Был у меня в юности тяжелый период, в результате которого я оказалась в незнакомом городе, под мостом, возле железной дороги. Сидела и примеряла на себя судьбу Анны Карениной. Поезда мчались мимо, сотрясая землю, их колеса были громадными. Они могли расплющить монетку до толщины фольги, а уж меня… Нет, наверное, я еще не пришла в полное отчаянье.
- Это моя зона! – раздался голос. По откосу спускался парень с огромной сумкой. Я не поняла, чего он хочет.
Но когда парень натянул перчатки, и раскрыл баул, полный баллончиков, я поняла, что он рисует здесь граффити. Оказывается, места вдоль железной дороги были поделены.
- Я не рисую, - сказала я. – Я вообще не умею рисовать.
- А что ты умеешь?
Я подумала.
- Да ничего, - и неожиданно добавила пискляво и жалобно. – Мне и жить-то негде.
- Да, незадача, - ответил парень довольно равнодушно, перебирая баллончики. – А чего бы ты хотела?
- Я хотела бы уехать далеко-далеко! Всегда ехать, и нигде не останавливаться. И ничего не иметь, чтоб больше никто ничего не смог у меня отнять.
- Странные желания бывают у людей. Ну, ладно! А паспорт-то у тебя есть?
- Есть.
- Это хорошо, а то я терпеть не могу рисовать документы.
Он достал серебристый баллончик, подкинул его, перевернув в воздухе, и стал набрасывать на свободном пятачке силуэт. Вскоре стало ясно, что он рисует крылатую девушку, немного похожую на меня. Он изобразил девушку в момент взлета. Трепетали крылья, покрытые квиточками с надписью «билет».
- Все, - сказал парень. – Готово. Можешь идти на вокзал, и катиться на все четыре стороны.
И он ушел.
Этот чудак отвлек меня от горестных мыслей.
Я достала телефон, чтобы сфотографировать граффити, и обнаружила электронный билет на мое имя в какой-то Цандрыпш. Поезд отходил через пять часов.
Заняться мне было нечем, и я отправилась на вокзал. К моему потрясению, билет оказался настоящим. Через двое суток я спрыгивала с вагонной ступеньки на платформу маленькой станции на берегу моря. Я позавтракала пирожком с вишнями, купленным у местной бабушки, поплавала в море, разглядывая городок на склоне горы и предвкушая, как буду жить в нем, но тут меня неодолимо, до дрожи и тошноты, потянуло к поездам. Паника улеглась, лишь когда к платформе медленно подошел, пыхтя, поезд с алыми полосами поперек «морды». Я посмотрела в телефон – теперь там был билет на станцию Дно.
Я покорилась неодолимой силе, которой невозможно было противиться, как невозможно противиться вагонным колесам, затягивающим упавшего на пути человека.
Я стала жить в поездах, не выбирая куда ехать. На землю я спускалась лишь между пересадками, и земля качалась под ногами. Я объездила всю страну, побывала на юге, на севере, и на востоке, но видела ее только из окна вагона. На карточке у меня всегда оказывалось немного денег, так, чтобы не голодать. Беда, что не везде принимали карточки. Я научилась нравиться хлебосольным пассажирам, и они радушно закармливали меня домашней снедью. Я помогала проводницам, и они платили мне за работу. Один раз я даже украла куртку. Это было на подъезде к холодному северному городу Курульгым.
В дороге люди любят поговорить, я старалась разведать про вечных странниц, таких, как я, но меня просто не понимали.
Я подумывала, не устроиться ли проводницей, чтоб иметь хотя бы постоянный угол в вагоне, но неведомая сила распоряжалась мною, и носила по стране без смысла, без направления, как пушинку чертополоха, попавшую в вихрь летящего поезда.
Однажды я договорилась с казахом, что он увезет меня в степь, подальше от железнодорожных путей. Через пятнадцать минут езды в машине я почувствовала недомогание, потом мне стало по-настоящему плохо, но тут мой шофер вспомнил, что забыл на станции чемодан. Классно, да?! С каким облегчением я вдохнула жирный станционный воздух! Еще немного и бросилась бы целовать паровоз!
Тогда я поняла, в какую ловушку попала. Я возненавидела неведомого художника. Когда-то я думала, что он спас меня, но нет, он лишил меня жизни, развеял ее дымком тепловоза.
И я поклялась отомстить ему. Беда в том, что я не помнила названия того города, где его встретила. Как маньяк, я вглядывалась в лица пассажиров, ища его. Ненависть стала смыслом моей жизни.
Однажды я стояла в тамбуре, и вдруг за грязным стеклом мелькнул тот самый мост с граффити. Я дернула стоп-кран. Это было очень опасно. Но я боялась потерять мост навсегда. С визгом, с воем пошли юзом колеса, заглушая грохот сыпавшихся с полок вещей, лязг сцепов, крики и ругань. Я упала на пол. Двери от толчка распахнулись.
Я спрыгнула и прячась в лесополосе, похромала к мосту.
Серебряная крылатая девушка была на месте, лишь слегка поблекла. Я подобрала камень, хотела сбить ее, стереть навсегда и освободиться, но тут увидела за углом опоры новое граффити. Парень изобразил сам себя. Он протягивал девушке руку, и столько любви было в этом жесте и в нарисованных глазах, что я бросила камень, вытерла ладонь о траву, села и стала ждать своего врага.
Ведь должен же он прийти?
- Это моя зона! – раздался голос. По откосу спускался парень с огромной сумкой. Я не поняла, чего он хочет.
Но когда парень натянул перчатки, и раскрыл баул, полный баллончиков, я поняла, что он рисует здесь граффити. Оказывается, места вдоль железной дороги были поделены.
- Я не рисую, - сказала я. – Я вообще не умею рисовать.
- А что ты умеешь?
Я подумала.
- Да ничего, - и неожиданно добавила пискляво и жалобно. – Мне и жить-то негде.
- Да, незадача, - ответил парень довольно равнодушно, перебирая баллончики. – А чего бы ты хотела?
- Я хотела бы уехать далеко-далеко! Всегда ехать, и нигде не останавливаться. И ничего не иметь, чтоб больше никто ничего не смог у меня отнять.
- Странные желания бывают у людей. Ну, ладно! А паспорт-то у тебя есть?
- Есть.
- Это хорошо, а то я терпеть не могу рисовать документы.
Он достал серебристый баллончик, подкинул его, перевернув в воздухе, и стал набрасывать на свободном пятачке силуэт. Вскоре стало ясно, что он рисует крылатую девушку, немного похожую на меня. Он изобразил девушку в момент взлета. Трепетали крылья, покрытые квиточками с надписью «билет».
- Все, - сказал парень. – Готово. Можешь идти на вокзал, и катиться на все четыре стороны.
И он ушел.
Этот чудак отвлек меня от горестных мыслей.
Я достала телефон, чтобы сфотографировать граффити, и обнаружила электронный билет на мое имя в какой-то Цандрыпш. Поезд отходил через пять часов.
Заняться мне было нечем, и я отправилась на вокзал. К моему потрясению, билет оказался настоящим. Через двое суток я спрыгивала с вагонной ступеньки на платформу маленькой станции на берегу моря. Я позавтракала пирожком с вишнями, купленным у местной бабушки, поплавала в море, разглядывая городок на склоне горы и предвкушая, как буду жить в нем, но тут меня неодолимо, до дрожи и тошноты, потянуло к поездам. Паника улеглась, лишь когда к платформе медленно подошел, пыхтя, поезд с алыми полосами поперек «морды». Я посмотрела в телефон – теперь там был билет на станцию Дно.
Я покорилась неодолимой силе, которой невозможно было противиться, как невозможно противиться вагонным колесам, затягивающим упавшего на пути человека.
Я стала жить в поездах, не выбирая куда ехать. На землю я спускалась лишь между пересадками, и земля качалась под ногами. Я объездила всю страну, побывала на юге, на севере, и на востоке, но видела ее только из окна вагона. На карточке у меня всегда оказывалось немного денег, так, чтобы не голодать. Беда, что не везде принимали карточки. Я научилась нравиться хлебосольным пассажирам, и они радушно закармливали меня домашней снедью. Я помогала проводницам, и они платили мне за работу. Один раз я даже украла куртку. Это было на подъезде к холодному северному городу Курульгым.
В дороге люди любят поговорить, я старалась разведать про вечных странниц, таких, как я, но меня просто не понимали.
Я подумывала, не устроиться ли проводницей, чтоб иметь хотя бы постоянный угол в вагоне, но неведомая сила распоряжалась мною, и носила по стране без смысла, без направления, как пушинку чертополоха, попавшую в вихрь летящего поезда.
Однажды я договорилась с казахом, что он увезет меня в степь, подальше от железнодорожных путей. Через пятнадцать минут езды в машине я почувствовала недомогание, потом мне стало по-настоящему плохо, но тут мой шофер вспомнил, что забыл на станции чемодан. Классно, да?! С каким облегчением я вдохнула жирный станционный воздух! Еще немного и бросилась бы целовать паровоз!
Тогда я поняла, в какую ловушку попала. Я возненавидела неведомого художника. Когда-то я думала, что он спас меня, но нет, он лишил меня жизни, развеял ее дымком тепловоза.
И я поклялась отомстить ему. Беда в том, что я не помнила названия того города, где его встретила. Как маньяк, я вглядывалась в лица пассажиров, ища его. Ненависть стала смыслом моей жизни.
Однажды я стояла в тамбуре, и вдруг за грязным стеклом мелькнул тот самый мост с граффити. Я дернула стоп-кран. Это было очень опасно. Но я боялась потерять мост навсегда. С визгом, с воем пошли юзом колеса, заглушая грохот сыпавшихся с полок вещей, лязг сцепов, крики и ругань. Я упала на пол. Двери от толчка распахнулись.
Я спрыгнула и прячась в лесополосе, похромала к мосту.
Серебряная крылатая девушка была на месте, лишь слегка поблекла. Я подобрала камень, хотела сбить ее, стереть навсегда и освободиться, но тут увидела за углом опоры новое граффити. Парень изобразил сам себя. Он протягивал девушке руку, и столько любви было в этом жесте и в нарисованных глазах, что я бросила камень, вытерла ладонь о траву, села и стала ждать своего врага.
Ведь должен же он прийти?
