ДОСТУП К ЧТЕНИЮ открыт ДЛЯ ВСЕХ и бесплатно!!! Не важно, что стоит "для одобренных"
Всем приятного чтения!!!
Дарите добро друг другу, поддерживайте друг друга и берегите себя. Здоровья вам!!!
"Моя Герилья" - приключенческий роман о пирате Алене с корабля "Pathik". Время Наполеоновских войн, захвата Испании в период с 1808 по 1811 г. г. Любовь. Сомнения. Разлуки. Поиски сокровищ. Борьба за счастье и жизнь.
Не обещай рассвет в ночи глухой,
Не говори, что буря станет тихой.
В словах таких я слышу лишь укор...
Не обещай цветы все на лугах.
Не будет сказки, как во снах,
Пока правит ложь, пока обман...
Не клянись, что счастье вечным будет,
Что боль и грусть нас вдруг забудут.
Ведь жизнь – река, изменчива, быстра,
И завтра может быть совсем не та.
Не клянись.
Чувства – как ветер, так легки.
Не клянись,
Что будем вместе мы в любви.
Не клянись, что будет мир, что будет свет и мы с тобой.
Нет, не клянись!
Проходит жизнь, крики навзрыд, душа болит –
Ей быть одной...
Не клянись...
Не обещай прощения за грех любой,
Не говори, что ты останешься со мной.
В словах таких я слышу лишь боль...
Не обещай поцелуи нежности на губах.
Мы живём с тобою не во снах,
Здесь правит ложь, пока что здесь... обман...
Не клянись в любви до гробовой доски,
Ведь чувства – ветер, ветрены, легки.
Сегодня пламя, завтра – пепел серый,
И не клянись, что будешь верным.
Не клянись.
Чувства – как ветер, так легки.
Не клянись,
Что будем вместе мы в любви.
Не клянись, что будет мир, что будет свет и мы с тобой.
Нет, не клянись!
Проходит жизнь, крики навзрыд, душа болит –
Ей быть одной...
Не клянись...
Катя была счастлива вновь вернуться в родной город после долго отсутствия из-за учёбы в университете и договорилась с подругами о встрече, чтобы узнать, как сложилось всё у них, что было эти годы... И сейчас, сидя с ними в их когда-то любимом кафе, Катя слушала рассказы подруг, смотрела фотографии их мужей, детей и искренне радовалась за каждую...
– А ты-то? Ну, рассказывай о себе! Замуж вышла? Дети? – стали подруги задавать вопросы.
– Нет, – улыбалась Катя. – Никого пока нет и вряд ли будет!
– Да, здесь ты его вряд ли найдёшь. Все разъезжаются, остаются одни старики и мы, которые уже с детьми, – хихикнула одна из подруг.
– Так и не подпускаешь к себе никого? – поинтересовалась другая, помня, что Катя всегда была скромной, опасливой в отношениях с парнями, с которыми никогда ни целовалась, ни гуляла.
– Нет, я как-то и занята была, – пожала плечами Катя. – Теперь, вот, ищу работу. Думаю, в доме культуры.
– Историю какую изучаешь? – поинтересовалась третья подруга.
– Да, кстати,... вот, – вспомнив, Катя тут же достала из сумочки листы с рисунками.
– Ой, книгу собираешь какую? – захлопала в ладоши другая подружка, как в былые школьные года.
– Испанская герилья*?! – с интересом молвила другая, прочитав на одном из листов несколько строк под рисунком, выполненным простым карандашом.
– Да, – вздохнула Катя и заулыбалась, глядя на другой свой лист. – Герилья... И да, хотелось бы вдохновиться на что. Но я больше пою, балетом всё так же занимаюсь.
А про себя подумала: «И у меня своя герилья... Жизнь...»
– А есть книга про эту войну? Герилья же означает война, – вопросила соседняя подруга. – Ты её уже прочитала?
