Все события и персонажи вымышлены. Любые совпадения случайны.
Апрель выдался солнечным. Последний серый снег быстро таял, и всюду проклёвывалась яркая зелёная трава, а на самом припёке ослепительными жёлтыми пятнышками расцветала мать-и-мачеха. Уже хотелось скинуть шапку и бегать по улице в расстёгнутом тонком пальтишке, пока не видит мама. Везде, где только можно, асфальт был расчерчен мелом на классики. На днях Люська обменяла значок с изображением волка и зайца и надписью «Ну, погоди!» на черепок – жестяную круглую коробочку из-под монпансье. От леденцов она бы тоже не отказалась, но заносчивая девчонка-москвичка из второго подъезда, приехавшая на каникулы погостить к бабушке, оказалась несговорчивой. В тот же день заветный черепок был забит песком. Почти везде его называли битком, но в маленьком дворе, терявшемся за грозными старыми казармами, за ним прочно закрепилось прозвище черепок. Тяжёлый, блестящий, с большим красным цветком на крышке он падал точно в нужную клетку и почти сразу замирал на месте. Люська с гордостью скакала на одной ноге, сдвигая черепок, который с шуршанием передвигался в следующую клетку-класс.
– Люсь, дай попробовать, – канючила белобрысая девчонка из соседнего двора. Она с завистью смотрела на блестящий предмет мечтаний и теребила в руках маленькую коробочку от вазелина, которая никогда не попадала в нужное место, а всегда перескакивала дальше.
– Не-а, – довольно улыбнулась Люська, выпрыгивая из «десятого класса» и ощущая радость победы.
– Жадина.
– Завтра дам. Сегодня сама буду прыгать, а завтра тебе дам, – пообещала она в щедром порыве. Жадность не была ей свойственна, но уж очень долго пришлось выпрашивать заветную вещицу.
– Всё равно жадина. Не примут тебя в пионеры, – обиженно крикнула подружка и побежала в свой двор.
Люська пожала плечами и продолжила прыгать в одиночестве, не придав значения брошенным на ветер словам. Но уже через неделю вспомнила о них, когда на общем собрании отряда третьего класса «Б» постановили, что Ермакова Людмила учится из рук вон плохо, в жизни школы не участвует, к светлому будущему не стремится и в день рождения дедушки Ленина ей не повяжут красный галстук. Белобрысая подружка в этот момент ехидно улыбалась.
– Ну, и не надо, – злобно прошипела Люська и выбежала из кабинета, чтобы разреветься в раздевалке.
Казалось, весь мир ополчился против неё. В голове звенели слова торжественного обещания, которое она выучила назубок: «Я, Ермакова Людмила, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза». Целый месяц, стоя перед зеркалом, девочка училась завязывать мамин платок и мечтала о том, как красиво будет смотреться красный галстук рядом с белым кружевным воротником, как сменит надоевшее звание октябрёнка. И вдруг всё рухнуло, покатилось кубарем в глубокий овраг. Вера в справедливость растаяла.
В пионеры Люську всё-таки приняли, но самую последнюю из класса. Своим упрямым поведением она давала понять, что обижена на весь мир. С ней беседовали и председатель совета отряда, и учительница, и старшая пионервожатая, но без особого успеха. Пару раз её вызывали на совет дружины, где собирались самые активные ребята и энергично обсуждали школьную жизнь, планировали мероприятия и серьёзно, по-взрослому осуждали двоечников и хулиганов.
– Предлагаю исключить Петрова из пионеров. Он постоянно обижает девочек, – сурово произнесла похожая на бочонок семиклассница. Форма ей была до того узка, что едва не трещала по швам.
– Что предпринял совет отряда по этому вопросу? – улыбаясь, поинтересовалась старшая пионервожатая, красивая русоволосая девушка. Пионерский галстук смотрелся на её шее как дивное украшение рядом с комсомольским значком.
– Мы… это… – забормотала обвинительница.
