Последний светился от счастья как медный таз. Причины его радости мне стали известны в ходе разговора.
- Мосьё Веснющкин, мойен!
- Мойен, мойен! Здравствуйте,- последнее приветствие было обращено к Петру Алексеевичу.
- Здравствуйте!- ответил он,- Как ваши дела?
- Паршиво мои дела,- честно признался я,- На днях траву скосил. Так меня в полицейский участок забрали. Спрашивали, знаю ли я Матиаса. Говорят, судить будут. Странные какие-то законы здесь; всё с ног на голову переворачивается. Я в доме как не хозяин получатся!
Пётр Алексеевич с беспокойством посмотрел на Матиаса. В голове его видимо мелькнула какая-то догадка и то, что подумалось, явно было ему не по душе.
Переводчик пересказал Матиасу о моих злоключениях, но тот не изобразил и видимости сочувствия. По-деловому, он достал сигару, отрезал кончик и раскурив как полагается, обвёл оценивающим взглядом стены, мебель и потолок комнаты. Для полноты картины, ему не хватало лишь бокала с бренди в свободной руке.
То, что сказал Дидие, не могло не ошарашить, Петра Алексеевича. Короткое время, мужчина оказался в замешательстве, не зная как перевести и преподнести его предложение для меня.
- Прежде чем я скажу вам, что сказал господин Дидие, хочу, чтоб вы знали, что я здесь совершенно не при чём,- заговорил Пётр Алексеевич издалека,- Не думайте, что я с ним заодно...
- А что случилось?- я почему-то даже не удивился услышанному, как будто знал заранее, что будет дальше.
- Видите ли, Фёдор Макарович, это Матиас написал на вас заявление в полицию. Теперь он хочет совершить с вами сделку. Если вы подпишите все бумаги, всё чем владеете на господина Дидие, то он заберёт своё заявление. Дело не дойдёт до суда, и вы спокойно вернётесь в Россию.
- Эх, куда замахнулся!
Предложение Матиаса не столько рассердило меня, сколько открыло глаза на возможность существования человеческой хитрости, изворотливости и подлости. Но я должен был отреагировать и ответ мой последовал незамедлительно:
- Скажи этому паршивцу, чтоб духа его здесь не было! Не видать ему моих владений, как своих ушей! Мы, Веснушкины привыкли отвечать за содеянное. А этот паразит пусть за сто вёрст обходит мой дом с нынешнего дня!
В сопровождении своих слов, я схватил увесистую статуэтку и замахнулся ею над испугавшимся господином с сигарой. Он согнулся как нашкодивший мальчишка и бросился к выходу. Видели-бы вы как этот здоровяк бежал! Только пятки сверкали!
Петру Алексеевичу даже переводить ничего не пришлось для господина Дидие, всё и так было ясно без слов.
Переводчик только с сочувствием посмотрел на меня и произнёс:
- Я честное слово! Ничего не знал о его коварных замыслах.
- Верю. Вот ещё бы знать, что будет мне за психологическую травму.
- Это как решит суд,- сказал Пётр Алексеевич и похлопав меня по плечу, добавил,- Держитесь, Фёдор Макарович. Вы смелый и мужественный человек. Не падайте духом!
Я посмотрел на статуэтку, которую продолжал сжимать в руках. Суровое лицо индейца, застывшего в воинственной позе казалось, тоже смотрело на меня, но не по-простому, а требовательно, мол: ’’Будь стойким! Не робей, бледнолицый брат’’
Из какого сплава он был отлит, не знаю, но граммов семьсот по весу в нём наберётся. Таким орудием можно голову проломить, недаром, Матиас бежал как последний трус.
Я поставил статуэтку на место.
Позднее Пётр Алексеевич рассказал мне об ещё одной попытке Матиаса усложнить мою жизнь.
Когда переводчик вышел из дома, господин Дидие ожидал его неподалёку. Он хотел, чтобы мужчина стал свидетелем нападения с моей стороны на Матиаса. Но Пётр Алексеевич наотрез отказался свидетельствовать против меня и потребовал не вмешивать его во всякого рода тёмные дела.
Судного дня не пришлось ждать томительно долго. Молодой курьер, полный жизненной энергии доставил повестку лично мне в руки, под роспись.
В повестке говорилось, что в понедельник, ровно в десять утра я должен буду явиться в здание суда.
Как известно, понедельник – день тяжёлый. А если в этот день ещё и суд состоится! То день становится тяжелее вдвойне.
Спал я последнее время беспокойно, мучали кошмары по ночам. В сновидениях мне являлся покойный дядя, разукрашенный и одетый как индеец. Он указывал на меня пальцем и спрашивал:
- Это ты расстроил мои незабудки?! Знаешь, что теперь будет?!
После этого дядя доставал огромную трубку мира и приступал к раскуриванию, выдувая кольца из табачного дыма.
Из одного такого кольца неожиданно выскакивал Матиас Дидие. Воинственно размахивая томагавком, он начинал гнаться за мной с воплями: ’’Мосьё Веснущкин! Подпиши бумаги! Хуже будет!!!’’
От ужаса у меня стыла кровь в жилах, и сердце уходило в пятки. Я убегал как загнанный заяц до тех пор, пока не проснусь.
В ночь перед судом мне и вовсе не удалось сомкнуть глаз. Промучившись, в постели, я принял решение подняться задолго до звонка установленного мной будильника.
Тщательно выбритый, причёсанный и наряженный в серый, классический костюм, я покинул свой дом, отправившись в суд с надеждой на благосклонность судьбы в отношении своей участи.
Заседание началось ровно в десять утра. Мне определили место на скамье подсудимых, как и полагается начинающим преступникам.
Неподалёку расположился мой адвокат, которого я видел впервые в жизни. Он что-то сказал и сделал рукой успокаивающий жест. Я хоть и не владел иностранными языками в совершенстве, но с помощью этого жеста понял, что у адвоката всё под контролем и мне нужно только сохранять спокойствие.
На другом конце зала, напротив меня, разместился прокурор. Лицо его мне сразу не понравилось, особенно длинный нос, который он по всей видимости привык совать в чужие дела с целью обвинения и разоблачения.
В уголке, за столом, скромно как мышка сидела секретарша. На столе перед ней в раскрытом виде стоял ноутбук. С первого взгляда становилось понятно, что это очень исполнительная женщина. А вот харизмы и изюминки в ней совсем не чувствовалось. Пожалуй, с такой слишком правильной и чёткой во всех отношениях особой, совместно, жить будет просто скучно.
Я переключил своё внимание на собравшихся слушателей и зрителей в зале. Их было не особо много. Наверное моё дело не сильно всколыхнуло общественность и не получило широкий резонанс.
В основном из присутствующих находились преимущественно люди старшего поколения. Особенно забавно смотрелась старушка, красовавшаяся в шляпе с крупной, красной розой по центру. Бабуся из допотопного ридикюля достала веер и теперь обмахивалась им как благородная, средневековая дама.
Что бабуля забыла в суде? Может быть, телесериалы ей надоели, захотелось окунуться в истории из жизни?
Матиаса нигде не было видно. А вот Пётр Алексеевич пришёл поддержать, за что я в душе его поблагодарил.
Наконец секретарша что-то произнесла на люксембургском языке, и все присутствующие в зале поднялись со своих мест.
Я тоже привстал.
В этот момент вошла судья с папочкой в руках. Зрелая женщина с сухим выражением лица, рыбьими глазами и строго зачёсанными волосами назад, не предвещала ничего хорошего.
Кого-то мне эта судья напоминала... Она прошла как королева к трону и водрузилась на судейское место, раскрыв перед собой принесённую папочку.
О чём судья принялась говорить, я вообще ничего не понял. Поэтому со скучающим видом стал рассматривать ровно и гладко покрашенную стойку вокруг себя.
Но Пётр Алексеевич попросил у судьи сказать слово и с её великодушного позволения, выразил желание стать моим персональным переводчиком.
