ДОСТУП К ЧТЕНИЮ ОТКРЫТ ДЛЯ ВСЕХ!!! Неважно, что стоит "для одобренных".
Всем приятного чтения!!!
Дарите добро друг другу, поддерживайте друг друга и берегите себя. Здоровья вам!!!
Она невероятная... Любить её — самый лучший подарок судьбы, наивысшая честь, которая выпала именно мне! И как я рад просыпаться каждое утро и видеть её, обнажённую, спящую в моих объятиях после очередной сладостной ночи... Да, и это не сон! Слава всем богам – это не сон!
Мы вместе. Мы смотрим друг на друга, вспоминая, порой, что пришлось пережить, и... глаза слезятся от осознания счастья: мы в объятиях любви, страсти, жизни. Я никуда такую женщину не отпущу. Никогда не совершу ту ошибку, упустив любимую всего лишь раз...
А как всё началось? А вот так...
Россия. Январь 1753 года. На престоле – дочь Петра Великого – Елизавета Петровна: главная модница, страстная к увеселительным мероприятиям, весёлая, набожная и сентиментальная, не менее ревнивая и упрямая. Упрямство помогало ей удерживать власть, а смекалка — выходить из неудобных ситуаций...
Год только начался, начались и новые балы один за другим. Раз в неделю обычный бал, а за ним — «бал метаморфоз». Императрица обожала придуманный ею маскарад. Женщинам следовало приходить на этот бал в мужских платьях, а мужчинам — в юбках с панье. И неважно, что многие были не в настроении и не хотели участвовать на таком балу. Отказаться от приглашения было невозможно. Это считалось оскорблением императрицы.
Так, на бал метаморфоз были приглашены некоторые из молодых кавалеров: лучшие выпускники академий или офицеры, подающие высокие надежды. Елизавета ценила таких. Например, все унтер-офицеры, капралы и рядовые Лейб-компании были возведены в потомственное дворянство. Гербы же для дворян разрабатывались при личном участии Елизаветы. Она установила и девиз таких гербов: «За верность и ревность».
На этот раз Елизавета высказала желание соблюдать всем на балу военную тему. То есть, все дамы, как и она, должны были явиться в военной форме. Елизавета сама была полноватой, но статной. Ей очень шла военная форма, особенно с красивыми ногами, какими обладала, и Елизавета знала об этом. Другие же женщины печалились, поскольку считали, что выглядеть будут нелепо в обтягивающих брюках и без каблуков...
– Вот ведь, будем веселиться нынче снова, – прочитав сообщение о теме бала, улыбнулся пожилой мужчина.
Полный в теле, круглолицый, в коротком напудренном парике. Игривым взглядом он выражал радость своего высочайшего положения. Он получил приглашение на бал не только для себя, но и для верно служащих ему двадцатипятилетних унтер-лейтенантов.
– Пётр Иванович, разрешите по такому случаю пригласить и лучшего купца! Вернее, его сына, – шагнул навстречу стоящий среди трёх друзей высокий, темноволосый парень.
Красивые карие глаза его так и блестели желанием верно служить. Доблесть, честь он явно ставил на первое место. Он не выделялся особенными внешними данными, но, как и товарищи, был приятной наружности. Все, как на подбор, стояли в ряд, и Пётр Иванович гордо выпрямился перед ними с улыбкой:
– Ведите своего дружка, ведите. У меня как раз есть задумка для купцов. Им понравится!
– Только бы канцлер Бестужев не разгневался вновь. Не любит он вас, да и на нас с подозрениями поглядывает, – добавил другой парень.
– Не изменить мне сего факта, – спокойно улыбался Пётр Иванович. – Супруга моя в любимицах императрицы, а я... Что ж, – довольный развёл он руками. – Пока нужные планы внедряем, мы нужнее России.
– Позвольте спросить про купцов, – снова обратился к нему первый парень. – Ведь заинтриговали.
