Глава - Вступление
Значительное число осуждённых после восстания четырнадцатого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года было отправлено на каторгу. Им предстоял длинный и тяжёлый путь, который стоило содержать втайне и не позволить возбудить интерес населения к этим необычным ссыльным.
Правительство было заведено в тупик, не зная, как всё организовать и что с ними всеми делать: то есть, боялись отправить осуждённых и всех вместе, и по отдельности по обычному пути.
В Главном штабе по этому поводу разработали специальный план. Арестованных строили группами и вели ночами по секретному тракту, с перерывами в сутки. При каждом осуждённом был жандарм, и при их группе из четырёх человек — один фельдъегерь.
Каждого губернатора губерний, которые лежали на пути, предупреждали и приказывали готовить заранее лошадей для «проследования» по тракту далее, чтобы не оказалось ни одной остановки.
Так, осуждённых начали отправлять в путь из Петропавловской крепости. Перед первой группой вышел комендант крепости Александр Яковлевич Сукин, входивший и в состав Верховного суда при осуждении мятежников.
Он объявил, что по предложенному предписанию тех, кто осуждён на каторгу, отправят закованными. После этого были принесены ножные цепи, надеты на каждого арестованного, и тогда их передали фельдъегерю и жандармам.
Хотя по закону вести осуждённых дворян в оковах было запрещено, цепи всё же применили. Многие думали, что боялись побегов, мести со стороны народа, озверения по отношению к преступникам. Поговаривали и о том, что осуждённые, если бы их руки и ноги были свободны, могли неблагоприятно повлиять на тех, кого бы встретили на пути.
И, как бы ни спешили власти поскорее переправить всех участников восстания, но четвёртого августа пришлось приостановить всё... В остроге и так уже были другие преступники. Места не хватало на новых. Тюрьма оказалась не настолько вместительна. Ко всему прочему, участников восстания не хотели смешивать с обычными преступниками.
Власти предприняли решение выбрать место удобнее, где бы можно было построить тюрьму только для участников мятежа... Выбор пал на генерала Станислава Романовича Лепарского, которого назначили комендантом Нерчинских рудников, куда тоже были отправлены политические каторжане. Местом строительства стал Петровский завод, но не только потому, что он был отдалён от городов, но и что (из-за экономической значимости) дороги к нему были более благоустроены.
Так, на постройку Петровской тюрьмы недалеко от места — Верхнеудинска — были «посланы инженерный штаб-офицер с помощниками, чтобы выстроить тюрьму по образцу исправительных домов американских» (из воспоминаний Андрея фон Розен).
Пока же завод подготавливали для прибытия государственных преступников, осуждённых разместили в поселении Чита. Но и там пришлось достраивать дополнительные камеры. И только в декабре отправка каторжников вновь возобновилась.
К осени следующего года два каземата Читинского острога были готовы и окружены общей оградой. Здесь пока поселили участников восстания. Первая группа прибыла в конце января тысяча восемьсот двадцать седьмого, которая тут же принялась между своими работами облагораживать и место пребывания.
Появились на территории острога и дополнительные казематы, и два лазаретных дома, один из которых отдали узникам, чтобы те могли заниматься слесарным, столярным и токарным делами. А позже построили специальные дома: мастерскую и дом для музыки и лекций. Развели во дворе сад и огород, а на каменном столбе установили солнечные часы.
Осуждённые не терялись... Нашли опору друг в друге и желание жить в стенах той «смерти», куда были отправлены, хотя за ними и было установлено строгое наблюдение местного жандармского корпуса, а позже, и посланников от третьей канцелярии Его Императорского Величества.
И уже через год в Читинском остроге насчитывалось шестьдесят шесть каторжников, а в августе тысяча восемьсот двадцать восьмого года с них сняли кандалы, и некоторые уже начали выходить на поселение...
Глава 1
C дрожащими руками дочитывала последние строки письма Анастасия. Лучи яркого солнца били в окно, у которого она стояла, и будто пытались согреть застывший в ознобе страха дом...
– Нет, – бросилась Анастасия на стул и, схватившись за спинку, стала его трясти.
Она рыдала и кричала, но уже посетившая судьбу беда не могла уйти. Вбежав на крики в комнату, Александр кинулся успокаивать, гладить, но любимая не унималась, уткнувшись лицом в ладони и рыдая.
Александр поднял упавшее к ногам письмо. Прочитав его содержание, он вскочил:
– Немедленно надо уезжать!
– Куда?! – выкрикнула Анастасия, но Александр тут же раздал приказания по дому о быстром сборе в дорогу.
– За что его?! Он верой и правдой служил им, а они! Прокляты!!! – кричала в рыданиях Анастасия.
Схватив и уводя Анастасию за собой, Александр встряхнул за плечи:
– Очнись же! Сейчас надо бежать, а потом будем бороться за свободу!!!