Судья не возражала, и мой люксембургский товарищ перебрался поближе ко мне, сообщив, что для всех женщина огласила коротко суть разбираемого дела, которому присвоен номер триста двадцать пять.
С головы, до ног я проникся важностью события, цифра буквально врезалась в мою память.
Далее, по всем правилам, должен был выступать прокурор с обвинительной речью. Этот пре неприятнейший тип не заставил себя долго уговаривать. Театрально заламывая руки, он повествовал, какой ужас перенесли незабудки, когда косилка почти вплотную с ними уничтожала всё произрастающее на земле.
Прокурор говорил настолько убедительно и проникновенно, что слушатели в зале взволновались, полные порицанием и осуждением в мой адрес. А сам я впервые ощутил себя просто скотиной.
Чтобы подавить общественное негодование, судья принялась стучать молоточком по столу, призывая тем самым к полной тишине.
Краем глаза я заметил, как бабушка в шляпке достала на этот раз большой, украшенный кружевами, носовой платок и принялась промокать им поочерёдно глаза.
- Имеются ли свидетели столь злостного деяния? – спросила судья, после восстановления спокойствия.
- Имеется один очень важный свидетель, Ваша Честь,- ответил прокурор,- Он проявил свой гражданский долг, не остался безучастным и сообщил о случившемся в полицию. Господин Матиас Дидие является свидетелем в данном деле. С вашего позволения мы можем пригласить его в зал заседания, так как данный господин ожидает за дверью.
- Пригласите мосьё Дидие,- благосклонно кивнула судья головой.
- Пригласите господина Дидие в зал заседания!- более громко и торжественно попросил прокурор.
Какой-то человек, возможно практикант, открыл входную дверь и произнёс полное имя Матиаса.
Затем на пороге появилась полная фигура со скорбным выражением лица.
То был, на самом деле, Матиас Дидие собственной персоной. Он вошёл не спеша, почему-то опираясь на трость.
И судья, и прокурор, и все присутствующие в зале терпеливо ожидали, пока это прихрамывающее, тучное тело доберётся до стойки для выступлений.
Мне совсем было не понятно, зачем Матиас разыграл столь драматично своё появление. Для чего?! Он же не являлся одной из моих незабудок, но вёл себя так, будто именно ему я нанёс неизгладимую травму.
- Вы господин Матиас Дидие?- уточнила судья, как только свидетель закончил перемещаться.
- Да, Ваша Честь. Это – я.
- Вы знакомы с господином Веснушкиным?
- Да, Ваша Честь. Это русский эмигрант, племянник моего ныне покойного коллеги, а точнее ассистента по работе над научными исследованиями.
Принижение достоинств и статуса моего дяди не могло оставить меня в спокойном состоянии. Естественно мне захотелось восстановить справедливость!
- Чего ты врёшь, пёс смердящий?! Мой дядька такой головастый был, что тебе до него не дорасти никогда!! Переведи Пётр Алексеевич всё, что я сказал!
Судья вновь принялась нервно стучать молоточком по столу.
- Достоинства вашего дяди, господин Веснушкин, никакого отношения к делу не имеют,- строго сказала она,- Вы можете выступить с вашей речью, когда я для вас предоставлю слово. А до тех пор, вы обязаны соблюдать порядок и тишину... Продолжайте господин Дидие. Что вы можете рассказать по существу разбираемого дела?
- По существу, в тот день с раннего утра я почувствовал беспокойство. Плохое предчувствие охватило меня, и я не смог оставаться дома...
- Лучше-бы тебе не выходить никуда с твоими предчувствиями. Глядите, какой Нострадамус нашёлся!- не воздержался я от реплики.
- Господин Веснушкин! Я призываю вас к тишине во второй раз!!.. Продолжайте господин Дидие.
Чтобы вы подумали?! Этот мошенник продолжил как нив чём не бывало! Он рассказал весь распорядок дня до приезда ко мне и везде, где только побывал, предчувствие беды не покидало его.
А затем интуиция привела беднягу ко мне, и тут-то, он увидел весь кошмар, произошедший вокруг беззащитных, синеньких цветочков. Все пазы сложились воедино, как положено и причина терзаний Матиаса предстала со всей ясностью.