– Очень важные планы у меня, – не скрывал тот. – Предлагаю государыне нашей упразднить внутренние таможни с пошлинами, сборами. Страдает наша торговля, купцы страдают. А сколько на таможне зла, с которым иначе и не побороться. У меня ж и своё дело имеется, железоделательные заводы, вы знаете. Они отлично работают! Вон, какие мечи недавно сотворили. Прям не отличишь от великих! Но для любого дела железо надобно, а развозить его по стране трудно из-за поборов на каждой заставе. Будем работать?
– Будем! – кивнули воодушевившиеся парни...
Спасибо за грибы, челом за ананас,
За вина сладкие; я рад, что не был квас.
Российско кушанье сразилось с перуанским,
А если бы и квас влился в кишки с шанпанским,
Те сделался бы в них такой же разговор,
Какой меж стряпчими в суде бывает спор.
Я думал уж и так, что в брюхо... забился,
И, выпустить хотя, я чуть не надсадился.*
– Михаил Васильевич! Вы великий! Не устаю восхищаться вашим умением слагать стихи! Это великое достоинство! – восторженно хвалил молодой человек выступившего перед собравшимися в гостиной роскошного особняка гостями.
Этим вечером здесь собралось пятнадцать человек: несколько пар высшего света, кавалеров разного возраста и иностранные гости для знакомства с литературным творчеством и приятных о нём бесед.
Здесь в гостиной всё вдохновляло и дарило наивысшие чувства восторга от того, как талантливо можно что-то сказать, описать. И картины вдохновляли, и цветы, и даже горевшие и дарившие тепло свечи на подоконниках, за которыми виделся вид на город и его огни...
Выступивший перед всеми был мужчина среднего возраста, в седовласом напудренном парике, высокого роста и атлетического телосложения. Серо-голубые глаза выражали свет и доброту души. Этот человек громким басом и шутливо зачитал свои стихотворные строки и поклонился...
– Папенька, а кто это? – прошептала сидевшему рядом отцу девушка на родном шведском языке.
Симпатичная, круглолицая шатенка лет восемнадцати, стройная, в прелестно подтягивающем её тонкий стан платье. Выразительные карие глаза, пухлые щёчки и губки... Девушка была милой, с теплом в глазах.
Она с изумлением наблюдала этим вечером за жизнью литературного кружка на дому одного из важных лиц. Этот молодой человек восхищался только что выступившим специально для него, а отец на её вопрос тихо прошептал в ответ:
– Это Михаил Васильевич Ломоносов. Великий учёный, прекрасный литератор. Недавно стал отцом. Попомни мои слова, Катарина, это важный человек.
«Сколько важных людей нам уже довелось встретить в России, сколько умных, вдохновляющих на создание чего-то прекрасного, нужного, светлого, от чего жизнь лишь легче и краше станет. Не это ли смысл того, что мы приходим в сей мир?» – задумалась Катарина, а взглядом снова повела вокруг, любуясь висевшими на стенах картинами русских художников, и остановилась на стоящей в углу коллекции старинных мечей...
– Восхитительно! – воскликнул на русском языке её отец, аплодируя с остальными следующему выступившему со своим стихотворением молодому человеку.
– Тебе нравится? – тихо спросил он у дочери, и она нежно улыбнулась:
– Очень папенька! Удивлена увидеть мечи и здесь. У нас есть похожие, но такая красота! Они не менее уникальны, – улыбалась Катарина, но не скрыла утомления. – Хорошо в салоне этом, да уже и спать охота.
– Едем, едем, – улыбнулся отец. – Уже последнее выступление прослушали... Ты невнимательная сегодня.
– Красоты много вокруг, глаза разбегаются, – шептала довольная дочь, а взгляд вновь пал на мечи, которыми не уставала тихо восхищаться.
Не прошло и пяти минут, как гости потихоньку начали расходиться. Собралась и Катарина с отцом на выход. Поблагодарив за гостеприимство и устроившись в своих крытых санях, на которых приехали в эту усадьбу под Петербургом, они скоро были в пути.
