Глава - Предыстория
Любимые женщины приходят к нам вёснами.
Они неожиданны, как дождь или снег.
Любимые женщины приходят к нам звёздами,
Когда открываем мы одну среди всех.
Любимые женщины вовеки не старятся,
От них уезжаем мы, чтоб встретить опять.
Любимые женщины исполнены таинства:
Их можно разгадывать, нельзя разгадать.
Любимые женщины добры и внимательны,
И стать их достойными нам выпала честь.
Любимые женщины нас любят, как матери —
С грехами, с ошибками, такими, как есть.
Любимые женщины в разлуке печалятся,
Им снятся, наверное, тревожные сны.
Любимые женщины однажды встречаются,
И мы их поэтому терять не должны.*
«Слушать в очередной раз песни вместе с бабушкой и дедушкой, когда у них ночую, по телевизору или же на проигрывателе кассет, — ещё одна из незаменимых, неисчезающих традиций,» - записала Катя в своём дневнике. - «Каждый раз слушать песни, которые стали по душе и мне, — великое наслаждение! Ещё большее — видеть, как наслаждаются бабушка и дедушка. В их глазах я вижу всё: и счастье прожитых вместе лет, и тоску по тем годам, и любовь нынешнюю. Будто вся их тёплая, временами бурная история пролетает перед глазами. А я смотрю на них, любуюсь и будто вижу фильм...
Не в первый раз спрашивала то бабушку, то дедушку рассказать что из их жизни или жизни предков. Дедушка не любил особо раскрываться о прошлом, но когда рассказывал, улыбался, и мне казалось, рад был тем, что я интересуюсь прошлым. Часто говорил: «Да зачем тебе это нужно», «Да не надо тебе этого», «Да кому это надо», но мне это было почему нужно...»
-Что ты там опять пишешь? - с улыбкой вопросила бабушка у Кати, когда по телевизору закончили показывать выступление артиста, что исполнял очередную душевную песню.
Катя сидела на диване в уголке возле своей огромной мягкой игрушки-зайца и делала записи в тонкой тетради. Она слушала выступления артистов вместе с бабушкой и дедушкой (по телевизору вновь показывали музыкальную программу), а параллельно рисовала и записывала мысли...
-Просто пишу, как день проходит, - улыбнулась Катя.
-Писателем будешь? - сказал дедушка, продолжая смотреть телевизор и в такт музыке постукивать рукою по ручке кресла, в котором сидел.
-Нет, - засмеялась Катя. - Я буду врачом!
-Ну, это ты ещё потом выберешь, - махнула рукой бабушка. - Тебе только четырнадцать!
-Никогда не рано задуматься о будущем, - сказал дедушка. - Пусть думает.
-И то правда, - согласилась бабушка. - Думать всегда надо. Нас так тоже воспитывали. Строго. Знать надо было, что может случиться, если сделаешь то или то,... выбор ли правильный сделаешь. Вот трудно это! Мне бабка, помню, рассказывала о своём отце да деде. Они ей рассказывали. Так и шло... По молодости чего только не натворишь, как ни поступишь, всё одно ошибок не избежать, но вот раз можно вернуться к совершённым ошибкам да их исправить, то да... Это настоящее дело, нужное.
-Это про Морозовых опять? - вопросил дедушка.
-Да не совсем, - вздохнула бабушка. - Я сейчас иное вспомнила. О том, как жар-птицу можно всё же поймать, то бишь упущенное счастье.
-Ой, расскажи? - заинтересовалась вдруг Катя, предчувствуя новую увлекательную историю. - Хорошо, что вы не упустили жар-птицу! Это же не про вас?
-Да не, - взглянула смущённо бабушка на дедушку, и тот не менее смущённо улыбнулся:
-Не про нас.
Катя же приготовилась записывать новую историю на чистом листе в тетради, бабушка - увлечённо рассказывать, а дедушка сделал звук телевизора поменьше...
* - М. Л. Матусовский.