– Назначайте дату заседания совета отряда, приглашайте Петрова. Будем решать, что с ним делать.
Люська едва подавила смешок – толстая девочка стояла к ней спиной и были хорошо видны жировые складки и тёмные круги подмышек:
«Наверное, её не замечает. Бедный Петров».
Незаметно пионервожатая перевела разговор на то, что отряд – это большая дружная семья, где все помогают друг другу, стремятся делать добро, и как почётно и ответственно быть пионером. Она произносила слова так проникновенно, что Люська почти поверила и на какое-то мгновение загорелась прекратить забастовку, но когда в её сторону направились суровые осуждающие взгляды, очнулась и сложила руки на груди. На самом деле, она и так не отставала от класса, участвовала во многих мероприятиях. Особенно ей нравилось собирать макулатуру, соревнуясь со всеми подряд. Она норовила пробежать первой по квартирам, при этом с азартом спрашивая у жильцов:
– У вас есть ненужные газеты и журналы?
Кто-то закрывал перед её носом дверь, но по большей части люди приветливо улыбались, глядя на боевую девчонку, и выносили стопку газет, перетянутых шпагатом, будто готовились заранее к нашествию школьников. Пробежав пару подъездов, Люська пыхтела от натуги, волоча «урожай» к школе, где перед крыльцом стояли старшеклассники с безменом в руках. Они взвешивали макулатуру, записывали, кто, сколько принёс, и в отдельную графу, в каком классе учится тот или иной ученик, а потом бросали бумажные стопки в общую кучу. Когда подводились итоги на общешкольной линейке, Люську хвалили, но тут же добавляли, что надо подтянуться в учёбе и вступить в пионеры и этот день настал. Она всё же влилась в дружные ряды, но галстук повязывала с неохотой, горделиво думая о том, что наличие или отсутствие этого атрибута не имеет значения. Вот если бы она в первых рядах удостоилась звания, другое дело, а быть последней ей не нравилось.
Подтянуться в учёбе галстук не помогал. Из года в год над упрямицей по очереди брали шефство одноклассники, чтобы она не тащила звено вниз по показателям успеваемости. После уроков Люське пытались объяснять пройденный материал, но она мечтательно думала о своём, если рядом сидела девочка. Если же брал на буксир мальчик, то отстающая ученица вместо учёбы рассматривала его лицо и находила в нём много чего интересного. В результате наставники сдавались и просто решали за Люську домашнее задание.
– Всё, Ермакова, ты безнадёжна, – практически в один голос устало твердили они. Пионерский задор и желание сделать доброе дело разбивались о неприступную стену упрямого характера.
– Что поделать… – наигранно вздыхала двоечница и довольно улыбалась в душе. Чего ещё желать, если за тебя сделали все упражнения, заполнили дневник, разукрасили контурную карту и пересказали повесть.
Лишь по двум предметам у неё были пятёрки – по физкультуре и рисованию. От занятий спортом и созданий бессмертных акварельных шедевров она получала настоящее удовольствие. Думать особо не приходилось, всё решали сила, фантазия и желание занять руки делом. Иногда Люська оживала на химии или физике, когда начинались опыты, но лабораторные работы не любила, потому что результаты нужно было оформлять письменно, а это существенно снижало интерес.
Чтобы она не чувствовала себя ненужным балластом, её сразу после принятия в пионеры ввели в состав редколлегии, которая выпускала стенгазеты. Рисовала девочка неплохо, но ещё лучше работала ластиком, стирая строки, начерченные карандашом. Она редко вчитывалась в статьи, но однажды в глаза бросилась знакомая фамилия.
– Значит, я – безответственная, отстающая двоечница? – вспылила она, прочитав заметку «Ох, и сложная это работа – Ермакову тащить из болота». На сочной картинке красовалась тонущая в луже из двоек девочка, а её за руку тащили на сушу несколько пионеров.