- Как добропорядочный гражданин я не смог остаться безучастным к произошедшему злодеянию, поэтому пошёл в полицию и написал заявление,- завершил господин Дидие свой рассказ.
Слушая его, судья время от времени благодушно кивала головой.
Я беспомощно посмотрел на своего адвоката, но тот по-прежнему сделал успокаивающий жест и продолжил посиживать, как ни в чём не бывало.
"Что за чертовщина такая!- подумалось мне,- Где это видано, чтобы человека судили за скошенную траву?! В России со мной такого абсолютно не произошло бы. Это большая несправедливость получается! А вдруг, по их законам ещё и до конца дней придётся в тюрьме провести?! И никто даже проведать не явится"
От перспективы прожить остаток жизни и умереть за решёткой, я заметно приуныл.
Тем не менее, судебное заседание продолжалось.
Выслушав весь рассказ Матиаса, и уточнив, есть ли ещё какие-либо свидетели, но услышав, что свидетель имелся только один, судья водрузила на нос очки и обвела весь зал с победным видом, как Наполеон, захвативший таки Москву. Я вспомнил точно такую же женщину, проживающую далеко от этих мест, но столь-же высокомерную и надменную.
- Гарпиха!- невольно вырвалось у меня.
Гарпину Нифантьевну или Гарпиху, за глаза, знала вся Будёновка как несгибаемую, железную особу, способную отравить жизнь любого сельчанина, так как занимала она, весьма важный пост председателя района и собиралась баллотироваться в депутаты. А это вовсе не хухры-мухры, скажу я вам!
От поразительного сходства Гарпихи и судьи, в голове моей появились новые мысли, никак не относящиеся к происходящему вокруг меня: "На фабрике их, что ли производят? Надо же, как похожи! У нашей с Будёновки только брови погуще. Хотя, вроде что-то женщины с бровями такое проделывают, отчего даже тоненькие полоски могут остаться вместо бровей. А Гарпина Нифантьевна категорично полагает, что красота ей вовсе не нужна и что вместо красоты лучше-бы все женщины мозгами обладали. Здесь, в Европе, таких, как наша Гарпиха, кажется феминистками называют, потому что это не женщины, а крепости ходячие под названием Бастинды. Не удивительно, что они к власти стремятся, всё вершить и решать желают"
Я едва не плюнул прямо на пол в сердцах, причём по-настоящему. Хорошо, что вовремя вернулся из своих размышлений и от плевка удержался.
Напротив меня стоял прокурор и вновь выступал теперь уже в судебных прениях. Плюнь я на пол, прямо ему на ботинок угодил-бы.
Прокурор сопровождал свои слова жестами и постоянно указывал на меня пальцем. Такое тыканье в мою сторону вызывало чувство ещё больше чем прежде, нарастающей неприязни к данному обвинителю. На моё несказанное счастье речь прокурора наконец-то закончилась.
Сразу после прений прокурора, судья объявила о судебном прении адвоката.
Мой адвокат застенчиво улыбнулся, порылся среди бумаг немного, но, не заострив внимания ни на одном из документов, вышел на передний план с пустыми руками.
Впоследствии, всё, что сказал мой защитник, Пётр Алексеевич перевёл мне слово в слово.
- Друзья мои! Ваша Честь! Я понимаю ваш праведный гнев в разбираемом деле, с одной стороны. Но возможно всё не так плохо. Если-бы люди не косили и не убирались вокруг, всё попросту заросло-бы травой и стало невозможно куда-либо пройти. Поэтому мы все, и мой подзащитный в том числе, вынуждены время от времени косить; и пилить; и асфальтировать. Есть ли у кого-то на этот счёт возражения?!
Задав свой вопрос, адвокат выдержал минутную паузу, ожидая возражения и несогласие.
В зале повисла гробовая тишина.
"Что за чушь он несёт?! Откуда у меня взялся, этот чёртов адвокат?! Разве так защищают в суде?"- моему внутреннему негодованию не было предела.
- Мосьё Веснющкин, мойен!
- Мойен, мойен! Здравствуйте,- последнее приветствие было обращено к Петру Алексеевичу.
- Здравствуйте!- ответил он,- Как ваши дела?
- Паршиво мои дела,- честно признался я,- На днях траву скосил. Так меня в полицейский участок забрали. Спрашивали, знаю ли я Матиаса. Говорят, судить будут. Странные какие-то законы здесь; всё с ног на голову переворачивается. Я в доме как не хозяин получатся!
Пётр Алексеевич с беспокойством посмотрел на Матиаса. В голове его видимо мелькнула какая-то догадка и то, что подумалось, явно было ему не по душе.
Переводчик пересказал Матиасу о моих злоключениях, но тот не изобразил и видимости сочувствия. По-деловому, он достал сигару, отрезал кончик и раскурив как полагается, обвёл оценивающим взглядом стены, мебель и потолок комнаты. Для полноты картины, ему не хватало лишь бокала с бренди в свободной руке.
То, что сказал Дидие, не могло не ошарашить, Петра Алексеевича. Короткое время, мужчина оказался в замешательстве, не зная как перевести и преподнести его предложение для меня.
- Прежде чем я скажу вам, что сказал господин Дидие, хочу, чтоб вы знали, что я здесь совершенно не при чём,- заговорил Пётр Алексеевич издалека,- Не думайте, что я с ним заодно...
- А что случилось?- я почему-то даже не удивился услышанному, как будто знал заранее, что будет дальше.
- Видите ли, Фёдор Макарович, это Матиас написал на вас заявление в полицию. Теперь он хочет совершить с вами сделку. Если вы подпишите все бумаги, всё чем владеете на господина Дидие, то он заберёт своё заявление. Дело не дойдёт до суда, и вы спокойно вернётесь в Россию.
- Эх, куда замахнулся!
Предложение Матиаса не столько рассердило меня, сколько открыло глаза на возможность существования человеческой хитрости, изворотливости и подлости. Но я должен был отреагировать и ответ мой последовал незамедлительно:
- Скажи этому паршивцу, чтоб духа его здесь не было! Не видать ему моих владений, как своих ушей! Мы, Веснушкины привыкли отвечать за содеянное. А этот паразит пусть за сто вёрст обходит мой дом с нынешнего дня!
В сопровождении своих слов, я схватил увесистую статуэтку и замахнулся ею над испугавшимся господином с сигарой. Он согнулся как нашкодивший мальчишка и бросился к выходу. Видели-бы вы как этот здоровяк бежал! Только пятки сверкали!
Петру Алексеевичу даже переводить ничего не пришлось для господина Дидие, всё и так было ясно без слов.
Переводчик только с сочувствием посмотрел на меня и произнёс:
- Я честное слово! Ничего не знал о его коварных замыслах.
- Верю. Вот ещё бы знать, что будет мне за психологическую травму.
- Это как решит суд,- сказал Пётр Алексеевич и похлопав меня по плечу, добавил,- Держитесь, Фёдор Макарович. Вы смелый и мужественный человек. Не падайте духом!
Я посмотрел на статуэтку, которую продолжал сжимать в руках. Суровое лицо индейца, застывшего в воинственной позе казалось, тоже смотрело на меня, но не по-простому, а требовательно, мол: ’’Будь стойким! Не робей, бледнолицый брат’’
Из какого сплава он был отлит, не знаю, но граммов семьсот по весу в нём наберётся. Таким орудием можно голову проломить, недаром, Матиас бежал как последний трус.
Я поставил статуэтку на место.
Позднее Пётр Алексеевич рассказал мне об ещё одной попытке Матиаса усложнить мою жизнь.
Когда переводчик вышел из дома, господин Дидие ожидал его неподалёку. Он хотел, чтобы мужчина стал свидетелем нападения с моей стороны на Матиаса. Но Пётр Алексеевич наотрез отказался свидетельствовать против меня и потребовал не вмешивать его во всякого рода тёмные дела.
Глава 12
Судного дня не пришлось ждать томительно долго. Молодой курьер, полный жизненной энергии доставил повестку лично мне в руки, под роспись.
В повестке говорилось, что в понедельник, ровно в десять утра я должен буду явиться в здание суда.
Как известно, понедельник – день тяжёлый. А если в этот день ещё и суд состоится! То день становится тяжелее вдвойне.
Спал я последнее время беспокойно, мучали кошмары по ночам. В сновидениях мне являлся покойный дядя, разукрашенный и одетый как индеец. Он указывал на меня пальцем и спрашивал:
- Это ты расстроил мои незабудки?! Знаешь, что теперь будет?!
После этого дядя доставал огромную трубку мира и приступал к раскуриванию, выдувая кольца из табачного дыма.
Из одного такого кольца неожиданно выскакивал Матиас Дидие. Воинственно размахивая томагавком, он начинал гнаться за мной с воплями: ’’Мосьё Веснущкин! Подпиши бумаги! Хуже будет!!!’’
От ужаса у меня стыла кровь в жилах, и сердце уходило в пятки. Я убегал как загнанный заяц до тех пор, пока не проснусь.
В ночь перед судом мне и вовсе не удалось сомкнуть глаз. Промучившись, в постели, я принял решение подняться задолго до звонка установленного мной будильника.
Тщательно выбритый, причёсанный и наряженный в серый, классический костюм, я покинул свой дом, отправившись в суд с надеждой на благосклонность судьбы в отношении своей участи.
Заседание началось ровно в десять утра. Мне определили место на скамье подсудимых, как и полагается начинающим преступникам.
Неподалёку расположился мой адвокат, которого я видел впервые в жизни. Он что-то сказал и сделал рукой успокаивающий жест. Я хоть и не владел иностранными языками в совершенстве, но с помощью этого жеста понял, что у адвоката всё под контролем и мне нужно только сохранять спокойствие.
На другом конце зала, напротив меня, разместился прокурор. Лицо его мне сразу не понравилось, особенно длинный нос, который он по всей видимости привык совать в чужие дела с целью обвинения и разоблачения.
В уголке, за столом, скромно как мышка сидела секретарша. На столе перед ней в раскрытом виде стоял ноутбук. С первого взгляда становилось понятно, что это очень исполнительная женщина. А вот харизмы и изюминки в ней совсем не чувствовалось. Пожалуй, с такой слишком правильной и чёткой во всех отношениях особой, совместно, жить будет просто скучно.
Я переключил своё внимание на собравшихся слушателей и зрителей в зале. Их было не особо много. Наверное моё дело не сильно всколыхнуло общественность и не получило широкий резонанс.
В основном из присутствующих находились преимущественно люди старшего поколения. Особенно забавно смотрелась старушка, красовавшаяся в шляпе с крупной, красной розой по центру. Бабуся из допотопного ридикюля достала веер и теперь обмахивалась им как благородная, средневековая дама.
Что бабуля забыла в суде? Может быть, телесериалы ей надоели, захотелось окунуться в истории из жизни?
Матиаса нигде не было видно. А вот Пётр Алексеевич пришёл поддержать, за что я в душе его поблагодарил.
Наконец секретарша что-то произнесла на люксембургском языке, и все присутствующие в зале поднялись со своих мест.
Я тоже привстал.
В этот момент вошла судья с папочкой в руках. Зрелая женщина с сухим выражением лица, рыбьими глазами и строго зачёсанными волосами назад, не предвещала ничего хорошего.
Кого-то мне эта судья напоминала... Она прошла как королева к трону и водрузилась на судейское место, раскрыв перед собой принесённую папочку.
О чём судья принялась говорить, я вообще ничего не понял. Поэтому со скучающим видом стал рассматривать ровно и гладко покрашенную стойку вокруг себя.
Но Пётр Алексеевич попросил у судьи сказать слово и с её великодушного позволения, выразил желание стать моим персональным переводчиком.
Судья не возражала, и мой люксембургский товарищ перебрался поближе ко мне, сообщив, что для всех женщина огласила коротко суть разбираемого дела, которому присвоен номер триста двадцать пять.
С головы, до ног я проникся важностью события, цифра буквально врезалась в мою память.
Далее, по всем правилам, должен был выступать прокурор с обвинительной речью. Этот пре неприятнейший тип не заставил себя долго уговаривать. Театрально заламывая руки, он повествовал, какой ужас перенесли незабудки, когда косилка почти вплотную с ними уничтожала всё произрастающее на земле.
Прокурор говорил настолько убедительно и проникновенно, что слушатели в зале взволновались, полные порицанием и осуждением в мой адрес. А сам я впервые ощутил себя просто скотиной.
Чтобы подавить общественное негодование, судья принялась стучать молоточком по столу, призывая тем самым к полной тишине.
Краем глаза я заметил, как бабушка в шляпке достала на этот раз большой, украшенный кружевами, носовой платок и принялась промокать им поочерёдно глаза.
- Имеются ли свидетели столь злостного деяния? – спросила судья, после восстановления спокойствия.
- Имеется один очень важный свидетель, Ваша Честь,- ответил прокурор,- Он проявил свой гражданский долг, не остался безучастным и сообщил о случившемся в полицию. Господин Матиас Дидие является свидетелем в данном деле. С вашего позволения мы можем пригласить его в зал заседания, так как данный господин ожидает за дверью.
- Пригласите мосьё Дидие,- благосклонно кивнула судья головой.
- Пригласите господина Дидие в зал заседания!- более громко и торжественно попросил прокурор.
Какой-то человек, возможно практикант, открыл входную дверь и произнёс полное имя Матиаса.
Затем на пороге появилась полная фигура со скорбным выражением лица.
Глава 13
То был, на самом деле, Матиас Дидие собственной персоной. Он вошёл не спеша, почему-то опираясь на трость.
И судья, и прокурор, и все присутствующие в зале терпеливо ожидали, пока это прихрамывающее, тучное тело доберётся до стойки для выступлений.
Мне совсем было не понятно, зачем Матиас разыграл столь драматично своё появление. Для чего?! Он же не являлся одной из моих незабудок, но вёл себя так, будто именно ему я нанёс неизгладимую травму.
- Вы господин Матиас Дидие?- уточнила судья, как только свидетель закончил перемещаться.
- Да, Ваша Честь. Это – я.
- Вы знакомы с господином Веснушкиным?
- Да, Ваша Честь. Это русский эмигрант, племянник моего ныне покойного коллеги, а точнее ассистента по работе над научными исследованиями.
Принижение достоинств и статуса моего дяди не могло оставить меня в спокойном состоянии. Естественно мне захотелось восстановить справедливость!
- Чего ты врёшь, пёс смердящий?! Мой дядька такой головастый был, что тебе до него не дорасти никогда!! Переведи Пётр Алексеевич всё, что я сказал!
Судья вновь принялась нервно стучать молоточком по столу.
- Достоинства вашего дяди, господин Веснушкин, никакого отношения к делу не имеют,- строго сказала она,- Вы можете выступить с вашей речью, когда я для вас предоставлю слово. А до тех пор, вы обязаны соблюдать порядок и тишину... Продолжайте господин Дидие. Что вы можете рассказать по существу разбираемого дела?
- По существу, в тот день с раннего утра я почувствовал беспокойство. Плохое предчувствие охватило меня, и я не смог оставаться дома...
- Лучше-бы тебе не выходить никуда с твоими предчувствиями. Глядите, какой Нострадамус нашёлся!- не воздержался я от реплики.
- Господин Веснушкин! Я призываю вас к тишине во второй раз!!.. Продолжайте господин Дидие.
Чтобы вы подумали?! Этот мошенник продолжил как нив чём не бывало! Он рассказал весь распорядок дня до приезда ко мне и везде, где только побывал, предчувствие беды не покидало его.
А затем интуиция привела беднягу ко мне, и тут-то, он увидел весь кошмар, произошедший вокруг беззащитных, синеньких цветочков. Все пазы сложились воедино, как положено и причина терзаний Матиаса предстала со всей ясностью.
- Как добропорядочный гражданин я не смог остаться безучастным к произошедшему злодеянию, поэтому пошёл в полицию и написал заявление,- завершил господин Дидие свой рассказ.
Слушая его, судья время от времени благодушно кивала головой.
Я беспомощно посмотрел на своего адвоката, но тот по-прежнему сделал успокаивающий жест и продолжил посиживать, как ни в чём не бывало.
"Что за чертовщина такая!- подумалось мне,- Где это видано, чтобы человека судили за скошенную траву?! В России со мной такого абсолютно не произошло бы. Это большая несправедливость получается! А вдруг, по их законам ещё и до конца дней придётся в тюрьме провести?! И никто даже проведать не явится"
От перспективы прожить остаток жизни и умереть за решёткой, я заметно приуныл.
Тем не менее, судебное заседание продолжалось.
Выслушав весь рассказ Матиаса, и уточнив, есть ли ещё какие-либо свидетели, но услышав, что свидетель имелся только один, судья водрузила на нос очки и обвела весь зал с победным видом, как Наполеон, захвативший таки Москву. Я вспомнил точно такую же женщину, проживающую далеко от этих мест, но столь-же высокомерную и надменную.
- Гарпиха!- невольно вырвалось у меня.
Гарпину Нифантьевну или Гарпиху, за глаза, знала вся Будёновка как несгибаемую, железную особу, способную отравить жизнь любого сельчанина, так как занимала она, весьма важный пост председателя района и собиралась баллотироваться в депутаты. А это вовсе не хухры-мухры, скажу я вам!
От поразительного сходства Гарпихи и судьи, в голове моей появились новые мысли, никак не относящиеся к происходящему вокруг меня: "На фабрике их, что ли производят? Надо же, как похожи! У нашей с Будёновки только брови погуще. Хотя, вроде что-то женщины с бровями такое проделывают, отчего даже тоненькие полоски могут остаться вместо бровей. А Гарпина Нифантьевна категорично полагает, что красота ей вовсе не нужна и что вместо красоты лучше-бы все женщины мозгами обладали. Здесь, в Европе, таких, как наша Гарпиха, кажется феминистками называют, потому что это не женщины, а крепости ходячие под названием Бастинды. Не удивительно, что они к власти стремятся, всё вершить и решать желают"
Я едва не плюнул прямо на пол в сердцах, причём по-настоящему. Хорошо, что вовремя вернулся из своих размышлений и от плевка удержался.
Напротив меня стоял прокурор и вновь выступал теперь уже в судебных прениях. Плюнь я на пол, прямо ему на ботинок угодил-бы.
Прокурор сопровождал свои слова жестами и постоянно указывал на меня пальцем. Такое тыканье в мою сторону вызывало чувство ещё больше чем прежде, нарастающей неприязни к данному обвинителю. На моё несказанное счастье речь прокурора наконец-то закончилась.
Глава 14
Сразу после прений прокурора, судья объявила о судебном прении адвоката.
Мой адвокат застенчиво улыбнулся, порылся среди бумаг немного, но, не заострив внимания ни на одном из документов, вышел на передний план с пустыми руками.
Впоследствии, всё, что сказал мой защитник, Пётр Алексеевич перевёл мне слово в слово.
- Друзья мои! Ваша Честь! Я понимаю ваш праведный гнев в разбираемом деле, с одной стороны. Но возможно всё не так плохо. Если-бы люди не косили и не убирались вокруг, всё попросту заросло-бы травой и стало невозможно куда-либо пройти. Поэтому мы все, и мой подзащитный в том числе, вынуждены время от времени косить; и пилить; и асфальтировать. Есть ли у кого-то на этот счёт возражения?!
Задав свой вопрос, адвокат выдержал минутную паузу, ожидая возражения и несогласие.
В зале повисла гробовая тишина.
"Что за чушь он несёт?! Откуда у меня взялся, этот чёртов адвокат?! Разве так защищают в суде?"- моему внутреннему негодованию не было предела.