Глава - Вступление
«Граф Александр Васильевич. Объявление войны противу России, учинённое возмутителями французскими, подтверждается известиями, вновь полученными из Неаполя. При доставлении сих известий, получив новое и подробнейшее описание морских сил, помянутыми бунтовщиками высланных в Средиземное море, с показанием числа высадных войск на оных, прилагаем оное для вашего сведения. Пребываем вам благосклонны», - в 1793 году, января 12, это был рескрипт Екатерины II А. В. Суворову о слухах относительно объявления войны Францией и подготовке высадки десанта в Средиземное море.
Слухи слухами, но Франция на тот момент жаждала войны с Англией, не менее страстно, чем та. Военные победы, которые Франция одержала до сели, пробуждали желание новых завоеваний. И, 1 февраля 1793 года, Франция объявила войну Англии и Голландии, после чего, спустя ровно неделю, Екатерина II издала указ о разрыве дипломатических отношений с революционной Францией. Через год же, Британия, Россия и Австрия сформировали Санкт-Петербургский альянс против Франции.
Большую роль сыграла и казнь французского короля, состоявшаяся 21 января 1793 года. Россия следила за всем происходящим во Франции с замиранием сердца, как и вся Европа, но изменить ничего никто не мог. Заведённая карусель революции не могла остановиться сразу или сменить направление. Люди слушали обо всём происходящем, читали журналы, книги, новости, а в душах многих из них рождались свои идеи, направленные в сторону манящей карусели.
Из-за возникшей по этому поводу тревоги стало запрещено ввозить в Россию ведомости, журналы и иные сочинения из Франции. Через несколько лет, в 1796 году, был издан дополнительный указ «об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг, об учреждении ценсур».
С того же года начался новый период мировой истории. "Революция кончилась во Франции и пошла на Европу", - говорили одни. "Революция вышла из своих берегов", - говорили другие. За Альпами уже гремела слава молодого завоевателя, которого феодальная Европа назвала впоследствии "Робеспьером на коне" — Наполеона Бонапарта. Предстояли великие перемены и во Франции, и в Европе.
Буржуазная революция, победившая во Франции, готовилась помериться силами с абсолютистской Европой, с полуфеодальным строем, решившим дорого продать свою жизнь. Буржуазная революция, отбросив врагов от границ Франции, преследовала на их собственной территории.
В этом самом 1796 году в одну бессонную ночь завоеватель Италии, генерал Бонапарт, по собственному своему позднейшему признанию, впервые спросил себя: неужели всегда придётся воевать "для этих адвокатов"? И многие уже тогда стали чувствовать, что прошлое быстро кануло, грядут резкие перемены, времена волнующие,... страшные для многих...
Европа уже боялась. Россия старалась держаться, но и её постиг страх, когда в том же году, 1796, 6 ноября, умирает самая великая, непоколебимая императрица Екатерина II. Эпоха та погибла вместе с нею... Перемены не ждали и происходили со стремительной скоростью. Страх рос, и тоска по ушедшей государыне росла:
«И у нас, и в Европе говорили, что Екатерина и царствовала, и привлекала сердца. Мы согласны, что она отыскивала всё то, что можно было употребить на пользу современников без мысли о будущем. Ум её постиг, что сильная, богатая и чиновная аристократия домогается по духу своему угнетать то, что малочиновнее и маломощнее её. А потому она и заметила в Наказе своём, что богатым должно полагать преграду к удручению бедных, и что чины суть принадлежность мест, а не лиц», - написал С.Н. Глинка в своих записках.
Дух силы, свободы и добра Екатерины Великой остался жить. Она была одной из первых, кто терпеть не мог, например, того же крепостничества: «я думаю, мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг существовало другое состояние, кроме рабства».
Екатерина поддерживала тех дворян, кто помогал ближним, кто заботился о развитии. И потом, многому, что осталось после неё, многим указам, урокам и советам будет суждено прожить долгие века...
Глава 1
Корабль «Красный чёрт» медленно проплывал недалеко от берега Франции, когда, стоя на его палубе, Антон заметил с волнением переговаривающегося боцмана с помощником капитана. Взглянув вновь в свою подзорную трубу на виднеющееся вдалеке французское судно, Антон понимал их тревогу, как и всей команды.