– А что, не так? – удивился автор обличительного пасквиля.
– Картинка не та. Это не вы меня, а я вас в пруд тащу. И водичку чернее надо, и двойки пожирнее, а меня пострашнее, чтобы все боялись…
Рисунок тогда исправлять не стали, жизнь сама внесла свои коррективы. Будучи пионеркой, Люська так и осталась чужой среди своих. Она мало кому нравилась. Рослая, худая как жердь, с тонкими тусклыми волосами и сварливым характером девочка вызывала в людях естественное желание обойти её стороной. Но однажды в маленькое сердечко постучалась первая любовь – робкая, хрупкая, похожая на одуванчик, готовый разлететься на сотню пушистых парашютиков от малейшего дуновения ветра.
На демонстрации 7 ноября по случаю Дня Великой Октябрьской социалистической революции предел её мечтаний шёл в знамённой группе впереди школьной колонны сразу за ребятами, которые чеканили шаг с эмблемой в руках. Несмотря на промозглую погоду, юноша был в школьном костюме, белоснежной рубашке, строгом галстуке. Будучи и так немаленького роста, он казался ещё выше за счёт тёмно-синей пилотки и огромного, по мнению Люськи, бархатного алого знамени с жёлтыми кистями и бахромой. Тяжёлое полотнище пыталось взлететь под порывами ветра, но древко надёжно застыло в сильных руках. Девочка мечтала стать одной из двух ассистенток, надеть белые перчатки, нацепить на голову банты и пилотку и дрожать от холода в тонкой форме и белоснежном накрахмаленном фартуке. На деле, она шла со своим классом, закутавшись в осеннее пальто и тёплую шапку, в руках несла портрет пионера-героя. И всё же, несмотря ни на что, она пару раз вздрогнула, забыв про знаменосца, когда школьная колонна замерла перед выходом на площадь.
– На площадь вступает колонна школы номер пять… – неслось оглушительным эхом над людьми. Торжественный голос вызывал слёзы, гордость и комок в горле. – Слава учащимся…
Забыв об упрямстве, Люська кричала, что есть мочи вместе со всеми: «Ура!» и выше поднимала портрет и цветы, сделанные из гофрированной бумаги. Это были мгновения непередаваемого счастья, когда чувствовалось всеобщее ликование. В динамики неслись хвалебные слова в адрес учителей и учеников, перечислялись достижения. Колонна проплывала мимо трибуны, над которой возвышалась скульптура Ленина с вытянутой рукой, указывающей направление к светлому будущему. Рядом с ним люди казались маленькими куклами. Люська ощущала себя частью большой семьи, но ровно до тех пор, пока площадь не осталась позади. За маленьким двухэтажным зданием пряталась грузовая машина с открытым бортом. Проходя мимо, ученики складывали в неё транспаранты и портреты. Красавец знаменосец успел снять пилотку и одеться в пальто и шапку. Он принимал инвентарь вместе с другими комсомольцами.
– Ну, чего застыла, малявка? Давай сюда своего героя, – донёсся до Люськи насмешливый голос.
Она не сразу поняла, что обращаются к ней, потому что смотрела, не отрываясь, в лучистые голубые глаза. Проглянувшее из-за туч солнышко, превратило их в сверкающие кристаллы льда.
– Эй, ребёнок, не задерживай народ! – издевался над ней бархатный голос. Он укутывал в пушистое одеяло и согревал.
Неожиданно из её цепких рук вырвали портрет, и он оказался в общей куче с остальным инвентарём. Люська захлопала ресницами и очнулась. К щекам прилила кровь, и они вспыхнули румянцем.
– Топай домой, козявка.
– Сам – козявка. Меня зовут Людмила, – вспылила она и побежала прочь.
Всю дорогу до дома Люська думала о знаменосце и не могла успокоить бешено бьющееся сердце. Губы расплывались в глупой улыбке. Лишь вечером, забравшись в кровать, она, наконец, посочувствовала своим одноклассникам, чей разум забился романтичными мыслями. Всю ночь ей снились голубые глаза, а наутро она вдруг испугалась идти в школу.