Катарина часто выглядывала в открытое окно. Папенька уже задремал. Ещё не совсем стемнело, но зима властвовала над временем и заставляла солнце уходить с небосвода всё раньше. Мороз с ветром щипал лицо. Приходилось прикрываться от холода толстым шерстяным платком, оставляя только глаза.
Пошатнувшись от испуга, когда мимо промчались кони, везущие другие крытые сани, видимо, в какой-то спешке, Катарина ахнула. Сидевший напротив отец, укутавшись в мех, явно тепло и уютно себя ощущал. Он спал и не замечал ничего.
Катарина тут же выглянула в окно, уставившись на мчавшиеся прочь сани. Что-то сверкнуло из-под них, будто выпало откуда-то и осталось лежать в снегу у дороги, и она воскликнула извозчику на практически чистом русском языке:
– Остановите!
Тот послушно стал тормозить коней. Отец так и спал, не ощущая происходящего, и Катарина поспешила покинуть сани. Она куталась в шубу, в мех на ней и подбежала к месту, где, как была уверена, видела выпавшую из чужих саней вещь.
Недолго побродив у дороги в поисках её, Катарина застыла на месте и наклонилась получше разглядеть то, что видела. Сомневалась, что видела верно, но это был... настоящий меч...
* – К И.И.Шувалову, М. В. Ломоносов, 1752 г.
– Барышня, в дорогу бы, пока не стемнело совсем, – несмело подошёл извозчик, пока Катарина стояла у дороги, склонившись над лежащим в снегу мечом.
Она смотрела на оружие с широко раскрытыми глазами, поражаясь его красоте и блеску. Словно он попал в этот мир из какой сказки.
– А это что? – наклонился прищурившийся извозчик и поднял лежащий в снегу, в образовавшемся углублении сугроба, маленький бордовый мешочек, затянутый плетёною тонкой тесьмой. – Небось, монеты!
Катарина выхватила мешочек из его рук, одарила строгим взглядом, заставив извозчика смирно стоять и молчать, и посмотрела содержимое:
– Нет, – удивилась она видеть лежащий в мешочке сверкнувший камень, светлый и чистый, как стекло, со множеством граней и серебристым блеском.
Словно это было создание природы из какой-то родниковой воды. Может, застывшая большая капля, превратившаяся в лёд, прозрачная, красивой формы... Но нет. Катарина поняла сразу: этот камень драгоценный, довольно большой и весомый:
«Вот это да... Такое люди выкинуть точно не смогли бы... Потеряли. Но кто это был? Кто потерял?» – она посмотрела в сторону, где уже давно скрылись те сани.
Здесь, на пустыре, недалеко от леса, никого больше не было. Только тихо фыркающие кони, севший обратно на облучок извозчик и она сама. Катарина скорее спрятала мешочек с камнем в карман и стала поднимать меч. Он был не таким тяжёлым, длиною не больше половины её роста, а на эфесе замысловатые узоры, созданные из металла.
Катарина забрала меч в сани и ещё долго смотрела на него, держа в руках. Отец так и спал, видимо, погрузившись в глубокий сон, но когда подъезжали уже к гостиному двору, где жили в Петербурге, она спрятала меч под сиденье...
– Отец, – коснулась Катарина коленей спящего родителя. – Очнитесь. Мы приехали.
– А? Что такое? – резко вздрогнул он и оглянулся. – Ах да...
Отец, кутаясь в шубу, устало выбрался из саней и, что-то бубня себе под нос, уходил скорее к дому. Катарина расслышала, что он будто звал её торопиться, но хотела пока тайком пронести меч с собой. Ей на спокойствие отец ничего не заметил. Он одарил Катарину у дверей спальни поцелуем в лоб и скрылся в своей комнате рядом.
Скрывая меч под пледом поверх шубы, Катарина прошла к себе и скорее заперла дверь на ключ. Плед тут же оказался на полу. Меч был отставлен к стене. Шуба скоро висела на вешалке...