– Да, обязательно пришлю вам по почте, – пообещала Катя.
– Так и продолжаем изучать историю то России, то Европы с тобой, но и про любовь в то время расскажи, – улыбнулись подруги, отчего у Кати стало на душе вновь светло, словно никуда не уезжала.
* – герилья – в переводе с испанского – малая война.
«Революции рождаются из широко распространённых в народе слухов и враждебных настроений. После первого же ружейного выстрела никакие объяснения невозможны: страсти разгораются, и так как люди не в состоянии сговориться, они убивают друг друга...», – император Наполеон Бонапарт не раз говорил, что революционные настроения в Испании чуть не заставили заключить мир в Берлине и даже предоставить Пруссии хорошие условия. Однако офицер, который привёз сообщение о капитуляции Магдебурга, приехал часом раньше.
«Я не думал свергать Карла IV; я лишь хотел на время войны с Англией обеспечить безопасность, в которой я нуждался, чтобы следить за выполнением мер, могущих принудить Англию к миру», – говорил Наполеон. Он оставил после себя воспоминания, где не раз рассказывает всё, что было со своей точки зрения, добавляет, что теперь каждый будет объяснять события на свой лад, дабы оправдать себя, а его будут упрекать.
И так, известный французский историк-испанист Жан-Рене Эме не без основания писал: «Ещё больше, чем его генералы, Наполеон является излюбленной мишенью для множества авторов памфлетов и стихов, в которых сочетались политические соображения и оскорбления. Император, и только он, в конечном счёте, становится ответственным за все беды...»
Наполеон же говорил, что открывает душу, что скрывать ему нечего: «Я хотел облегчить бедствия этой страны; я ошибся. Если бы я последовал своему первому побуждению, я отослал бы короля и его сына домой. Испания была бы сейчас у моих ног. Меня обманули, или, вернее, события обманули всякую человеческую предусмотрительность...», – рассказывал он. – «Я смотрю на вещи с большой высоты, и я слишком хорошо чувствую мою силу, чтобы унижаться до подобных интриг, недостойных меня; я действую более откровенно. Пожалуй с большим основанием меня можно упрекнуть в том, что я провожу свою политику так, как потоки прокладывают своё русло...»
Наполеон верил в успех и шёл вперёд, отдавая право потомкам судить его. И хотя у него было впереди ещё множество успехов, первая ошибка, роковая ошибка, произошла именно весной 1808 года. Именно тогда, когда Наполеон решит воспользоваться противостоянием короля Испании и его сына, когда сместит обоих и назначит на их место властвовать над Испанией своего брата Жозефа.
Это-то и разожгло войну против всего испанского народа, где французы будут обречены на поражение. После этого, по примеру испанцев противостоять Франции смогут и Россия, и Пруссия...
Вновь обратившись к мнению известного французского историка-испаниста Жана-Рене Эме, можно согласиться, что случившееся «не вписывается в традицию враждебности между Францией и Испанией». Вот уже много лет в Мадриде правили Бурбоны. Они принесли в Испанию французский язык, одежду, архитектуру и музыку, кухню и дружественные отношения с самой Францией. Не смотря на временные охлаждения и проявлявшиеся противоречия, развивались те отношения мирно,... взаимовыгодно...
И всё равно, подобное «офранцуживание» затронуло лишь немногочисленную элиту испанского общества. Как бы ни сильно было влияние Франции, испанцы не желали терять «своё», сохраняя национальное, испанское начало. Оно проявлялось даже в увлечении испанской знати «плебейскими» развлечениями: корридой, фанданго, фламенко.
Как отметил Жан-Рене Эме, «испанец, говоривший в начале XIX в. и одевавшийся на французский манер, не обязан любезно встречать французскую солдатню, которая в 1808 г. захватывает и грабит испанскую землю, разрушая таким образом идеальный образ Франции. Кроме того, Франция 1808 г. уже не очень похожа на Францию 1750 г., 1792 г. или 1802 г.»...