Анастасия толкнула его от себя и попятилась к выходу, послушно кивая:
– Напиши, сообщи его невесте... Всё пропало...
– Не пропало. Всё ещё будет хорошо, поверь мне, – замотал головой он, хотя и сам в сказанное мало верил.
Написав быстро записку, Александр отправил дворецкого скорее мчаться по адресу и доставить сообщение лично в руки Ирине Яковлевне Исаевой. Суетившийся в возникшем беспокойстве дворецкий умчался выполнять сказанное.
Как только он прибыл к дому князя Нагимова, то насторожился... На дворе стояла чёрная карета, а двери дома были распахнуты. Чувствуя неладное, дворецкий попятился в другую сторону, медленно скрываясь за угол дома напротив, где и дождался, когда вышли жандармы, а вместе с ними и важно выхаживающий господин.
Карета умчалась прочь... Тогда дворецкий скоро был проведён в гостиную, куда тут же вошла насторожившаяся от его приезда Ирина.
– Записка от Александра Сергеевича, – протянул он ей послание.
Затаив дыхание, Ирина несмело взяла записку и быстро открыла...
– Боже, – попятилась она к дверям и скрылась из гостиной. – Ольга! Милана! – кричала она и вбежала в одну из спален.
В постели слабая и бледная лежала Милана, а рядом сидела Ольга, которая гладила руку подруги и пыталась успокоить. Уставившись на примчавшуюся Ирину, подруги поняли, что новая беда не задержалась...
– Это конец, – заплакала Ирина, всунув записку в руки поднявшейся Ольги, и та сразу прочитала:
– Дмитрий в крепости. Алексея сослали на каторгу. Бежал с Анастасией... Александр.
Милана оставалась неподвижной. Её взгляд застыл сразу, как услышала новости. Всхлипнув от задавившего сердце горя, Милана бросилась к стоящему у постели тазу, куда её тут же вырвало...
Ещё долго лежала она в постели, пока подруги ходили за ней, навещал встревоженный брат и вызванный доктор.
Тиканье часов.
Только пронзительные, яркие лучи летнего солнца... упрямо звали вернуть сознание в реальность, очнуться и решиться на какие-нибудь шаги...
– Оленька, – вымолвила Милана, наконец-то, после долгих дней молчания и взглянула на подавшую ей стакан воды подругу. – За что? Их же тогда простили?
– Кумушка моя, – покачала головой та и села на краю постели. – Ирина ушла просить свидания с женихом, и мы надеемся узнать больше. Ты выздоравливай... Тебе теперь есть для чего жить, – прослезилась Ольга.
– Что ты говоришь? – усмехнулась горестно Милана, и по щекам потекли солёные слёзы. – Душу разбил и другою, и каторгой...
– Бог ему судья, – молвила Ольга и тоже заплакала, начав упрекать. – Но ты-то, ты! Как ты могла себя отдать ему до венчания?! Как?! Когда это случилось, и почему ты нам не открылась? А ведь кумились, клялись всё друг дружке рассказывать, помогать!
– С первого числа июня... Мы не сдержались, как признались... Прямо на берегу Финского залива... тогда... Тайно потом встречались, – задумчиво вымолвила Милана, вытирая упрямые слёзы. – Боялась, что ругать будете...
– Вот, в марте-то ребёночек будет, – всхлипывала Ольга в платок, что достала из кармана. – Воспитанником, или воспитанницей ребёночку быть, коли невенчанной останешься.
Милана поражённо взглянула и осторожно коснулась живота, который ещё не позволял пока чувствовать, что в нём зародилась маленькая жизнь...
Далее Ольга рассказывала, как доктор приходил, как сообщил вдруг, на удивление всем, о беременности Миланы, и что пригрозил, если не встанет с постели, будет скидыш. Ольга говорила и плакала, и описывала свои переживания, как страхом полны сейчас все за дальнейшую судьбу, что и родители Алексея сейчас тоже в горе...
С теми же переживаниями приехала к Петропавловской крепости и Ирина. Она следовала за провожатым, прижимая к груди документ, который недавно получила: разрешение на свидание с женихом.
Провели её по тюремному коридору, окна которого были в железных плетях и матовые. С другой стороны коридора, словно охрана, были выстроены двери камер. Они вдруг показались похожими на крышки гробов, только очень толстые и с вырезанной глубокой форточкой. Форточка тоже была закрыта, а над ней виднелась смотровая щель.
К одной из таких дверей Ирину и привели. Дверь открыли,... пропустили войти... В камере почти не было солнечного света. Окно располагалось высоко и было замазано краской, оставив небольшую полоску для света. В таком полумраке Ирина огляделась вокруг и увидела стоящий лицом к стене силуэт мужчины.
Позади Ирины оставался офицер. Она сделала ещё шаг, и мужчина у стены повернулся. Их взгляды встретились,... узнали друг друга... Сердца обоих забились сильнее...
– Ирина, – прошептал Дмитрий в удивлении и прослезился.
Ирина пала к его ногам и зарыдала. Она не могла вымолвить пока ни слова, ослабев от ужасающего вида милого человека, обрастающего бородой, одетого в казённую одежду затворника, и его столь ужасного заключения в столь похожем на склеп месте.
– Не стоит слёз, – поднимая Ирину перед собой, вымолвил Дмитрий и принялся поцелуями высушивать солёные слёзы на её щеках.
– Стоит,... не смогу,... не могу, – плакала она. - За что? За что? Почему?
– Тише, родная, – крепко обнял он, ласково поглаживая по спине. – Мне быть здесь всего год... Всего год. Это не конец. Я найду виновника доносов. Найду... Прости же ты меня, – поднял он её лицо за подбородок. – Не стою я слёз твоих и свиданий с тобою.
– Стоите, барин, – высказала Ирина, не скрывая боли в сердце, тепло бьющемся для него. – И пускай это будет лишь на миг, но...
Дмитрий не дал ей договорить. Он впился в её тёплые губы ласковым поцелуем, и оставались они молча стоять в объятиях друг друга, пока офицер не объявил о том, что время свидания закончилось.
– Недостоин я тебя, – помотал головой Дмитрий, хоть и не желал отпускать любимую от себя.
– Не играйте, барин, – снова полились слёзы из её страдающих глаз, и она попятилась к выходу.
– Люблю навечно одну тебя! – воскликнул он ей вслед, когда дверь уже заскрипела и... закрылась...
Глава 2
Серыми тучами небо плакало с нашей разлукою.
Теперь вести мне речи только с мечтой безрукою.
И в даль свою укрываясь, ты не спеши ругать меня.
Прости, что теперь проляжет и мой путь без тебя.
Нет жизни больше без тебя!
Ни неба, ни земли... Прошу, прости меня,
Что нет теперь ни звёзд, ни солнечного дня,
Что без тебя не слышно птиц и нету сна.
Нет жизни больше без тебя!
Не расцветут сады, не озарит заря,
И в мае не гулять в сиреневых краях,
Прости, что этот мир решил забрать меня.
Нет жизни больше без тебя!
Но не забудет о любви к тебе моя душа.
Я буду рисовать себе твою любовь в глазах.
Ты только не ругай и не забудь меня.
«Тридцать семь дней в пути... Вот и Иркутск», – говорил в мыслях Алексей. Он сидел в повозке один, не как остальные осуждённые, отправляющиеся в путь группами из четырёх человек. Как ни казалось ему это странным, всё же весь его одинокий и безмолвный путь продолжался именно так, и сопровождал его ничего не объясняющий жандарм.
Сколько ни глядел Алексей вниз и ни оставался в своих размышлениях или воспоминаниях, он поднял взгляд на приближающийся берег... К пристани причалил плашкоут, на котором стояла их повозка, и её вывезли на берег. Жандарм тут же просил торопить коней, и те погнали скорее дальше. Очень скоро повозку остановили у полиции, где с Алексея были сняты цепи, а его самого отвезли к дому председателя.
Раздавшийся шёпот позади заставил Алексея на мгновение оглянуться и заметить собравшуюся толпу народа. Люди молчаливо следили за его прибытием и время от времени перешёптывались. Их глаза горели сочувствием. Кто-то из толпы даже встал в стойку смирно и отдал честь. Алексей почувствовал поддержку с их стороны, но тут его проводили дальше, и вскоре он стоял уже перед вышедшим к нему председателем...
– Мне сообщили и о вашем прибытии, князь, – объявил тут же он и встал перед Алексеем с добродушной улыбкой. – Николай Петрович Горлов, председатель Иркутского правления.
– Да, Николай Петрович, я слышал о вас от Сперанского и Батенькова, – кивнул Алексей, вспоминая то из недолгой своей службы у Сперанского.
– И я о вас от тех же! – радостно сообщил Николай Петрович. – Я знаю, что могу доверять вам, а посему предупрежу сразу, что кандалы я с первых партий осуждённых тоже снял и даю им больше отдыха, пока приходится ждать дальнейшего отправления. Я отправил их пока на винокуренные и солеваренные заводы, а не в рудники. Вы будете отправлены тоже к ним,... к вашим товарищам.
– Зачем вы докладываете мне всё это? – не понимал Алексей, стараясь стоять прямо, но усталость души и тела выдавали себя. – Проверяете, способен ли предать?
– Вы устали, – покачал головой тот и тут же приказал проводить Алексея в дом одного купца, у которого уже поселили на время некоторых из прибывших осуждённых.