Зажжены свечи... Зачарованный взгляд Катарины не отрывался от меча, его узоров на эфесе и блеска на лезвии.
– Пополнила я свою коллекцию столь неожиданно, – с восхищением прошептала она, взяв меч в руки.
– Красавец мой, – подняла она его перед собой, любуясь и радуясь. – Русский меч! Меч богатырей!... О, сколько историй в нём, наверняка. Сколько жизней ты унёс?... Чьих? Хороших ли людей, дурных?
Она сделала выпад, словно приготовилась сражаться с воображаемым врагом. Улыбка восторга не сходила с лица. Меч переливался от света свечи, словно был наделён какой магией. Катарине верилось с каждой секундой именно в то, что этот меч особенный:
– Да... Ты неслучайно попал ко мне в руки. Ты наделён неведомой силой и принесёшь мне удачу!
Прижав к груди, Катарина закрыла глаза и прошептала:
– Никому тебя не отдам.
Она даже не вспомнила про драгоценный камень, который так и остался лежать в кармане шубы. Бережно положив меч под кровать, Катарина переоделась и легла спать. Она так быстро уснула, в таком умиротворении, что удивилась, когда очнулась бодрая и счастливая, как никогда.
– Меч, мой русский меч, – скорее ступив на студёный пол, Катарина не ощущала никакого холода.
Она достала меч, оглянулась, хоть и знала, что в комнате одна, и погладила его. Часы тем временем пробили семь утра, и надо было спешить одеваться. Ведь именно сегодня она с отцом уезжает обратно в Швецию, домой, в их родовой замок...
– Папенька! – радостная она села скоро к нему за столик для завтрака.
Зал гостевого дома был ещё не так полон людей. За окном ещё темно, словно ночью, но свет какого-то нового счастья видел отец в глазах дочери и радовался в ответ.
– Я должна тебе нечто рассказать, – шептала она, сев ближе, когда им накрыли к завтраку.
– Что за секреты вдруг? – удивлялся довольный отец, придвинув чашку с кофе к себе, но не решаясь пока пить...
Всем приятного чтения!!!
Дарите добро друг другу, поддерживайте друг друга и берегите себя. Здоровья вам!!!
Глава - Вступление
Она невероятная... Любить её — самый лучший подарок судьбы, наивысшая честь, которая выпала именно мне! И как я рад просыпаться каждое утро и видеть её, обнажённую, спящую в моих объятиях после очередной сладостной ночи... Да, и это не сон! Слава всем богам – это не сон!
Мы вместе. Мы смотрим друг на друга, вспоминая, порой, что пришлось пережить, и... глаза слезятся от осознания счастья: мы в объятиях любви, страсти, жизни. Я никуда такую женщину не отпущу. Никогда не совершу ту ошибку, упустив любимую всего лишь раз...
А как всё началось? А вот так...
Россия. Январь 1753 года. На престоле – дочь Петра Великого – Елизавета Петровна: главная модница, страстная к увеселительным мероприятиям, весёлая, набожная и сентиментальная, не менее ревнивая и упрямая. Упрямство помогало ей удерживать власть, а смекалка — выходить из неудобных ситуаций...
Год только начался, начались и новые балы один за другим. Раз в неделю обычный бал, а за ним — «бал метаморфоз». Императрица обожала придуманный ею маскарад. Женщинам следовало приходить на этот бал в мужских платьях, а мужчинам — в юбках с панье. И неважно, что многие были не в настроении и не хотели участвовать на таком балу. Отказаться от приглашения было невозможно. Это считалось оскорблением императрицы.
Так, на бал метаморфоз были приглашены некоторые из молодых кавалеров: лучшие выпускники академий или офицеры, подающие высокие надежды. Елизавета ценила таких. Например, все унтер-офицеры, капралы и рядовые Лейб-компании были возведены в потомственное дворянство. Гербы же для дворян разрабатывались при личном участии Елизаветы. Она установила и девиз таких гербов: «За верность и ревность».
