Но что я мог поделать, находясь на скамье подсудимых? Мне оставалось смиренно ждать и терпеть, плотно стиснув зубы, не показывая обуревающие чувства внутри себя окружающим.
Судья, решив, что пауза чрезмерно затянулась, оборвала короткий перерыв, сказав:
- Продолжайте, пожалуйста. Ближе к делу.
- Да-да,- робко отреагировал адвокат,- Поскольку необходимость косить траву никто не оспаривает, то мой подзащитный, по сути, не нарушил-бы закона, если бы на его участке не выросли цветы, у которых по нашим законам тоже имеются определённые права на рост и процветание. Ознакомившись с материалами дела, мы чётко знаем, что Фёдор Макарович не знал о существовании маргариток на его участке...
- То были незабудки,- поправила его судья.
Мой защитник внимательно посмотрел на неё и будто очнувшись, продолжил:
- Ах, да! Незабудки! Крошечные, синие цветочки. И возникает вопрос: а виноват ли Фёдор Макарович, и должен ли понести наказание, если он не знал о наличии цветов в его саду? Об этом мы узнаем из вынесенного ему приговора нашим беспристрастным судом. Но прежде, чем это произойдёт, я хочу подчеркнуть, что мой подзащитный не обладает поистине жестоким характером. Он не скосил цветы вместе с травой, сохранив им кратковременную, сезонную жизнь. И это говорит о том, что сердце его не очерствело. Поэтому, Ваша Честь, прошу Вас проявить к моему подопечному снисхождение.
Слушая всю эту речь, я невольно сравнивал происходящее с цирком, и не знал, что мне делать: плакать или смеяться от произнесённых прений адвоката в мою защиту.
- Вы закончили?- уточнила вершительница судеб.
- Да, Ваша Честь!
Разведя беспомощно руки в разные стороны, адвокат ретировался на своё место.
- Ну, что ж,- подвела итог судья,- Последнее слово предоставляется подсудимому!
Я поднялся со скамьи, грустно обвёл взглядом всех присутствующих и с трудом выдавил из себя:
- Вы уж простите меня за цветочки, что так вышло... Не знал я... Бо-больше так не буду!
И резко сел на место, чувствуя, как пульсируют уши.
- Для принятия решения, суд удаляется!- услышал я, словно в тумане и потерял сознание.
Очнулся от резкого запаха нашатыря, ударившего в нос.
Вокруг стояли люди, но соблюдали при этом безопасную дистанцию. Как ни крути, а для них я являлся всё-таки объектом опасности, поэтому выходило, что пока лучше держаться на расстоянии до решения суда.
Судья находилась здесь-же, неподалёку. Впервые за всю её судебную практику, она не могла покинуть зал заседания, по причине, что подсудимый лишился чувств и вместо того чтобы подняться со скамьи, упал с неё. А раз полагается, по правилам, чтобы все стояли, ей пришлось дожидаться, когда я смогу принять вертикальное положение.
- Мне говорили, что русские сильный народ. Не думала, что сильные люди падают в обмороки,- сказала судья на люксембургском языке.
- Всё в порядке, он пришёл в себя,- ответил Пётр Алексеевич и тут же дословно всё мне перевёл, исправно соблюдая обязанности персонального переводчика.
- Ви в паратке?- поинтересовалась у меня женщина в мантии на ломанном русском языке.
- Я в порядке, Ваша Честь,- утвердительно кивнул я головой,- Но откуда вы знаете русский язык?!
- Я учиться в школа,- ответила она сухо и добавила,- Ми потерячь много время. Мне надо уходичь, если ви вставачь.
Опершись на руку Петра Алексеевича, я поднялся, не заставляя себя уговаривать дважды.
Как только все формальности были соблюдены и в зале не оказалось лежащих или сидящих, судья смогла, наконец, официально покинуть помещение.
- Неловко как-то вышло с этим обмороком,- обронил я смущённо своему товарищу,- Прямо как кисейная барышня, в самом деле.
Но Пётр Алексеевич со мной не согласился.
- Наоборот! Всё вышло наилучшим образом! Ваш обморок характеризует вас как человека сентиментального и глубоко-ранимого, требующего снисхождения, а не сурового наказания. Думаю, судья при всей её строгости не упустит этого из внимания и смягчится в вынесении вердикта.
- Кто?! Гарпиха смягчится?! Вы очень наивный человек,- замотал я головой,- Никогда Гарпиха не станет мягкой.
Русский эмигрант не понял ничего из моих слов и попытался для себя прояснить, кто такая Гарпиха и откуда она взялась. Пришлось рассказать ему более внятно и про Гарпину Нифантьевну и про внешнюю схожесть её с судьёй.