– Люська, завтрак стынет! – позвал грубый окрик матери.
– Иду…
Но скворчащая яичница с ломтиком колбасы не радовала. Девочка ковыряла в ней вилкой и решала сложную задачу, как не попасться на глаза старшекласснику.
– Гляньте-ка, люди добрые, не иначе Люська влюбилась, – захохотала мать.
Язвительные слова пролетели мимо ушей.
– Спасибо, – сказала Люська, и засобиралась в школу.
Теперь она очень хорошо понимала друзей, подсевших на страшный наркотик – любовь. От него сложно отказаться, потому что чем сильнее сопротивляешься чувству, тем оно жарче обжигает, особенно в юности, когда всё незнакомо и разум отключается. Люську спасало упрямство. Вместо того чтобы нравится людям, она превращалась в колючего ежа. Старшеклассник её безумно смущал, приковывал к себе взгляд и вызывал протест обилием подружек, возмущал феноменальной харизмой. Казалось, ему дано слишком много: красота, ум, умение быть душей компании, но чего-то он всё же был лишён.
«Он никого не любит, кроме себя», – неожиданно поняла Люська, наблюдая за ним.
За неделю она узнала о нём больше, чем кто бы то ни был, выучила расписание чужой жизни, прониклась каждым движением, запомнила слова-липучки, которые он вставлял через предложение. Она догадалась, какие девушки его интересуют – стройные, жгучие брюнетки с роскошными длинными волосами. Именно на них мстительная девчонка изливала весь запас выдуманных гадостей: подкладывала червяков в сумки и портфели, вдавливала липкие ириски в волосы, наливала воду в сменную обувь, пачкала пальто и куртки клеем и чернилами. Никому и в голову не приходило, что все проказы – дело рук семиклассницы. По-настоящему грустно ей стало, когда для красавца приблизилась пора последнего звонка. Люська решилась на шалость – добыть на память безделушку, принадлежавшую объекту её пристального внимания. В мае было тепло, и уроки физкультуры проходили на улице. Обычно все вещи сваливались в одну большую кучу под деревом. Улучив момент, когда ученики выпускного класса уйдут вслед за учителем на футбольное поле, она быстро нашла нужную спортивную сумку и от души порылась в ней. Маленькую воровку ждала удача. Она нашла фотографию парня, на которой он позировал рядом с мотоциклом.
– Ему она ни к чему, – решила Люська, забирая чёрно-белый снимок на память.
Целую неделю после кражи, она ждала, что поднимется шум, но красавец вёл себя как обычно. Лишь однажды, когда они пересеклись на перемене в коридоре, он как бы невзначай произнёс:
– Воровать грешно, Люда. Вернёшь старую фотку на место. А это тебе взамен.
В карман её фартука опустилась фотография. Больше они не разговаривали и не встречались в тот день. Люська долго боялась взглянуть на то, что получила в подарок. Лишь, когда осталась в одиночестве, достала снимок из кармана. На нём застыло цветное изображение улыбающегося парня с ясными голубыми глазами и чёрными волосами. На обороте чётким мелким почерком было написано: «Людмиле на память от Владимира». Украденную фотографию она вернула на следующий день. Встретились они потом всего лишь раз. Люська как раз приехала с первой смены пионерского лагеря и пришла посмотреть, как вручают аттестаты. Юноши и девушки напоминали сказочных героев. Красивые костюмы, бальные платья, счастье в глазах и бесконечный смех. Однако ей мерещилось, что, не смотря на радость, в глазах выпускников таились грусть и страх. Вроде бы звучали слова поддержки из уст учителей и родителей, но всё равно в воздухе клубилось напряжение. С Владимиром пришли родители и старший брат, студент юридического факультета института, такой же черноволосый и голубоглазый.