На этот раз Елизавета высказала желание соблюдать всем на балу военную тему. То есть, все дамы, как и она, должны были явиться в военной форме. Елизавета сама была полноватой, но статной. Ей очень шла военная форма, особенно с красивыми ногами, какими обладала, и Елизавета знала об этом. Другие же женщины печалились, поскольку считали, что выглядеть будут нелепо в обтягивающих брюках и без каблуков...
– Вот ведь, будем веселиться нынче снова, – прочитав сообщение о теме бала, улыбнулся пожилой мужчина.
Полный в теле, круглолицый, в коротком напудренном парике. Игривым взглядом он выражал радость своего высочайшего положения. Он получил приглашение на бал не только для себя, но и для верно служащих ему двадцатипятилетних унтер-лейтенантов.
– Пётр Иванович, разрешите по такому случаю пригласить и лучшего купца! Вернее, его сына, – шагнул навстречу стоящий среди трёх друзей высокий, темноволосый парень.
Красивые карие глаза его так и блестели желанием верно служить. Доблесть, честь он явно ставил на первое место. Он не выделялся особенными внешними данными, но, как и товарищи, был приятной наружности. Все, как на подбор, стояли в ряд, и Пётр Иванович гордо выпрямился перед ними с улыбкой:
– Ведите своего дружка, ведите. У меня как раз есть задумка для купцов. Им понравится!
– Только бы канцлер Бестужев не разгневался вновь. Не любит он вас, да и на нас с подозрениями поглядывает, – добавил другой парень.
– Не изменить мне сего факта, – спокойно улыбался Пётр Иванович. – Супруга моя в любимицах императрицы, а я... Что ж, – довольный развёл он руками. – Пока нужные планы внедряем, мы нужнее России.
– Позвольте спросить про купцов, – снова обратился к нему первый парень. – Ведь заинтриговали.
– Очень важные планы у меня, – не скрывал тот. – Предлагаю государыне нашей упразднить внутренние таможни с пошлинами, сборами. Страдает наша торговля, купцы страдают. А сколько на таможне зла, с которым иначе и не побороться. У меня ж и своё дело имеется, железоделательные заводы, вы знаете. Они отлично работают! Вон, какие мечи недавно сотворили. Прям не отличишь от великих! Но для любого дела железо надобно, а развозить его по стране трудно из-за поборов на каждой заставе. Будем работать?
– Будем! – кивнули воодушевившиеся парни...
Глава 1 (старинные мечи,... крытые сани...)
Спасибо за грибы, челом за ананас,
За вина сладкие; я рад, что не был квас.
Российско кушанье сразилось с перуанским,
А если бы и квас влился в кишки с шанпанским,
Те сделался бы в них такой же разговор,
Какой меж стряпчими в суде бывает спор.
Я думал уж и так, что в брюхо... забился,
И, выпустить хотя, я чуть не надсадился.*
– Михаил Васильевич! Вы великий! Не устаю восхищаться вашим умением слагать стихи! Это великое достоинство! – восторженно хвалил молодой человек выступившего перед собравшимися в гостиной роскошного особняка гостями.
Этим вечером здесь собралось пятнадцать человек: несколько пар высшего света, кавалеров разного возраста и иностранные гости для знакомства с литературным творчеством и приятных о нём бесед.
Здесь в гостиной всё вдохновляло и дарило наивысшие чувства восторга от того, как талантливо можно что-то сказать, описать. И картины вдохновляли, и цветы, и даже горевшие и дарившие тепло свечи на подоконниках, за которыми виделся вид на город и его огни...
Выступивший перед всеми был мужчина среднего возраста, в седовласом напудренном парике, высокого роста и атлетического телосложения. Серо-голубые глаза выражали свет и доброту души. Этот человек громким басом и шутливо зачитал свои стихотворные строки и поклонился...
– Папенька, а кто это? – прошептала сидевшему рядом отцу девушка на родном шведском языке.
Симпатичная, круглолицая шатенка лет восемнадцати, стройная, в прелестно подтягивающем её тонкий стан платье. Выразительные карие глаза, пухлые щёчки и губки... Девушка была милой, с теплом в глазах.
