к нам парни сядут. Было бы неудобно. Я Маша, это Катя, а тебя как звать? – и это все на одном вдохе сказала та, что справа.
– Я Кора Весенняя, из городка Лесного.
«Хорошо, что времени не было и ты не заучила целую легенду. Сейчас бы выложила все бедным девчонкам. Они и так на тебя с удивлением смотрят.»
Заткнись!
– Ой, я очень волнуюсь! Всегда мечтала поступить в Академию! – и восторга побольше в голос, чтоб наверняка сойти за впечатлительную дурочку.
– О да! Мы тоже так ждали- так ждали! И у нас у обеих дар весной проявился, представляешь?! Одновременно! Только у меня огня, а у Кати воды. Мы так радовались! А ты с какой стихией? И давно? А где находится город Лесной?
Ничего себе, у близнецов и стихии антагонисты. Интересная у них наверно семейка.
– Тоже с весны, у меня ветер. А Лесной, он за Бержием, пол дня на телеге.
Городок там и правда такой есть, мы его даже проезжали и остановились на пару дней. Ну чтоб я хоть знала, что он из себя представляет. А про дар… не говорить же, что он у меня с рождения… и тем более, что я менталист.
«Конечно не говорить! Если нас родные родители в темнице держали… то, что уж говорить об этих невоспитанных, необразованных плебеях, что дорвались до власти?»
Да угомонишься ты сегодня? А родители меня закрыли, между прочим, из-за тебя, а не из-за дара.
«Так я и есть часть твоего дара. А закрыли они, потому что боялись. И эти будут бояться.»
Не будут, если ты не будешь вылазить.
Так мы проболтали до обеда, вернее Маша проболтала. Я больше слушала, Катя за все время сказала лишь пару слов. Мы говорили обо всем на свете, только политику не затрагивали, чему я была рада. Я еще не знаю, как относиться к революции. С одной стороны– она убила всю мою семью, с дрогой– из всей семьи я знала только тетушку, и пару раз видела отца. Мать даже не помню. Ну и… благодаря революции я на свободе. Правда меня наверняка убьют, если узнают кто я. Как аристократку– может и помилуют, а вот как менталиста… А еще если узнают про Эхо…
Эхо– это мое проклятие.
«Я не проклятие. Вообще-то, я твой единственный друг.»
После обеда девчонки потащили меня знакомить со всеми остальными ребятами. Несколько десятков ребят едут поступать в академию в этом году. Я перезнакомилась со всеми, со всеми пообщалась, посмеялась… вот только с каждым часом мне все сложнее было удерживать улыбку на лице. И я сбежала в туалет. Там я встала перед зеркалом и позвала:
– Эхо! Это снова ты?!
«Что я? Ну подправил немного ребят, зато они нас теперь все любят и никакого недоверия.»
Отражение в зеркале немного побледнело, скулы заострились, глаза потемнели. Я знала, что это вижу только я. Мой друг-проклятие.
– Перестань. Это может плохо закончиться! Как с Любавой!
«А что плохого с Любавой? Безграничная любовь и верность нам… Может если бы не это, нам бы и не удалось сбежать в академию.»
– Перестань воздействовать на людей! Нас поймают!
Я знала, что бессмысленно говорить про мораль и этику… Я порой даже задавалась вопросом, а я сама то, точно своим желаниям следую?
«Меня?! Малыш, я само воплощение ментала, или ты забыла? И я действую во благо нам, ты еще меня поблагодаришь.»
И отражение снова приняло мой родной облик.
– Да, конечно… Теть Любав, может вместе все-таки? – я смотрела на самого дорогого мне человека с горечью и печалью… так как знала ответ.
– Милая... Нельзя мне туда. А тебе надо, это единственный шанс спрятать тебя, чтобы род Беловых не прервался. Теперь ты у нас кто?
– Кора Весенняя, из городка Лесного.
Раздался протяжный и какой-то тоскливый гудок поезда. Пора. Тетка прижала меня к себе, стискивая в объятьях, и зашептала скороговоркой:
– Кора, деточка, у тебя все получится. Веди себя тихонько, не привлекай внимания и… постарайся держать себя в руках, хорошо?
– Да, тетя. Я тебя люблю.
– И я тебя. Все беги, пока поезд не тронулся. И ты помнишь? Не пиши, и не ищи. Мы сами найдем тебя.
И меня подтолкнули к вагону, я тут же сунула большой женщине с короткими малиновыми волосами билет, который все это время держала зажатым в руке. И с одной дорожной сумкой и рюкзаком на плече отправилась искать свой купе вагон. Мне ехать трое суток, слава Силе спальное место не привлечет внимания. А нет, не Силе, и не Богу… А кому теперь почести то можно возносить?
На дверях моего вагона красовался яркий красно-черный плакат– «Из огня революции встанет красный доброволец на страх мировой буржуазии». Интересно, это и правда сейчас во всем мире происходит?
«Ну и что ты думаешь? Мы и правда на свободе?»
Вроде как… главное, чтобы нас не прибили. Поэтому тихо, и не отвлекай.
В вагоне на меня встретили две близняшки с пшеничными косами толщиной с мою руку, зеленными глазами и веснушками. Веснушки тоже вроде у них одинаковые.
– Привет… – неуверенно протянула я. Никогда не общалась со сверстниками. С девчонками.
«Да-да, и вообще последних лет семь только с теткой и профессорами, даже слуг убрали.»
Заткнись, оно и к лучшему, что убрали… Как бы я сейчас была?
– Привет! Ты с нами едешь? Как хорошо! Мы боялись, что к нам парни сядут. Было бы неудобно. Я Маша, это Катя, а тебя как звать? – и это все на одном вдохе сказала та, что справа.
– Я Кора Весенняя, из городка Лесного.
«Хорошо, что времени не было и ты не заучила целую легенду. Сейчас бы выложила все бедным девчонкам. Они и так на тебя с удивлением смотрят.»
Заткнись!
– Ой, я очень волнуюсь! Всегда мечтала поступить в Академию! – и восторга побольше в голос, чтоб наверняка сойти за впечатлительную дурочку.
– О да! Мы тоже так ждали- так ждали! И у нас у обеих дар весной проявился, представляешь?! Одновременно! Только у меня огня, а у Кати воды. Мы так радовались! А ты с какой стихией? И давно? А где находится город Лесной?
Ничего себе, у близнецов и стихии антагонисты. Интересная у них наверно семейка.
– Тоже с весны, у меня ветер. А Лесной, он за Бержием, пол дня на телеге.
Городок там и правда такой есть, мы его даже проезжали и остановились на пару дней. Ну чтоб я хоть знала, что он из себя представляет. А про дар… не говорить же, что он у меня с рождения… и тем более, что я менталист.
«Конечно не говорить! Если нас родные родители в темнице держали… то, что уж говорить об этих невоспитанных, необразованных плебеях, что дорвались до власти?»
Да угомонишься ты сегодня? А родители меня закрыли, между прочим, из-за тебя, а не из-за дара.
«Так я и есть часть твоего дара. А закрыли они, потому что боялись. И эти будут бояться.»
Не будут, если ты не будешь вылазить.
Так мы проболтали до обеда, вернее Маша проболтала. Я больше слушала, Катя за все время сказала лишь пару слов. Мы говорили обо всем на свете, только политику не затрагивали, чему я была рада. Я еще не знаю, как относиться к революции. С одной стороны– она убила всю мою семью, с дрогой– из всей семьи я знала только тетушку, и пару раз видела отца. Мать даже не помню. Ну и… благодаря революции я на свободе. Правда меня наверняка убьют, если узнают кто я. Как аристократку– может и помилуют, а вот как менталиста… А еще если узнают про Эхо…
Эхо– это мое проклятие.
«Я не проклятие. Вообще-то, я твой единственный друг.»
После обеда девчонки потащили меня знакомить со всеми остальными ребятами. Несколько десятков ребят едут поступать в академию в этом году. Я перезнакомилась со всеми, со всеми пообщалась, посмеялась… вот только с каждым часом мне все сложнее было удерживать улыбку на лице. И я сбежала в туалет. Там я встала перед зеркалом и позвала:
– Эхо! Это снова ты?!
«Что я? Ну подправил немного ребят, зато они нас теперь все любят и никакого недоверия.»
Отражение в зеркале немного побледнело, скулы заострились, глаза потемнели. Я знала, что это вижу только я. Мой друг-проклятие.
– Перестань. Это может плохо закончиться! Как с Любавой!
«А что плохого с Любавой? Безграничная любовь и верность нам… Может если бы не это, нам бы и не удалось сбежать в академию.»
– Перестань воздействовать на людей! Нас поймают!
Я знала, что бессмысленно говорить про мораль и этику… Я порой даже задавалась вопросом, а я сама то, точно своим желаниям следую?
«Меня?! Малыш, я само воплощение ментала, или ты забыла? И я действую во благо нам, ты еще меня поблагодаришь.»
И отражение снова приняло мой родной облик.