Действительно, французская революция разделила испанских «офранцуженных» на сторонников и противников новой Франции. Тут и началось мародёрство, насилия и издевательства над женщинами, пленными, священниками. Происходили ужасные пытки, публичные казни, и везде можно было видеть не захороненные трупы. Лютая ненависть между французами и испанцами только росла, заставляя измываться, осквернять тело даже мёртвого человека...
Обо всём этом осталось множество воспоминаний, статей из газет не только испанцев, но и самих французов, где рассказывают, как, например, французы постоянно совершали грабежи, поджоги, насиловали и убивали. Французское командование было всем происходящим недовольно и пыталось сдерживать «беспорядки», но все усилия оказались тщетны.
Так и в испанских газетах писали о происходящем, чего нельзя допускать, за что всякому нападающему, всякому не живущему по-доброму, мирному, будет расплата. Например: «Не существует примеров жестокостей, равных тем, что происходят в Каталонии. Самое ужасное вероломство и злоупотребление искренностью, дружбой и благодеяниями. Те же самые дома и семьи, что более других служили и одаривали этих (французских) генералов, были подло разграблены, сожжены и захвачены без какой-либо причины. Храмы не просто разграблены, а разрушены; их мебель, (священные) сосуды и изображения – осквернены, и унижены, и уничтожены. Вплоть до греховного наслаждения – выпивать из потиров и дарохранительниц на улицах и в тавернах. Они сжигали деревни, обезглавливали детей, беременных женщин, подбрасывали вверх новорождённых, чтобы насадить их на штыки. Торговля рабами, которую французские авторы осуждали и от которой приходили в ужас, здесь происходила; причём торговали теми, кого называли друзьями. Открыто продавали младенцев за 2 реала, священников, мальчиков, девочек и девушек. Эти ужасы, которые когда-то творили дикари, совершают французы по собственной жестокости и согласно приказам своих генералов... Поэтому мы не сомневаемся, что Господь уже устал, что он нас уже покарал; мы рыдали, но теперь вместе со Всемогущим Господом мы вернём его славу. Гнев Господень уже падает на этих безбожников, варваров и скотов...*»
* – из очерка «Современное положение Каталонии», опубликованном 2 сентября 1808 г. в «Gazeta militar y politica del Principado de Cataluna».
В ту ночь Ален не мог заснуть. Он лежал в койке в отведённой для него, как пассажира, каюте английского корабля «Идиллия» и смотрел на низкий потолок. Он вспоминал тяжёлые года, которые пришлось пережить. Ален знал — впереди время ещё более трудное и, возможно, смерть отыщет его быстрее, чем хотелось бы, но он выбрал этот путь сам...
Он уже некоторое время жил то в гостиницах Англии, то уходил в плавание в качестве квартирмейстера на судне «Pathik». Их дружная команда, принимая на борту и, как своего товарища, жену капитана, с частыми успехами захватывала корабли по пути к тёплым странам, чтобы и полюбоваться красотами земли, и заполучить побольше добра на жизнь дальше...
Всё, казалось, шло мирно, а воспоминания о встрече с одной особой в Испании так и не давали Алену покоя. Он помнил её последние слова,... отказ отправиться вместе, чтобы покинуть Испанию. Ведь там жизнь становилась сложнее, где угроза войны и бедствия не отступала. Но... отказ...
Позволив ей, Фернанде Бенитез, уйти, Ален думал, забудется, отпустит и пройдёт, но она упрямо возвращалась к нему не только в воспоминаниях, но и во снах. Будто был околдован навсегда неведомыми чарами...
Не слушая ни советов друзей вокруг, ни своих мыслей, он продолжал жить и пытаться забыть все чувства, что разбудила в нём та милая девушка... Так пришла очередная весна... Именно тогда Ален получил из рук своего капитана конверт, который передал им начальник порта, когда вернулись в Англию из довольно долгого плавания.
То было сообщение именно из Испании, от их моряка — Сета, кто несколько лет назад уехал туда к своему брату, чтобы помочь спастись от французов. Узнав, что те были долгое время в плену, Ален с капитаном понимали: дела в Испании обстоят куда хуже, чем думали.
Благодаря тому, что Сет в Испании был не один, удалось бежать из плена, но положение только ухудшалось. Он так же сообщил и то, что видел Фернанду Бенитез: видел её, убежавшую из дома сестры с пистолем и шпагой в руках. Заканчивая письмо, Сет просил о помощи вернуться и написал, где ждать весточки, если не откажутся помочь.
Но капитан и не думал отказываться. Он сразу предложил Алену собираться в путь. Только предупредил ждать, поскольку покинуть берег смогут не раньше, чем через неделю. Ален понимал: капитану надо отвезти детей и супругу домой, дабы оставить их на этот раз здесь, в более спокойном месте, а не брать с собою, как было до сих пор.
Пока ждал в порту, Ален быстро нашёл, где и как сделать себе испанские документы. Обдумав вдруг созревший план, он отослал вслед за уехавшим капитаном записку c объяснениями. После этого Ален пассажиром отправился на первом английском судне в сторону Испании...
Английский корабль «Идиллия», на котором он теперь был, вскоре прошёл пролив Ла-Манш, где ещё несколько кораблей патрулировали из-за опасения, что французы могут напасть на Англию. Выйдя ранним утром на шканцы* «Идиллии», Ален вновь погружался в свои мысли и наполнялся надеждами, что все, ради кого он отправился в путь, ещё живы. Он следил за движением каждого моряка вокруг...
Было непривычно находиться теперь пассажиром и не участвовать в команде. Ветер холодил его щёки, и Ален сразу отметил: ветер с запада, слабый. Корабль идёт под всеми парусами довольно быстро по ровным волнам, где лишь иногда наблюдались пологие валы.
Однако тишина длилась недолго. В считаные минуты показался приближающийся корабль французов. Капитан тут же взял подзорную трубу, присмотрелся к судну и, быстро что-то вымолвив лейтенанту рядом, провозгласил:
– Свистать всех по местам! Корабль к бою!
Тут же раздался бой барабанов, топот моряков, выкрики спешить. Корабль стали разворачивать боком, пока палубу окатили водой и присыпали песком. Юнги бегали с картузами для пушек, пожарные занимали места у помп, переборки убрали...
Очень скоро пушки были забиты порохом, ядрами и выдвинуты в открытые порты:
– Корабль к бою готов!
– На грот-руслень**! Отдать якорь! – кричал капитан.
– Разрешите участвовать в бое, кап! – поспешил встать перед ним Ален, и капитан дал согласие только когда оставил его со штурманом у штурвала, а сам спустился к лейтенанту.
Выхватив пистоли, все приготовились встречать приближающуюся лодку французов, которые решили скорее перебраться сюда, чтобы завладеть «Идиллией» как можно быстро...
* – шканцы – палуба в кормовой части парусного корабля.
** – грот-руслень – площадка, устроенная снаружи корпуса судна на уровне палубы, против грот-мачты.
«Идиллии» в начале боя не так везло. Первые выстрелы с французского корабля и от забирающихся на борт французов, первые раненые, убитые, среди которых оказался и штурман...
Корабль вздрогнул с большей силой от попавшего в него ядра. Штурман тут же пал. Ален пошатнулся. Он скорее ухватился за штурвал, продолжая вести судно встать боком и дать нанести ответный удар.
– Взвести затвор! Цельсь! Пли! – звучали приказы капитана, и пушки «Идиллии» гремели.
Оба корабля окутались дымом, сквозь который моряки бились с напавшими французами, отбиваясь, выбрасывая их то живыми, то мёртвыми за борт. От попадающих ядер разлетались щепки, стучали падающие тросы.