Не так давно, 21 января, этого 1793 года, казнён король Франции, а как это произошло, тотчас была объявлена война Англии и Голландии. И вот, служа под английским флагом, корабль «Красный чёрт» помогал как можно больше наносить вред колониям и торговле противника — Франции...
-Кап, - обратился к Антону боцман. - Все боятся, как бы чего не вышло. Мы вот-вот пересечём границу, но...
-Мы того и добиваемся, - вздёрнул удивлённо бровью Антон.
-Большая часть нашей команды русские. Если французы смогут захватить нас, - стал с тревогою говорить подошедший помощник, но Антон перебил и его:
-По местам! Все!
Он смотрел с грозным видом на них и на всех застывших во внимании матросов. Команда, казалось, собралась вся на палубе, не скрывая переполняющих волнений.
-Франция может объявить войну и России, а виноваты будем мы! - выкрикнул один из матросов, и Антон с яростью схватил его за ворот:
-Вы будто впервые вышли в бой! Чего испугались?! Боитесь попасть на гильотину французов?! Не бывать сему! Это ты смуту навёл?
-Нет, капитан, - тряся головой, молвил матрос и оказался оттолкнутым в сторону.
-По местам! Разбить французов! Они покалечены революцией, слабы! Победа будет за нами и не раз!
Этот предстоящий первый бой казался многим из команды самым страшным, но как только просвистело первое ядро над судном противника, позабыты были все переживания... Летящие щепки, простёртые тела французов, красные струи крови, что текли по освещённой солнцем палубе, — вдохновляло команду «Красного чёрта» наносить всё больше ударов.
Ядро в ответ от французов пролетело, разбив борт и застряв в нём. Тут же оттуда повалил дым. Схватив ведра воды, что стояли чуть в стороне, матросы выплеснули ту на жаркое ядро и уже следующее приближалось... Один за другим ядра сыпались, словно смертоносный град...
-Они смогли нагреть лишь одно ядро! Захватить! - орал Антон, продолжая отдавать приказы.
Ядро одно, второе, третье. Видно было, как французы суетятся, пытаясь удержать корабль и наносить ответные удары. Большую панику вселили в них, когда от «Красного чёрта» матросы стали перебираться к ним на судно, тут же нападая с ножами, шпагами, мушкетонами...
-Ура! - выкрикивали полные воодушевления на победу моряки, уничтожая французов.
Совсем скоро дым рассеялся, противники сдавались, покидая корабль и отдавая весь товар, всё добро, что только на нём находилось...
Солнце продолжало греть, хотя ветер с запада так и холодил. Зима покидала и эти края, но предчувствие тепла в жизни почему-то не ощущалось. Антон гордо возвышался возле рулевого у штурвала и с победой смотрел вперёд. Поднятый нос корабля. Брызги волн, на которых иногда возникала радуга. В этом величие всё казалось изысканно красиво, будто с силой сего судна не сравнится ничто. Оно — непобедимо. Оно — повелитель волн, хоть и совершенно одиноко.
Когда всё утихло, опустилась ночная мгла, Антон так и оставался на палубе. Теперь он был, как его корабль, совершенно один. Опять воспоминания звали в прошлое. Сам не понимал, почему, но постоянно думал о родном крае, о людях, что уже давно там...
Уж который год шёл, уж сколько писем успел написать и получить от друзей, а душа рвалась обратно всё больше. Невыносимой мукой казалась Антону каждая ночь. Особенно, когда вынужден был уходить в каюту, чтобы хоть немного поспать, набраться сил к утру.
Только опускалась голова на подушку, почему-то хотелось большего тепла, объятий, тех поцелуев, которые когда-то дарил и получал, но от которых отказался давно... С какой бы женщиной в каком бы порту ни встречался, ни пытался бы провести время, мыслями всё равно возвращался к той, что забрала и не отдала покой...
-Будь проклят я, отказавшись от тебя, - прошептал, закрыв глаза, Антон, когда лёг в постель. - Ты чужая жена... Чужая женщина и, может,... мать чужого ребёнка...
Голос его затихал, он молчал, но уснуть Антон ещё долго не мог. Снова картины прошлого, будто призраки, представали перед глазами. Он закрывал глаза, но всё равно всё видел и слышал, словно кто-то звал его обратно изменить всё, перенаправить течение судьбы в иной путь, но... время ушло — твердил разум...
Глава 2
В который раз, которую весну, Григорий возвратился вновь в свой лесничий домик. Он устало прошёл в полутёмную комнату и сел на скамью. Не снимая ни камзола, ни шляпы, головою поник. Глаза сами закрылись. Ещё не ушла с зимы прохлада, окутавшая каждую стену, каждую вещичку дома... Съёжившись от холода, Григорий глубоко вздохнул...
Сколько времени так просидел, не помнил. Очнулся, когда солнечный луч скользнул от окна, где мелькнула тень. Открывающаяся со скрипом дверь обратила на себя внимание...
-Гой еси, добрый молодец! - кивнул вошедший монах.
-И тебе здравствовать, - хрипло ответил ещё сонным голосом Григорий.
-Рад видеть тебя, - сел рядом монах. - Жить здесь становится трудно. В заточении меня держали. Отпустили, вот, да в путь мне снова пора.
-Ничего, - закрыл Григорий глаза вновь и вздохнул. - Я останусь ненадолго... Службу пока не оставил.
-Ты больше в Англию не ездил? - поинтересовался монах.
Григорий промолчал. Он стал вспоминать, как проводил несколько лет назад Антона в плавание, а сам воодушевился словами Ивана, что можно ещё поймать своё счастье: жар-птицу...
У каждого из друзей была уже выбрана своя дорога: Антон решил отдать себя службе в море, Иван — купец, живёт с женой и детьми в деревне, а Василий, как и он, пытался отыскать следы исчезнувшей возлюбленной, пока вновь служба не позвала. Но и то, при каждом случае, в любое свободное время ни Григорий, ни Василий не оставляли попыток узнать, куда и кто увёз их любимых.
Вернувшись в лесничий домик тогда, Григорий застал друга-монаха, который приглядывал за хозяйством. Поведав о Зине, о том, что её увезли и выдали замуж, Григорий надеялся, что может ещё сможет увидеться с нею и узнать, как случилось всё на самом деле.
Монах тогда промолчал, а Григорий смог выведать через Императрицу, куда всё же увезли Зину... В Англию отправилась вся семья, забрав её и жениха, которого отец выбрал ей, как оказалось, давно. Лишь бы избавиться от любой возможности встретиться вновь с Григорием.
Он же решил наведаться в Англию лично. Уже через месяц смог Григорий прибыть по известному ему адресу, смог увидеть и Зину, играющую в саду на только выпавшем снегу с маленьким мальчиком. Только ворота были закрыты...
-Зина! - крикнул он с волнением, ухватившись за прутья ворот.
Зина тут же оглянулась и на мгновение застыла на месте. Она узнавала черты любимого, а слёзы уже катились по щекам. Сколько исполнившихся мечтаний выпустила её душа! Мечтала, что отыщет возлюбленный, что прибудет и позовёт, — вот он!
-Гришенька, - прошептала Зина, а сын прильнул к ней.
-Стоять! - вышел скорее из дома статный, строго одетый пожилой мужчина, и она взяла сына на руки.
Григорий наблюдал за ним, но не узнавал. Это был не отец любимой, нет, но слишком стар, чтобы оказаться её мужем. Однако, только стал думать, что может это всё же супруг, как оно подтвердилось. Мужчина что-то стал грозно говорить Зине и указывать на дом.
Не посмела Зина оглянуться в сторону ворот, куда так рвалась. Ушла в дом вместе с прижавшимся к ней от страха ребёнком... Григорий уже был готов принять гнев этого типа на себя, как он подошёл:
