Снег.
Казалось, он летел со всех сторон, подхваченный не ветром, но черной магией! Колючие мелкие льдинки поднимались вверх и опускались вниз, летели справа налево и слева направо, и вдоль, и поперек, словно стая бесноватых мух. За белой пеленой не было видно ни вершин далеких гор, ни неба, ни клонящегося к закату ярко-красного солнца. Да и каменистой дороги, тянущейся через Снежную Долину от Заливных Лугов до перевала Бури, тоже было не разглядеть.
Неудивительно, что путник, осмелившийся пересечь границу плато в такую непогоду, почти сразу потерял нужное направление. Ему бы остановиться! Схорониться где-нибудь под кустом или в овражке – невесть какая, а все же защита от бури. Однако укрыться в Снежной Долине было совершенно негде. На всем протяжении поверхность ее была пустой (спасибо ветрам!) и ровной (спасибо вечным морозам!). И все, что действительно мог сделать несчастный – это продолжить путь, вверив свою жизнь высшим силам и моля их о милости и помощи в достижении цели.
Поначалу молился Ричард исправно и, вероятно, поэтому все еще был жив, а его верный конь кое-как волочил ноги. Впрочем, радости от этого Ричард не испытывал, как не испытывал больше и других чувств. Он устал и замерз так сильно, что уже был не в состоянии осознать даже то, что минуты его и его коня почти сочтены.
Впрочем, иногда Ричард все-таки пробуждался ото сна, который должен был стать для него последним. Молодой человек вздрагивал, взгляд его становился разумным, а в глубине его души начинало ворочаться раскаяние. Случалось это в те мгновения, когда Ричарду в вое ветра вдруг чудились слова отца.
– Духи Снежной Долины не пропустят тебя к перевалу, безумный! – ругался барон Лайонел на неразумного младшего сына, решившего отправиться в опасное путешествие. – Нужно подождать до весны, до праздника Солнца! Духов задобрят, и путь будет свободен.
Да, надо было дождаться весны – теперь Ричард это понимал и обещал себе, что непременно признает ошибку перед лицом родителя!
Когда-нибудь…
Где-нибудь…
В какой-нибудь иной жизни, раз уж этой жить осталось совсем недолго…
Ричард вновь впал в счастливое забытье и, вероятно, уже никогда не смог бы вырваться из него. Однако ветер изловчился и очередным порывом сорвал с окоченевшей головы капюшон с меховой опушкой. Снежные мухи тут же налипли на лицо молодого человека, будто белая маска, скрыв от бури его посиневшие губы и щеки.
Кожа Ричарда уже была так холодна, что маска никак не могла растаять сама. И не было бы в том беды, если бы она не мешала дышать и смотреть. Да и капюшон не мешало бы вернуть обратно на голову, чтобы ветер не лохматил так сильно черные кудри и не морозил остатки сознания, все еще теплящиеся в бедовой голове.
Собравшись с силами, Ричард распрямил пальцы правой руки, едва чувствуя их шевеление, выпустил поводья и потянулся к собственной голове. Еще немного, еще… Ухватить край капюшона он не успел. Верный конь оступился на камне и повалился на бок, увлекая за собой всадника. Вой ветра перекрыл звук глухого удара о мерзлую землю.
Однако Ричарду повезло: сказался опыт, и, падая, он успел вынуть ногу из стремени, так что тело коня не придавило ее. Пожалуй, не считая удара головой, который из-за холода Ричард совсем не почувствовал, молодой человек совсем не пострадал. Напротив, он даже испытал облегчение от того, что смог лечь и отдохнуть, а не прикладывать последние силы, чтобы удерживаться в седле.
Чуть погодя, когда пульсирующая боль все же стала ощущаться в затылке, а по телу полилось опасное тепло, Ричард осознал, что он ранен. Да и конь его, раз уж всадник пострадал при падении, тоже не избежал травм.
– Друг! – едва шевельнул губами Ричард.
Несколько снежных мух залетели к нему в рот и растаяли на языке. Ричард попытался сглотнуть, но его организм отказался принимать холодную жидкость. Пришлось молодому человеку подняться, сплюнуть, откашляться и впервые порадоваться тому, что желудок его пустой и кроме злосчастной пары капель ничто не может вырваться наружу из его тела.