Глава 1. Чужая среди своих
Апрель выдался солнечным. Последний серый снег быстро таял, и всюду проклёвывалась яркая зелёная трава, а на самом припёке ослепительными жёлтыми пятнышками расцветала мать-и-мачеха. Уже хотелось скинуть шапку и бегать по улице в расстёгнутом тонком пальтишке, пока не видит мама. Везде, где только можно, асфальт был расчерчен мелом на классики. На днях Люська обменяла значок с изображением волка и зайца и надписью «Ну, погоди!» на черепок – жестяную круглую коробочку из-под монпансье. От леденцов она бы тоже не отказалась, но заносчивая девчонка-москвичка из второго подъезда, приехавшая на каникулы погостить к бабушке, оказалась несговорчивой. В тот же день заветный черепок был забит песком. Почти везде его называли битком, но в маленьком дворе, терявшемся за грозными старыми казармами, за ним прочно закрепилось прозвище черепок. Тяжёлый, блестящий, с большим красным цветком на крышке он падал точно в нужную клетку и почти сразу замирал на месте. Люська с гордостью скакала на одной ноге, сдвигая черепок, который с шуршанием передвигался в следующую клетку-класс.
– Люсь, дай попробовать, – канючила белобрысая девчонка из соседнего двора. Она с завистью смотрела на блестящий предмет мечтаний и теребила в руках маленькую коробочку от вазелина, которая никогда не попадала в нужное место, а всегда перескакивала дальше.
– Не-а, – довольно улыбнулась Люська, выпрыгивая из «десятого класса» и ощущая радость победы.
– Жадина.
– Завтра дам. Сегодня сама буду прыгать, а завтра тебе дам, – пообещала она в щедром порыве. Жадность не была ей свойственна, но уж очень долго пришлось выпрашивать заветную вещицу.
– Всё равно жадина. Не примут тебя в пионеры, – обиженно крикнула подружка и побежала в свой двор.
Люська пожала плечами и продолжила прыгать в одиночестве, не придав значения брошенным на ветер словам. Но уже через неделю вспомнила о них, когда на общем собрании отряда третьего класса «Б» постановили, что Ермакова Людмила учится из рук вон плохо, в жизни школы не участвует, к светлому будущему не стремится и в день рождения дедушки Ленина ей не повяжут красный галстук. Белобрысая подружка в этот момент ехидно улыбалась.
– Ну, и не надо, – злобно прошипела Люська и выбежала из кабинета, чтобы разреветься в раздевалке.
Казалось, весь мир ополчился против неё. В голове звенели слова торжественного обещания, которое она выучила назубок: «Я, Ермакова Людмила, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза». Целый месяц, стоя перед зеркалом, девочка училась завязывать мамин платок и мечтала о том, как красиво будет смотреться красный галстук рядом с белым кружевным воротником, как сменит надоевшее звание октябрёнка. И вдруг всё рухнуло, покатилось кубарем в глубокий овраг. Вера в справедливость растаяла.
В пионеры Люську всё-таки приняли, но самую последнюю из класса. Своим упрямым поведением она давала понять, что обижена на весь мир. С ней беседовали и председатель совета отряда, и учительница, и старшая пионервожатая, но без особого успеха. Пару раз её вызывали на совет дружины, где собирались самые активные ребята и энергично обсуждали школьную жизнь, планировали мероприятия и серьёзно, по-взрослому осуждали двоечников и хулиганов.
– Предлагаю исключить Петрова из пионеров. Он постоянно обижает девочек, – сурово произнесла похожая на бочонок семиклассница. Форма ей была до того узка, что едва не трещала по швам.
– Что предпринял совет отряда по этому вопросу? – улыбаясь, поинтересовалась старшая пионервожатая, красивая русоволосая девушка. Пионерский галстук смотрелся на её шее как дивное украшение рядом с комсомольским значком.
– Мы… это… – забормотала обвинительница.
– Назначайте дату заседания совета отряда, приглашайте Петрова. Будем решать, что с ним делать.
Люська едва подавила смешок – толстая девочка стояла к ней спиной и были хорошо видны жировые складки и тёмные круги подмышек:
«Наверное, её не замечает. Бедный Петров».
Незаметно пионервожатая перевела разговор на то, что отряд – это большая дружная семья, где все помогают друг другу, стремятся делать добро, и как почётно и ответственно быть пионером. Она произносила слова так проникновенно, что Люська почти поверила и на какое-то мгновение загорелась прекратить забастовку, но когда в её сторону направились суровые осуждающие взгляды, очнулась и сложила руки на груди. На самом деле, она и так не отставала от класса, участвовала во многих мероприятиях. Особенно ей нравилось собирать макулатуру, соревнуясь со всеми подряд. Она норовила пробежать первой по квартирам, при этом с азартом спрашивая у жильцов:
– У вас есть ненужные газеты и журналы?
Кто-то закрывал перед её носом дверь, но по большей части люди приветливо улыбались, глядя на боевую девчонку, и выносили стопку газет, перетянутых шпагатом, будто готовились заранее к нашествию школьников. Пробежав пару подъездов, Люська пыхтела от натуги, волоча «урожай» к школе, где перед крыльцом стояли старшеклассники с безменом в руках. Они взвешивали макулатуру, записывали, кто, сколько принёс, и в отдельную графу, в каком классе учится тот или иной ученик, а потом бросали бумажные стопки в общую кучу. Когда подводились итоги на общешкольной линейке, Люську хвалили, но тут же добавляли, что надо подтянуться в учёбе и вступить в пионеры и этот день настал. Она всё же влилась в дружные ряды, но галстук повязывала с неохотой, горделиво думая о том, что наличие или отсутствие этого атрибута не имеет значения. Вот если бы она в первых рядах удостоилась звания, другое дело, а быть последней ей не нравилось.
Подтянуться в учёбе галстук не помогал. Из года в год над упрямицей по очереди брали шефство одноклассники, чтобы она не тащила звено вниз по показателям успеваемости. После уроков Люське пытались объяснять пройденный материал, но она мечтательно думала о своём, если рядом сидела девочка. Если же брал на буксир мальчик, то отстающая ученица вместо учёбы рассматривала его лицо и находила в нём много чего интересного. В результате наставники сдавались и просто решали за Люську домашнее задание.
– Всё, Ермакова, ты безнадёжна, – практически в один голос устало твердили они. Пионерский задор и желание сделать доброе дело разбивались о неприступную стену упрямого характера.
– Что поделать… – наигранно вздыхала двоечница и довольно улыбалась в душе. Чего ещё желать, если за тебя сделали все упражнения, заполнили дневник, разукрасили контурную карту и пересказали повесть.
Лишь по двум предметам у неё были пятёрки – по физкультуре и рисованию. От занятий спортом и созданий бессмертных акварельных шедевров она получала настоящее удовольствие. Думать особо не приходилось, всё решали сила, фантазия и желание занять руки делом. Иногда Люська оживала на химии или физике, когда начинались опыты, но лабораторные работы не любила, потому что результаты нужно было оформлять письменно, а это существенно снижало интерес.
Чтобы она не чувствовала себя ненужным балластом, её сразу после принятия в пионеры ввели в состав редколлегии, которая выпускала стенгазеты. Рисовала девочка неплохо, но ещё лучше работала ластиком, стирая строки, начерченные карандашом. Она редко вчитывалась в статьи, но однажды в глаза бросилась знакомая фамилия.
– Значит, я – безответственная, отстающая двоечница? – вспылила она, прочитав заметку «Ох, и сложная это работа – Ермакову тащить из болота». На сочной картинке красовалась тонущая в луже из двоек девочка, а её за руку тащили на сушу несколько пионеров.
– А что, не так? – удивился автор обличительного пасквиля.
– Картинка не та. Это не вы меня, а я вас в пруд тащу. И водичку чернее надо, и двойки пожирнее, а меня пострашнее, чтобы все боялись…
Рисунок тогда исправлять не стали, жизнь сама внесла свои коррективы. Будучи пионеркой, Люська так и осталась чужой среди своих. Она мало кому нравилась. Рослая, худая как жердь, с тонкими тусклыми волосами и сварливым характером девочка вызывала в людях естественное желание обойти её стороной. Но однажды в маленькое сердечко постучалась первая любовь – робкая, хрупкая, похожая на одуванчик, готовый разлететься на сотню пушистых парашютиков от малейшего дуновения ветра.
На демонстрации 7 ноября по случаю Дня Великой Октябрьской социалистической революции предел её мечтаний шёл в знамённой группе впереди школьной колонны сразу за ребятами, которые чеканили шаг с эмблемой в руках. Несмотря на промозглую погоду, юноша был в школьном костюме, белоснежной рубашке, строгом галстуке. Будучи и так немаленького роста, он казался ещё выше за счёт тёмно-синей пилотки и огромного, по мнению Люськи, бархатного алого знамени с жёлтыми кистями и бахромой. Тяжёлое полотнище пыталось взлететь под порывами ветра, но древко надёжно застыло в сильных руках. Девочка мечтала стать одной из двух ассистенток, надеть белые перчатки, нацепить на голову банты и пилотку и дрожать от холода в тонкой форме и белоснежном накрахмаленном фартуке. На деле, она шла со своим классом, закутавшись в осеннее пальто и тёплую шапку, в руках несла портрет пионера-героя. И всё же, несмотря ни на что, она пару раз вздрогнула, забыв про знаменосца, когда школьная колонна замерла перед выходом на площадь.
– На площадь вступает колонна школы номер пять… – неслось оглушительным эхом над людьми. Торжественный голос вызывал слёзы, гордость и комок в горле. – Слава учащимся…
Забыв об упрямстве, Люська кричала, что есть мочи вместе со всеми: «Ура!» и выше поднимала портрет и цветы, сделанные из гофрированной бумаги. Это были мгновения непередаваемого счастья, когда чувствовалось всеобщее ликование. В динамики неслись хвалебные слова в адрес учителей и учеников, перечислялись достижения. Колонна проплывала мимо трибуны, над которой возвышалась скульптура Ленина с вытянутой рукой, указывающей направление к светлому будущему. Рядом с ним люди казались маленькими куклами. Люська ощущала себя частью большой семьи, но ровно до тех пор, пока площадь не осталась позади. За маленьким двухэтажным зданием пряталась грузовая машина с открытым бортом. Проходя мимо, ученики складывали в неё транспаранты и портреты. Красавец знаменосец успел снять пилотку и одеться в пальто и шапку. Он принимал инвентарь вместе с другими комсомольцами.
– Ну, чего застыла, малявка? Давай сюда своего героя, – донёсся до Люськи насмешливый голос.
Она не сразу поняла, что обращаются к ней, потому что смотрела, не отрываясь, в лучистые голубые глаза. Проглянувшее из-за туч солнышко, превратило их в сверкающие кристаллы льда.
– Эй, ребёнок, не задерживай народ! – издевался над ней бархатный голос. Он укутывал в пушистое одеяло и согревал.
Неожиданно из её цепких рук вырвали портрет, и он оказался в общей куче с остальным инвентарём. Люська захлопала ресницами и очнулась. К щекам прилила кровь, и они вспыхнули румянцем.
– Топай домой, козявка.
– Сам – козявка. Меня зовут Людмила, – вспылила она и побежала прочь.
Всю дорогу до дома Люська думала о знаменосце и не могла успокоить бешено бьющееся сердце. Губы расплывались в глупой улыбке. Лишь вечером, забравшись в кровать, она, наконец, посочувствовала своим одноклассникам, чей разум забился романтичными мыслями. Всю ночь ей снились голубые глаза, а наутро она вдруг испугалась идти в школу.
– Люська, завтрак стынет! – позвал грубый окрик матери.
– Иду…
Но скворчащая яичница с ломтиком колбасы не радовала. Девочка ковыряла в ней вилкой и решала сложную задачу, как не попасться на глаза старшекласснику.
– Гляньте-ка, люди добрые, не иначе Люська влюбилась, – захохотала мать.
Язвительные слова пролетели мимо ушей.
– Спасибо, – сказала Люська, и засобиралась в школу.
Теперь она очень хорошо понимала друзей, подсевших на страшный наркотик – любовь. От него сложно отказаться, потому что чем сильнее сопротивляешься чувству, тем оно жарче обжигает, особенно в юности, когда всё незнакомо и разум отключается. Люську спасало упрямство. Вместо того чтобы нравится людям, она превращалась в колючего ежа. Старшеклассник её безумно смущал, приковывал к себе взгляд и вызывал протест обилием подружек, возмущал феноменальной харизмой. Казалось, ему дано слишком много: красота, ум, умение быть душей компании, но чего-то он всё же был лишён.
«Он никого не любит, кроме себя», – неожиданно поняла Люська, наблюдая за ним.
За неделю она узнала о нём больше, чем кто бы то ни был, выучила расписание чужой жизни, прониклась каждым движением, запомнила слова-липучки, которые он вставлял через предложение. Она догадалась, какие девушки его интересуют – стройные, жгучие брюнетки с роскошными длинными волосами. Именно на них мстительная девчонка изливала весь запас выдуманных гадостей: подкладывала червяков в сумки и портфели, вдавливала липкие ириски в волосы, наливала воду в сменную обувь, пачкала пальто и куртки клеем и чернилами. Никому и в голову не приходило, что все проказы – дело рук семиклассницы. По-настоящему грустно ей стало, когда для красавца приблизилась пора последнего звонка. Люська решилась на шалость – добыть на память безделушку, принадлежавшую объекту её пристального внимания. В мае было тепло, и уроки физкультуры проходили на улице. Обычно все вещи сваливались в одну большую кучу под деревом. Улучив момент, когда ученики выпускного класса уйдут вслед за учителем на футбольное поле, она быстро нашла нужную спортивную сумку и от души порылась в ней. Маленькую воровку ждала удача. Она нашла фотографию парня, на которой он позировал рядом с мотоциклом.
– Ему она ни к чему, – решила Люська, забирая чёрно-белый снимок на память.
Целую неделю после кражи, она ждала, что поднимется шум, но красавец вёл себя как обычно. Лишь однажды, когда они пересеклись на перемене в коридоре, он как бы невзначай произнёс:
– Воровать грешно, Люда. Вернёшь старую фотку на место. А это тебе взамен.
В карман её фартука опустилась фотография. Больше они не разговаривали и не встречались в тот день. Люська долго боялась взглянуть на то, что получила в подарок. Лишь, когда осталась в одиночестве, достала снимок из кармана. На нём застыло цветное изображение улыбающегося парня с ясными голубыми глазами и чёрными волосами. На обороте чётким мелким почерком было написано: «Людмиле на память от Владимира». Украденную фотографию она вернула на следующий день. Встретились они потом всего лишь раз. Люська как раз приехала с первой смены пионерского лагеря и пришла посмотреть, как вручают аттестаты. Юноши и девушки напоминали сказочных героев. Красивые костюмы, бальные платья, счастье в глазах и бесконечный смех. Однако ей мерещилось, что, не смотря на радость, в глазах выпускников таились грусть и страх. Вроде бы звучали слова поддержки из уст учителей и родителей, но всё равно в воздухе клубилось напряжение. С Владимиром пришли родители и старший брат, студент юридического факультета института, такой же черноволосый и голубоглазый.