Всем приятного чтения!!!
Дарите добро друг другу, поддерживайте друг друга и берегите себя. Здоровья вам!!!
АННОТАЦИЯ:
"Моя Герилья" - приключенческий роман о пирате Алене с корабля "Pathik". Время Наполеоновских войн, захвата Испании в период с 1808 по 1811 г. г. Любовь. Сомнения. Разлуки. Поиски сокровищ. Борьба за счастье и жизнь.
Глава - Предыстория
Не обещай рассвет в ночи глухой,
Не говори, что буря станет тихой.
В словах таких я слышу лишь укор...
Не обещай цветы все на лугах.
Не будет сказки, как во снах,
Пока правит ложь, пока обман...
Не клянись, что счастье вечным будет,
Что боль и грусть нас вдруг забудут.
Ведь жизнь – река, изменчива, быстра,
И завтра может быть совсем не та.
Не клянись.
Чувства – как ветер, так легки.
Не клянись,
Что будем вместе мы в любви.
Не клянись, что будет мир, что будет свет и мы с тобой.
Нет, не клянись!
Проходит жизнь, крики навзрыд, душа болит –
Ей быть одной...
Не клянись...
Не обещай прощения за грех любой,
Не говори, что ты останешься со мной.
В словах таких я слышу лишь боль...
Не обещай поцелуи нежности на губах.
Мы живём с тобою не во снах,
Здесь правит ложь, пока что здесь... обман...
Не клянись в любви до гробовой доски,
Ведь чувства – ветер, ветрены, легки.
Сегодня пламя, завтра – пепел серый,
И не клянись, что будешь верным.
Не клянись.
Чувства – как ветер, так легки.
Не клянись,
Что будем вместе мы в любви.
Не клянись, что будет мир, что будет свет и мы с тобой.
Нет, не клянись!
Проходит жизнь, крики навзрыд, душа болит –
Ей быть одной...
Не клянись...
Катя была счастлива вновь вернуться в родной город после долго отсутствия из-за учёбы в университете и договорилась с подругами о встрече, чтобы узнать, как сложилось всё у них, что было эти годы... И сейчас, сидя с ними в их когда-то любимом кафе, Катя слушала рассказы подруг, смотрела фотографии их мужей, детей и искренне радовалась за каждую...
– А ты-то? Ну, рассказывай о себе! Замуж вышла? Дети? – стали подруги задавать вопросы.
– Нет, – улыбалась Катя. – Никого пока нет и вряд ли будет!
– Да, здесь ты его вряд ли найдёшь. Все разъезжаются, остаются одни старики и мы, которые уже с детьми, – хихикнула одна из подруг.
– Так и не подпускаешь к себе никого? – поинтересовалась другая, помня, что Катя всегда была скромной, опасливой в отношениях с парнями, с которыми никогда ни целовалась, ни гуляла.
– Нет, я как-то и занята была, – пожала плечами Катя. – Теперь, вот, ищу работу. Думаю, в доме культуры.
– Историю какую изучаешь? – поинтересовалась третья подруга.
– Да, кстати,... вот, – вспомнив, Катя тут же достала из сумочки листы с рисунками.
– Ой, книгу собираешь какую? – захлопала в ладоши другая подружка, как в былые школьные года.
– Испанская герилья*?! – с интересом молвила другая, прочитав на одном из листов несколько строк под рисунком, выполненным простым карандашом.
– Да, – вздохнула Катя и заулыбалась, глядя на другой свой лист. – Герилья... И да, хотелось бы вдохновиться на что. Но я больше пою, балетом всё так же занимаюсь.
А про себя подумала: «И у меня своя герилья... Жизнь...»
– А есть книга про эту войну? Герилья же означает война, – вопросила соседняя подруга. – Ты её уже прочитала?
– Да, обязательно пришлю вам по почте, – пообещала Катя.