– Сейчас, друг! Сейчас… – прокряхтел Ричард, заставляя себя подняться.
На четвереньках он дополз до головы коня и припал щекой к покрытому ледяной коркой носу. Конь все еще дышал! Слабо, но отчетливо молодой человек почувствовал тепло, вырывающееся из ноздрей секунда через две.
– Держись, друг!
Мысль о том, что конь все еще с ним, будто отрезвила Ричарда. Рано было сдаваться! Рано было соглашаться на собственную смерть, ведь он все еще был в ответе за жизнь верного скакуна!
Ричард не смог понять, как сумел накинуть на голову капюшон и подняться на ноги. И как сумел разглядеть в снежной пелене небольшой домишко в десятке метров правее, он тоже не знал.
– Мираж? – задался справедливым вопросом Ричард.
Вот только не доводилось ему слышать прежде, что миражи встречаются в этих краях. На юге, там, где пески и солнце такое, что сжигает все на поверхности земли, миражи не были редкостью. Но как мог мираж возникнуть в Снежной Долине, объятой бурей?
Ричард пошел в сторону дома, стараясь не моргать и никак иначе не терять строение из вида.
– Только не исчезай. О, Великие Духи, только не исчезай! – приговаривал он.
И его молитву духи, верно, услышали, и вновь сжалились над неразумным, но искренним путником! Шаг за шагом Ричард приближался к строению. Вскоре он уже мог разглядеть не только бревна, из которых был сложен домишко, но и наличники на освещенных окнах, покрытые диковинной вязью магических символов, и витые балясины перил крыльца, и…
– Что это? – удивился Ричард.
Он остановился, прищурился, вгляделся вдаль, пытаясь понять, не обманулся ли. Ведь не могло быть такого, чтобы на верхней ступени крыльца стояла женщина, ничуть не страдая от мороза, жужжания снежных мух и порывов ветра. Не могло быть такого, чтобы женщина ждала незваного гостя!
Почувствовав ли озадаченный взгляд Ричарда или по его остановке догадавшись, какие мысли возникли в голове заплутавшего, женщина подняла правую руку и помахала, подзывая к себе.
– Не придется ли мне потом дорого заплатить Великим Духам за эту помощь?.. – подумал Ричард.
Но все же откликнулся на зов. Ему показалось, что за спасение верного друга, любая цена будет справедливой.
– Что привело тебя в Снежную Долину? – приветливо улыбнулась женщина, когда Ричард подошел к крыльцу ее дома.
Не молодая, но еще и не старая, среднего роста, среднего телосложения, с морщинистым лицом, загоревшим под зимним солнцем и покрытым мелкими морщинками, в меховом тулупе поверх традиционной одежды горцев, в меховых сапогах, традиционных для всех северных земель – самая обыкновенная женщина! И бури она не боялась всего лишь потому, что на крыльце ветер не гулял так сильно, как на остальной территории плато.
– Я думал, что смелость, – ответил Ричард. – Но теперь понимаю, что глупость.
Женщина улыбнулась еще шире и добродушнее, чем прежде:
– Что ж… Раз ты понял это, значит, стал чуточку умнее.
Она отошла к перилам крыльца и потянула дверь за ручку, вытесанную из дерева и, как и наличники, покрытую вязью символов.
– Проходи. Тебе нужно согреться и поесть.
Ричард шагнул было на ступеньку, но тут же отшатнулся назад. Да, тепло и обещанная пища манили, дурманя бедовую голову, но разве мог он поддаться слабости? Разве мог спастись прежде, чем спасет верного друга? Ведь не ради себя пошел он к дому, не за себя молил духов…
– Проходи, – будто прочитав его мысли, повторила женщина. – И не беспокойся ни о чем. Тот, кто еще не умер, переживет эту ночь.
Слова женщины успокоили Ричарда и, отринув всякие сомнения, он покорно перешагнул порог ее дома.
Утолив голод и жажду, Ричард сел на лавку возле крепко натопленной печи и порадовался тому, что испытания его окончены. Ветер и мороз не могли больше дотянуться до него. Никуда больше не надо было идти и никого больше не нужно было спасать.
– Коня твоего я на задний двор отвела, – еще раньше заверила хозяйка. – Там ему в самый раз будет.
– Его бы напоить. И накормить, – отозвался Ричард.
Он не сомневался, что в Снежной Долине в воде недостатка нет. А вот на то, что у доброй женщины найдется подходящий корм для лошади, особенно не надеялся. Горцы никогда не держали ни лошадей, ни других крупных животных. Для случайных же путников, вроде Ричарда, вряд ли разумно было делать запасы.
– Хотя бы кашу ему сварить и дать. Теплую.
– И кашу сварю, и сеном самым лучшим угощу, – улыбнулась хозяйка. – Отдыхай и не думай ни о чем.
Она ушла, оставив Ричарда в одиночестве. Славная, добрая женщина! Ричард попытался понять, как могло выйти так, что она в одиночестве жила в Снежной Долине, но с каждой минутой думать становилось все тяжелее. Тело и разум его согревались и словно таяли, делая невозможным выполнение привычных вещей.
Да и нужно ли было что-то делать, если можно было просто закрыть глаза и повалиться на ту же самую лавку, на которой сидел? В конце концов, что могло случиться с ним в доме доброй хозяйки?
Однако не прошло и часа, как оказалось, что об одной опасности Ричард совсем позабыл. Мороз и ветер не могли дотянуться до него в теплом доме, но прежних их ударов вполне хватило, чтобы у Ричарда началась лихорадка.
Два дня он не приходил в сознание. Тело его скручивали судороги и терзали боли. Кожа покрывалась потом, но эта влага нисколько не облегчала состояния несчастного. Сон превратился в полуобморочный бред.
Ричард открывал глаза, смотрел по сторонам, но не замечал того, что было рядом. Лишь видения теперь были доступны его взору – иначе как можно было объяснить, что вместо доброй хозяйки в годах перед взором Ричарда оказывалась милая девушка?
Ее щеки были румяными от печного жара, взгляд – заботливым и ласковым, голос – нежным и успокаивающим. Она ни на секунду не отходила от Ричарда: меняла холодное полотенце на его лбу, шептала молитвы и заговоры. И всякий раз, когда ловила взгляд молодого человека, ободряюще улыбалась.
Ричард пытался улыбаться в ответ, но у него ничего не получалось. Измотанное холодом, а теперь и жаром тело, отказывалось подчиняться. «Потом… Непременно потом улыбнусь ей!» – думал тогда Ричард. Мысль отнимала последние силы, и молодой человек возвращался с забытье.
Утром третьего дня Ричарду, наконец, стало лучше. То ли духи оказались благосклонны к нему и в этот раз, то ли услышали молитвы той девушки, что привиделась ему – так или иначе, но жар Ричарда прошел. Впервые с тех пор, как очутился в доме доброй хозяйки, он открыл глаза, сознавая кто он и где находится.
Ричард склонил голову вправо, чтобы оглядеть единственную комнату. Он надеялся, что добрая хозяйка окажется рядом и согласится исполнить его простую просьбу. Однако в комнате никого кроме него не оказалось. Должно быть женщина пошла проведать его коня. Или набрать снега, чтобы было на чем приготовить обед. Надо было набраться терпения и подождать ее.
Вот только желание Ричарда было так велико, что ждать он никак не мог!
– Пить, – застонал молодой человек.
Сухой язык при этом, казалось, оцарапал нёбо! А из нижней губы совершенно точно потекла кровь.
– Пить…
Скрипнула входная дверь, и добрая хозяйка в меховом тулупе шагнула в комнату. Заметив перемену в состоянии гостя, всплеснула руками и поспешила к кадушке с водой. Зачерпнула ковшиком, поднесла несчастному.
– Пей. Пей, на здоровье! – приговаривала она, пока Ричард жадно глотал самый вкусный в мире напиток!
Когда несчастный вдоволь напился, женщина помогла ему сесть.
– Потерпи немного. Скоро есть будем. Похлебка уже в печи – сытная и полезная. Быстро тебя на ноги поставит!
– Спасибо!
Добрая хозяйка хотела было уйти, но Ричард успел схватить ее за руку.
– Простите, что доставил вам столько хлопот.
– Да разве ж это хлопоты? Помочь хорошему человеку – радость.
– Скажите мне ваше имя, матушка. Хочу знать, кому до конца дней своих теперь буду обязан.
– Имя мое Аннис . Да только не меня ты за жизнь свою благодарить должен. Не я тебя выходила.
Ричард припомнил милое лицо с румяными щечками. Так что же? Не почудилась ему та девушка?
– Дочку мою Эвет зовут. Ей спасибо скажи.
Ричард обвел комнату взглядом, задержал его на входной двери. Аннис лукаво улыбнулась.
На второй день после пробуждения Ричарда буря все так же ревела за стенами дома в Снежной Долине, а внутри заботами Аннис и стараниями Эвет было все также тепло и уютно.
Эвет ни на шаг не отходила от Ричарда. Молодой человек все еще был слаб и многое не мог делать самостоятельно. Эвет помогала ему, не выказывая ни раздражения, ни досады, что к обязанностям ее добавилась еще и забота о незваном госте и его верном коне.
Ричард украдкой заглядывался на Эвет. Скользил взглядом по стройному стану, по рукам, крепким от постоянной работы, но при этом нежным и ласковым. Любовался открытым лицом, обрамленным каштановыми прядями. И с нетерпением ждал вечера! Надеялся, что, когда на улице совсем стемнеет, Аннис с Эвет как и накануне сядут возле лучины прясть пряжу и негромко запоют свои диковинные песни. Огонь от лучины отразится в их глазах, очаровывая, околдовывая… И неважно, что хозяйка и ее дочь будут молвить заклинания! «Вреда от них никому не будет», – сказала Аннис, и Ричард охотно поверил, потому что не могло зло родиться в устах такой, как Эвет! От песни ее, от звука мелодичного голоса приятное, спокойное тепло разливалось по телу – как в детстве, когда любимая матушка пела ему колыбельные и гладила по волосам.
«Родная моя Эвет», – думал Ричард и чувствовал, что не кривит душой. Не просто благодарен он был девушке. Он полюбил ее с первого взгляда – свое ожившее видение и был счастлив каждой минутке, которую мог провести рядом с ней.
Впрочем, счастье Ричарда не продлилось долго: на четвертый день омрачилась тоской. Ричард вспомнил, что кроме Эвет, были и другие, отнюдь не чужие ему люди. Отец, старшие братья и сестра – они любили Ричарда не меньше, чем он Эвет. Они имели право узнать, что он жив! Они должны были услышать его раскаяние, как он и обещал.
Весь вечер тоска Ричарда по дому росла и крепла. Ему пришлось раньше лечь спать, чтобы поскорее забыться. Чтобы не сорваться на ночь глядя с места и не подвергнуть вновь угрозе жизнь, спасенную Эвет!
Ричард надеялся, что к утру тоска развеется. Что, увидев при свете нового дня лицо милой Эвет, он забудет о тревогах хотя бы до той поры, когда кончится буря. Однако лучше ему не стало. Весь день он промаялся, пугая девушку хмурым взглядом.
Эвет огорчилась, но вид едва подала. Шепнула что-то Аннис, но Ричард не смог с уверенностью сказать, что то про него было. Да и с чего бы Эвет говорить с Аннис о нем, если за все время, что они провели вместе, Эвет ему самому и пары слов не сказала? Улыбалась, помогала, но при этом… Порхала вокруг него, словно мотылек над ярким пламенем свечи – и улететь прочь, и приблизиться одинаково боялась.