Она с изумлением наблюдала этим вечером за жизнью литературного кружка на дому одного из важных лиц. Этот молодой человек восхищался только что выступившим специально для него, а отец на её вопрос тихо прошептал в ответ:
– Это Михаил Васильевич Ломоносов. Великий учёный, прекрасный литератор. Недавно стал отцом. Попомни мои слова, Катарина, это важный человек.
«Сколько важных людей нам уже довелось встретить в России, сколько умных, вдохновляющих на создание чего-то прекрасного, нужного, светлого, от чего жизнь лишь легче и краше станет. Не это ли смысл того, что мы приходим в сей мир?» – задумалась Катарина, а взглядом снова повела вокруг, любуясь висевшими на стенах картинами русских художников, и остановилась на стоящей в углу коллекции старинных мечей...
– Восхитительно! – воскликнул на русском языке её отец, аплодируя с остальными следующему выступившему со своим стихотворением молодому человеку.
– Тебе нравится? – тихо спросил он у дочери, и она нежно улыбнулась:
– Очень папенька! Удивлена увидеть мечи и здесь. У нас есть похожие, но такая красота! Они не менее уникальны, – улыбалась Катарина, но не скрыла утомления. – Хорошо в салоне этом, да уже и спать охота.
– Едем, едем, – улыбнулся отец. – Уже последнее выступление прослушали... Ты невнимательная сегодня.
– Красоты много вокруг, глаза разбегаются, – шептала довольная дочь, а взгляд вновь пал на мечи, которыми не уставала тихо восхищаться.
Не прошло и пяти минут, как гости потихоньку начали расходиться. Собралась и Катарина с отцом на выход. Поблагодарив за гостеприимство и устроившись в своих крытых санях, на которых приехали в эту усадьбу под Петербургом, они скоро были в пути.
Катарина часто выглядывала в открытое окно. Папенька уже задремал. Ещё не совсем стемнело, но зима властвовала над временем и заставляла солнце уходить с небосвода всё раньше. Мороз с ветром щипал лицо. Приходилось прикрываться от холода толстым шерстяным платком, оставляя только глаза.
Пошатнувшись от испуга, когда мимо промчались кони, везущие другие крытые сани, видимо, в какой-то спешке, Катарина ахнула. Сидевший напротив отец, укутавшись в мех, явно тепло и уютно себя ощущал. Он спал и не замечал ничего.
Катарина тут же выглянула в окно, уставившись на мчавшиеся прочь сани. Что-то сверкнуло из-под них, будто выпало откуда-то и осталось лежать в снегу у дороги, и она воскликнула извозчику на практически чистом русском языке:
– Остановите!
Тот послушно стал тормозить коней. Отец так и спал, не ощущая происходящего, и Катарина поспешила покинуть сани. Она куталась в шубу, в мех на ней и подбежала к месту, где, как была уверена, видела выпавшую из чужих саней вещь.
Недолго побродив у дороги в поисках её, Катарина застыла на месте и наклонилась получше разглядеть то, что видела. Сомневалась, что видела верно, но это был... настоящий меч...
* – К И.И.Шувалову, М. В. Ломоносов, 1752 г.
Глава 2 (Но кто это был?... Меч богатырей...)
– Барышня, в дорогу бы, пока не стемнело совсем, – несмело подошёл извозчик, пока Катарина стояла у дороги, склонившись над лежащим в снегу мечом.
Она смотрела на оружие с широко раскрытыми глазами, поражаясь его красоте и блеску. Словно он попал в этот мир из какой сказки.
– А это что? – наклонился прищурившийся извозчик и поднял лежащий в снегу, в образовавшемся углублении сугроба, маленький бордовый мешочек, затянутый плетёною тонкой тесьмой. – Небось, монеты!
Катарина выхватила мешочек из его рук, одарила строгим взглядом, заставив извозчика смирно стоять и молчать, и посмотрела содержимое:
– Нет, – удивилась она видеть лежащий в мешочке сверкнувший камень, светлый и чистый, как стекло, со множеством граней и серебристым блеском.
Словно это было создание природы из какой-то родниковой воды. Может, застывшая большая капля, превратившаяся в лёд, прозрачная, красивой формы... Но нет. Катарина поняла сразу: этот камень драгоценный, довольно большой и весомый:
«Вот это да... Такое люди выкинуть точно не смогли бы... Потеряли. Но кто это был? Кто потерял?» – она посмотрела в сторону, где уже давно скрылись те сани.
Здесь, на пустыре, недалеко от леса, никого больше не было. Только тихо фыркающие кони, севший обратно на облучок извозчик и она сама. Катарина скорее спрятала мешочек с камнем в карман и стала поднимать меч. Он был не таким тяжёлым, длиною не больше половины её роста, а на эфесе замысловатые узоры, созданные из металла.
Катарина забрала меч в сани и ещё долго смотрела на него, держа в руках. Отец так и спал, видимо, погрузившись в глубокий сон, но когда подъезжали уже к гостиному двору, где жили в Петербурге, она спрятала меч под сиденье...
– Отец, – коснулась Катарина коленей спящего родителя. – Очнитесь. Мы приехали.
– А? Что такое? – резко вздрогнул он и оглянулся. – Ах да...
Отец, кутаясь в шубу, устало выбрался из саней и, что-то бубня себе под нос, уходил скорее к дому. Катарина расслышала, что он будто звал её торопиться, но хотела пока тайком пронести меч с собой. Ей на спокойствие отец ничего не заметил. Он одарил Катарину у дверей спальни поцелуем в лоб и скрылся в своей комнате рядом.
Скрывая меч под пледом поверх шубы, Катарина прошла к себе и скорее заперла дверь на ключ. Плед тут же оказался на полу. Меч был отставлен к стене. Шуба скоро висела на вешалке...
Зажжены свечи... Зачарованный взгляд Катарины не отрывался от меча, его узоров на эфесе и блеска на лезвии.
– Пополнила я свою коллекцию столь неожиданно, – с восхищением прошептала она, взяв меч в руки.
– Красавец мой, – подняла она его перед собой, любуясь и радуясь. – Русский меч! Меч богатырей!... О, сколько историй в нём, наверняка. Сколько жизней ты унёс?... Чьих? Хороших ли людей, дурных?
Она сделала выпад, словно приготовилась сражаться с воображаемым врагом. Улыбка восторга не сходила с лица. Меч переливался от света свечи, словно был наделён какой магией. Катарине верилось с каждой секундой именно в то, что этот меч особенный:
– Да... Ты неслучайно попал ко мне в руки. Ты наделён неведомой силой и принесёшь мне удачу!
Прижав к груди, Катарина закрыла глаза и прошептала:
– Никому тебя не отдам.
Она даже не вспомнила про драгоценный камень, который так и остался лежать в кармане шубы. Бережно положив меч под кровать, Катарина переоделась и легла спать. Она так быстро уснула, в таком умиротворении, что удивилась, когда очнулась бодрая и счастливая, как никогда.
– Меч, мой русский меч, – скорее ступив на студёный пол, Катарина не ощущала никакого холода.
Она достала меч, оглянулась, хоть и знала, что в комнате одна, и погладила его. Часы тем временем пробили семь утра, и надо было спешить одеваться. Ведь именно сегодня она с отцом уезжает обратно в Швецию, домой, в их родовой замок...
– Папенька! – радостная она села скоро к нему за столик для завтрака.
Зал гостевого дома был ещё не так полон людей. За окном ещё темно, словно ночью, но свет какого-то нового счастья видел отец в глазах дочери и радовался в ответ.
– Я должна тебе нечто рассказать, – шептала она, сев ближе, когда им накрыли к завтраку.
– Что за секреты вдруг? – удивлялся довольный отец, придвинув чашку с кофе к себе, но не решаясь пока пить...