Выслушав внимательно, Пётр Алексеевич высказал мнение, что не следует сгущать краски раньше времени.
- Надо надеяться на лучшее, не смотря ни на какие отрицательные обстоятельства,- подвёл он итог.
А мне подумалось: "Оно конечно хорошо так говорить, когда решается не собственная судьба, а судьба другого человека"
- Давайте с вами договоримся, какое бы решение не вынес суд, мы обязательно отметим это поеданием мороженого. Есть отличное мороженое "Крем-брюле"!
Пётр Алексеевич даже глаза прикрыл на мгновение, изображая удовольствие.
- Почему мороженое?- удивился я,- По-моему, его едят только дети. И девушки студентки, пожалуй...
Сам я никогда даже не пробовал никакого мороженого. Не привозили в нашу Будёновку такого изыска.
- Вздор, Фёдор Макарович! Мороженое можно есть в любом возрасте и даже будучи мужчиной.
- Тогда я согласен, раз так.
Я утвердительно мотнул головой, в который раз. А моя фантазия рисовала картины, как уже стою в полосатом костюмчике, вовсе не от Кардена, закованный в тяжёлые кандалы, но миниатюрной ложечкой кусочек за кусочком отделяющий и поедающий "Крем-брюле". Рядом Пётр Алексеевич, а за его спиной Гарпиха, нервно поглядывающая на часики и шипящая на ломанном русском языке:
- Уводичь на пожизненное! Ми потерячь много время.
Вот только моё мороженное никак не хотело заканчиваться. Или это я сам не хотел, чтобы оно закончилось?
Так или иначе, из мира моих грёз вернулся я от толчка в бок и шёпота Петра Алексеевича: "Встать! Суд идёт!"
Словно повинуясь этому шёпоту, все присутствующие в очередной раз встали.
Судья вернулась на своё место под национальным флагом в белые и синие полоски, с красным, коронованным львом по центру, стоящим на двух лапах и вскинувшим передние лапы, словно нападая или отражая нападение.
- Итак! По делу номер триста двадцать пять, рассмотрев все обстоятельства, суд вынес решение!- провозгласила женщина в чёрной мантии,- Подсудимому Веснушкину Фёдору Макаровичу, учитывая отсутствие раннее судимостей у данного субъекта и возможности не намеренных действий по незнанию, вынести порицание на первый раз. Обязать досконально изучить законы нашей страны и оплатить штраф, в размере трёхсот евро, которые используются на озеленение не зелёных участков.
Пётр Алексеевич едва успевал за её речью, исправно всё для меня переводить. От себя он только добавил: "Поздравляю, Фёдор Макарович!"
Судья, строго посмотрела на меня из-под очков, которые она одела на кончик носа, чтобы зачитать приговор.
Женщина спросила напрямую, без переводчика:
- Надею ви всё понимачь?!
- Я понял,- я даже руку зачем-то поднял, будто собрался клятву давать.
А Пётр Алексеевич от радости похлопывал меня дружески по спине и постоянно улыбался.
Но оставалось ещё раз соблюсти церемонию ухода судьи из зала заседания, прежде чем дать волю чувствам радости, благодарности и даже немного слезам.
Я безустанно благодарил адвоката, который повторял: "Ничего, ничего. Это всего лишь моя работа"
На этот раз я чувствовал маленькую неловкость перед этим поистине скромным человеком, за свои ранние сомнения в его компетентности.
Люди, присутствующие в качестве слушателей, с облегчением покидали помещение.
Единственный оставшийся недовольный таким своеобразным "хэпи-эндом" был прокурор. Перед выходом он всё-таки погрозил в мою сторону пальцем, мол: "Погоди! Доберусь я до тебя ещё, преступник! Меня не проведёшь!"
Опьянённый чувством свободы, я сидел с новым сотоварищем и другом Петром Алексеевичем в уютном кафе. Мы поедали невероятно вкусное мороженое под названием "Крем-брюле".
- Чем вы теперь планируете заниматься?- спросил он меня.
Я лукаво прищурил глаза, посмотрел на вывески туристической фирмы, напротив, через дорогу и ответил честно:
- Хочу, мир, посмотреть. Какой он, как всё устроено. Я путешествовать отправлюсь.
- А компаньоном с собой возьмёте?
- Не вопрос,- согласился я с радостью.
- Тогда с какой стороны света начнём?
- Хочу Италию посетить. Рим!