Мысли о девушке, о том может ли быть так, что и она испытывает к нему какие-то чувства, на пару дней сумели вытеснить тоску по дому. И возможно, совсем покинула бы она Ричарда, если бы вечером седьмого дня обычный заговор принялись начитывать Аннис и Эвет, а не затянули ту самую колыбельную, что ему матушка пела! Пела и приговаривала:
Казалось, он летел со всех сторон, подхваченный не ветром, но черной магией! Колючие мелкие льдинки поднимались вверх и опускались вниз, летели справа налево и слева направо, и вдоль, и поперек, словно стая бесноватых мух. За белой пеленой не было видно ни вершин далеких гор, ни неба, ни клонящегося к закату ярко-красного солнца. Да и каменистой дороги, тянущейся через Снежную Долину от Заливных Лугов до перевала Бури, тоже было не разглядеть.
Неудивительно, что путник, осмелившийся пересечь границу плато в такую непогоду, почти сразу потерял нужное направление. Ему бы остановиться! Схорониться где-нибудь под кустом или в овражке – невесть какая, а все же защита от бури. Однако укрыться в Снежной Долине было совершенно негде. На всем протяжении поверхность ее была пустой (спасибо ветрам!) и ровной (спасибо вечным морозам!). И все, что действительно мог сделать несчастный – это продолжить путь, вверив свою жизнь высшим силам и моля их о милости и помощи в достижении цели.
Поначалу молился Ричард исправно и, вероятно, поэтому все еще был жив, а его верный конь кое-как волочил ноги. Впрочем, радости от этого Ричард не испытывал, как не испытывал больше и других чувств. Он устал и замерз так сильно, что уже был не в состоянии осознать даже то, что минуты его и его коня почти сочтены.
Впрочем, иногда Ричард все-таки пробуждался ото сна, который должен был стать для него последним. Молодой человек вздрагивал, взгляд его становился разумным, а в глубине его души начинало ворочаться раскаяние. Случалось это в те мгновения, когда Ричарду в вое ветра вдруг чудились слова отца.
– Духи Снежной Долины не пропустят тебя к перевалу, безумный! – ругался барон Лайонел на неразумного младшего сына, решившего отправиться в опасное путешествие. – Нужно подождать до весны, до праздника Солнца! Духов задобрят, и путь будет свободен.
Да, надо было дождаться весны – теперь Ричард это понимал и обещал себе, что непременно признает ошибку перед лицом родителя!
Когда-нибудь…
Где-нибудь…
В какой-нибудь иной жизни, раз уж этой жить осталось совсем недолго…
Ричард вновь впал в счастливое забытье и, вероятно, уже никогда не смог бы вырваться из него. Однако ветер изловчился и очередным порывом сорвал с окоченевшей головы капюшон с меховой опушкой. Снежные мухи тут же налипли на лицо молодого человека, будто белая маска, скрыв от бури его посиневшие губы и щеки.
Кожа Ричарда уже была так холодна, что маска никак не могла растаять сама. И не было бы в том беды, если бы она не мешала дышать и смотреть. Да и капюшон не мешало бы вернуть обратно на голову, чтобы ветер не лохматил так сильно черные кудри и не морозил остатки сознания, все еще теплящиеся в бедовой голове.
Собравшись с силами, Ричард распрямил пальцы правой руки, едва чувствуя их шевеление, выпустил поводья и потянулся к собственной голове. Еще немного, еще… Ухватить край капюшона он не успел. Верный конь оступился на камне и повалился на бок, увлекая за собой всадника. Вой ветра перекрыл звук глухого удара о мерзлую землю.
Однако Ричарду повезло: сказался опыт, и, падая, он успел вынуть ногу из стремени, так что тело коня не придавило ее. Пожалуй, не считая удара головой, который из-за холода Ричард совсем не почувствовал, молодой человек совсем не пострадал. Напротив, он даже испытал облегчение от того, что смог лечь и отдохнуть, а не прикладывать последние силы, чтобы удерживаться в седле.
Чуть погодя, когда пульсирующая боль все же стала ощущаться в затылке, а по телу полилось опасное тепло, Ричард осознал, что он ранен. Да и конь его, раз уж всадник пострадал при падении, тоже не избежал травм.
– Друг! – едва шевельнул губами Ричард.
Несколько снежных мух залетели к нему в рот и растаяли на языке. Ричард попытался сглотнуть, но его организм отказался принимать холодную жидкость. Пришлось молодому человеку подняться, сплюнуть, откашляться и впервые порадоваться тому, что желудок его пустой и кроме злосчастной пары капель ничто не может вырваться наружу из его тела.
– Сейчас, друг! Сейчас… – прокряхтел Ричард, заставляя себя подняться.
На четвереньках он дополз до головы коня и припал щекой к покрытому ледяной коркой носу. Конь все еще дышал! Слабо, но отчетливо молодой человек почувствовал тепло, вырывающееся из ноздрей секунда через две.
– Держись, друг!
Мысль о том, что конь все еще с ним, будто отрезвила Ричарда. Рано было сдаваться! Рано было соглашаться на собственную смерть, ведь он все еще был в ответе за жизнь верного скакуна!
Ричард не смог понять, как сумел накинуть на голову капюшон и подняться на ноги. И как сумел разглядеть в снежной пелене небольшой домишко в десятке метров правее, он тоже не знал.
– Мираж? – задался справедливым вопросом Ричард.
Вот только не доводилось ему слышать прежде, что миражи встречаются в этих краях. На юге, там, где пески и солнце такое, что сжигает все на поверхности земли, миражи не были редкостью. Но как мог мираж возникнуть в Снежной Долине, объятой бурей?
Ричард пошел в сторону дома, стараясь не моргать и никак иначе не терять строение из вида.
– Только не исчезай. О, Великие Духи, только не исчезай! – приговаривал он.
И его молитву духи, верно, услышали, и вновь сжалились над неразумным, но искренним путником! Шаг за шагом Ричард приближался к строению. Вскоре он уже мог разглядеть не только бревна, из которых был сложен домишко, но и наличники на освещенных окнах, покрытые диковинной вязью магических символов, и витые балясины перил крыльца, и…
– Что это? – удивился Ричард.
Он остановился, прищурился, вгляделся вдаль, пытаясь понять, не обманулся ли. Ведь не могло быть такого, чтобы на верхней ступени крыльца стояла женщина, ничуть не страдая от мороза, жужжания снежных мух и порывов ветра. Не могло быть такого, чтобы женщина ждала незваного гостя!
Почувствовав ли озадаченный взгляд Ричарда или по его остановке догадавшись, какие мысли возникли в голове заплутавшего, женщина подняла правую руку и помахала, подзывая к себе.
– Не придется ли мне потом дорого заплатить Великим Духам за эту помощь?.. – подумал Ричард.
Но все же откликнулся на зов. Ему показалось, что за спасение верного друга, любая цена будет справедливой.
– Что привело тебя в Снежную Долину? – приветливо улыбнулась женщина, когда Ричард подошел к крыльцу ее дома.
Не молодая, но еще и не старая, среднего роста, среднего телосложения, с морщинистым лицом, загоревшим под зимним солнцем и покрытым мелкими морщинками, в меховом тулупе поверх традиционной одежды горцев, в меховых сапогах, традиционных для всех северных земель – самая обыкновенная женщина! И бури она не боялась всего лишь потому, что на крыльце ветер не гулял так сильно, как на остальной территории плато.
– Я думал, что смелость, – ответил Ричард. – Но теперь понимаю, что глупость.
Женщина улыбнулась еще шире и добродушнее, чем прежде:
– Что ж… Раз ты понял это, значит, стал чуточку умнее.
Она отошла к перилам крыльца и потянула дверь за ручку, вытесанную из дерева и, как и наличники, покрытую вязью символов.
– Проходи. Тебе нужно согреться и поесть.
Ричард шагнул было на ступеньку, но тут же отшатнулся назад. Да, тепло и обещанная пища манили, дурманя бедовую голову, но разве мог он поддаться слабости? Разве мог спастись прежде, чем спасет верного друга? Ведь не ради себя пошел он к дому, не за себя молил духов…
– Проходи, – будто прочитав его мысли, повторила женщина. – И не беспокойся ни о чем. Тот, кто еще не умер, переживет эту ночь.
Слова женщины успокоили Ричарда и, отринув всякие сомнения, он покорно перешагнул порог ее дома.