– Так и продолжаем изучать историю то России, то Европы с тобой, но и про любовь в то время расскажи, – улыбнулись подруги, отчего у Кати стало на душе вновь светло, словно никуда не уезжала.
* – герилья – в переводе с испанского – малая война.
Глава - Вступление (историческая справка, кому не интересно - пропускайте, дальше будет роман:)
«Революции рождаются из широко распространённых в народе слухов и враждебных настроений. После первого же ружейного выстрела никакие объяснения невозможны: страсти разгораются, и так как люди не в состоянии сговориться, они убивают друг друга...», – император Наполеон Бонапарт не раз говорил, что революционные настроения в Испании чуть не заставили заключить мир в Берлине и даже предоставить Пруссии хорошие условия. Однако офицер, который привёз сообщение о капитуляции Магдебурга, приехал часом раньше.
«Я не думал свергать Карла IV; я лишь хотел на время войны с Англией обеспечить безопасность, в которой я нуждался, чтобы следить за выполнением мер, могущих принудить Англию к миру», – говорил Наполеон. Он оставил после себя воспоминания, где не раз рассказывает всё, что было со своей точки зрения, добавляет, что теперь каждый будет объяснять события на свой лад, дабы оправдать себя, а его будут упрекать.
И так, известный французский историк-испанист Жан-Рене Эме не без основания писал: «Ещё больше, чем его генералы, Наполеон является излюбленной мишенью для множества авторов памфлетов и стихов, в которых сочетались политические соображения и оскорбления. Император, и только он, в конечном счёте, становится ответственным за все беды...»
Наполеон же говорил, что открывает душу, что скрывать ему нечего: «Я хотел облегчить бедствия этой страны; я ошибся. Если бы я последовал своему первому побуждению, я отослал бы короля и его сына домой. Испания была бы сейчас у моих ног. Меня обманули, или, вернее, события обманули всякую человеческую предусмотрительность...», – рассказывал он. – «Я смотрю на вещи с большой высоты, и я слишком хорошо чувствую мою силу, чтобы унижаться до подобных интриг, недостойных меня; я действую более откровенно. Пожалуй с большим основанием меня можно упрекнуть в том, что я провожу свою политику так, как потоки прокладывают своё русло...»
Наполеон верил в успех и шёл вперёд, отдавая право потомкам судить его. И хотя у него было впереди ещё множество успехов, первая ошибка, роковая ошибка, произошла именно весной 1808 года. Именно тогда, когда Наполеон решит воспользоваться противостоянием короля Испании и его сына, когда сместит обоих и назначит на их место властвовать над Испанией своего брата Жозефа.
Это-то и разожгло войну против всего испанского народа, где французы будут обречены на поражение. После этого, по примеру испанцев противостоять Франции смогут и Россия, и Пруссия...
Вновь обратившись к мнению известного французского историка-испаниста Жана-Рене Эме, можно согласиться, что случившееся «не вписывается в традицию враждебности между Францией и Испанией». Вот уже много лет в Мадриде правили Бурбоны. Они принесли в Испанию французский язык, одежду, архитектуру и музыку, кухню и дружественные отношения с самой Францией. Не смотря на временные охлаждения и проявлявшиеся противоречия, развивались те отношения мирно,... взаимовыгодно...
И всё равно, подобное «офранцуживание» затронуло лишь немногочисленную элиту испанского общества. Как бы ни сильно было влияние Франции, испанцы не желали терять «своё», сохраняя национальное, испанское начало. Оно проявлялось даже в увлечении испанской знати «плебейскими» развлечениями: корридой, фанданго, фламенко.
Как отметил Жан-Рене Эме, «испанец, говоривший в начале XIX в. и одевавшийся на французский манер, не обязан любезно встречать французскую солдатню, которая в 1808 г. захватывает и грабит испанскую землю, разрушая таким образом идеальный образ Франции. Кроме того, Франция 1808 г. уже не очень похожа на Францию 1750 г., 1792 г. или 1802 г.»...