Пётр Алексеевич, что-то посчитав прямо на расчётном чеке из-под мороженого одобрил:
- Ну, Италия - так Италия!
Судья, решив, что пауза чрезмерно затянулась, оборвала короткий перерыв, сказав:
- Продолжайте, пожалуйста. Ближе к делу.
- Да-да,- робко отреагировал адвокат,- Поскольку необходимость косить траву никто не оспаривает, то мой подзащитный, по сути, не нарушил-бы закона, если бы на его участке не выросли цветы, у которых по нашим законам тоже имеются определённые права на рост и процветание. Ознакомившись с материалами дела, мы чётко знаем, что Фёдор Макарович не знал о существовании маргариток на его участке...
- То были незабудки,- поправила его судья.
Мой защитник внимательно посмотрел на неё и будто очнувшись, продолжил:
- Ах, да! Незабудки! Крошечные, синие цветочки. И возникает вопрос: а виноват ли Фёдор Макарович, и должен ли понести наказание, если он не знал о наличии цветов в его саду? Об этом мы узнаем из вынесенного ему приговора нашим беспристрастным судом. Но прежде, чем это произойдёт, я хочу подчеркнуть, что мой подзащитный не обладает поистине жестоким характером. Он не скосил цветы вместе с травой, сохранив им кратковременную, сезонную жизнь. И это говорит о том, что сердце его не очерствело. Поэтому, Ваша Честь, прошу Вас проявить к моему подопечному снисхождение.
Слушая всю эту речь, я невольно сравнивал происходящее с цирком, и не знал, что мне делать: плакать или смеяться от произнесённых прений адвоката в мою защиту.
- Вы закончили?- уточнила вершительница судеб.
- Да, Ваша Честь!
Разведя беспомощно руки в разные стороны, адвокат ретировался на своё место.
- Ну, что ж,- подвела итог судья,- Последнее слово предоставляется подсудимому!
Я поднялся со скамьи, грустно обвёл взглядом всех присутствующих и с трудом выдавил из себя:
- Вы уж простите меня за цветочки, что так вышло... Не знал я... Бо-больше так не буду!
И резко сел на место, чувствуя, как пульсируют уши.
- Для принятия решения, суд удаляется!- услышал я, словно в тумане и потерял сознание.
Глава 15
Очнулся от резкого запаха нашатыря, ударившего в нос.
Вокруг стояли люди, но соблюдали при этом безопасную дистанцию. Как ни крути, а для них я являлся всё-таки объектом опасности, поэтому выходило, что пока лучше держаться на расстоянии до решения суда.
Судья находилась здесь-же, неподалёку. Впервые за всю её судебную практику, она не могла покинуть зал заседания, по причине, что подсудимый лишился чувств и вместо того чтобы подняться со скамьи, упал с неё. А раз полагается, по правилам, чтобы все стояли, ей пришлось дожидаться, когда я смогу принять вертикальное положение.
- Мне говорили, что русские сильный народ. Не думала, что сильные люди падают в обмороки,- сказала судья на люксембургском языке.
- Всё в порядке, он пришёл в себя,- ответил Пётр Алексеевич и тут же дословно всё мне перевёл, исправно соблюдая обязанности персонального переводчика.
- Ви в паратке?- поинтересовалась у меня женщина в мантии на ломанном русском языке.
- Я в порядке, Ваша Честь,- утвердительно кивнул я головой,- Но откуда вы знаете русский язык?!
- Я учиться в школа,- ответила она сухо и добавила,- Ми потерячь много время. Мне надо уходичь, если ви вставачь.
Опершись на руку Петра Алексеевича, я поднялся, не заставляя себя уговаривать дважды.
Как только все формальности были соблюдены и в зале не оказалось лежащих или сидящих, судья смогла, наконец, официально покинуть помещение.
- Неловко как-то вышло с этим обмороком,- обронил я смущённо своему товарищу,- Прямо как кисейная барышня, в самом деле.
Но Пётр Алексеевич со мной не согласился.
- Наоборот! Всё вышло наилучшим образом! Ваш обморок характеризует вас как человека сентиментального и глубоко-ранимого, требующего снисхождения, а не сурового наказания. Думаю, судья при всей её строгости не упустит этого из внимания и смягчится в вынесении вердикта.
- Кто?! Гарпиха смягчится?! Вы очень наивный человек,- замотал я головой,- Никогда Гарпиха не станет мягкой.
Русский эмигрант не понял ничего из моих слов и попытался для себя прояснить, кто такая Гарпиха и откуда она взялась. Пришлось рассказать ему более внятно и про Гарпину Нифантьевну и про внешнюю схожесть её с судьёй.
Выслушав внимательно, Пётр Алексеевич высказал мнение, что не следует сгущать краски раньше времени.
- Надо надеяться на лучшее, не смотря ни на какие отрицательные обстоятельства,- подвёл он итог.
А мне подумалось: "Оно конечно хорошо так говорить, когда решается не собственная судьба, а судьба другого человека"
- Давайте с вами договоримся, какое бы решение не вынес суд, мы обязательно отметим это поеданием мороженого. Есть отличное мороженое "Крем-брюле"!
Пётр Алексеевич даже глаза прикрыл на мгновение, изображая удовольствие.
- Почему мороженое?- удивился я,- По-моему, его едят только дети. И девушки студентки, пожалуй...
Сам я никогда даже не пробовал никакого мороженого. Не привозили в нашу Будёновку такого изыска.
- Вздор, Фёдор Макарович! Мороженое можно есть в любом возрасте и даже будучи мужчиной.
- Тогда я согласен, раз так.
Я утвердительно мотнул головой, в который раз. А моя фантазия рисовала картины, как уже стою в полосатом костюмчике, вовсе не от Кардена, закованный в тяжёлые кандалы, но миниатюрной ложечкой кусочек за кусочком отделяющий и поедающий "Крем-брюле". Рядом Пётр Алексеевич, а за его спиной Гарпиха, нервно поглядывающая на часики и шипящая на ломанном русском языке:
- Уводичь на пожизненное! Ми потерячь много время.
Вот только моё мороженное никак не хотело заканчиваться. Или это я сам не хотел, чтобы оно закончилось?
Так или иначе, из мира моих грёз вернулся я от толчка в бок и шёпота Петра Алексеевича: "Встать! Суд идёт!"
Словно повинуясь этому шёпоту, все присутствующие в очередной раз встали.
Глава 16
Судья вернулась на своё место под национальным флагом в белые и синие полоски, с красным, коронованным львом по центру, стоящим на двух лапах и вскинувшим передние лапы, словно нападая или отражая нападение.
- Итак! По делу номер триста двадцать пять, рассмотрев все обстоятельства, суд вынес решение!- провозгласила женщина в чёрной мантии,- Подсудимому Веснушкину Фёдору Макаровичу, учитывая отсутствие раннее судимостей у данного субъекта и возможности не намеренных действий по незнанию, вынести порицание на первый раз. Обязать досконально изучить законы нашей страны и оплатить штраф, в размере трёхсот евро, которые используются на озеленение не зелёных участков.
Пётр Алексеевич едва успевал за её речью, исправно всё для меня переводить. От себя он только добавил: "Поздравляю, Фёдор Макарович!"
Судья, строго посмотрела на меня из-под очков, которые она одела на кончик носа, чтобы зачитать приговор.
Женщина спросила напрямую, без переводчика:
- Надею ви всё понимачь?!
- Я понял,- я даже руку зачем-то поднял, будто собрался клятву давать.
А Пётр Алексеевич от радости похлопывал меня дружески по спине и постоянно улыбался.
Но оставалось ещё раз соблюсти церемонию ухода судьи из зала заседания, прежде чем дать волю чувствам радости, благодарности и даже немного слезам.
Я безустанно благодарил адвоката, который повторял: "Ничего, ничего. Это всего лишь моя работа"
На этот раз я чувствовал маленькую неловкость перед этим поистине скромным человеком, за свои ранние сомнения в его компетентности.
Люди, присутствующие в качестве слушателей, с облегчением покидали помещение.
Единственный оставшийся недовольный таким своеобразным "хэпи-эндом" был прокурор. Перед выходом он всё-таки погрозил в мою сторону пальцем, мол: "Погоди! Доберусь я до тебя ещё, преступник! Меня не проведёшь!"
Опьянённый чувством свободы, я сидел с новым сотоварищем и другом Петром Алексеевичем в уютном кафе. Мы поедали невероятно вкусное мороженое под названием "Крем-брюле".
- Чем вы теперь планируете заниматься?- спросил он меня.
Я лукаво прищурил глаза, посмотрел на вывески туристической фирмы, напротив, через дорогу и ответил честно:
- Хочу, мир, посмотреть. Какой он, как всё устроено. Я путешествовать отправлюсь.
- А компаньоном с собой возьмёте?
- Не вопрос,- согласился я с радостью.
- Тогда с какой стороны света начнём?
- Хочу Италию посетить. Рим!
Пётр Алексеевич, что-то посчитав прямо на расчётном чеке из-под мороженого одобрил:
- Ну, Италия - так Италия!