***
Утолив голод и жажду, Ричард сел на лавку возле крепко натопленной печи и порадовался тому, что испытания его окончены. Ветер и мороз не могли больше дотянуться до него. Никуда больше не надо было идти и никого больше не нужно было спасать.
– Коня твоего я на задний двор отвела, – еще раньше заверила хозяйка. – Там ему в самый раз будет.
– Его бы напоить. И накормить, – отозвался Ричард.
Он не сомневался, что в Снежной Долине в воде недостатка нет. А вот на то, что у доброй женщины найдется подходящий корм для лошади, особенно не надеялся. Горцы никогда не держали ни лошадей, ни других крупных животных. Для случайных же путников, вроде Ричарда, вряд ли разумно было делать запасы.
– Хотя бы кашу ему сварить и дать. Теплую.
– И кашу сварю, и сеном самым лучшим угощу, – улыбнулась хозяйка. – Отдыхай и не думай ни о чем.
Она ушла, оставив Ричарда в одиночестве. Славная, добрая женщина! Ричард попытался понять, как могло выйти так, что она в одиночестве жила в Снежной Долине, но с каждой минутой думать становилось все тяжелее. Тело и разум его согревались и словно таяли, делая невозможным выполнение привычных вещей.
Да и нужно ли было что-то делать, если можно было просто закрыть глаза и повалиться на ту же самую лавку, на которой сидел? В конце концов, что могло случиться с ним в доме доброй хозяйки?
Однако не прошло и часа, как оказалось, что об одной опасности Ричард совсем позабыл. Мороз и ветер не могли дотянуться до него в теплом доме, но прежних их ударов вполне хватило, чтобы у Ричарда началась лихорадка.
Два дня он не приходил в сознание. Тело его скручивали судороги и терзали боли. Кожа покрывалась потом, но эта влага нисколько не облегчала состояния несчастного. Сон превратился в полуобморочный бред.
Ричард открывал глаза, смотрел по сторонам, но не замечал того, что было рядом. Лишь видения теперь были доступны его взору – иначе как можно было объяснить, что вместо доброй хозяйки в годах перед взором Ричарда оказывалась милая девушка?
Ее щеки были румяными от печного жара, взгляд – заботливым и ласковым, голос – нежным и успокаивающим. Она ни на секунду не отходила от Ричарда: меняла холодное полотенце на его лбу, шептала молитвы и заговоры. И всякий раз, когда ловила взгляд молодого человека, ободряюще улыбалась.
Ричард пытался улыбаться в ответ, но у него ничего не получалось. Измотанное холодом, а теперь и жаром тело, отказывалось подчиняться. «Потом… Непременно потом улыбнусь ей!» – думал тогда Ричард. Мысль отнимала последние силы, и молодой человек возвращался с забытье.
***
Утром третьего дня Ричарду, наконец, стало лучше. То ли духи оказались благосклонны к нему и в этот раз, то ли услышали молитвы той девушки, что привиделась ему – так или иначе, но жар Ричарда прошел. Впервые с тех пор, как очутился в доме доброй хозяйки, он открыл глаза, сознавая кто он и где находится.
Ричард склонил голову вправо, чтобы оглядеть единственную комнату. Он надеялся, что добрая хозяйка окажется рядом и согласится исполнить его простую просьбу. Однако в комнате никого кроме него не оказалось. Должно быть женщина пошла проведать его коня. Или набрать снега, чтобы было на чем приготовить обед. Надо было набраться терпения и подождать ее.
Вот только желание Ричарда было так велико, что ждать он никак не мог!
– Пить, – застонал молодой человек.
Сухой язык при этом, казалось, оцарапал нёбо! А из нижней губы совершенно точно потекла кровь.
– Пить…
Скрипнула входная дверь, и добрая хозяйка в меховом тулупе шагнула в комнату. Заметив перемену в состоянии гостя, всплеснула руками и поспешила к кадушке с водой. Зачерпнула ковшиком, поднесла несчастному.
– Пей. Пей, на здоровье! – приговаривала она, пока Ричард жадно глотал самый вкусный в мире напиток!
Когда несчастный вдоволь напился, женщина помогла ему сесть.