Действительно, французская революция разделила испанских «офранцуженных» на сторонников и противников новой Франции. Тут и началось мародёрство, насилия и издевательства над женщинами, пленными, священниками. Происходили ужасные пытки, публичные казни, и везде можно было видеть не захороненные трупы. Лютая ненависть между французами и испанцами только росла, заставляя измываться, осквернять тело даже мёртвого человека...
Обо всём этом осталось множество воспоминаний, статей из газет не только испанцев, но и самих французов, где рассказывают, как, например, французы постоянно совершали грабежи, поджоги, насиловали и убивали. Французское командование было всем происходящим недовольно и пыталось сдерживать «беспорядки», но все усилия оказались тщетны.
Так и в испанских газетах писали о происходящем, чего нельзя допускать, за что всякому нападающему, всякому не живущему по-доброму, мирному, будет расплата. Например: «Не существует примеров жестокостей, равных тем, что происходят в Каталонии. Самое ужасное вероломство и злоупотребление искренностью, дружбой и благодеяниями. Те же самые дома и семьи, что более других служили и одаривали этих (французских) генералов, были подло разграблены, сожжены и захвачены без какой-либо причины. Храмы не просто разграблены, а разрушены; их мебель, (священные) сосуды и изображения – осквернены, и унижены, и уничтожены. Вплоть до греховного наслаждения – выпивать из потиров и дарохранительниц на улицах и в тавернах. Они сжигали деревни, обезглавливали детей, беременных женщин, подбрасывали вверх новорождённых, чтобы насадить их на штыки. Торговля рабами, которую французские авторы осуждали и от которой приходили в ужас, здесь происходила; причём торговали теми, кого называли друзьями. Открыто продавали младенцев за 2 реала, священников, мальчиков, девочек и девушек. Эти ужасы, которые когда-то творили дикари, совершают французы по собственной жестокости и согласно приказам своих генералов... Поэтому мы не сомневаемся, что Господь уже устал, что он нас уже покарал; мы рыдали, но теперь вместе со Всемогущим Господом мы вернём его славу. Гнев Господень уже падает на этих безбожников, варваров и скотов...*»
* – из очерка «Современное положение Каталонии», опубликованном 2 сентября 1808 г. в «Gazeta militar y politica del Principado de Cataluna».
Глава 1
В ту ночь Ален не мог заснуть. Он лежал в койке в отведённой для него, как пассажира, каюте английского корабля «Идиллия» и смотрел на низкий потолок. Он вспоминал тяжёлые года, которые пришлось пережить. Ален знал — впереди время ещё более трудное и, возможно, смерть отыщет его быстрее, чем хотелось бы, но он выбрал этот путь сам...
Он уже некоторое время жил то в гостиницах Англии, то уходил в плавание в качестве квартирмейстера на судне «Pathik». Их дружная команда, принимая на борту и, как своего товарища, жену капитана, с частыми успехами захватывала корабли по пути к тёплым странам, чтобы и полюбоваться красотами земли, и заполучить побольше добра на жизнь дальше...
Всё, казалось, шло мирно, а воспоминания о встрече с одной особой в Испании так и не давали Алену покоя. Он помнил её последние слова,... отказ отправиться вместе, чтобы покинуть Испанию. Ведь там жизнь становилась сложнее, где угроза войны и бедствия не отступала. Но... отказ...
Позволив ей, Фернанде Бенитез, уйти, Ален думал, забудется, отпустит и пройдёт, но она упрямо возвращалась к нему не только в воспоминаниях, но и во снах. Будто был околдован навсегда неведомыми чарами...
Не слушая ни советов друзей вокруг, ни своих мыслей, он продолжал жить и пытаться забыть все чувства, что разбудила в нём та милая девушка... Так пришла очередная весна... Именно тогда Ален получил из рук своего капитана конверт, который передал им начальник порта, когда вернулись в Англию из довольно долгого плавания.
То было сообщение именно из Испании, от их моряка — Сета, кто несколько лет назад уехал туда к своему брату, чтобы помочь спастись от французов. Узнав, что те были долгое время в плену, Ален с капитаном понимали: дела в Испании обстоят куда хуже, чем думали.
Благодаря тому, что Сет в Испании был не один, удалось бежать из плена, но положение только ухудшалось. Он так же сообщил и то, что видел Фернанду Бенитез: видел её, убежавшую из дома сестры с пистолем и шпагой в руках. Заканчивая письмо, Сет просил о помощи вернуться и написал, где ждать весточки, если не откажутся помочь.
Но капитан и не думал отказываться. Он сразу предложил Алену собираться в путь. Только предупредил ждать, поскольку покинуть берег смогут не раньше, чем через неделю. Ален понимал: капитану надо отвезти детей и супругу домой, дабы оставить их на этот раз здесь, в более спокойном месте, а не брать с собою, как было до сих пор.
Пока ждал в порту, Ален быстро нашёл, где и как сделать себе испанские документы. Обдумав вдруг созревший план, он отослал вслед за уехавшим капитаном записку c объяснениями. После этого Ален пассажиром отправился на первом английском судне в сторону Испании...
Английский корабль «Идиллия», на котором он теперь был, вскоре прошёл пролив Ла-Манш, где ещё несколько кораблей патрулировали из-за опасения, что французы могут напасть на Англию. Выйдя ранним утром на шканцы* «Идиллии», Ален вновь погружался в свои мысли и наполнялся надеждами, что все, ради кого он отправился в путь, ещё живы. Он следил за движением каждого моряка вокруг...
Было непривычно находиться теперь пассажиром и не участвовать в команде. Ветер холодил его щёки, и Ален сразу отметил: ветер с запада, слабый. Корабль идёт под всеми парусами довольно быстро по ровным волнам, где лишь иногда наблюдались пологие валы.
Однако тишина длилась недолго. В считаные минуты показался приближающийся корабль французов. Капитан тут же взял подзорную трубу, присмотрелся к судну и, быстро что-то вымолвив лейтенанту рядом, провозгласил:
– Свистать всех по местам! Корабль к бою!
Тут же раздался бой барабанов, топот моряков, выкрики спешить. Корабль стали разворачивать боком, пока палубу окатили водой и присыпали песком. Юнги бегали с картузами для пушек, пожарные занимали места у помп, переборки убрали...
Очень скоро пушки были забиты порохом, ядрами и выдвинуты в открытые порты:
– Корабль к бою готов!
– На грот-руслень**! Отдать якорь! – кричал капитан.
– Разрешите участвовать в бое, кап! – поспешил встать перед ним Ален, и капитан дал согласие только когда оставил его со штурманом у штурвала, а сам спустился к лейтенанту.
Выхватив пистоли, все приготовились встречать приближающуюся лодку французов, которые решили скорее перебраться сюда, чтобы завладеть «Идиллией» как можно быстро...
* – шканцы – палуба в кормовой части парусного корабля.
** – грот-руслень – площадка, устроенная снаружи корпуса судна на уровне палубы, против грот-мачты.
Глава 2
«Идиллии» в начале боя не так везло. Первые выстрелы с французского корабля и от забирающихся на борт французов, первые раненые, убитые, среди которых оказался и штурман...
Корабль вздрогнул с большей силой от попавшего в него ядра. Штурман тут же пал. Ален пошатнулся. Он скорее ухватился за штурвал, продолжая вести судно встать боком и дать нанести ответный удар.
– Взвести затвор! Цельсь! Пли! – звучали приказы капитана, и пушки «Идиллии» гремели.
Оба корабля окутались дымом, сквозь который моряки бились с напавшими французами, отбиваясь, выбрасывая их то живыми, то мёртвыми за борт. От попадающих ядер разлетались щепки, стучали падающие тросы.