– Потерпи немного. Скоро есть будем. Похлебка уже в печи – сытная и полезная. Быстро тебя на ноги поставит!
– Спасибо!
Добрая хозяйка хотела было уйти, но Ричард успел схватить ее за руку.
– Простите, что доставил вам столько хлопот.
– Да разве ж это хлопоты? Помочь хорошему человеку – радость.
– Скажите мне ваше имя, матушка. Хочу знать, кому до конца дней своих теперь буду обязан.
– Имя мое Аннис . Да только не меня ты за жизнь свою благодарить должен. Не я тебя выходила.
Ричард припомнил милое лицо с румяными щечками. Так что же? Не почудилась ему та девушка?
– Дочку мою Эвет зовут. Ей спасибо скажи.
Ричард обвел комнату взглядом, задержал его на входной двери. Аннис лукаво улыбнулась.
***
На второй день после пробуждения Ричарда буря все так же ревела за стенами дома в Снежной Долине, а внутри заботами Аннис и стараниями Эвет было все также тепло и уютно.
Эвет ни на шаг не отходила от Ричарда. Молодой человек все еще был слаб и многое не мог делать самостоятельно. Эвет помогала ему, не выказывая ни раздражения, ни досады, что к обязанностям ее добавилась еще и забота о незваном госте и его верном коне.
Ричард украдкой заглядывался на Эвет. Скользил взглядом по стройному стану, по рукам, крепким от постоянной работы, но при этом нежным и ласковым. Любовался открытым лицом, обрамленным каштановыми прядями. И с нетерпением ждал вечера! Надеялся, что, когда на улице совсем стемнеет, Аннис с Эвет как и накануне сядут возле лучины прясть пряжу и негромко запоют свои диковинные песни. Огонь от лучины отразится в их глазах, очаровывая, околдовывая… И неважно, что хозяйка и ее дочь будут молвить заклинания! «Вреда от них никому не будет», – сказала Аннис, и Ричард охотно поверил, потому что не могло зло родиться в устах такой, как Эвет! От песни ее, от звука мелодичного голоса приятное, спокойное тепло разливалось по телу – как в детстве, когда любимая матушка пела ему колыбельные и гладила по волосам.
«Родная моя Эвет», – думал Ричард и чувствовал, что не кривит душой. Не просто благодарен он был девушке. Он полюбил ее с первого взгляда – свое ожившее видение и был счастлив каждой минутке, которую мог провести рядом с ней.
Впрочем, счастье Ричарда не продлилось долго: на четвертый день омрачилась тоской. Ричард вспомнил, что кроме Эвет, были и другие, отнюдь не чужие ему люди. Отец, старшие братья и сестра – они любили Ричарда не меньше, чем он Эвет. Они имели право узнать, что он жив! Они должны были услышать его раскаяние, как он и обещал.
Весь вечер тоска Ричарда по дому росла и крепла. Ему пришлось раньше лечь спать, чтобы поскорее забыться. Чтобы не сорваться на ночь глядя с места и не подвергнуть вновь угрозе жизнь, спасенную Эвет!
Ричард надеялся, что к утру тоска развеется. Что, увидев при свете нового дня лицо милой Эвет, он забудет о тревогах хотя бы до той поры, когда кончится буря. Однако лучше ему не стало. Весь день он промаялся, пугая девушку хмурым взглядом.
Эвет огорчилась, но вид едва подала. Шепнула что-то Аннис, но Ричард не смог с уверенностью сказать, что то про него было. Да и с чего бы Эвет говорить с Аннис о нем, если за все время, что они провели вместе, Эвет ему самому и пары слов не сказала? Улыбалась, помогала, но при этом… Порхала вокруг него, словно мотылек над ярким пламенем свечи – и улететь прочь, и приблизиться одинаково боялась.
Мысли о девушке, о том может ли быть так, что и она испытывает к нему какие-то чувства, на пару дней сумели вытеснить тоску по дому. И возможно, совсем покинула бы она Ричарда, если бы вечером седьмого дня обычный заговор принялись начитывать Аннис и Эвет, а не затянули ту самую колыбельную, что ему матушка пела! Пела и приговаривала:
